Определение искусства

Отвратительно вспоминать прошлое, столь бередящее душу. Оно подобно кошке, которая не на секунду не прекращает скрести одно и то же место, не давая ему зажить. Еще более омерзительно, когда тебя пихают в него совершенно незнакомые люди. Из раза в раз чужаки напоминаю о том, что ты так упорно пытаешься забыть, хотя оно никак не касается их. Что уж говорить, если столь греховное, постыдное прошлое принадлежит далеко не тебе, а дальнему родственнику. Эрих Дайс прочувствовал это на своей шкуре с самого детства. Дед Эриха являлся далеко не обычным человеком. Альберт Тишбейн имеет весьма необычную славу, которую бы Эрих предпочел стереть со всех учебников, газет и страниц в интернете. Однако, как известно, если хотя бы один человек помнит, из этого можно сотворить историю. Альберт Тишбейн олицетворял эту историю и забывать его никто не собирался. Слишком большой след тот оставил в памяти человечества. В определенных кругах господин Тишбейн был известен, как богоподобный оратор. Человек, которого единожды заметив, невозможно забыть и не восхититься столь уникальной и экспрессивной личностью. Харизма, впечатляющая статная внешность истинного немца и древний род, которым можно было бы гордиться любому. В Альберте собралось столько качеств, столько амбиций и скрытых талантов, что ни один искусствовед не с силах объединить их в цельную биографию. Однако история навсегда запомнит не отличающие черты этого человека, а только постыдное пятно в его жизни — политические взгляды Альберта Тишбейна. Известный человек времен нацисткой Германии не мог быть иных взглядов. Тишбейн являлся идеальным нацистом. Он обладал всеми качествами: от идей о культурном превосходстве до расового антисемитизма, от веры в священную кровь до чистой воды ксенофобии. Сторонники уважали и любили его, как одного из своих товарищей, человека их круга и просто, как семью. Они восхищались Альбертом, будто он был воплощением человека, к которому каждый должен стремиться. Тишбейн видел это и, безусловно, это ласкало его раздутую гордость. Во время Второй Мировой этот человек построил прекрасную карьеру в Германии, пока режиму не пришел крах. Однако до этого времени он успел оставить большой след в истории. Будучи заведующим одного из небольших, но весьма успешных концлагерей, имя Альберта Тишбейна отпечаталось в памяти тысяч евреев, славян и цыган, как образ нетерпеливого садиста без толики жалости и разумности. Сотни нечеловеческих экспериментов, попытки скрещивания людей с животными, антисанитарные пересадки органов, попытки создать из «второсортного» человека истинного арийца, обряды, приправленные иррациональной мистикой — что только не вершилось в стенах концлагеря Тишбейна. Стоило лишь пронестись имени Альберта в округе, как половина падала ниц, молясь, чтобы этот человек их не заметил, а вторые скандировали его имя, с сияющими глазами восхищаясь его идеями, вскидывая руки вверх. В то же время у Тишбейна была и другая сторона. Более мягкая, творческая. Мужчина являлся одаренным художником. Каждая картина из-под его руки продавалась по высшей цене. Каждый состоятельный немец должен был иметь в доме хотя бы одно полотно Альберта Тишбейна, чтобы похвастаться перед другими. Чем же было столь уникально творчество Тишбейна? Неужели все покупали картины лишь потому, что художником был сам Тишбейн — их верный друг и последователь общих идей, почитаемый многими? Нет, нет и еще раз нет. Как известно, нацисты ценили истинное искусство, а то, что выходило из-под кисти господина Тишбейна было ничем иным, как им. Каждая картина имела не просто уникальную для той поры цветовую гамму, но и необозримую уникальность. Смотря на них, ты будто оказывался внутри, ярко ощущая гнетущесть или восторженность от изображенного действия. Именно в тематике картин и заключалась неповторимая сквозь года оригинальность картин кисти Альберта Тишбейна. Каждое полотно будто рассказывало о жизни нацистов. Ученые-историки изучали едва ли не каждую нарисованную деталь, ведь именно благодаря работам Тишбейна удалось узнать множество деталей того, что было скрыто от обычного заурядного жителя нацисткой Германии. Обряды оккультизма, эзотерика, арманизм — все то, что так упорно пытались скрыть высшие чина Рейха, не подпуская непосвященных. Все то, что хранилось в библиотеках под грифом «секретно» даже спустя столько лет после войны. Творчество Альберта Тишбейна являлось кладезем знаний не только для ученых, но и для ценителей живописи. Каждый, кто был мало-мальски знаком с современным искусством не мог не знать фамилию Тишбейн. Художник-нацист. Человек, убивший тысячи, но принесший в мир десятки работ достойных собственного отдела в Лувре. Вот кем был дед Эриха Дайса. Человек, из-за прошлого которого. парень не мог убежать даже после его смерти. То, что парню хотелось бы забыть, но то, что преследовало его, куда бы тот не пошел. Дурная, но звездная слава его деда. Откинув длинную, крашенную в черный, челку, парень посмотрел на вывеску перед собой, глубоко вздохнул и потянулся к огромной деревянной двери. Подойдя к ресепшену, Эрих натянулся приветственную улыбку и назвал свое имя. Консультантка учтиво известила по телефону о его визите и попросила подождать. Девушка за стойкой продолжила обслуживать других клиентов банка, не переставая бросать в Эриха игривые взгляды. В конце-концов парень отвернулся и еще сильнее вжался в стену, пытаясь повторить себе зачем он здесь. Он десятки раз был в подобных старых банках, десятки раз также стоял в ожидании пришедшего и десятки раз также пытался натянуть на себя шарф повыше, чтобы никто посторонний не глазел. Вся его жизнь благодаря Альберту Тишбейну, его деду, превратилась в сплошное дежавю. И года спокойно не проходило, чтобы ему в дверь не ломились с приглашением в эти старые, пыльные, но безусловно богатые швейцарские банки. Место, где он всегда считал себя белой вороной, никак не вливающейся в толпу. Не прошло и пяти минут, как с лифта многоэтажного здания, явился тот, кого он ждал. — Извините за ожидание, мистер Дайс. Седовласый мужчина попытался отдышаться, придерживаясь за больное колено. Эрих подумал, что должно быть тот и правда спешил. Старик учтиво склонил голову, словно они не жили в двадцать первом веке, и перед ним не стоял парень на сорок лет младше. — Мое имя — Флавио Фишер. Приятно познакомиться с внуком господина Тишбейна. Мы так долго вас искали! Фишер приветственно пожал руку парню, не переставая рассматривать того. Если бы не преклонный возраст мужчины, Эрих бы, как сотни раз делал, попросил того не пялится ему в лицо. Если бы не возраст мистера Фишера, он был развернулся и ушел, навсегда позабыв об этом месте. — Вы так похожи на деда! Просто поразительное сходство! — старик изумленно хлопнул в ладоши. Эрих едва ли сумел подавить в себе желание закатить глаза. Он прекрасно понимал, на что намекает мужчина. Единственный портрет, вышедший из-под руки Альберта Тишбейна — его собственный автопортрет. Художник изобразил себя тридцатилетнего на фоне родового поместья в Берлине. Те, кто хоть раз видели тот автопортрет, всегда говорили Эриху о его невероятной схожести с дедом. Особенно сейчас, когда парню было двадцать семь и даже небольшая морщинка на лбу от постоянной хмурости в точности совпадала с дедовой. Никто не знал, как сильно Эрих Дайс ненавидит свою внешность благодаря этому сравнению. Еще будучи вспыльчивым подростком, он начал красить волосы в едкий черный для того, чтобы перекрыть цвет, доставшийся ему от деда — яркий неповторимый цвет пшеницы. Ненавистный светло-русый. Прошло столько лет, а он не изменяя своим старым привычкам, раз в несколько месяцев продолжает закрашивать темные отросшие корни, чтобы ничего не выдавало его истинной сущности. Зеленые глаза Эриха тоже являлись искусной подделкой. Всего лишь фикция с помощью линз, чтобы перекрыть эти отвратительные голубые глаза. Он испытывал резкое отвращение к этому цвету с отблесками холодного металла. «Сразу видно отродье Тишбейнов.» «Внешность под стать его нацистскому родственничку.» «Копия деда.» Сколько раз Эрих слышал эти слова, сколько раз пытался не зацикливаться на них, но ничего не получалось. Любой бы чувствовал себя неуютно, если бы его сравнивали с садистом, отнявшего тысячи жизней без какого-либо душевного раскаяния на смертном одре. — У меня мало времени. Давайте перед к делу, — произнес парень, не