***
- Не может быть, - Тсуна оседает на землю в отчаянии. - Этого не может быть. Он же только что говорил с Гокудерой по червелловской связи, объяснял, ради чего стоит жить, напоминал, за что они борются… И вроде бы видел понимание в изумрудных глазах на экране. Так почему?! ...а потом Реборн указывает туда, где Гокудера, в крови и копоти, вываливается из клубов дыма, и Тсуна, честное слово, просто не успевает его обнять. И – благодарит, благодарит бесконечно. Эта вся ерунда с кольцом, доставшимся сумасшедшему принцу – это же совершенно неважно, важно только, что сам Гокудера жив… Тот отнекивается, бубнит что-то про “простите” и “недостоин”, требует, чтобы Ямамото выиграл бой. Тсуна все же надеется, что он понимает, насколько прав в глазах своего “босса”.***
Гокудера ходит с хвостиком, собирая отрастающие волосы, и Тсуна залипает безбожно. Гокудера и вообще-то красивый, неудивительно, что на него девушки в таких количествах вешаются, а с собранными волосами - просто восторг. Дух захватывает. Доходит до того, что за завтраком Тсуна проносит еду мимо рта и чуть не втыкает приборы себе в руку, хотя едят они палочками. Тсуна подозревает, что он упоротый фетишист, но оторваться не может. Вообще, волосы Гокудеры - это что-то, даже несмотря на то, что он их регулярно портит перекисью водорода и прочими агрессивными осветлителями (а вы думали, подросток-итальянец с серебристыми волосами - это нормально?). Иногда, когда Гокудера в своем хранительском времени заходит особенно далеко, Тсуна тянется к его волосам, перебирает их, стараясь, чтобы окружающие не заметили. Почему-то Гокудеру лучше всего успокаивают эти неловкие касания, да и сам Тсуна кайфует, ощущая жестковатые волосы под пальцами.***
Много про что в своей картине мира Тсуна не знает, когда это изменилось, с Реборном вообще редко хватает времени предаваться рефлексии. Но он знает точно, когда увидел, насколько Гокудера красив. ...Он выбивает крышку своего небольшого вместилища и оглядывается, вдыхает полной грудью. Вокруг - полянка и лес, ящик, в котором он лежал, подозрительно похож на гроб, и слышны шаги... Тсуна вздрагивает, когда на поляну выходит мужчина и сердито спрашивает, кто он такой. Страх и слишком много свалившихся странностей мешают ему распознать знакомые черты, но, когда мужчина начинает извиняться - Господи. Это Гокудера, и он к р а с и в ы й. Заострившиеся, повзрослевшие, почти аристократичные черты знакомого лица кажутся произведением искусства. Боль и скорбь на этом лице возводят ощущение великолепной ожившей статуи в куб. Тсуна хватается за то, что надо узнать, услышать, как утопающий за соломинку, потому что только эта "соломинка" дает ему возможность хоть как-то воспринимать реальность не только в свете эстетики. А потом в розовом дыме вот это вот восхитительное заменяется на жующего что-то Гокудеру из его времени, и Тсуна чуть не стонет от разочарования. Впрочем, так как-то спокойнее и понятней. И уже позже, на базе, Тсуна невольно находит в этом лице будущий точеный аристократизм - и влипает окончательно.***
Спейд силён. Многослойная империя его иллюзий - Тсуна не способен разглядеть ее структуру, но гиперинтуиция подсказывает масштабы - подавляет и противоестественно восхищает. Все-таки невольно проникаешься уважением к противнику с такой силой. Когда они падают в пропасть, и Тсуна знает - не может не знать - что их сейчас разделят, возьмут по одному, ему становится страшно - страшно остаться в одиночестве, хотя, как друг-лидер-босс, должен бы бояться, что защитить не сможет. Гокудера, ободряюще улыбаясь, протягивает ему ладонь, и Тсуна, не думая, хватается за нее - и всю битву помнит успокоившее на секунды падения ощущение теплой сухой ладони в своей, и оно будто бы дарит уверенность в своих силах.