Определение искусства

С момента встречи в хранилище прошел месяц. Эрих уже успел позабыть об устном договоре с дивным незнакомцем, имени которого даже не узнал, пока в один прекрасный день в его двери не постучались. На дворе стояло январское утро после праздников. Эрих уже неделю отходил от того, как они с друзьями хорошенько так отпраздновали Новый год и успешное окончание сессии. Парень впервые в жизни настолько сильно напился от радости, что закончил, наконец, магистратуру, и несколько дней к ряду лежал на кровати, не в силах подняться даже поесть. Сейчас парень только начал приходить в себя и выглядел, мягко говоря, не очень. Темные волосы растрепанные по всему лицу. Натуральные светлые корни начали отрастать и Эрих после бурных праздников еще не успел добраться к ним с краской. Помятая ото сна пижама в некоторых местах неприлично задралась. По пути к двери парень пытался привести себя в порядок, но сонно соображая, ожидаемого результата это не принесло. — Здраствуйте, Эрих. Кривясь от ярко света из улицы, в особенности от целой тонны снега, которая выпала на днях, Эрих попытался рассмотреть входящего. Далось это ему с трудом. Яркий свет слепил так, что парню казалось, он может ослепнуть. — Извините?.. — Эрих потер руками слезящиеся глаза и взглянул на незваного гостя. Секунда, вторая, третья — и пришло осознания, кто перед ним стоял. — Ох, доброе утро! Вы!.. — Сейчас уже далеко не утро. Эриху стало неуютно под тяжелым взглядом мужчины. Нервно сглотнув, он попытался собраться с мыслями. — Как вы узнали, где я живу? Почему не предупредили о приезде? В нашу последнюю встречу вы обещали, что позвоните, — парень начал теребить кисти, смотря на свои голые пальцы на ногах. Один из них был неприятного фиолетового оттенка. Во время разгара гулянки он сильно ударился ногой об угол стола. Вспомнив это, Эриху стало еще более стыдно находиться в подобном виде перед мужчиной из высшего общества, который явно привык к порядку. — Мы бы назначили место встречи в ином месте. Мой дом немного… — Если бы кто-то соизволил взять трубку, то был бы предупрежден о моем желании встретиться, — раздраженно фыркнул мужчина. От прежней улыбки, что еще месяц назад сверкала на лице мужчины, не осталось и следа. Осталось место лишь раздражению и недовольству. — Мистер Дайс, мы с вами договаривались. Я, занятой человек, но все же смог выделить целый день, чтобы прилететь к вам в Цюрих, как мы и договаривались, но вы… — Простите!.. — перебил Эрих гневную тираду стоявшего перед ним мужчины. — Простите, я виноват. Я думал… думал, вы перехотели. Прошел целый месяц! Я и помыслить не мог, что вы действительно… Простите… Мужчина вздохнул, устало потерев переносицу. Он еще раз посмотрел на парня недовольным взглядом, но смягчился. Извинения подействовали. — Если я чего-то хочу, мое желание остается неизменным с течением времени, — сказал тот так, будто Эрих должен был знать об этом факте. «Напыщенный ублюдок», — промелькнуло в голове парня, но тот сразу же забрал свои слова обратно. — «Черт, если бы телефон не стоял на беззвучном, он бы не пришел ко мне таким злющим!» — Мне крайне интересна картина вашего деда, Эрих. Так было до нашей встречи и так остается сейчас. Парень смутился, приковав взгляд к порогу. Со стороны ситуация выглядела максимально комически. Незнакомый мужчина, более чем на десять лет старше, отчитывает парня, стоящего на пижаме с ужасным посленовогодним похмельем. Эриху оставалось лишь надеяться, что никто из пронырливых соседей не узнает об этом и не пустит слухи. Соседская община и так недолюбливает парня из-за его… Из-за многих причин, начиная от деда-нациста, заканчивая его ориентацией. Людям не нужно многого, чтобы ненавидеть, а когда дело