в силах выдержать внимательный и, что главное, восхищенный взгляд господина Фишера. — Конечно, не имею права вас задерживать, — учтиво кивнул старик, и в следующий момент махнул рукой в нужное направление. — Прошу. Все старинные швейцарские банки, что Эриху Дайсу довелось лицезреть изнутри, были сделаны словно под копирку. На верхних этажах — шикарные офисы, в которых каждый единожды мечтал работать, в подвалах — огромные хранилища с драгоценностями любых мастей и красок. Будучи помоложе, Эрих наивно думал, что единственное, что может храниться в хранилищах это деньги. Сейчас же он хотел бы ошибаться, но прекрасно знал, что спрятано за металлическими дверями. То, что ждало его прихода десятки лет. То, что ждало лишь его одного — последнего из рода Тишбейн. Проходя вдоль длинных коридоров и охранных пунктов, Эрих мечтал только об одном: побыстрее закончить, вернуться домой и завалиться спать на целый день. Хотя нет, кому он врет, по возвращению домой он откроет бутылку вина из бара и попытается забыться, как делал множество раз после таких походов по подземельях банков. Однако у судьбы были иные планы на сегодняшний день парня. — Как вы, должно быть, знаете, господин Дайс, Швейцария приняла нейтральную сторону во время Второй Мировой. Некоторые из наших клиентов после войны предпочитали хранить свои ценности у нас, однако после их смерти и передачи прямым наследникам, не все новые клиенты согласились с тем, чтобы иметь общее с этими произведениями искусства, — грустно улыбнулся мужчина, прикладывая карточку к одной из очередных дверей. Секунда — и дверь с писком открылась. Парень и старик продолжили свой путь, спускаясь все ниже и ниже в глубины хранилища. — Даже не соглашались забрать их, чтобы перепродать после. Вы, очевидно, задаетесь вопросом «почему»? Эрих заткнул вопящее внутри отвращение к этому разговору и повел плечами. — Те ваши давние клиенты, изначально положившие свои вещи в этот банк, были фашистами, а все произведения искусства были отняты в бывшей верхушки Рейха после его поражения. Большинство из тех картин, скульптур и ювелирных изделий нагло украдены во время зачисток славянских народов, неподобающим немецкой власти, и незаконно отобраны для того, чтобы преисполнить очередную коллекцию одного из людей Рейха. До боли сжав кулаки, Эрих призвал к всемирному спокойствию, но вселенная не дала ответ. — Конечно, — продолжил парень, — здравомыслящие люди, которым не повезло стать наследниками всех этих вещей, никак не хотели иметь отношения к такому наследству, построенному на крови и лживых идеалах, поэтому они за символическую цену передали произведения искусства вашему банку. Позвольте угадать, картины, авторство которых удалось установить были переданы их законным владельцам, то есть родственникам художников или же тем, кому они были проданы, а те, у которых это не получилось, сейчас хранятся у вас в хранилище, верно? Бесхозные картины так и пылятся на стеллажах. Мужчина удивленно посмотрел на парня, явно не ожидая, что каждое его слово будет верным. — Как вам удалось это узнать? — спросил мистер Фишер с неподдельным интересом к молодому, но столь осведомленному парню. — Вы — не первый банк, возвращающий наследство моего деда. Картины. Чертовое произведение искусства, которое затерялось по хранилищам многих швейцарских банках. Затерянное наследство Эриха Дайса, доставшееся от деда. Проклятое наследие его семьи. Как только какой-то из банков определял, что одна из запылившихся в его банке бесхозных картин имеет наследника, того же дальнего родственника художниками, как Эрих, они пытались сплавить картинку ему, ведь за каждый год ее удержания они платили слишком большую сумму. В их же интересах было побыстрее найти наследника, чтобы не переплачивать. — Мы только недавно смогли установить, что одна из картин принадлежит кисти Альберта Тишбейна. Благодаря СРХ, системы регистрации художников, удалось установить вашу прямую принадлежность к роду Тишбейн и, как удачно сложилось, вы проживаете в Цюрихе! Удивительное совпадение! «Чертовое СРХ», — пронеслось в голове Эриха. Все из-за него… СРХ — самая обширная база данных ДНК художников девятнадцатого-двадцатого века, в которой, к