Глава 6. Шанс на спасение
9 сентября 2022 г. в 21:05
Стараясь никому не попадаться на глаза, Мерджан вышел в сад. Прячась за шпалерами, увитыми цветущими клематисами, он торопливо пробирался к выходу. Сад в Топкапы поражал красотой и разнообразием изысканных растений. Глядя на всё это цветущее великолепие, Мерджан невольно вспомнил детство и то далёкое время, когда он служил садовником в Эдирне. Немало воды утекло с тех пор, но в памяти отчётливо сохранилось то, что произошло много лет назад. Говорят же, что детские воспоминания самые яркие.
В огромном парке, окружавшем дворец в Эдирне, росли деревья ценных пород и редкие цветы. Весной дружно появлялись из-под земли крокусы, нарциссы, гиацинты и, конечно же, тюльпаны — символ династии Османов. Их было невероятно много: цветы всевозможных форм и расцветок заполняли клумбы, выстраивались вдоль дорожек, прятались под кронами цветущих деревьев. Тюльпанам уделялось особое внимание с тех пор, как Султан Селим приказал обезглавить всех садовников дворца, не найдя этих цветов в желаемом количестве. А госпожа Айше Хафса Султан любила розы и для неё был устроен розарий с фонтаном и беседкой. Всё это великолепие требовало тщательнейшего ухода. Труд садовника был тяжёлым, приходилось копать и рыхлить землю, выпалывать сорняки, таскать вёдра с удобрениями и водой для полива растений, стирая до крови ладони. Кроме того, в обязанности садовников входила расчистка близлежащего леса и заготовка дров для отопления дворца. Но тяжёлый и утомительный труд давал свои плоды, развивая физическую силу и выносливость.
В отряд садовников входили молодые люди разного возраста, некоторые из них были глухонемыми с рождения, другим же после зачисления в отряд отрезали языки. Ребята из отряда объяснялись жестами, выучить которые не составило большого труда. Старожилы сразу дали понять, что на новеньких возлагаются обязанности по ежедневной уборке казармы и мытью посуды. Мыть ледяной водой полы и грязные миски было весьма утомительно, но не смертельно. По крайней мере лучше, чем постоянно получать тумаки от старших.
В Эдирне представилась возможность узнать много полезного о проектировании дворцовых парков, устройстве фонтанов, прудов, теплиц, об использовании различных видов почвы, об особенностях выращивания декоративных, съедобных, лекарственных и даже ядовитых растений. Посчастливилось вживую увидеть те растения, о которых было известно только из книг. К слову сказать, рисунки там выглядели весьма корявыми и появилась идея переписать эти книги, снабдив их более качественными иллюстрациями. Но мечта так и осталась мечтой. К сожалению, за всё время пребывания в Эдирне не представилось возможным увидеть ни одной книги: это же удовольствие для господ, для образованных людей, а не для безграмотных садовников. Иногда нестерпимо хотелось взять в руки перо и писать, рисовать, чертить, но бумага и чернила были непозволительной роскошью.
Почётной обязанностью всех слуг являлась охрана дворца, поэтому юные садовники наряду с занятиями борьбой и фехтованием учились использовать не по прямому назначению вилы, топоры, косы. В руках умелого бойца садовый инвентарь превращался в поистине смертоносное оружие.
Помимо ухода за растениями на садовников возлагались функции палачей и ребят с юных лет приучали к выполнению этих неприятных обязанностей. Весь отряд в полном составе заставляли присутствовать при казнях и телесных наказаниях. Казни были редкостью, их совершали самые опытные и умелые палачи, зато другие наказания проводились с завидной регулярностью. По приказу кадия провинившихся клеймили, наказывали на фалаке, пороли кнутом, а иногда могли даже прибить за уши в назидание городскому люду. В таких экзекуциях довольно часто приходилось участвовать ученикам-садовникам. Как правило, при этом младшие держали фалаку и подавали палки, а те, что постарше, наносили удары. Важно было правильно рассчитать силу удара, так как нерадивых жестоко наказывал старший ага, а слишком усердствовавших могли подкараулить и избить друзья пострадавшего. Молодых «садовников» обучали разным способам лишения человека жизни, как особо жестоким для устрашения народа, так и максимально быстрым и гуманным. Также демонстрировали пытки для добывания информации из тех, кто не хочет добровольно сотрудничать. Всё это происходило изо дня в день и постепенно чужие страдания перестали отзываться острой болью в сознании, пришло равнодушие и отупение.