касается Эриха Дайса, всегда находиться что-то из ряда вон выходящее. — Давайте пройдем внутрь, — Эрих натянул на себя неловкую улыбку и извиняющимся взглядом провел мужчину в дом. По пути на кухню Эрих благодарил всех богов, что после Нового года, кто-то из друзей предложил скинуться на то, чтобы оплатить клининговую службу для его дома, где и происходило все праздничное веселье. Видел бы этот мужчина, сошедший с обложки глянцевого журнала, какой ужас здесь творился еще совсем недавно… Подумав о внешнем виде, Эрих еще раз извинился перед мистером фон Фейербахом и побежал переодеваться. Пижама не лучший вариант для встречи важных гостей. Тем более, когда те прожигают взглядом твою пижаму с ярким принтом авокадо. «Да-да, я уже знаю, что он думает: как я, взрослый двадцатисемилетний мужчина, может носить столь детскую одежду. Пф, очевидно, мой внешний вид в банке слишком сильно разнился с тем, что он увидел сейчас. Однако то был банк, я не мог заявится туда в повседневной толстовке!» Быстро натянув первую попавшуюся безразмерную кофту и штаны, Эрих побежал в ванную. Освежившись, тот нехотя взглянул на себя в зеркало и подвел итог: он выглядел не просто ужасно. Эрих Дайс выглядел, будто пережил смертельную катастрофу и остался последним выжившим. Вернувшись обратно на кухню, где оставил гостя, Эрих предложил тому чаю и, к удивлению, этот мужчина, который буквально десять минут назад кричал о своей занятости, согласился. — Вы носите линзы? — вдруг спросил мужчина, пока Эрих заваривал чай. — Как вы заметили? — удивился парень разливая горячую жидкость по чашкам. — В тот день у вас были глаза иного цвета. Теперь я вижу, что и ваш натуральный цвет волос далеко не… Рука Эриха дрогнула и тот невольно пролил чай на столешницу. — Только не говорите, как я похож на деда. Парень потянулся к полотенцу, молясь о том, чтобы хотя бы этот мужчина не скажет о его схожести с Альбертом Тишбейном. Что хотя бы кто-то просто возьмет и промолчит! — Я и не задумывался об этом, пока вы не сказали, — тихо произнес мужчина, осознав, что попал в больную точку парня. — Просто хотел сказать, что вам больше идет ваш натуральный цвет глаз. Как и ваш природный блонд. От слов мужчины Эрих смутился и отвернулся, чтобы мистер фон Фейербах не заметил появление пунцового цвета у него на щеках. Для парня это было впервые, чтобы ему сделали комплимент. Его внешности, а не тому, что досталось в наследство от деда. Эрих поставил чай на стол и в сотый раз извинился за то, что у него нет ни печенья, ни закусок. Он принялся пить его в тишине, посматривая на гостя из-за чашки. С первого взгляда в хранилище господин фон Фейербах понравился Эриху. Парень всегда западал не на мальчиков, а на мужчин. Таких, как перед ним. Породистых, с характером. Мягких и любящих к своим единственным любимым, но в то же время строгих и неподвластных другим. Это была одна из многих причин, почему среди соседей вечно ходили плохие слухи об Эрихе Дайсе. Люди просто не понимали, что Эрих вешается далеко не на кошельки. Ему всего лишь нравится определенный типаж. Статные мужчины, знающие, чего желают от жизни и партнера, не могут быть бедными. «Поэтому все мои партнеры и уходили», — подытожил парень свои размышления. На самом деле, не так много прелестей иметь при себе мужчину постарше. Получая ответственность над твоей жизнью, они выходят за рамки. Им не важно имеешь ли ты личную зону, в которую хотел бы, чтобы никто не заходил, или же тайны, которые не могут знать они. Ты должен полностью открыться и передать себя в их любящие руки. Однако Эрих таким не был, поэтому все его бывшие и пытались подстроить парня под себя. Однажды даже применяли силу, ведь строптивый характер Эриха никому не нравился. Благо, все