превеликому сожалению Эриха Дайса, находилось и ДНК Альберта Тишбейна. Банку не составило большого труда найти наследника благодаря СРХ, где черным по белому написано, что последним прямым родственником Тишбейна есть никто иной, как Эрих Дайс. — Наш банк чтит традиции и искусство. Мы предоставляем услуги безвозмездного хранения картин до того времени, пока не находим владельца. Если вы, мистер Дайс, собираетесь и дальше хранить картину в нашем банке, вам стоит ознакомиться с прейскурантом. Уверяю, цена не будет чрезмерна, зато полотно будет хранить в правильной среде. Наше хранилище оснащено безвредным для красок освещением. Влажность регулируется автоматически. Температура воздуха поддерживается в одном неизменном состоянии. Мы создали все условия для того, чтобы наши клиенты могли не волноваться о сохранности предметов искусства еще многие столетия. Да, Эрих прекрасно знал, какие цены в таких банках. Ему не по карману даже один год хранения дедовой живописи, не говоря уже о десятилетии или столетии. Парню едва ли хватает зарплаты на проживание и учебу, чтобы платить еще и за картины, ему придется ущемлять себя, к примеру, в еде. Эрих любил вкусно поесть. Он готов был отказаться от правильно хранения картин, если прерогативой станет еда. Последняя дверь, за которой скрывалось хранилище, оказалась, как и предполагал парень, огромной металлической махиной. Вряд ли бы он, простой студент магистратуры на факультете истории, без связи и денег, смог когда-либо попасть в хранилище банка. В особенности швейцарских, которые, как выразился старик, чтят традиции и статус их клиентов. «Если бы я не был внуком Альберта Тишбейна, он бы на меня так не смотрел», — мысленно отметил парень, бросая взгляд на мистера Фишера. — Спасибо, но я заберу полотно с собой, — вежливо улыбнулся парень, учтиво пропуская старика войти первым. Хранилище оказалось просто огромным. Эрих видел много комнат для хранения предметов искусства в таких банках, но это первая воистину большая и правильно организованная. Зачастую банки хранили все свое нажитое десятилетиями добро в небольших комнатушках, где картины годами пылились, замотанные в специальный пергамент. Здесь же каждая из картин размещалась за стеклянной панелью. Лампочки оборудованные сверху и снизу возле картин создавали правильное освещение. В комнате даже была отдельная вентиляция. Лицезрея слова мистера Фишера вживую, Эрих впервые ощутил стыд, что не поверил мужчине. Парень предполагал, что старик соврал, набивая цену банку, но все действительно было так: здесь об каждой картине заботились с особым усилием. «Страшно представить, сколько стоит оставить здесь картину на сохранение…» — подумал Эрих, не в силах заставить себя не глазеть по сторонам. — Ах, господин фон Фейербах, вы тоже здесь! Радостно вскрикнул старик, завидев еще одного человека. В отдаленной части хранилища стоял мужчина лет сорока. Темные волосы сливались с черным костюмом и Эрих не сразу заметил того на фоне огромного столь же тусклого черного полотна. Старик направился к незнакомцу и парень, не знаю, куда себя деть, побрел за ним. — Позвольте представить… — старик хлопнул в ладоши, но незнакомец поднял руку вверх, жестом остановив того. — Должно быть, вы — Эрих Дайс, — протянул мужчина, протягивая руку. — Приятно познакомиться с внуком великого художника. Мужчина приветственно улыбнулся. Эрих словил себя на мысли, что он еще никогда прежде не видел человека со столь острыми чертами лица. Казалось, об скулы незнакомца можно порезаться, если прикоснуться. — Он был велик только своим раздутым эго и манией величия. Мистер Фишер, казалось, подавился сказанной парнем фразой в отношении своего кумира, но на лице темноволосого мужчины даже мускул не дрогнул. Напротив, тот легко рассмеялся, приведя Эриха в некоторое подобие немого шока. Каждый раз, когда парень говорил о том, что думает о своем деде, на него лишь презрительно смотрели. В глазах людей их высшего общества Альберт Тишбейн запомнился лишь, как выдающийся художник, попавший под влияние неправильных людей, тогда, как для Эриху, его предок был сосредоточением зла. — Флавио, будь добр, оставь нас. — Но!.. — запротестовал мистер Фишер. — Флавио, — настойчиво, но