Дворец в Эдирне принадлежал династии Османов, поэтому в душе всё еще теплилась надежда услышать возглас: «Дорогу! Шах-и-Хубан Султан Хазретлери!»
В бесплодном ожидании прошло два года, но однажды представился случай, который дал шанс на новую жизнь.
— Дорогу! Айше Хафса Султан Хазретлери! — послышался зычный возглас и на усыпанной разноцветным гравием садовой дорожке, обрамлённой чуть пожелтевшими от осенних холодов кустами, показалась величественная фигура супруги Повелителя.
Сердце замерло и учащённо забилось. А вдруг Шах-и-Хубан приехала вместе со своей Валиде? Хоть бы одним глазком взглянуть на неё!
Как стало известно из разговоров слуг, супруга Повелителя приехала без дочерей. Госпоже нездоровилось и её сопровождал главный лекарь Повелителя — Меркез-эфенди. Это был невысокий худощавый человек с тонкими благородными чертами лица и рассеянным взглядом из-за толстых стёкол очков.
Занимаясь уборкой опавших листьев и посадкой тюльпанов недалеко от розария, можно было незаметно рассматривать главного лекаря, который часто сидел в беседке, увитой пурпурным диким виноградом, читал, близко поднося книгу к глазам, и записывал что-то в небольшую тетрадь. Каждый раз, заметив Айше Хафсу Султан, он прерывал свои занятия, надевал очки, закрепляя дужки на затылке, и устремлялся к ней навстречу, делая вид, что прогуливается по саду. Супруга Повелителя удивлённо округляла глаза и восклицала: «Ах, какая неожиданная встреча!», но потом благосклонно улыбалась и уже через несколько мгновений пара направлялась в розарий, оставив далеко позади служанок и наслаждаясь оживлённой беседой.
Иногда до слуха долетали обрывки разговоров, ведь благородные господа редко обращают внимание на ковыряющихся в земле садовников, тем более, если те скрываются за зелёными изгородями, кустами и шпалерами с разросшимися лианами.
— Эти розы похожи на вас, Госпожа, — однажды едва слышно произнёс Меркез-эфенди, остановившись возле куста тёмно-бордовых роз с насыщенным тягучим ароматом, — они так же прекрасны своей изысканной красотой.
— Это мой любимый сорт роз, — печально улыбнулась госпожа и сорвала один цветок, — «Запретное чувство». Его вывел главный садовник. Он тоже любил розы. Повелитель приказал казнить его вместе со всеми подчинёнными под нелепым предлогом, что во дворцовом парке не нашлось достаточного количества тюльпанов, чтобы подчеркнуть величие династии Османов.
Айше Хафса замолчала, а потом, вдохнув аромат, слегка прикоснулась к лепесткам губами и протянула розу Меркезу-эфенди, который с трепетом взял цветок, едва заметно коснувшись пальцами руки госпожи. Так же незаметно, делая вид, что наслаждается благоуханием розы, он поднёс её к губам и затем спрятал во внутренний карман.
На следующий день резко похолодало, лужи подёрнулись тонким льдом, а помертвевшие лепестки роз покрылись сверкающими колючками инея.
— Сейчас эти цветы действительно похожи на меня, — скорбно вздохнула Айше Хафса, кутаясь в тёплую накидку из соболиного меха, — дыхание зимы убило их.
— За зимой придёт весна, нам надо быть стойкими, Госпожа. Ваши любимые розы расцветут вновь.
Прекрасные глаза госпожи наполнились нежностью, а губы тронула едва заметная тёплая улыбка.
Прогуливаясь по саду, Айше Хафса Султан часто обсуждала с Меркезом-эфенди благотворительный комплекс в Манисе. Госпожа с интересом наблюдала, как главный лекарь раскладывает на земле разноцветные опавшие листья, обозначая различные объекты:
— Здесь будет столовая для бедных… а тут хаммам… Больница… А больницу для душевнобольных лучше поставить на окраине, рядом с лесом. Школу для детей бедняков — рядом с мечетью. А медресе…
Неловко жестикулируя и поправляя очки, Меркез-эфенди пускался в пространные объяснения, а госпожа увлечённо слушала, изредка вставляя свои замечания, и глаза её радостно сияли.