обошлось, и сейчас Эрих даже не помнил, как выглядел тот ублюдок… — Итак, Эрих, вы подумали над моим предложением? Я хочу узнать, чего же вы хотите взамен на картину вашего деда. Размышлял ли Эрих над этим? О, да. Первую неделю после встречи он только и был занят тем, что думал над тем, что может дать ему мужчина. Вот только совершенно ничего не зная о личности господина коллекционера, Эрих не мог даже предположить, что тот готов предоставить ему. Мистер фон Фейербах был богат, это факт, но и Эриху деньги не нужны были… Точнее, он в них нуждался, но они ему были не нужны. То, что все вокруг называют наследством, Эрих предпочитал видеть, как проклятие, которое связывает его с ненавистными корнями Тишбейнов. Эрих не хотел даже спустя столь лет получать хоть что-то от деда. Тем более деньги за картины, к которым он не имеет отношение. — А что вы можете мне предложить? Мужчина отставил чашку на стол и гневно посмотрел на парня. — Значит, вы ничего не решили? Мистер Дайс, у меня слишком мало времени, чтобы потакать вашим прихотям и играться с вами в «вопрос-ответ». «Моих прихотям?! Да что я вообще такого сказал? Попросил озвучить то, что он может мне дать. Всего-то!» — взорвался парень в собственных мыслях, но в реальности лишь сложил руки на коленях и улыбнулся, будто внутри совершенно не проклинает мужчину мысленно. — Это ваша вина, сэр. Я не знаю ни вашего имени, не помню точно, как звучит ваша фамилия, чтобы попытаться хоть что-то узнать. Смотря на вас, я размышляю над тем, что вы можете мне представить, но ничего, кроме денег на ум не приходит, но деньги за творчество Тишбейна я ни за что не возьму. Эрих поднял подбородок еще выше, доволен тем, как поставил мужчину на место. Пусть знает, что с Эрихом нельзя обращаться, как с дерьмом. У него тоже есть чувство собственного достоинства и гордости. Мужчина удивленно поднял густые темные брови вверх, но уже в следующую секунду тихо рассмеялся, не сдержав смеха. — Меня зовут Ральф фон Фейербах, — сказал тот, протягивая руку. На его лице вновь заиграла улыбка, от чего Эрих расслабился и снял защиту. Атмосфера между двумя в мгновение поменяла полюса. — Думаю, зная мое имя, вы понимаете, на что я способен. — Простите, но это имя ничего мне не говорит, — ответил Эрих, пожав руку. — В самом деле? — Ральф почесал подбородок. — Тогда запросите у меня что-то, не важно что, а я отвечу вам, могу ли достать или нет. Соизмерьте то, насколько велики мои средства и возможности. В глазах Эриха вспыхнула искра. — Все, что хочу? Прямо все-все? — В пределах разумного, конечно же. Это всего лишь картина. — Но вы ее хотите, — ухмыльнулся парень, понимая, что преимущество на его стороне. — А что если я захочу, скажем, дом?.. — Это не составит труда, вот только он у вас уже есть. — Тогда… яхту? Или лучше самолет? Да, самолет! Мистер фон Фейербах не смог сдержать ухмылку. Мужчина понимал, что это лишь ребячество и парень ничего такого не хочет в самом деле, но был готов купить парню даже самолет, если бы тот искренне захотел, поддавшись их небольшому разговору. — Эрих, вы потратите больше денег на обслуживание, чем я на покупку. — Какой ужас! — Эрих наигранно ужаснулся, от чего уже в следующее мгновенье по кухне прокатился смех двух человек. «Что ж, хоть чувство юмора у тебя есть. Не законченный вариант», — отметил Эрих себе в голове. Его мнение о Ральфе менялось, как маятник — от худшего к лучшему и обратно. — Послушайте, мистер фон Фейербах… Мужчина поднял руку вверх, перебивая Эриха. — Ральф. Можете звать меня Ральфом, Эрих. — Ральф, — кивнул Эрих, теребя пальцы под столом. От мягкой улыбки мужчины парню становилось не по себе. Слишком неловко. Казалось, что он начинает надеяться на то, чего не должно