вполне понятно повторил мужчина, от чего старик быстро стушевался. — Да, господин. Мистер Фишер кивнул мужчине, а после скрылся за дверями, оставляя их c Эрихом наедине с десятками полотен вокруг. «Кто черт возьми этот человек?!» — задавался вопросом Эрих, раз старик, поджав хвост, после одного лишь слова мужчины ушел восвояси. Эрих еще раз посмотрел на мистера фон Фейербаха и, словив его взгляд на себе, мгновенно отвернулся. Перед взором восстала картина. Столь огромна и черна, что казалось нет в мире ничего устрашающе прекрасного. Темного, манящего и привораживающего глаз с первого же взгляда. На ней было изображено четыре мужчины. Не было видно ни лиц, ни того, на что они смотрели, но создавалось ощущение, будто все четыре были максимально напряжены. «Нет, это не напряжение. Это… восхищение? На что же тогда смотрят мужчины? Что их так изумило?..» — гадал Эрих истинный смысл картины, позабыв о всех тем чувствах, с которыми он вошел в хранилище. — Вы слышали когда-то об «Аненербе»? — вдруг спросил мужчина, не отводя взгляда от картины. — «Анербе»?.. — переспросил парень, впервые слыша незнакомое слово. — «Аненерба», — немного улыбнувшись неудавшейся попытке парня, поправил мужчина. — Известная также, как «Наследие предков». Организация, которая существовала в тридцать пятых — сорок пятых годах двадцатого столетия. Была создана для изучения истории, традиций и наследия нордической расы, целью которой являлось оккультно-идеологического обеспечение нацистской Германии. Мужчина приблизился к картине, аккуратно коснувшись длинными пальцами стекла, разделяющего его с полотном. — Что вы видите, Эрих? — Четыре мужчины смотрят на некое нечто, скрытое от взора зрителя, — на автомате ответил Эрих, не понимая, к чему клонит мужчина. — В тысяча девятисот тридцать пятом году в Мюнхене прошла историческая выставка под названием «Наследие предков». Организатор — Герман Вирт, также известен, как автор «гиперборейской» концепции. Эта концепция… — Концепция о существовании анти-людей с анти-языком, анти-идеями и анти-традициями, — подхватил парень. Да, Эрих прекрасно знал об этой концепции, ведь детально изучал настроение народа Германии довоенных и военных времен в университете. — Концепция, в который были заложены антисемитские крупицы. Мужчина удивленно уставился на парня темно-зелеными глазами, подобными лесной роще, в искреннем недоумении. — Я учусь на историка, — неловко пояснил Эрих, теребя пальцы от волнения. Ему показалось, что он выставил себя в дурном свете, перебив рассказ мужчины. — Тогда должны быть вы знакомы с биографией Генриха Гиммлера. Именно этот человек со своими антисемитскими устоями посетил ту выставку. Он восхитился ею настолько сильно, что в тридцать пятом году стал ее президентом. Мужчина постучал пальцем по стеклу, показывая на определенное место на картине перед ними. — Вот этот мужчина, крайний слева. Имею смелость предположить, что это Гиммлер. Эрих усмехнулся невероятно смелой догадке господина фон Фейербаха, но внимательно присмотрелся к полотну. У всех четырех мужчин не было видно ни лица, ни отличительных черт, ничего, чтобы могло выдать в нем подчиненного самого Гитлера. — Почему вы так думаете? — не удержавшись, все же спросил Эрих. — Эта картина о событиях той мюнхенской выставки тридцать пятого года. «Наследие предков» — вот название этой картины. История умалчивает о всех посетителям, но достоверно известно, что на ней присутствовали Гиммлер, Рихард Дарре и Фридрих Хильшер. Эти три мужчины по левую сторону и самый крайний справа — организатор Герман Вирт. Четыре мужчины, что восхищенно смотрят… — На экспонаты выставки… — с осознанием на одном дыхании произнес Эрих. — Они смотрели на то, что объединяло их, на идеи высшего общества, которые были представлены в этой исторической выставке… Мужчины довольно улыбнулся, смотря на парня, и Эрих неловко опустил глаза в пол. — Вы правы, Эрих. Эта выставка заложила начало общества «Аненербе». Именно на этой самой выставке собрались некоторые будущие нацистские лидеры, — мужчина опустил руку с картины и завел за спину. Эрих не мог не отметить, что мистер фон Фейербах обладает исключительной осанкой, а кроме того