Голоса то становились громче, то затихали так, что трудно было разобрать слова, но неожиданно до слуха донеслось знакомое имя. Подобравшись поближе и спрятавшись за живой изгородью из кустов барбариса с бордовыми листьями и мелкими красными ягодками, удалось расслышать все детали разговора.
— Шахи ещё дитя, но она очень способная и любознательная. Нужно пригласить для неё учителей, — настаивал Меркез-эфенди.
— Зачем это нужно? — в голосе Айше Хафсы слышалась усталость и равнодушие. — Она изучает Коран и занимается вышиванием. Этого достаточно.
— Она уже выучила Коран наизусть! У девочки уникальная память. Но детский ум не способен понять все тонкости богословия. В её возрасте лучше изучать математику, ботанику, астрономию, иностранные языки. И было бы замечательно разрешить ей ездить верхом, она же неплохо держится в седле.
— Не думаю, что это необходимо. К тому же, она сама ничего не хочет, ничем не интересуется. Платья приказала отдать девочкам-сиротам, украшения пылятся в шкатулке, а на праздники её силком не затянешь.
— После того наказания она стала угрюмой и нелюдимой. Несколько раз видел её с красными глазами. Мне кажется, она тайком плачет. Никогда не жалуется, ничего не просит, но видно, что она глубоко несчастна.
— Ничего страшного! Выйдет замуж — выкинет из головы всякие глупости.
— Но ей всего девять лет, не рано ли говорить о замужестве? Я думаю, не стоит торопить события…
— Мне было немногим больше, когда я стала невестой шехзаде, — с горечью в голосе возразила Айше Хафса. — К тому же, речь пока идёт только о помолвке. Повелитель подобрал достойного кандидата. Лютфи-паша находился рядом с ним в самые тяжёлые моменты жизни. Трудно найти более верного человека. Он сейчас так опечален из-за преждевременной кончины супруги. Вы же, наверное, слышали, бедняжка упала с лестницы. Умерла, не приходя в сознание, и унесла с собой жизнь ещё не рождённого ребёнка. Паша убит горем…
— Госпожа, вы заблуждаетесь. Я говорил с лекарем, который осматривал несчастную. Она не упала с лестницы, а была зверски избита. И судя по всему, не один раз. Тело было покрыто как совсем свежими, так и почти зажившими синяками и ссадинами.
— Воля Повелителя — закон для всех. Он же выдал нашу хрупкую и такую ранимую Хатидже за мерзкого, развратного старика. Нашей девочке всего-то двадцать два года, а этот негодяй в три раза старше её! Он ей даже не в отцы, а в деды годится!
— Не волнуйтесь, Госпожа, дни Искандера-паши сочтены. Скоро Хатидже Султан станет свободной.
— Это точно? Меня в дрожь бросает от одной мысли о том, что этот мерзавец прикасается к нашей несчастной девочке…
— Искандер-паша серьёзно подорвал здоровье разгульным образом жизни и всевозможными излишествами. Если он будет соблюдать мои рекомендации и принимать назначенные лекарства, то скоро предстанет перед Аллахом. К тому же, я рекомендовал ему полное воздержание от супружеской жизни, так что можете быть спокойны за Хатидже Султан.
— Дай Аллах, всё так и будет.
— Жаль, что не было никакой возможности отговорить Повелителя от этого никчемного брака.
— Это чудовище, а не человек! Вот, взгляни — это результат нашего с ним последнего разговора!
Зашуршала плотная ткань рукавов платья и Меркез-эфенди испуганно вскрикнул:
— Не может быть! Это сделал Повелитель?
— Да, он разозлился, схватил раскалённую кочергу и… — слова госпожи перешли в горестные всхлипывания.
— Айше, милая, успокойся, — голос Меркеза-эфенди звучал нежно и умиротворяюще, — мы столько пережили, даст Аллах, переживём и это. Мы и наша… Хатидже Султан были на волосок от гибели, но слава Аллаху, Повелитель ни о чём не догадался.