быть. Точнее, не может быть, ведь… Эрих и сам не знал, как озвучить причину. Возможно Эриху просто не хотелось разочаровываться в партнере в который раз, а возможно парень не хотел терять голову от человека, которого знал от силы час. Парень откашлялся и отогнал от себя ненужные мечтания. — Честно говоря, я по-прежнему придерживаюсь решения о том, что не желаю ничего от вас за картину, однако вы продолжаете настаивать… И так как денег я принять не могу, вернее, категорически не желаю, позвольте предложить следующее: я отдаю вам картину, а вы пообещаете мне, что когда я что-то все же придумаю, то выполните мою просьбу. В данный момент нет того, в чем бы я остро нуждался. У меня нет мечт или неосуществимых желаний, поэтому давайте сохраним это на будущее? — произнес парень, а после подумал, что возможно это самую малость слишком, добавил: — Это ведь можно оформить в контракте? Мужчина постучал пальцами по столу, не разрывая глазного контакта с парнем. Эрих невольно сглотнул от того, как долго смотрел на него Ральф. Как пристально его зеленые глаза с темным ободком скользили по его лицу, что-то ища там. — Бессрочный контракт, значит? — Если это вас устроит, конечно. Эриху казалось, что еще немного и мужчина откажет. Все же по нему сразу видно, что тот не обычный коллекционер. Может, боится, что Эрих запросит слишком большую цену за обычную картину. Но это было единственной идеей парня, как выйти из сложившейся ситуации. Сейчас он ни в чем не нуждался, а с окончанием университета, появится и приличная работа, и деньги. Нет того, чего бы он поистине желал. Возможно, завтра, через месяц или год ему что-то и понадобиться, но сейчас ему ничего не нужно. Совершенно. — Хорошо, — мягко улыбнувшись, согласился Ральф. Потянувшись к чемодану, мистер фон Фейербах вытянул бумаги с ручкой и попросил немного времени, чтобы составить контракт. Эрих тем временем, не зная, чем себя занять, пошел готовить «Наследие предков» к отбытию. Все картины, доставшиеся ему от деда, хранились, или, если сказать правильно, пылились на чердаке. Сам дом был стар, как мир, и достался Эриху от родителей отца. В отличие от отца матери, Альберта Тишбейна, того самого художника-нациста, дедушка и бабушка по папиной линии были весьма приличными людьми. Что сказать, швейцарцы, которые не забывали каждый раз упомянуть его матери, что выбрали нейтральную стороной в войне. Хотя Эрих запомнил их с другой стороны. Парень прекрасно помнил детство, которое провел в этом доме. Отца Эриха, женившегося на дочери известного нациста, никто не жаловал даже здесь, в Цюрихе, вдали от войны и послевоенных разборок. Дедушка с бабушкой тоже недолюбливали мать Эриха. Парень прекрасно помнил, как те до самой смерти изводили невестку, заставляли работать до ночи, прокармливать всю их семью после смерти единственного кормильца — отца Эриха, погибшего во время аварии на производстве через несколько лет после рождение сына. Возможно поэтому мать Эриха рано слегла. Эриху было семнадцать, когда они, наконец, остались с матерью одни в огромном доме, без вечно достающих дедушки и бабушки, без упреков и вечных напоминаний о ненавистной связи с Альбертом Тишбейном. Женщина заболела. Сильно заболела, а вскоре… умерла. Дом семьи Дайс хранил в себе много воспоминаний. Хороших и плохих. Эрих никогда не ассоциировал его с чем-то одним, пытаясь не зацикливаться. Как бы то ни было, он оставался его единственным наследством от отца, которого даже не помнил. Такое наследство, добытое потом и трудом папы, Эрих принимал, как должно, а вот то, что досталось ему от деда, окропленное кровью и тысячами жертвами, парень предпочитал хранить на чердаке. В самом тусклом и пыльном месте дома. Эрих как раз пытался