Все обещало мне ее

— Ты можешь отвезти меня туда снова? — попросила она его через неделю после их первой утренней поездки. — Ты ебнулась? — рассердился он. — Я и так рискую, что общаюсь с тобой сейчас… Если Майки узнает… — Ты его боишься, я понимаю, — прошептала она. — Но мне очень нужно туда. Я хочу поехать туда. Пожалуйста. Если бы она попробовала шантажировать его или угрожать ему, Санзу бы сказал ей что-то гадкое и грязное, но когда Такемичи просила, он не мог найти слов. Было что-то в этом… Что-то детское, невинное… Что-то, чего не было в самом Санзу, конечно же. Что-то, от чего ему самому становилось тошно на самом деле. — Я не собираюсь больше связываться с тобой, дура, — буркнул он. — Для меня это опасно. Майки сказал Какуче, что убьет его, только потому что тот переживал за твое здоровье, если он узнает, что я отвозил тебя на пирс, он убьет нас обоих. — Прости, пожалуйста, — шепнула она. — Я не подумала. Прости. Ты, конечно же, прав. Не стоит больше. Она стояла в темном коридоре, где они столкнулись, сложив руки на груди, крошечная, тоненькая, бледная, как обычно. Уродливые лиловые следы на ее шее и груди уже отцвели свое, но она выглядела болезненной и уставшей. Майки все-таки снова сломал ей ребро неделю назад, и ей приходилось ездить к врачу, чтобы не ложиться в больницу. Это было вынужденной мерой, и она очень страдала. — Он тебя ударил? — спросил Санзу. — То есть… Снова ударил? — Нет, — покачала она головой. — Сегодня он уснул так быстро. Она кивнула в сторону плотно закрытой двери своей спальни, осторожно посмотрев в сторону. — Он неважно себя чувствует, — сказала она. — Во сне что-то бормочет… И он постоянно беспокоится о чем-то. Поэтому он просто… Ну не бьет меня, но… Она стыдливо запахнулась в растянутую кофту, и Санзу стало неловко. Он слышал час назад, как тряслась кровать в их комнате, когда они с Раном проходили мимо, и Ран не упустил возможности пошутить пошло и грязно. Самому Санзу шутить не хотелось. Теперь все, что касалось Такемичи, напоминало ему о его главной ошибке, и он беспокоился о последствиях. — А зачем тебе на пирс? — спросил он. — Что-то нужно купить? Или ты решила сбежать? — Я не могу сбежать, — шепнула она. — Он найдет моих родственников. Он убьет их, и тебя убьет, если я сбегу на твоей машине. Я так не поступлю с вами. — Тогда что? — Я даже утопиться не могу, — неловко пошутила она. — Он меня и там найдет, я точно знаю. Просто… Иногда мне хочется выехать отсюда… Подышать воздухом, увидеть людей… Хотя бы что-то… Это здание, сад и его клубы, да и еще летний дом. Это все, что я вижу. Мне не нравится. — Ну попроси его куда-нибудь съездить… — предложил Санзу. — Он тебе купит какой-нибудь курорт в Каруизаве, если только ты намекнешь, что любишь природу. — Я не хочу быть там с ним… Санзу-кун, ты же понимаешь… Я хочу побыть одной. — Тогда зачем просишь меня? — спросил он недовольно. — Потому что ты мой друг… — сказала она, помолчав. Они оба молча смотрели друг на друга — Санзу изучал ее бледное лицо, не понимая, неужели она сошла с ума, а Такемичи улыбалась в никуда. — Я тебе не друг, дура, — сказал он. — Друг, конечно, — улыбнулась она. — Иначе давным-давно бы все рассказал ему. Или Рану. Ран меня ненавидит, я думаю. Он бы с радостью от меня избавился, но не может. Иногда я чувствую его взгляд, в нем столько презрения и ненависти… — Почему? — Санзу вспомнил обходительного Рана, который не забывал подставить девушке стул или подать стакан. — Потому что со мной ему проще контролировать Майки, вот и все… — Такемичи развела руками. — А Какуче очень добрый… И Такеоми-сан тоже. Он купил мне одежду в прошлый раз. Майки тогда разорвал все мои рубашки, а мою обувь… — Я помню… — у Санзу свежи еще были воспоминания последнего срыва его босса. Он смотрел на Такемичи и думал, что уже давно не находит в душе ненависти к этой девочке, не испытывает презрения или страха. После того, что было между ними, он словно разрушил стену между ними, она будто бы стала родной и близкой, и ее проблемы внезапно стали важными для него. Как бы он вел