Удивительное шоу братьев Крейзов

      Оша выросла в бескрайних водах Медвежьего моря, среди голубых льдин и снегов. Еще маленькой шелке отец рассказывал сказки о прекрасном юге, где люди и мутанты живут в мире и согласии, в любви и достатке. Юная Оша верила в это так трепетно и наивно, что даже почти обрадовалась, когда охотники, что отыскали шелок Медвежьего моря, заявили, что отвезут товар на юг. Но отец лгал, люди, что на севере, что на юге, презирают русалок и кентавров, сфинксов и фавнов, стремятся сделать из них трофеи и выставить на всеобщее посмешище. Дочка вождя, прекрасная Оша, попала в цирк братьев Крейзов в свои неполные шестнадцать, и вот уже на протяжении двух лет обитает в одном вольере с чудовищным нагом, Спиросом, которому когда-то была отдана на съедение.       Шелка сидела на прибрежных камнях, лениво расчесывая когтистыми пальцами мокрые пшеничные волосы, и поглядывала на закатное солнце сквозь кованые прутья. Их клетка считается одной из самых богато обустроенных в цирке — оно и понятно, исполинский черный наг числится любимцем у господарей Крейзов, вон, даже специально выстроили его обитель на берегу Горячей реки, хотя это скорее для нее сделано, нежели для Спироса. Оша похмурила брови, про себя отмечая, что вечернее представление должно вот-вот окончится, а значит недалеко до возвращения хозяина вольера. Нужно бы поспешить. Шелка вздохнула протяжно и вдруг сиганула в воду, шлепнув пятнистым хвостом, устремилась к самому дну. Растревоженная гладь затихла через пару секунд, и только солнечные лучи ласкали ее теплыми пальцами. Девушка-тюлень все не возвращалась.       И вдруг загрохотали ржавые засовы со стороны цирковых корпусов, и гигантский змей тяжело ввалился внутрь, подгоняемый дрессировщиком и его электрожезлом.       — Хорошо расстарался, змеюка, — усмехнулся Неро, проследив, чтобы тягачи хорошо затворили замки. — Авось твою рыбешку жирную еще годок-другой не тронут.       — Захлопни пас-сть, человечиш-ш-шка, — прошипел Спирос, тяжело дыша и сверкая желтыми глазами. Обнажил клыки и плюнул в его сторону желтым ядом, только не попал — дрессировщик привычно отшагнул.       — Кто разозлился, — фыркнул мужчина, поглаживая свой хлыст. — Надеюсь девчушку рано или поздно отпустят, а то и ее заплюешь.       — Да что ты знаешь! — рыкнул наг, необычайно резво прыгнув на прутья. Выступление его вымотало — показная борьба с кентавром по кличке Элиа обернулась пробитым боком черного змея, но Рей к нему даже близко не подойдет, и Неро хорошо это понимал, потому что чернобрюхий наг слишком агрессивен и непомерно дик.       — Знаю, что ради нее ты будешь надрывать свою задницу столько, сколько потребуют господари Крейзы, — очень серьезно заметил дрессировщик, сощурив разноцветные глаза и оглядев исписанное шрамами лицо нага. Губы искривились в недоброй ухмылке.       — Пос-смотрим.       — Ха, посмотрит он, ну-ну, — хохотнул дрессировщик, все-таки поежившись от непонятного липкого страха. Так или иначе, но ему сегодня предстоит исполнить свою часть омерзительной сделки…       Мужчина чертыхнулся, сверкнул недобрым взглядом и — был таков, оставив Аспида в гордом одиночестве или не одиночестве, кто его знает — шелки-то все равно не видать. Чего тюлениха никак не сбежит, Неро тоже не знал да и не углублялся шибко, живут как живут — бог с ними.       К тому же у него тоже была своя собственная тайна в лице хозяйской кицунэ.       Когда дрессировщик и тягачи скрылись из виду, Спирос тяжело перевернулся на спину, медленно выдыхая через рот. Зверски болел пробитый бок, но регенерация у нагов на уровне, так что нестрашно. И без доктора этого тощего он справится, пусть хоть сдохнет, человечишка. Змей обнажил клыки в зловещей ухмылке, и вдруг взгляд его задержался на распустившемся недавним бутоне белой каллы — она красовалась прямо над его головой, и наг потянулся к лунному цветку израненными руками, со всей нежностью и трепетом срывая его грубыми пальцами. Эта калла так похожа на нее — белая, бархатная, до слез прекрасная. Змей вдруг воодушевился, с трудом переворачивая свою огромную тушу, оперся о сырую землю, зарычав от боли и неспешно двинулся к берегу, к груди прижимая белоснежный цветок.       — Оша, — еще издали позвал он, всматриваясь, пытаясь средь береговых валунов увидеть знакомый силуэт. — Оша! Я вернулся, кроха.       Вода была спокойна и тиха, и Спирос принялся ждать, развалившись на каменистой земле. Солнце прощальными лучами ласкало его тушу, и наг жмурился от его света, прислушиваясь к малейшему шуму со стороны реки. Он не волновался о том, что его драгоценная малышка вздумает сбежать, что бы там ни толковал этот ублюдок, ведь Спирос прекрасно знал, что Оша давно могла сбежать — когда-то она нашла бреш в береговой решетке, через которую она с легкостью покинула бы пределы вольеры, но делать этого не стала. Черный наг шумно вздохнул, вдруг ощутив как сжалось сердце. Он пытался ее прогнать, кричал, хватая ее за руки и чуть ли не швыряя в море, чтобы она, дурная, плыла на свободу. Но кроха тогда заявила, что ни в одном другом месте она не будет так счастлива, как в этом проклятом цирке рядом со Спиросом. И он сдался, ведь прекрасно осознавал, что будь у него такая возможность, никогда бы ею не воспользовался даже под страхом смерти.       Странная неправильно-уродливая любовь жила за этими решетками вместе с черным нагом и серошкурой шелкой. Держала их возле друг друга, питала, убеждала, позволяла жить.       Спирос глянул на сорванную каллу и подобрался к воде чуть ближе, опуская в прохладу израненные в бою руки. Агнец сегодня неистовал — оно и понятно, всадницу-то его обещали выпороть за какой-то там гнусный проступок, Спирос не расслышал какой именно в разговоре двух тягачей, когда ждал своей очереди. Рыжий кентавр бил сильно и больно, ослепленный злостью и желанием победить ради своей женщины. Только вот проиграл могучему Аспиду с позором. Уж Спирос не знал, что теперь станется с Мэй, — единственной человеческой девушкой на весь цирк, — но рисковать собой он не мог, ибо выбор между Ошей и благополучием всадницы очевиден. Черному нагу было плевать на нее и ее проблемы, а вот принцесса его должна жить и ни в чем не нуждаться.       Оша как-то сказала, что он был ее драконом-защитником, как в старых людских сказках, которые она слышала на невольничьем рынке, про царевен, рыцарей и драконов. По сюжету Спирос должен сразится с неким принцем-героем, только вот заранее знал, что порвет каждого, кто посягнет на его сероглазую кроху. Никому не отдаст, никому не позволит обидеть.       — Оша, — снова позвал он, заискивающе глядя на спокойную водную гладь, и в следующую секунду она заволновалась, и из черного омута вынырнула белокурая голова. Глаза большие радостно блестели, а Спирос так и вовсе непроизвольно заелозил хвостом по земле от переизбытка чувств.       — Ты здесь, — выдохнула шелка, весьма грациозно выползая на каменистый берег. К груди она прижимала ворох черных водорослей, по кудрявым стволам на землю ручьями стекала вода. — Что же это? — хмуро спросила она, все же разглядев старательно прикрываемый пробитый копытом бок.       Но Аспид даже сути вопроса не уловил, все смотрел в красивое круглое лицо с затаенным дыханием и шелохнуться боялся. А Оша вздохнула только тяжко, властно убрала его руки, вопросительно взглянула на каллу и сунула горсть принесенных водорослей себе в рот, принимаясь тщательно пережевывать.       Она хорошо знала, что доктор Рейдж не придет сегодня, даже несмотря на ранение, с которым после поединка нагрянул Спирос. Так уж было заведено — Спирос не подпускал к себе никого, будучи слишком гордым, и постоянно уповал за змеиную регенерацию. Нередко получал, к слову, от Оши, потому что свои врачебные таланты шелка хорошо знала, и обещать постоянную заботу не могла — в этой реке слишком мало целебных водорослей.       — Она так похожа на тебя, — задушевно начал наг, заправляя прядь мокрых волос ей за ухо и вставляя в прическу принесенную каллу. Оша вопросительно на него взглянула, продолжая жевать, а сама внутренне зарделась. Он таким всегда был — исполинский черный наг с хищными желтыми глазами. Угольного оттенка был не только змеиных хвост, но и человеческая часть тела, как бы необычно это ни выглядело. Оша видела темнокожих людей, но если их кожа была теплого оттенка кофейных зерен, но Спирос с головы до хвоста был чернильно-черным, словно сам демон спустился на землю в теле нага.       