Танец бабочек

      Священная сакура была в самом цвету. Размашистые ветви уже начали терять свои нежные лепестки: роняли их на крыши зданий храма, на траву и горную дорогу, иногда даже на головы юных жриц. Мнимому спокойствию этих несчастных детей во время молитвы можно было только позавидовать. Сама возможность быть здесь, приносить свои пожелания, содержаться в тепле и уюте — дар для них от самой госпожи Гудзи, который нельзя не принять с должным уважением.       С наступлением ночи воспитанники возвращались в главное здание храма, чтобы пожелать старшим жрицам доброй ночи и завершить день ещё одной молитвой. Одна девочка вместе со старшей из мико осталась у древа, любопытно рассматривая его. Толстый, тёмно-песочного цвета ствол был изрезан временем и лезвиями вражеских ножей. Как-то Гудзи-сама уже рассказывала ей, что в храм приходили злые люди много лет назад. Но что им было нужно от непорочного древа?       — Сестра Микан, а почему лепестки нашей сакуры голубые?       Девочка осторожно подняла с земли один почти что целый цветок. Сжала его между пальцами через ткань своих чёрных перчаток. Посмотрела на жрицу. Та тепло ей улыбнулась.       — Потому что это не обычная сакура. А та, что была посажена самим Ватацуми в знак любви к Суйцзинь. Он взрастил её своей силой. Вложил в неё свои искренние чувства к ней. Благодаря этому священная сакура цветёт так пышно и отличается от остальных.       Завороженно рассматривая сестру Микан, девочка едва заметно порозовела. Огненно-рыжие волосы жрицы красивыми прядями оплетали жемчужный гребень и спадали на голубое кимоно. На правом его плече красовалась вышитая шёлковыми нитями заснеженная ветвь рябины. Такой же рисунок есть на одежде госпожи Гудзи.       — Из-за этого отец запрещает мне к ней прикасаться, да? Потому что я… Могу её испортить?       Микан Сарада наконец открыла глаза. Протянула руку к синим волосам девочки. Её ладонь нежно провела по ним.       — Нет, Эми.       Пальцы жрицы переместились к лицу юной госпожи. Сестра легко прикоснулась к кончику прямого носа.       — Твоя сила — дар. Гудзи-сама верит, что однажды ты сможешь спасать людей, используя её. Но пока она в твоих руках ещё не обуздана, ты не можешь контролировать её. Даже перчатки могут быть недолговечны, увы.       — Сёстры шепчутся, — недовольно поджала губы Эми. — Говорят, меня в храм нельзя пускать. А Мори-сама жалеет и пускает, потому что я — Мидзуно. Сказали, что таким как я отказывать нельзя, вот все и пляшут под... папину дудку.       Сестра Микан хмуро оглядела сакуру.       — Такая почитаемая госпожа как ты никогда не должна слушать такие глупые вещи, — с долей строгости сказала она. — Тебя избрали сами небеса — нести в себе кровь и силу великой богини. А над волей судьбы не смеются. Её принимают смиренно и без недовольства.       — Я не хочу быть далека от них, — вздохнула Эми, поднявшись с колен. Её руки отряхнули юбку кимоно от грязи. — Разве я чем-то от них отличаюсь? Мы все дети и люди. Все боимся чего-то, что нам непонятно… Но, если объяснить, может, они примут меня и такой?       — Никогда не стоит надеяться на людскую доброту к мнимому злу, дитя. Это только больно бьёт по сердцу. Если людям угодно считать кого-то другим, странным, неважным, они будут так считать. Ничто не переубедит человеческое сердце передумать.       — Но почему? — разочарованно нахмурилась девочка. — Любовь должна быть способна. Так говорится в свитках мёртвого моря.*       — Ты читала их? Кто тебе позволил?       — Гудзи-сама.       — Я скажу ей, чтобы больше не баловала тебя так.       Сарада замолчала, поджав губы. Юная госпожа Мидзуно услышала шаги. У стоящего рядом с воротами здания храма показались мужчины в облачении Сынов Ватацуми. Их скрытые зловещими тёмными капюшонами лица, металлические острые билли в руках, символы на накидках и странная аура пугали детей, живущих в храме, довольно сильно. Сжав пальцами рукав кимоно, не ощущая шершавой ткани через перчатки, Эми снова посмотрела сестре Микан в глаза.       — Вы думаете, я не заслуживаю это знать?       — Совсем нет, — Сарада поднялась. — Но тебе ещё рано думать об исполнении божественной воли. Подрастёшь и…       — Подрасту и меня принудят сделать это! Лучше уж сразу готовиться к неизбежному…       У ворот послышался мужской крик.       — Занесли? Ну, чего стоите?!       В сторону двух у сакуры вдруг побежала младшая жрица. Вся запыхавшаяся, она сначала поклонилась сестре Сараде, а после уважительно склонила голову в сторону юной госпожи.       — Сестра Микан, у нас чрезвычайная ситуация…       — Что случилось? Кого там привезли?       — Юный наследник клана Годжо. С ним что-то случилось, и Годжо-сама отправил его к нам на лечение, к госпоже Гудзи. Но, боюсь, даже она там не поможет…       Эми с интересом рассматривала стоящую у главного здания храма беловолосую госпожу. Рядом с ней стояла её мама. Эми несмело подошла к ним и остановилась, чтобы поздороваться с незнакомой госпожой. Женщина оглядела её и облегчённо улыбнулась.       — Прошу вас, Макото-сан…       Мать Эми нерешительно обернулась в сторону дочери. В её зелёных глазах девочка отчётливо разглядела какую-то неуверенность, даже опасение за что-то. Погладив дочь по голове, она вгляделась в синие очи, сливавшиеся с ночной мглой. Макото, заметив что-то, на мгновение улыбнулась и взяла дочь за руку.       — Милая, это госпожа Годжо. Её сын тяжело болен.       — Сочувствую, госпожа… — тихо сказала Эми. — Когда брат болел, мама очень переживала. Понимаю, что вы чувствуете…       — Эми, дорогая, — Макото крепко сжала ладонь девочки, обтянутую тканью перчатки. — Если ночью жрицы ничего не смогут сделать… Прошу тебя, сходи в покои юного господина. Попробуй вылечить его своей магией.       Девочка посмотрела в чёрные глаза госпожи Годжо. В них были слёзы.       — А он меня не испугается?       — Он взрослый мальчик, — с нервным смехом сказала женщина. — Потерпит.       — Спасибо, милая, — шепнула Макото дочке на ушко. — Боги отблагодарят тебя за доброту.