стереть, присыпавшуюся за месяц пыль с завернутого в пергамент полотна, как на чердак появился еще один человек. Ральф, скривившись, пытался рукой отогнать от себя пыль, которая полетела в его сторону. — Я закончил с контрактом, — сказал тот, пытаясь не закашляться. — Не мог вас найти в доме, пошел искать, а вы здесь, в этом… царстве пыли. Не лучшее место для картины. — Это чердак, он не может быть без пыли, а другого места для хранения у меня нет. Вот за что, ему не могло быть стыдно, так это за это место. Здесь было так ужасно не потому, что Эрих ленился убирать. Этот антураж хаоса и захламленности — именно в таком месте должны храниться картины Альберта Тишбейна. Именно в столь мерзком месте Эрих Дайс предпочитал содержать полотна известного немецкого художника. Краем глаза Эрих взглянул на господина фон Фейербаха и едва ли смог подавить смешок. Мужчина не вписывался в это место, как и в весь его дом. Ральф не переставал рукой отгонять пыль, боясь прикоснуться к чему-либо, пока к его идеально черному костюму приставала вековая пыль семьи Дайс. «Интересно, что он подумает, когда заметит всю эту пыль на своем дорогом костюме?» — ухмылялся парень, продолжая стирать пыль с картины. — Вот, это она. В банке мне помогли ее упаковать и даже бесплатно предоставили транспорт, чтобы довести домой. Очень любезно с их стороны! — не мог не отметить парень. — Я совершенно не знал, как перевозить эту махину. Ральф, вы ведь придумали, как сегодня заберете ее у меня? — Конечно, с этим не будет проблем. Как только мы закончим с контрактом, я вызову своих людей забрать картину. «Бедные, уже им сочувствую. Я с большим трудом дотянул картину на чердак. Она чертовски тяжелая!» — вспомнил Эрих, как впервые в жизни надорвал спину благодаря картине деда. — А что это? — спросил мистер фон Фейербах, показав на остальные коробки на чердаке. — Это? — Эрих струсил ладони и потянулся, разминая затекшую спину. Он, наконец, закончил с упаковкой полотна для мужчины. — Картины. — Работы вашего деда? — Ну, да, — Эрих невольно мотнул головой, закидывая выбившуюся прядь челки назад. — Чьи же еще? Мужчина обвел взглядом всю комнату и вновь удивленно уставился на Эриха. — Вы хотите сказать, что бесценные полотна Альберта Тишбейна хранятся в этом месте? — А что не так с моим чердаком? — с упреком спросил парень, поставив руки на пояс. — Говорю же, у меня нет места, да и им здесь самое место! — На чердаке? В окружение пыли и постоянной смены температур и влажности, не говоря уже о свете? Как можно быть столь неуважительным к искусству?! Ранее хорошее настроение парня в момент перегорело столь же быстро, как дешевая лампочка. Эрих подошел к единственному окну и, запустив руки в карманы, сжал кулаки. Этот мужчина умел приводить в бешенство на ровном месте. — Называть то, что создал мой дед, «искусством» — преступление перед нормами морали, — тихо начал Эрих, но с каждым словом его злость лишь накалялась, а мужчина перед ним начинал казаться не таким уж милым, добрым и рассудительным. В итоге все приходило к тому, как было всегда: богатенькие ублюдки любят посмотреть на всякие картины за несколько миллионов, даже не задумываясь о том, чьими руками они нарисованы. Поэтому Эрих решил напомнить господину фон Фейербаху, если тот вдруг забыл: — Мой дед был убийцей. Он рушил своими заведомо иррациональными взглядами все, к чему касался! — Также, как дитя не может отвечать за действия своих родителей, так и картины не виноваты в том, кем является их хозяин. «Он, что, пропустил все мои слова мимо ушей?!» — в конец взорвался Эрих, и больно вцепился ногтями в кожу ладоней, чтобы не перейти черту. — Прекрасно, можете посмотреть на них. Открывайте, не стесняйтесь! Если какая-то понравится — забирайте этот мусор вместе с той картиной. Не забудьте, Ральф, дописать об этом в контракте. Давно пора провести уборку на чердаке и выкинуть весь хлам! Эрих заметил, как переменился в лице мужчина, но парню уже было плевать. Может, он и не хотел бы оставлять после себя плохое впечатление, промелькнула даже мысль понравится Ральфу, но слова о деде всегда заводили Эриха с полуоборота. Однако, Ральф, как раз таки наоборот, сдержался и промолчал, ведь, наконец, понял одну важную деталь. Мистер фон Фейербах осознал, почему Эриху захотел отдать ему картину, не потребовав ничего взамен. Эрих Дайс ненавидел своего деда и все, что связано с ним, и эта ненависть была куда глубже, чем просто нелюбовь парня к картинам Тишбейна. — Я был бы слишком глуп, если бы отказался от вашего предложение, однако… — мужчина приоткрыл одну из картин и заглянул. — Вы не в том состоянии, чтобы обсуждать что-то, касающееся вашего деда. Эрих, вы отдадите мне все, что касается вашего деда, даже не запросив цену, верно? — Вау, как вы догадались?! — парень излишне театрально удивился, но и этот упрек остался не отмечен мужчиной. Он вздохнул, приложив ладонь ко лбу, и посмотрел на упакованную «Наследство предков». — Давайте закругляться. Вы ведь спешите. Где там этот контракт?.. Однако не успел парень спуститься с лестницы, как его что-то схватило за рукав кофты. — Почему вы не выкинули картины? — вдруг спросил мужчина ранее неизвестным Эриху тоном. — Вы можете рассказать мне. Парень застыл, приковав взгляд к полу. Эрих не отвечал Ральфу, но и не убегал, не пытался вырваться и избежать неловкого, излишне личного вопроса. — Эрих?.. — Моя мама не хотела бы этого, — на одном дыхании произнес парень, на короткое мгновение прикрыл глаза. — Ваша мать — дочь Альберта Тишбейна? — Да, к большому сожалению. Эрих вздохнул и развернулся лицом к мужчине. Он видел в его глазах любопытство, такое же, как и в музее, когда мужчина смотрел на картину. Ральфу фон Фейербаху, кем бы он ни был, было интересно узнать об истории его семьи. Точнее, об трагедии. «Даже не о семье, а об одном определенном человеке. Ну, конечно, он проявляет интерес ко мне лишь из-за моей принадлежности к Тишбейнам. Черт, и так всегда!» — мысленно винил себя Эрих за то, что почти обманулся учтивость и любезность мужчину, приняв ту за симпатию. Это все чертов комплимент про натуральный цвет глаз и волос. После него Эрих словно снял еще несколько барьеров, позволяя мужчине проникнуть глубже под кожу. Непозволительная близость для того, кто видит в нем лишь отголоски умершего великого художника. — Он виноват в ее смерти, — Эрих отвел взгляд на многочисленные картины, лишь бы не смотреть Ральфу в глаза в тот момент. Эрих решил удовлетворить любопытство Ральфа, отдать картину и распрощаться с ним раз и навсегда. — Также, как и в смерти бабушки. Вся наша семья умерла ради его идей! — Но ведь он умер сразу же после войны, — спокойно ответил мужчина, пытаясь не задеть парня вновь. — Вы даже ни разу не видели его. — Думаете это не повлияло на мою жизнь? — вспыхнул Эрих. — В нашем родном городе у каждого третьей семьи самой страшной тайной является принадлежность рода к нацистам. Все пытались это скрыть, но как тут скрывать, когда твой дед — знаменитый художник! Когда мама заболела лишь, по одной ее девичьей фамилии в больнице поняли, чья она дочь. Ей не дали лекарств — ни болеутоляющего, ни лечения, совершенно ничего. Я до сих пор помню, как на меня смотрела медсестра! Не удивлюсь, если ее семья была одно их жертв деятельности моего деда. Если бы не Альберт Тишбейн, мама бы была жива. Если бы не он, мою бабушку бы не расстреляли... Вы спрашиваете почему я оставил эти картины? Перед смертью мама любила смотреть на