— Да, ты тогда всё хорошо продумал. Повелитель поверил, что девочка родилась недоношенной. Даже имя ей дал соответствующее — Хатидже.
— Храни Аллах Хатидже Султан…
Как много можно узнать, притаившись за живой изгородью и сажая в холодную землю луковицы тюльпанов… Шах-и-Хубан в опасности, ей надо помочь! Но как? Что можно сделать против Повелителя, слово которого — закон?
Послышались неспешные шаги и совсем близко прозвучал взволнованный голос Айше Хафсы:
— А теперь нас постигла новая беда — Повелитель разгневан на шехзаде Сулеймана. Сначала он подослал убийцу, переодетого дервишем, когда шехзаде проводил проверку рынка. Покушение сорвалось, но этого негодяя не удалось взять живым: он перерезал себе горло. Потом под прикрытием бунта янычар во дворец проникли убийцы. Слава Аллаху, кто-то предупредил охрану и их удалось поймать. Перед смертью они во всём признались. Им было поручено убить шехзаде и отпереть ворота, чтобы впустить восставших янычар. Я так испугалась за дочерей! А недавно Повелитель прислал шехзаде кафтан, пропитанный ядом. Гонец, привезший его, умер в страшных мучениях…
— Нужно запастись терпением, Госпожа, я делаю всё возможное, чтобы Повелитель как можно скорее предстал перед Аллахом, — пытался успокоить госпожу Меркез-эфенди.
— Мне очень страшно за шехзаде, я боюсь, что Повелитель теряет разум. Он уже казнил троих своих сыновей. Надо торопиться, пока безумие полностью не овладело им.
— Аллах даровал Повелителю богатырское здоровье. Потребуется не один год, чтобы развалить его могучий организм. Тогда любая, даже самая легкая простуда сведёт его в могилу. Но я уверен, рано или поздно шехзаде Сулейман взойдёт на престол.
— Дай Аллах, так и будет.
— Я сделаю всё необходимое, но пообещайте, Госпожа, как только это случится, мы уедем отсюда. Только вы, я и наша… Хатидже Султан.
— Да, я обещаю.
— Верю вашему слову, но если вы не сдержите обещание, я навсегда удалюсь в обитель дервишей и мы больше не увидимся…
Шорох опавших листьев заглушил ответные слова госпожи. Что ж, пора продолжать работу, тюльпаны сами себя не посадят, а последовать за покойным главным садовником, так и не увидев Шах-и-Хубан, очень не хотелось.
Пару дней спустя, когда Меркез-эфенди читал книгу, сидя в беседке, к нему подбежал молодой слуга и что-то взволнованно сообщил. Удалось услышать только «предстал перед Аллахом». Главный лекарь вскочил со своего места и стремглав бросился во дворец, на ходу надевая очки и цепляясь за кусты полами длинного кафтана.
Книга осталась лежать на маленьком столике в центре беседки. Вокруг никого не было. Только клёны с позолоченными осенью резными листьями, увядающие розы, журчащий фонтан, беседка и… книга. Отец всегда говорил, что ни в коем случае нельзя брать чужое, это стыдно, это большой грех, однако ноги сами собой двинулись в направлении беседки. Можно ведь не брать, а только посмотреть. Посмотреть и сразу уйти. Но на всякий случай надо вымыть руки в фонтане и вытереть их чистой тряпицей. Просто так, на всякий случай. Книга была небольшая, в скромном переплёте. Трактат на латыни о ядовитых земноводных Азии и Африки. Между страницами лежала засушенная роза, проложенная с двух сторон толстой бумагой. Та самая. Понять смысл написанного не составило труда, ведь ещё в Манисе часто приходилось переписывать тексты на латыни, да и отец помогал в изучении этого языка, считая его, наряду с греческим, необходимым для образованного человека из княжеского рода. В первой главе говорилось о ядовитых африканских лягушках. Отравленный их ядом человек погружается в такой крепкий сон, что его невозможно отличить от мёртвого. От этого яда есть противоядие. Если принять его в течение суток, то отравленный может выздороветь. После описания свойств яда и картинки с довольно милым земноводным шёл увлекательный рассказ итальянского путешественника, похищенного африканскими людоедами и чудом спасшегося с помощью парализующего яда, приготовленного дочерью местного колдуна из выделений лягушек и сока тропических растений.