Только вот сердце у него было отнюдь не черное и холодное, как может показаться сначала, а нежное и теплое, разве что показывает он эту свою сторону только Оше, не доверяя никому в этом цирке.       А юная шелка, напротив, целому миру готова была открыть свою душу.       Принцесса Медвежьего моря, наконец, закончила с пережевыванием водорослей и принялась наносить вязкую субстанцию из слюны и растительности на пробитый копытом бок черного нага. Спирос коротко цыкнул скорее от собственной вредности, нежели от боли, но не дергался и не мешал, только внимательно глядел за действиями Оши, словно она магию творила, не меньше. Однако, шелка не обращала внимания на проявленную заинтересованность, полностью сосредоточившись на этом деле. Мазь смягчит боль и уберет отеки до того момента, пока доктор Рейджи не закончит свои дела и не придет сюда.       — Я не сделаю многого, — угрюмо напомнила Оша, аккуратно, самыми кончиками пальцев, втирая снадобье в угольно-черную кожу, на которой кровь смотрелась как нечто мистическое и нереальное.       — Мне и этого хватит, — заверил ее Спирос, потянувшись за поцелуем ласковых пухлых губ, но вместо этого зарычал от вспышки тупой боли и откинулся назад.       — Говорю же, — покачала головой шелка и подтянулась руками, ухватившись за береговые камни. — Позволь доктору Рейджи сделать сегодня свое дело.       — Этот человеческий выродок не коснется меня!.. — вспылил наг, и желтые глаза его дико вспыхнули.       — Он тебе ничего не сделал, — мягко произнесла Оша, оказавшись на уровне его распростертой на земле груди. За время пребывания в этом вольере она научилась неплохо передвигаться и по берегу. Ее получеловеческой дыхательной системы хватало на то, чтобы находиться на суше по меньшей мере несколько часов. — Позволь ему о тебе позаботиться. Ради меня, — добавила она, подумав, и ласково коснулась сильного мускулистого плеча, поймав уже не такой свирепый змеиный взгляд.       — Просишь меня о слабости?       — Прошу о смелости, — качнула головой шелка, поджав губы. А потом неожиданно для самой себя добавила: — Сейчас это особенно необходимо…       — Ты о лисице? — уточнил Спирос, и голос его боле не рычал. — Ты слышала толки, моя милая Оша? В цирке о ней все говорят.       — Слышала, — кивнула она, нахмурив почти белые брови.       — Она защищает Нэша… А это многое — он мне как брат, — наг задумчиво потер подбородок и шевельнул громадным хвостом. — Почему ты вспомнила о ней?       — Я думаю, это шанс, — отчего-то шепотом произнесла Оша, заискивающе посмотрев на своего возлюбленного. — Шанс одержать победу.       — Даже всадница Мэй готова идти за ней, — продолжил Спирос, кивнув. От его былой вспыльчивости не осталось и следа. — И черт с ним, Неро тоже о ней говорит. Коли надо будет, я встану рядом с ним плечом к плечу…       Шелка подняла на него ошеломленный взгляд, а потом широко улыбнулась, приблизившись к его лицу. Некоторое время просто смотрела на лежащего перед ней нага, изучала его чернильно-черные густые длинные волосы, доходившие аж до поясницы, ласкала взглядом сильные руки с широкими ладонями, глядела любовно на мощную шею и явно прорисованный кадык, словно собралась изобразить его на холсте, как какой-нибудь человеческий художник. Но Оша быстро оправилась от минутного наваждения, дохнула в любимое лицо теплым дыханием и прижалась к призывно открытым устам, ощущая мягкость губ и сладость жаркого поцелуя.       Спирос, будто бы получив разрешение, завел руку куда-то ей за шею, а второй принялся ласкать щеки, упиваясь пухлыми губами. Он всегда был нежен, шелка не помнила ни одной грубости, ни одного резкого жеста или слова, лишь бесконечную ласку и заботу. Даже по первости наг не смел проявлять агрессию, только — легкое раздражение, которое вскоре обернулось привязанностью, а после огромной, как целый мир, любовью, что горела в сильном сердце и по сей день. Даже сейчас Оша прислушивалась к мелодичному биению, вспыхивая от желания и нетерпения.       Она была послана к нему в качестве еды, а теперь таяла в его объятиях и нежности.       Змей вдруг прервал поцелуй и мягко уложил ее на песок, глядя сверху вниз сверкающими желтыми глазами. Снова разрешения ждал, хотя получил его очень давно, еще в самую первую из сокровенных ночей. Шелка ласково улыбнулась, потянув руки к его лицу, и кивнула головой, не отводя взгляда. В этом цирке любить нельзя, но куда деться от этого чувства? Куда же сбежать, если оно то единственное, что греет душу в эти мрачные времена — некуда.       — Я люблю тебя, Спирос, — прошептала Оша, огладив красивое мужественное лицо.       — И я, — выдохнул наг, ластясь к ее рукам. — Я люблю тебя, моя милая, нежная принцесса. Всем свои сердцем, — заверил он, оцеловав ее хрупкие пальцы. И она верила, ведь в этом голосе была вся та искренность, которую утратил этот мир.       Наг вдруг нагнулся к ее груди, мягко стягивая самодельные тонкие сеточки, унизанные ракушками и жемчужинами — мутантам одежда не полагалась, и шелка мастерила ее сама из того, что находила. Округлые полные груди колыхнулись подобно морским волнам, и Спирос коснулся их трепетными губами, затаив дыхание, словно в мольбе целовал скульптуру богини, не иначе. Шелка в сладостном нетерпении стонала его имя, прогибаясь в спине, и тянула ладони к его полураскрытым паховым пластинам, ощупывая еще мягкую плоть и прикусывая губу. Змей издал хриплый рык и накрыл губами твердый сосок, обласкав его языком и выудив из Оши полный наслаждения стон. Однако, свои махинации на уровне паховых пластин она не оставила, лишь возрос ее пыл, и ловкие пальцы принялись массировать внушительные половые органы, коих у большинства нагов имелось два.       Спирос вдруг не выдержал и отстранился, закидывая голову вверх, не в силах справиться с волной непосильного удовольствия. Ее пальцы, ее руки, ее улыбка и шепот — сводили с ума, и даже исполинский черный наг был не в силах бороться с хрупкой принцессой Медвежьего моря, владеющей его телом так бесстыдно, так умело. А она и не думала прекращать.       Сначала коснулась губами аккурат возле раскрытых настежь пластин, выбив из своего непокорного хрип на грани с блаженным стоном, а потом примкнула в поцелуе к твердому налитому кровью члену, лаская рукою второй. Шелка видела, как напрягся пресс, как заходил ходуном кончик угольного хвоста, и одновременно с тем, как наг коснулся пальцами ее плеча, обхватила губами трепетную головку, принявшись посасывать разгоряченную влажную плоть.       Змей взвыл от удовольствия, а Оша только сосредоточенно прикрыла глаза. Перенапрячься она ему сегодня не даст, поэтому вся ситуация сейчас находилась в ее руках. По крайней мере до того момента, пока доктор Рейджи не сделает свое дело.       Шелка заглотила глубже, все так же прислушиваясь к своим собственным и к ощущениям Спироса. Но нагу, похоже, нравилось запредельно, поэтому она не волновалась, поглаживая свободной рукой щербатые на ощупь внутренние пластины, покрытые мягкими чешуйками. Они друг друга изучили так же хорошо, как сказки Медвежьего моря или легенды гор Угры. Каждый сантиметр, как прочитанная на сотни раз любимая история. Оша усмехнулась своим мыслям, на секунду выпустив орган изо рта, и снова примкнула к нему губами, вылизывая узкую плотную дырочку. Ей особенно нравилось, когда Спирос поскуливал от неопределенных ощущений после прикосновений к этому месту.       Иногда становилось страшно от мыслей, что наг пойдет ради нее на что угодно, если она только скажет. И почти не страшно от того, что сама Оша сделает все, если потребуется для его безопасности. Даже поверит в слухи об Ангеле, что посмел подарить надежду печальным обитателям старого цирка. Эта лисица, о которой все говорят, она же искра, что воспылает огнем, и либо пожжет пламенем все, либо спасет каждого, иного не дано.       Но Оша готова рискнуть.       Шелка почувствовала на языке солоноватый привкус семени и подняла глаза на тяжело дышащего нага. Плечи его дрожали, и был он настолько прекрасен, что ни солнце, ни луна не смогут с ним сравниться. Спирос жарко выдохнул, посмотрел на нее, и Оша широко улыбнулась, проведя пальцами по закрывшимся паховым пластинам. Да — ради него она готова поверить. Как и он сам во имя маленькой шелки сделает все, что угодно.       — Время бороться, да? — насмешливо спросил змей, улегшись на песок, и поманил к себе свою возлюбленную.       — Оно настало, Роси, настало, — прошептала она, умостившись головой на его широкой груди. — Но что бы ни случилось, будь со мной.       — Клянусь тебе.       Цирк ждал.