Дорожные вафли и ужасный кофе

      Братья решили сделать небольшую остановку в старой закусочной, чем-то напоминающей Griddy's в родном городе, прежде чем ехать дальше на поиски биологической матери Клауса. Пятый только сейчас узнал истинную причину поездки, поэтому всё еще был недоволен, что его затянули в путешествие обманом.       Клаус жаловался на то, как сильно он голоден, что совершенно раздражало, а Пять просто хотел кофе, хотя он был почти уверен, что кофе в этой неизвестной и маленькой забегаловке будет ужасным. Ну, вот они сидят друг напротив друга за маленьким столиком у окна. Играет какая-то блюзовая музыка в стиле кантри, довольно стереотипная, но идеально подходящая для этого места.       Клаус получил вафли и эффектный, декоративно оформленный, клубничный молочный коктейль. Пятому подали кофе и тоже вафли, потому что, почему бы и нет. В любом случае, он на пенсии, поэтому может наслаждаться хоть чем-то.       — …Итак, теперь, когда я наконец-то трезв, mi hermano , я бы хотел найти ее. Плюс, конец света больше не наступает, хотя теперь есть «глупые птички», которые существуют здесь и заменили нас, но неважно. Всех не переиграешь, правда, Файфи?       Пятый вздыхает и делает глоток кофе, отмечая, что тот действительно ужасен, но Пять слишком сильно хочет кофе, чтобы отказаться от него.       — Да, ну, по крайней мере, мир больше не испорчен безвозвратно, не разрушен, хотя бы не до такой степени, как раньше. А иметь дело с этими «глупыми птичками» звучит гораздо проще, чем остановить апокалипсис.       Клаус прихлебывает свой молочный коктейль через соломинку, а затем хихикающе смеется:       — О, Файфи. Я уверен, что наша семья может угробить мир в кратчайшие сроки.       — Не надо.       — Слишком поздно! Мы уже работаем над этим. Пока мы разговариваем, наши братья и сестра портят мир, пенсионер, — говорит Клаус, затем вилкой засовывает себе в рот кусочек вафли. Он бормочет что-то себе под нос, говоря: — Старик на пенсии. Господи, ты выглядишь на сколько? На тринадцать, на четырнадцать? Что ты собираешься делать на пенсии, малыш?       Пятый хмуро смотрит на свою чашку, делая глоток кофе.       — Я всё еще могу напиваться и телепортироваться, и у меня всё еще есть вы, идиоты, за которыми нужно присматривать.       — Но никаких баров для тебя. Хм, секса тоже нет. Некоторые действительно сомнительные торговцы наркотиками могли бы продать тебе что-нибудь, но эх. Наверное, нехорошо, если у них есть хоть какая-то мораль, которой у них нет. Черт, ты не можешь делать ничего веселого целую вечность.       — Да, хорошо, — Пять усмехнулся. — У меня были проблемы и похуже, чем выяснение того, на что потратить свою пенсию и с кем потрахаться, Клаус. Я уверен, что смогу что-нибудь придумать.       Клаус запихивает в рот ещё один кусочек вафли и запивает его молочным коктейлем.       — Эй, и ещё… я, эм… мне жаль, что я не знаю, где твоя мама, братишка.       Пятый пожимает плечами, откусывая кусок мягкой вафли.        — Все в порядке, Клаус. Послушай, сейчас всё может быть гораздо более дерьмовым, чем есть на самом деле. Если эта поездка и придурки из «Спэрроу» — мои единственные проблемы, плюс идиотская семья, я доволен.       — Доволен? — Клаус фыркает. — Ты никогда не бываешь доволен. Ты всегда ищешь очередной апокалипсис, который нужно остановить, или проблему, которую можно решить, пролив немного крови.       — Правда, Клаус? Действительно?       — Ох, да ладно! Сколько твоей жизни было потрачено на то, чтобы остановить апокалипсис, а? Ты не знаешь, чем еще себя занять, мой брат. Ты знаешь, что не можешь просто уйти на пенсию, — легко говорит Четвертый, размахивая вилкой.       — Я на пенсии.       — Враньё. Ты начнешь действовать, как только один из нас испортит твою драгоценную, фиксированную временную шкалу, и ты это знаешь.       — Ну, пока вы этого не сделаете, я могу быть на пенсии, придурок.       Клаус громко допивает свой клубничный коктейль, а Пятый раздраженно закатывает глаза, делая еще один глоток кофе.       