благородной культурой речи, что не часто встретишь в последнее время. — Именно эту выставку изобразил ваш дед на картине. Возможно, он сам был ее участником. — Хотите сказать, что это полотно принадлежит Альберту Тишбейну? — удивленно спросил Эрих, уставившись на мужчину. — Это невозможно! Картина «Наследие предков» была уникальна не только своим сюжетом и скрытых подтекстом, но и материальной составляющей. Во-первых, размер. Она была не стандартного тридцать на сорок или шестьдесят на восемьдесят. Размер «Наследие предков» составлял, как минимум, метр в высоту и полтора в длину. Альберт Тишбейн никогда не писал на столь больших полотнах. Во-вторых, он никогда не изображал людей, кроме великого себя. Конечно, сами силуэты на некоторых его картинах присутствовали, но никогда нельзя было опознать личность человека, а здесь, любой, кто знаком с деятельностью организации мог предположить, кем были изображенные люди. «Совершенно не в стиле Тишбейна», — подытожил парень. — Я разделяю ваше замешательство, но, уверяю, картина точно принадлежит вашему деду. Проведенный анализ показывает стопроцентную совместимость с техникой, красками и обработкой полотна, которая использовалась Тишбейном. «Наследие предков», без сомнений, его творение. Мужчина жестом пригласил Эриха подойти поближе и самому убедить. Парень приблизился и начал всматриваться в мельчайшие детали, пытаясь найти сходство с остальными картинами авторства Тишбейна, но эта картина была столь необычна, столь уникальна в творчестве Альберта Тишбейна, что ничего не получалось. «Наследие предков» будто приемный ребенок среди истинных картин своего автора. — Можно взглянуть на обратную сторону? — Конечно. Картина принадлежит вам, Эрих, — невзначай напомнил мужчина с несмываемой приветственной улыбкой на лице. — Вы можете делать с ней все, что хотите. Парень обошел и уверенно приблизился к левой нижней части полотна. Его тело на секунду оцепенело, прежде чем он сумел выдавить из себя слова. — Да, вы правы, картина принадлежат моему деду. Мужчина подошел к Эриху, с неподдельным интересом пытаясь рассмотреть, что же заставило парня так быстро поменять свое мнение, но ничего не смог найти. — Вы что-то увидели? Здесь лишь название и дата. — Смотрите. Эрих присел, чтобы оказаться у левого нижнего угла картины и постучал пальцем по стеклу. — Видите это серое пятнышко? Его едва ли можно рассмотреть. Мужчина, поправив свой костюм, присел к Эриху внимательно всматриваясь. — Свастика?.. — неуверенно произнес мужчина, хмуря темные широкие брови. — На каждой картине деда, сзади, у самого края, есть этот символ. Нацисты обожали помечать свои вещи. У моего деда это было своеобразным заменителем подписи художника, — пояснил парень. В глубине души ему было бы стыдно признавать тот факт, который лишь доказывал, что его дед гордился тем, кем являлся, но почему-то Эриху захотелось поделиться этим с мужчиной. Возможно, он не чувствовал того, что мистер фон Фейербах может начать его презирать после этого. А, возможно, приятная и теплая улыбка мужчины настолько расположила парня к незнакомцу, что он не мог отказать мужчине в его искреннем желании узнать детали. — Должно быть, кто-то хотел выдать ее не за нацистскую или же продать, поэтому и попытался стереть. К сожалению или к счастью, безуспешно. — Насколько мне помнится, эта картина принадлежала семье Рейнхарт, — задумавшись, мужчина притронулся к своему подбородку. — Пожилая дама, которая являлась последней владелицей, хотела продать ее, но из-за того, что авторство картины не могли определить, она значительно потеряла в своей цене. Возможно, миссис Рейнхарт пыталась стереть символ, чтобы выдать ее подороже, но даже так цена оказалась неприемлемой. — Она так ее и не продала? — Нет, миссис Рейнхарт вернула ее нам, банку, так как картина стала для нее бесполезной, а мы взамен простили той милой даме содержание картины. — А так можно? — Наш банк делает исключения, если дело касается искусства. «Что-то похожее говорил и тот старик», — отметил Эрих. Вернувшись назад, к лицевой стороне полотна, Эрих задумался, как ему забрать эту махину домой. Ранее ему помогали поместить картину в пергамент и отправляли восвояси, но