них. Умирая в комнате, сплошь увешанной этими полотнами, она провела свои последние минуты с ними, пока я безуспешно пытался найти панацею… Я не могу выбросить их потому, что они были важны для нее… Одинокая слеза скатилась по щеке парня. Воспоминания о тех днях, когда его мама мучилась от боли, а он ничего не мог сделать, навсегда отпечатались в его памяти. Эрих вытер щеку и неловко улыбнулся. — Простите, я позволил себе лишнего. Где вы оставили бумаги? На кухне? Эрих хотел сбежать. Высказавшись впервые со времен смерти матери совершенно незнакомому человеку, он почувствовал иррациональное удовлетворение. Он хотел оставить это чувство надолго, запечатлеть его в памяти, но мужчина внезапным вопросом отвлек его. — И вы хотите отдать их мне? — мистер фон Фейербах проигнорировал вопросы парня. — Раз они настолько ценны вам, я не стану настаивать. — Когда их не станет, мне станет лучше. Я, наконец, отпущу эту историю. В этом и заключались все метания Эриху Дайса. Он не мог забыть о прошлом его семьи, гложившего его, ведь картины были лишним напоминанием каждый раз, когда он возвращался домой. Он не мог их продать, ведь не хотел никаких денег от того, что принадлежало деду, не мог отдать их незнакомым людям, ведь полотна были так дороги его матери. Однако вот, впервые за столько лет, перед ним появился мужчина, искренне заинтересован в картинах Альберта Тишбейна. Эрих, наконец, нашел человека, который позаботиться о них так, как не мог он, будучи преисполненным ненависти ко всему, чего касалась рука деда. Полотна нашли достойного хозяина. Больше Ральф ничего не расспрашивал, не задал неловкие вопросы, очевидно, осознав, что Эрих не желает говорить на эту тему. Они молча спустились обратно на кухню. Эрих мельком прочитал контракт и уже было хотел поставить подпись, но у ручки закончилась паста. Как не вовремя. — У вас есть еще одна? — Увы, нет, — отрицательно кивнул мужчина. — Тогда я сейчас принесу. Эрих побрел первым этажом в огромную гостиную. Как считал сам парень, это помещение являлось единственным нормальным местом, в которое не стыдно было бы привести людей. Приблизившись к одному из шкафов, Эрих начал рыться в поисках ручки, однако никак не мог ее найти. Вероятно, работники клининговой компании переложили ее в иное место. Эрих, проклиная всех, кого только мог, раздраженно пытался найти хотя бы одну ручку в десятках маленьких, захламленных всякой всячиной полочках и ящичках огромного шкафа. Тем временем Ральф, уставший ждать, пока парень найдет то, что нужно, решил пойти тому на помощь. Немного побродив по доме в поисках его хозяина, мужчина, все же вышел к гостиной, да так и застыл, только вошедши. Большая светлая гостиная больше напоминала художественную студию. Десятки картин валялись, словно мусор по комнате. На старинном столе стояли десятки красок — от акварели до гуаши. Холсты, бумаги, неудачные и вполне получившиеся картины были разбросаны так, будто их хозяин не придавал им большого значения. Парень не заметил, как мужчина вошел в гостиную. Ральф тихо прокрался к одному холсту. Краска на нем была еще яркой, не до конца высохшей, а значит, кто-то еще недавно над ней трудился. Мистер фон Фейербах провел пальцами над картиной по очерченной сквозь натюрморт черной линии, что по диагонали перечеркнула картину. Ее автор явно не хотел, чтобы она родилась на свет в полной своей красе. Он просто перечеркнул ее, рисуя на ней жирный крест. — Эта картина не принадлежит вашего деду. Эрих вздрогнул от того, как близко оказался мужчина, пока он в мыслях боролся с представителем клининговой компании за ручку, которую они куда-то засунули. — Да, потому что она — моя, — невзначай ответил парень и продолжил свои поиски, совершенно не заметив, что