Пять вздыхает и проводит пальцем по ручке кофейной чашки.       — Я потратил почти всю свою жизнь, пытаясь остановить первый апокалипсис, Клаус, только для того, чтобы потерпеть неудачу и вытащить нас всех из второго. Я нахожусь в этом глупом, подростковом, тринадцатилетнем теле уже месяц. Ты прав. Я даже не могу делать всё, что хотел бы делать в мире без апокалипсиса, из-за этого детского тела, — удручённо произносит он, неопределенно указывая на себя свободной рукой.       После паузы Пятый смотрит на свою кофейную чашку и на тонкие пальцы, держащие ее.       — Но это не имеет значения. Ты знаешь, что? Это не так. Потому что я наконец-то, наконец-то добился успеха. Почти, по крайней мере. Конечно, Спэрроу здесь, и кто знает, что еще изменилось, но моя семья, мои братья и сестры, вы все в безопасности. Земля цела. Черт, это самое свободное от апокалипсиса время, в котором я находился за последние десятилетия.       — И ты не знаешь, что с собой делать, — говорит Клаус, зелень глаз напротив пронзает, когда Пять поднимает карие глаза от чашки с кофе, чтобы встретиться с Клаусом взглядом, даже когда тот жует вафлю.       — И я не знаю, что с собой делать, — тихо и мягко проговорил Пятый, вздыхая и прекращая обводить ручку кружки, чтобы сделать глоток уже почти остывшего напитка.       Клаус пожимает плечами, доедая вафлю и кладя вилку на стол.       — Ты не просто окровавленные руки и пыльные апокалипсисы, Файфи, — говорит он, а затем улыбается. — Пенсия могла бы тебе подойти.       Пятый выдает с намеком на улыбку, искру чего-то задумчивого, но в то же время несколько неуверенного: — Может быть, и могла бы.       Клаус делает вдох, затем откидывается на спинку стула, небрежно скрещивая ноги.       — Ну, нам пора идти, нужно повидаться с моей биологической матерью и все такое. Пошли, — говорит он, расправляя ноги и вставая со стула. — Пора возвращаться в путь, мальчик мой.       Пятый встает со своего места и оставляет на столе немного денег, которые им удалось раздобыть. Он определенно не верит в то, что Клаус оплатит их счет.       — На этот раз я за рулем, Клаус...       — Ах, ах! Нет. Ни за что. Если нас остановят из-за того, что за рулем какой-то юный сопляк вроде тебя, у нас будут большие неприятности, учитывая мой потрясающий, чистый послужной список, а ты выглядишь на тринадцать, — говорит Клаус, когда они оба выходят из закусочной и закрывают за собой дверь, направляясь обратно к автомобилю.       — Хорошо, хорошо. Ты можешь вести машину. Но только сегодня. Я не могу поверить, что ты так беспокоишься о том, что тебя остановят, Боже…       — Я не хочу провести ночь в тюремной камере и вытаскивать тебя из Службы Защиты Детей, приемной семьи или чего-то еще сегодня, приятель. Я просто хочу съесть немного вафель, выпить восхитительный клубничный молочный коктейль и навестить свою биологическую маму, — говорит Клаус, отпирая машину и забираясь на водительское сиденье, в то время как Пятый садится на пассажирское, а на лице его появляется хмурое выражение, которое он на самом деле не имел в виду.       — Да, да, пошел ты, Клаус, и я мог бы сам вытащить себя из приемной семьи, большое тебе спасибо.       — Пошел ты тоже, Пять, и я говорю это с величайшим обожанием и уважением, старик, — говорит Клаус, поворачивая ключ в замке зажигания. Машина с шипением оживает, и Клаус выруливает ее на главную дорогу довольно неуклюжим вождением.       — Нет, ты знаешь, что не говоришь это ни с каким «обожанием» или «уважением», Клаус, идиот.       — Что угодно, что угодно, — говорит Клаус, а затем включает радио погромче, покачивая головой в такт музыке и барабаня по рулю пальцами одной руки.       Пятый скрещивает руки на груди и закатывает глаза. Он наблюдает за Клаусом, который ведет себя как обычно, глупо и безумно, и чувствует, как его сердце наполняется радостью.       Может быть, он действительно наконец-то спас эту идиотскую, глупую, любимую семью.