тогда и полотна были небольшими, Эрих мог довести их до дома на автобусе или метро, но сейчас… Это проблема. — Что вы собираетесь делать с ней? — спросил господин фон Фейербах, вырвав Эриха из раздумий. — Продадите? Эрих поднял взгляд на господина фон Фейербаха и отметил откровенное любопытство в его глазах. Предположив, что тот заинтересован в картине, парень предложил: — Могу отдать вам. Мужчина, будто хотел что-то сказать, но его лицо ненадолго застыло в недоумении. Мистер фон Фейербах никак не ожидал подобного предложения. — Какая цена? Мужчина сложил руки перед собой, будто приготовившись торговаться, но Эрих лишь прыснул тихим смехом. Ему было смешно смотреть на то, как мужчина быстро переменился из профессора истории и искусств в кроткого бизнесмена. — Цена? О ней речи не шло. Эрих не смог удержать улыбки, когда увидел, как отвисла челюсть у мистера фон Фейербаха. Такой уверенный в себе мужчина в одно мгновение снизошел к обычным людям, не знающим, как стоит поступить. — Можете забирать ее. Мне она не нужна. — Погодите-погодите, — мужчина потер высокий лоб. — Вы хотите мне сейчас отдать одну из картин самого Альберта Тишбейна забесплатно? Картину, которую можно продать за несколько миллионов? Человеку, имени которого даже не знаете?.. — А это так важно? Мне она не нужна. У меня нет ни средств для ее хранения, ни правильных условий. Вы же должны быть достаточно влиятельным и обеспеченным, чтобы попасть сюда, в хранилище банка, с чего я могу сделать вывод, что вы позаботитесь о ней лучше, чем кто-либо. К тому же, вы заинтересованы в «Наследие предков», можете не отрицать. У вас, как у коллекционера, наметан глаз. — Коллекционера? Казалось, удивлению мистера фон Фейербаха нет предела. — Разве вы не коллекционер? — неуверенно спросил парень. — Тогда оценщик, что работает в банке? — Наверное, можно считать и так, — тихо вздохнул и ухмыльнулся мужчина, сразу же добавив: — Однако я не могу принять ее, ничего не отдав взамен. — Я не хочу денег, — резко замотал головой Эрих. — Я увидел эту картину сегодня впервые и не имею ни малейшего отношения к ней. — Чисто символическая цена, — настоял мужчина. — Нет. Эрих тоже сложил руки на груди, показывая, что не намерен отступать. Господин фон Фейербах ухмыльнулся, принимая вызов. — Что ж, вы правы, меня и правда заинтересовала эта картина, поэтому я явился сюда. Скажем так, я не раз видел это полотно до того, как стало известно, кто его автор. Даже без ее принадлежности Тишбейну, картина прекрасна. Я хочу ее себе и ожидал, что ее новый хозяин начнет торговаться за высшую цену, но вы, Эрих Дайс, предлагаете мне ее просто так. Я весьма обескуражен происходящим. Мужчина один смелым движением отбросил копну темных волос с лица, зачесывая те назад. — Мой статус не позволит мне лишить вас наследства вашей семьи. Давайте поступим так: вы еще раз обдумаете мое предложение и хорошенько подумаете над ценой. — Я не возьму ни франка за нее. — Цена может быть разной. Деньги — не единый способ расплатиться даже в наше время. Бартер, Эрих, старый добрый бартер. — Я не уверен, нужно ли мне что-то… — Мы заключим контракт, — перебил мужчина парня, словно не слыша его предыдущие слова. — Хорошенько подумайте, Эрих. Не часто кому-то выпадает возможность попросить у меня что-то. Мое время и услуги весьма ценны. Эрих внимательно присмотрелся к мужчине и еще раз отметил про себя, что он весьма… непростой человек. Его прическа, ухоженность, несмотря на возраст, одежда — все, словно с иголочки. У господина фон Фейербаха деньги явно водились и сейчас единственное, что подобный человек желал, — картину деда Эриха. Осознав это в полной мере, парень немного растерялся, упустив прежний запал. — Ваш номер есть в нашей базе, поэтому я позвоню вам, когда следующий раз буду в Цюрихе. Надеюсь получить внятный ответ. Мужчина деловито улыбнулся, посмотрел на часы и, учтиво кивнув, ушел. Уже через мгновение в помещении стоял мистер Фишер, спрашивая Эриха, как тот собирается транспортировать картину, однако все мысли парня были совершенно в другом месте. Эрих Дайс думал о том, что же ответить незнакомцу, готовому заплатить любую цену ради картины, которая парню никогда не была нужна.