его ответ привел в ступор Ральфа фон Фейербаха. — Эрих, вы — художник? — Я консультант в обувном магазине, а это — всего лишь баловство. Ничего более. Эрих рассчитывал на работу в музее или же библиотеке после окончания университета, но до того момента все, на что он мог претендовать, — консультант в дешевом магазине. Однако теперь, с корочкой за плечами, он был готов покорять малые вершины своей специализации. — Я бы не назвал это обычным баловством, — серьезно отметит Ральф. Мужчине категорически не понравился едкий ответ парня. Эрих относился к своему дару, как к чему-то второсортному, не имеющего значения, однако мистер фон Фейербах, который за сорок лет насмотрелся на разношерстные картины, стили и художников, понимал, что это далеко не так. У Эриха был определенный стиль, уверенные мазки и движения. Ральф, осознавший что перед ним стоит самый настоящий алмаз, был готов заняться его огранкой. — Если хотите развиваться, как профессионал, я готов помочь. Хоть вы и не разделяете мое уважение к вашему деду, как к художнику, я вижу в вас, Эрих, потенциал. — Не имею ни малейшего желания быть связанным с тем, чем занимался мой дед. «Какой упертый», — усмехнулся мысленно мужчина, принимая вызов. — Вам претят идеи, которые выражал ваш дед в своих картинах. Признаюсь, они ужасны по своей моральной составляющей, но прекрасны в виде исполнения. Вы можете стать столь же талантливым, как ваш предок, но ваши картины могут нести совершенно иной смысл. Более… правильный в вашем понимании, Эрих. Конечно, Эрих задумывался об этом и не раз. Ему нравилось рисовать. Кисти, краски и холсты тянули парня к себе задолго до того, как он узнал о том, кем являлся его дед. Однако сейчас каждую мало-мальски законченную картину он ассоциировал с тем, чем занимался его дед. Порочный талант, который передался ему от деда. Еще одно наследство, которое он никогда не желал. — Я не хочу быть, как Альберт Тишбейн. Не хочу стать им. — Вы прекрасно понимаете о чем я, Эрих. Ральф подошел в парню и положил свои широкие ладони на его плечи. — Станьте лучше. Профессиональнее. Заложите новые идеи в картины. Рисуйте так, чтобы никто не посмел сравнивать вас с Альбертом Тишбейном. Искусство — свобода выбора, лишь вам решать, что будет изображено на полотне. Мужчина сжал ладони, не отрывая глаз от парня. Эрих невольно засмотрелся в его темно-зеленые глаза, теряя прежнюю уверенность в своей категоричности. — Я не уверен… — Подумайте, — улыбнулся мистер фон Фейербах, понимая, что парень уже согласился на его предложение. — Вы можете найти меня в банке. — Банке? — Назовите свое имя на ресепшене и вас проведут ко мне. Мне нужно слетать домой, но в среду я вернусь в Цюрих и останусь здесь на месяц, прежде чем вернуться домой. Я буду ждать в любой удобный вам день, Эрих. Мужчина кивнул, вновь взглянул на свои часы и направился к выходу. — А как же картина? Контракт?.. — поплелся сзади Эрих, не в силах понять на что сейчас мысленно подписался. — Подпишем его при следующей встрече. Тем более, что, как мне кажется, я знаю, чего вы на самом деле желаете, но не в силах признать самому себе. Я в силах это предоставить, как только вы начнете делать шаги навстречу. До скорой встречи, Эрих Дайс. Одевшись так же быстро, как и пришел, Ральф скрылся за дверями, оставив Эриха один на один с собственными мыслями. Единственный человек, который знал об увлечении Эриха рисованием, была его мать. Больше он никому не открывался, но теперь об его небольшом секрете знал Ральф фон Фейербах. Мужчина, который втянул его в опасную игру с собственным внутренними противоречием: в корне убить талант, доставшийся в наследство от ненавистного родственника или развить его и приумножить, позабыв о прошлом.