себя на ее месте? Смог бы он жить в вечном страхе и боли? Наверное, женщины сильнее мужчин, потому что Санзу точно бы сошел с ума, если бы его то насиловали, то били… — Я попробую что-нибудь придумать, — сказал он. — Я не знаю, когда именно получится, но, по крайней мере, я попробую. — Спасибо… — девушка просияла лицом, на ее бледных губах расцвела улыбка. — Ты очень добрый, Санзу. Спасибо. — Не за что пока меня благодарить… — сказал он. — Возвращайся к нему, он тебя скоро искать начнет. — Ты прав, конечно, — Такемичи кивнула, пошла в сторону комнаты, а потом обернулась, внимательно посмотрев на Санзу. — Я пекла сегодня печенье, — вдруг сказала она. — Майки такое не ест, а Какуче и Риндо попробовали, им понравилось. Я отложила для тебя на кухне в большом ящике. Попробуй. Они с орехами. — Почему? — неловко спросил он, не понимая до конца, к чему она клонит. — Почему мне? Я не просил… — Потому что ты мой друг, конечно, и потому что ты говорил, что любишь домашнее печенье… — улыбнулась она еще раз. — Спасибо, Санзу. Спасибо тебе. — Не должна ты благодарить меня… — пробормотал он, когда Такемичи уже скрылась за дверями своей комнаты. — Я ничего не сделал… Я, наоборот, должен извиняться, я… Час спустя на темной кухне Санзу снова глушил свои таблетки под сладковатый запах сигареты, заедая свое одиночество домашним печеньем. Оно было вкусным. И свежим. и — он мог поклясться — пахло ее руками. Это точно. *** Он иногда смотрел на Такемичи со стороны и ему казалось — он был почти уверен — что по-своему все немного влюблены в нее. Это словно было нормой, как будто бы в этом не стоит сомневаться. Не только потому что она была красавицей — в этом не было сомнений, но и потому, что они привыкли повторять за Майки. Больной на голову и несдержанный, он был настоящим лидером. Если он говорил им идти, они шли, говорил им плыть, они плыли. Они на самом деле ловили каждый его вздох, и жизнь были готовы отдать, если бы он приказал. А он выбрал из сотен тысяч женщин ее. И им пришлось смириться с этим. Санзу как-то спросил у брата, как у самого старшего, почему Майки притащил эту студентку с вечно испуганными глазами, и Такеоми рассказал, что когда-то в детстве Майки и Такемичи дружили. Тогда она была смелее, чем Майки, совсем ничего не боялась. Была открытой и честной, словно у нее все всегда получалось. И, возможно, тогда она и запала ему в душу, чтобы он вспомнил ее спустя столько лет, выкрал и держал под замком, чтобы насиловать и бить. — Она, наверное, что-то сделала ему… — сказал Санзу. — Ну… Изменила или обманула. — Нет, — Такеоми покачал головой. — Они вообще не встречались никогда. Они просто дружили вроде бы… Ну или просто общались, не знаю. — Но зачем тогда он наказывает ее? — Потому что любит… — Такеоми поднял палец вверх. — Это такая форма любви. Странная — да, но настоящая. — Она скоро умрет от такой любви, — хмыкнул Санзу. — Боже упаси, чтобы тебя так любили. Мне похер, конечно, но он бьет ее с такой силой, что там любовью и не пахнет. — Майки плохо себя контролирует, идиот, — старший брат сделал строгое лицо. — И он не умеет по-другому. И если он узнает, что ты так говоришь… То он и тебя убьет. — Дело не во мне, — Санзу качал головой. — Но если она не была с ним и ничего ему не делала, тогда почему он ее выбрал? Ведь есть бабы красивее ее, умнее, хитрее, в конце концов… — Потому что в память она ему впилась, — Такеоми улыбнулся. — Все помнят свою первую любовь, ну или одну из первых. Для Майки это Такемичи-чан. Она красивая, добрая, он говорил, что раньше она часто его выручала. Но, возможно, все кончилось бы раньше, если бы она просто отдалась ему или поддалась на его уговоры. Но она ему отказала… И вот теперь он решил привязать ее к себе навсегда. Такемичи сказала ему то же самое, когда он всеми правдами и неправдами вывез ее к морю во второй раз. Поздно ночью, когда все спали, обдолбанные образцами нового товара, который привез им для пробы Ран. Санзу вдруг вспомнил, что все-таки обещал ей придумать что-то, а она так удобно ушла спать во флигель, потому что