— Интересно? — над самым ухом прозвучал хрипловатый голос, заставив подскочить, чуть не выронив книгу, и согнуться в почтительном поклоне. Колени задрожали и слёзы сами собой подступили к глазам.
— П…п…п…простите, паша.
Меркез-эфенди иронично и благодушно улыбнулся:
— Не бойся. Как тебя зовут?
— М… Мее…
— Успокойся. Дыши глубже. Старайся говорить напевно, растягивая слова.
— М…Мерджан.
— Вижу, ты знаешь латынь.
— Немного, п…простите.
— А греческий? Арабский? Фарси? Французский? Писать умеешь? Переводить?
Оставалось только смущённо кивать.
— Сейчас ты пойдёшь со мной, — решительно заявил Меркез-эфенди, беря книгу со стола. — Не бойся, это тебе во благо.
В покоях главного лекаря кипела жизнь: слуги упаковывали в большие и маленькие сундуки книги, стеклянные сосуды необычной формы, наполненные разноцветными жидкостями и порошками, медицинские инструменты и какие-то непонятные приспособления.
Положив на небольшой столик у окна письменные принадлежности, листы бумаги и несколько книг, Меркез-эфенди распорядился:
— Вот это — перепиши, это — переведи. Мне сейчас надо уйти. Потом посмотрю.
Переписать текст и срисовать картинку с диковинной птицей и орнамент по краю страницы не составило особого труда. Сложнее дался перевод небольшого стихотворения на греческий, латынь, германский, французский и фарси.
Вернувшись, Меркез-эфенди посмотрел переводы и удовлетворённо хмыкнул:
— Неплохо, неплохо… А вот это — очень даже хорошо! — воскликнул он, рассматривая переписанную страницу из книги.
От похвалы стало тепло на душе. Давно никто не говорил доброго слова. Всё хорошее воспринималось как само собою разумеющееся, а за любой промах следовало суровое наказание.
— Теперь пиши, — скомандовал Меркез-эфенди и продиктовал текст на фарси, на латыни, а потом — на каком-то непонятном языке.
Взглянув на написанное он рассмеялся:
— Это французский! Ты знаешь, как пишутся слова, но не слышал, как они звучат. Ну ничего, тебя научат. Я дам рекомендацию в Дворцовую школу в Эндеруне. Это твой шанс на спасение.
Меркез-эфенди аккуратно собрал все листы с записями и кивнул на прощание:
— Сейчас иди в казарму, удачи тебе, малыш.
На следующий день Айше Хавса Султан и Меркез-эфенди спешно покинули дворец, чтобы поддержать Хатидже Султан — её супруг Искандер-паша скончался от апоплексического удара. А через три дня в Стамбул выезжал обоз с яблоками и представилась возможность отправиться в Дворцовую школу в Энедеруне. Ещё затемно прибежал старший ага, передал свёрток с рекомендательными письмами и скомандовал, подкрепляя слова грубыми тычками:
— Быстрее давай! Хватит спать! Тоже мне, принц выискался! Шевелись, шевелись! Обоз ждать не будет!
С первыми лучами солнца обоз двинулся в сторону Стамбула. Воздух был по-осеннему свеж, золотилась листва, скрипели телеги, а из корзин доносился аромат спелых яблок. Впереди была новая жизнь.
Нехотя расставаясь с детскими воспоминаниями, Мерджан вышел через восточные ворота и почти бегом направился во дворец Госпожи. Все жители Стамбула называли дворец на Ипподроме дворцом Ибрагима-паши, но для Мерджана это был дворец Госпожи. Его Госпожи. Он не мог и не хотел представить себе, что дворец может принадлежать кому-то другому.
Добравшись до дворца, Мерджан торопливо кивнул стражникам, быстрым шагом зашёл внутрь и остолбенел: у входа стояли разного размера сундуки и ларцы, вокруг суетились слуги, перенося и перекладывая вещи. В душе родилось нехорошее предчувствие и тёмной волной нахлынуло болезненное беспокойство. Стало ясно, что должно случиться непоправимое.