Майки разрушил всю ее комнату и притащил туда танцовщиц из клуба Рана. — Все кончилось бы раньше, — сказала она слова Такеоми. — Просто… Я сказала то, что ранило его. — Что он гей или импотент? — наобум придумал Санзу. — Я сказала, что не люблю его, — Такемичи обняла худые свои колени, посмотрела на море и улыбнулась. — Я соврала, конечно… Я просто испугалась. Он чуть целый видеопрокат не разрушил, когда притащил меня, плюс он так на меня кричал. — То есть ты его любишь? — Я люблю его… Наверное, да, люблю, но как друга… — Такемичи грустно улыбнулась. — Потому что для меня он все тот же Сано Манджиро… Обычный добрый паренек. У него друг был Кен-кун… Может, ты его помнишь? — Помню, — скривился Санзу. — Вот так и помню, — честно призналась она. — Они приходили за мной в школу, мы шли домой вместе. Я дружила с его сестрой, Эммой. Они были милые ребята, но в моем классе все их боялись. Их считали хулиганами, но я лично не видела от них ничего плохого. Кен-кун был очень правильный… Он защищал нас с Эммой. И водил нас на аттракционы. Она замолчала, глаза ее предательски заблестели в темноте, и Санзу вдруг почувствовал себя полным идиотом. Он отлично знал, что и Дракена, и Эммы давно нет в живых, и ему казалось полной глупостью говорить об этом вслух. Наверное, ей тоже. — Он ее любил, — прошептала она. — Но не мог признаться. А она призналась постоянно, и это стало какой-то игрой. Когда мы закончили школу, он пришел ко мне и попросил помощи, как сказать Эмме, что он ее любит. Я придумала план, мы купили ей подарок. А потом она умерла. Ее убили в драке на улице случайно. И он тоже умер. Мне тогда казалось, что Майки сломается. То есть… Он и сломался тогда… — Я был с ним. И брат мой был. Он сейчас на вершине успеха, так что… — Разве это успех? — тихо спросила она. — Он полностью теряет себя. Он никогда не был таким жестоким, таким злым. Я не узнала его, когда увидела в видеопрокате, а потом так обрадовалась, но только он открыл рот, я сразу поняла, что он больше не тот Майки. — А что он сказал тебе? — Пошли выпьем или что-то такое. А когда я отказалась, он схватил меня, швырнул на плечо и затолкал в машину. А потом привез в тот дом… Санзу вспомнил, как сильно она кричала в тот день, тогда она еще умела кричать, как жестоко избил ее Майки, что даже чувствительный Риндо не выдержал. Он сам тогда подумал, что Такемичи умрет, но она выжила. Она живучая оказалась. — Он порвал мою одежду, избил меня, изнасиловал, а потом сказал, что это отныне моя жизнь, — спокойно сказала она, как будто бы это было не с ней. Я пролежала на полу часа полтора, потом туда зашел Какуче-сан, он помог мне умыться и вызвал мне врача. А когда я сбежала, Майки сжег мой дом. Запугал моих друзей. Забрал мои документы из института. И запер меня в подвале. Он вроде бы и клеймо хотел мне поставить, чтобы неповадно было, меня тогда спас твой брат. Сказал, что это испортит мою кожу, и Майки оставил эту мысль. Представь — я была бы с клеймом, как домашний скот. Она тихо засмеялась, как больной человек, и Санзу стало плохо. Он отлично помнил, что именно Майки делал с Такемичи, потому что Такеоми его брат, а именно Такеоми и иногда Рану приходилось придумывать, как выйти из очередной сложной ситуации, когда у врачей или полиции появляются вопросы к Майки. — Как скот, — повторил он за ней. — И что? — буря эмоций проснулась в его груди, заставив уставшее от наркотиков и алкоголя сердце биться отчаянно, — Ты никогда не хотела ему отомстить или убить его? Или сбежать? — Хотела, — ответила она ему, не успев подумать. — Я хотела умереть. В начале. Очень надеялась, что он перестарается и убьет меня. Но потом он сказал — если я умру, он убьет и себя, и тогда я подумала, что не могу подвести его снова. Он неплохой человек… Ну если говорить честно. Не хочу я, чтобы он умер. Он и так лишился Эммы-чан. И Кен-куна. И брата. И деда. Я, конечно, не его семья, но если я умру, ему будет больно. Не хочу я так. — Дура… — Я знаю. Дура, да… — она спрятала ледяные ладони между колен. — Поедем обратно? Я хочу вызвать уборку и мастеров пораньше с утра. Он все равно поедет в офис, а моя спальня теперь просто куча мусора. Вечером он забудет о том, что натворил, и будет зол, и тогда… — Тогда он сорвет злобу на тебе. — Именно… Она пошла к машине, оборачиваясь на Санзу — идет он или нет, и Санзу вдруг поймал себя на мысли, что когда он так говорит с этой маленькой дурочкой, ему просто и легко, как будто бы он с Майки говорит, но не с нынешним, а с Майки его детства. Его другом Майки. — Ты похожа на мою сестру, — буркнул он, когда сел за руль. — Она тоже глупая. Но тоже беспокоится о Майки. Они в детстве иногда виделись, и она все переживает за него. Не за меня или Такеоми — за него. — Влюблена в него? — Нет, просто говорит, что если с ним все будет хорошо, то с ее братьями тоже. Но она не такая… Она учится… Умная она у меня. — Слава богу… — вырвалось у Такемичи. — Пусть хоть у кого-то из вас все будет хорошо. Всю дорогу до дома Санзу думал о том, что именно она имела в виду под этими словами, но спросить об этом так и не решился. *** Если Ран и ненавидел Такемичи, то не Риндо точно. Санзу заметил случайно, хотя, видимо, мог заметить раньше, вот только сейчас он впервые всматривался в нее, как в человека, и многое сразу стало ясным, почти прозрачным. Риндо всегда оказывался возле нее, когда затевалась драка. Он оттеснял ее назад, прятал за спину, всегда готов был спрятать ее в машине. Риндо приносил ей маленькие мелочи, слишком ничтожные, чтобы Майки заподозрил неладное, но нужные, жизненно необходимые ей — лекарства, предметы гигиены, иногда книги. Риндо защищал ее от брата, когда тот пользовался Такемичи, как жертвой, кидая ее на злого Майки, чтобы тот сорвал злость на ней, а не на них. И Риндо никогда не обсуждал Такемичи с ними, но всегда внимательно слушал, что они говорят о ней. Санзу спросил у нее как-то, какие у нее отношения с Риндо, и она удивленно посмотрела на него, а потом смутилась — дура… — Никаких, — честно сказала она. — А какие должны быть? Он добрый… Как твой брат добрый, как ты… Но Риндо не был таким, как Санзу, и это было яснее ясного. Санзу мог только удивляться теперь, почему другие ничего не замечают. Он застал их однажды в клубе, когда они праздновали что-то с новыми поставщиками. Она приехала позже, ее заставил Ран, потому что Майки начал буянить, и ее вытащили из постели и буквально завели в грязный вонючий клуб, где пахло выпивкой и сигаретами, а люди трахались в темных коридорах. Санзу в какой-то момент потерял ее из виду и решил найти от греха подальше — вдруг Майки начнет ее искать. — Прости брата… Он не подумал, — говорил ей Риндо, склоняясь над ней. — Ты уже спала. — Ничего, ничего, — тихо отвечала она. — Все равно он бы разбудил меня, когда приехал. И у меня бессонница. — Я знаю. — Я знаю, что ты знаешь. Она подняла голову и улыбнулась Риндо — ему, Санзу, тоже так улыбалась, и это больно кольнуло его. — Я не хотел, чтобы ты была тут, — сказал тот. — Тебе тут не место. — Ты прав. — Брат иногда использует тебя. Я поговорю с ним. Ты и так берешь на себя огонь. — У меня нет выбора. И Ран-сан… Он не специально так делает. — Вот именно — специально. Но ты не игрушка. Я поговорю с ним. — Ты очень добр ко мне… — Такемичи кивнула. — Но если он поймет… — Ты подумала над моим предложением? — Риндо понизил голос. — Подумала? Нет? Подумай. Я могу помочь. — Я вряд ли решусь на это… И тебе влетит… — Я все сделаю правильно. — Он узнает… — Если брат и Санзу не поймут, то не узнает… — Но он убьет нас обоих, если не получится. — Я не боюсь. У меня есть пути к отступлению. — А у меня нет… — бесхитростно сказала она. — Ничего у меня нет. Риндо вдруг накрыл ее руку своей и сжал ее — Санзу вдруг почувствовал, как в груди не хватает воздуха от возмущения. — Я на твоей стороне, — сказал он. Выпустил ее руку и обернулся — и заметил Санзу. — Подожду тебя тут, — сказал он. — Ты хотела в уборную, не так ли? — Да… — Такемичи запоздало посмотрела вниз и юркнула в темную дверь. Риндо остался стоять у стены, с вызовом сложив руки на груди. — Ты что? — спросил Санзу. — Клеишь девку босса? — Я ее защищаю от придурков обдолбанных, таких, как ты… — сказал тот. — Иди, Санзу, куда шел, туда и иди. — Он если поймет, что ты ее клеишь… — Я ее не клею, тупая ты скотина… — Риндо даже ругался спокойно, красиво, как учитель литературы какой-нибудь. — Я слежу за ней. Брат попросил. — Брат твой скотина. — С этим соглашусь, — улыбнулся Риндо. — Сам ее проводишь обратно? Тогда я пойду. У меня и так работы много. В отличие от некоторых… — Иди работай, — кивнул Санзу. Он вдруг почувствовал в себе неутолимое желание двинуть Риндо по самодовольной морде, но остерегся это делать, по крайней мере, пока он не узнает, что именно тот предлагал Такемичи. Или как он это делал… — Ты дура, — выпалил он ей в лицо, когда она вышла из туалета, озираясь. — Майки тебя убьет, когда узнает… Его брат первым с радостью сдаст тебя, неужели ты не понимаешь? — О чем ты, Санзу-кун? — Такемичи подняла голубые глаза, — Риндо просто заботится обо мне. Помогает… Также как и ты, как другие… — У него забота на лице написана. И мотивы его. Неужели ты думаешь, что он просто так все это проворачивает? Неужели, а? — А какие у него мотивы? Я же ничего не могу ему дать. — Ну что-то ты дать точно сможешь… — Не говори так, пожалуйста… — попросила она. — Он предложил мне помощь, и я очень хочу ее принять. Он подумал обо мне, потому что он добрый. И ему жаль меня. — Что он тебе предложил? — Я не могу сказать, я обещала. — Говори. — Я не могу. — Говори ты… Гребаная ты сучка! Он тебе сбежать предложил, да? Говори! — Нет конечно, — испугалась она, спрятав лицо в руках. — Он не стал бы мне это предлагать, он не такой человек. К тому же если Майки узнает… — Тебя это особо раньше не волновало, видимо. — Он о другом мне сказал. Но что именно я не могу сказать… Я обещала. Но это не побег. И ничего плохого. — Он тебе априори хорошего ничего не мог предложить. Он хитрый лис. Его рожа самодовольная лоснится, когда он тебя видит. — Это не так. — А как? Трахнуть тебя хочет, что тут непонятного. А ты, как последняя шлюха, радуешься, хвост распустила… Такемичи рассердилась — в воздухе зазвенело — рука ее поднялась и отвесила Санзу звонкую пощечину. Он не ожидал, замер удивленно, всматриваясь в лицо девушке, такое красивое и нежное. И вдруг понял, почему так сильно злится на Такемичи за ее легкомыслие. Да ведь он ревнует… Просто ревнует ее. Потому что раньше тайное общение с ней и помощь были ее прерогативой. А теперь это стало и чужой тайной, и от этого ему не по себе, его тошнит и раздражает. — Прости… — сказала она, глядя на алый след на его щеке. — Но ты обидел меня. Я не заслуживаю таких слов. — Я могу выдать вас Майки. Пусть он разберется. — Можешь, — согласилась она. — Но ты не будешь. Ты не такой человек. Ты хороший. И я тебе доверяю, очень доверяю. И люблю тебя, Санзу. Я люблю тебя, ты мой друг. Она несла чушь, но от ее слов внутри у Санзу распустился холодный комок, стало тепло и спокойно. Он вдруг понял, что Риндо никогда не вызывал у нее таких эмоций и не вызовет никогда. Риндо может предлагать миллионы вариантов, а он, Санзу, отвезет ее к морю. И это будет их секрет, ничей больше. — Он хочет помочь мне увидеться с моей семьей, — прошептала она. — Я плакала… Он увидел. И решил помочь. Просто он добрый. Не такой, как Ран-кун. Ему меня жаль. Я не видела маму и папу давно. И бабушку. Они боятся мне звонить или писать, Майки ведь все мои вещи забрал из дома. Но я так давно их не видела. Это все. Пожалуйста, не рассказывай никому. И не волнуйся. Ничего страшного не произойдет. Она прижала его ладонь к своим губам, улыбнулась, и Санзу стало легче. Он насупился, опустил глаза, а внутри что-то задрожало и остановилось, и он захотел обнять эту дурочку — и больше никогда не видеть ее вообще. — Не доверяй ему, — попросил он. — Он не так прост, этот Риндо. — Хорошо, — кивнула она. — А ты не ссорься с ним, пожалуйста. Он неплохой человек. И он тоже помогает. Как и ты. Но ты мой друг. Я тебе верю. Она кивнула ему и тихонько ушла в коридор, а ее слова остались с Санзу. Он запомнил их и никогда больше не забывал.