***

      — Моти, данго, тайяки… Он ест хоть что-нибудь питательное?       Слушая недовольное ворчание сестры Ёсиды, Эми наблюдала за матушкой в саду. С кухни храма можно было выйти прямо к усаженному цветами длинному двору, в котором юные воспитанницы часто проводили время в компании старших жриц. Розовые камелии соседствовали с искусственно засаженными пучками лаванды. Солнце как назло не светило. Серое, тусклое и пасмурное небо было похоже цветом на рыхлый цемент, неприятно мокрый и монотонный.       Чёрные волосы Макото были заплетены в косу. Эми любила, когда мама делала ей такую же. Так казалось, что они хоть немного похожи.       — Вот, готово, — сестра Ёсида хлопнула в ладоши. — Можешь нести, Эми-чан.       — Скажите, сестра, — Эми спрыгнула с кухонного островка и подошла к столу с подносом, — а мама так со всеми прихожанами разговаривает?       — Она — да. Не все сёстры так могут утешать. Твоя мать вообще добрая душа. Жаль, ей не воздаётся…       Проследив, как сестра Ёсида скрывается в другой комнате, Эми снова посмотрела на мать. Та обнимала старую женщину, пришедшую за молитвой. Слова, нежным потоком струящиеся, оберегающие от злого рока — Кояма Макото, по мнению прихожан, говорила Божьими устами. За это её ценили и очень уважали...       Временные покои юного господина Годжо находились на втором этаже главного здания храма. У комнаты стоял один из Сынов. Сопроводив девочку от лестницы пристальным взглядом, он не сказал ничего. Не спросил, кто она. Не попытался выведать, отравлена ли еда на подносе. Молча впустил, потому что если бы стал перечить, человек по имени Мидзуно Мичи, довольно давно наблюдающий с третьего этажа, перерезал бы ему глотку.       Когда сёдзи за спиной Эми задвинулись, она увидела лежащего на футоне мальчика. Парня, точнее. Он был старше неё, может быть, на пару лет. Но когда тебе всего двенадцать, эта разница внушительна. Беловолосый господин повернулся лицом к Эми почти сразу же, как она вошла. Бледные впалые щёки, какие-то тусклые глаза и серые круги под ними тут же её напугали. Но вместо того, чтобы шагнуть обратно в коридор, она осторожно и не спеша подошла, сев у самого края футона. Поставила поднос на пол.       — Ты дочь той доброй госпожи? — хриплым голосом поинтересовался Годжо.       — Меня зовут Эми.       — Какая-то ты неулыбчивая… Тебе не подходит.**       — Не могу улыбаться, когда другим плохо, господин. Извините.       — Я для тебя не господин, — проворчал Годжо.       — Ваше имя мне неизвестно.       — Сатору… Матушка так зовёт.       Эми указала на одеяло. Годжо послушно отодвинул его в сторону.       — Мне же не нужно раздеваться перед тобой?       — Нет, не нужно.       — А ты… Что вообще делать со мной будешь?       Юная госпожа указала пальцем на рубашку.       — Расстегните до середины. Мне нужно коснуться там, где сердце.       — Объясни, что за магия, — устало потребовал Сатору, выполняя просьбу. — Хочешь меня убить, как тот человек? Хотя… Ты какая-то слишком слабая. Я не чувствую в твоём теле проклятую энергию. Ты точно из шаманов?..       Эми, не слушая бредовых речей, стянула чёрные перчатки и коснулась чужого солнечного сплетения. Надавила, отчего Годжо едва слышно зашипел.       — Вампирша мелкая, вот ты кто. Прав я? Прав, конечно…       — Вы правы. Я умею вытягивать проклятую энергию из всего. Достаточно коснуться и начнётся процесс. Поэтому ношу перчатки... Сёстры мне сказали, что вас кто-то отравил заклятием. Вот я и пытаюсь вытянуть его. Не сопротивляйтесь...       Сатору замычал от странных ощущений. Под чужими ладонями кипело, и в то же время замерзало. Но девчонка оставалась невозмутима на вид. Едва заметная морщинка у неё меж бровей его всё-таки насторожила.       — А тебе от этого не больно?       — Если гнусный шаман, отравивший вас, был не очень искусен, то ничего не случится.       — А если он был профи?       — Тогда… Не могу вам сказать.       — Секрет?       — Нет. Я просто не знаю, что будет.       Годжо откинулся на спину, расслабленно промычав. Стало приятно. Тёплое чувство в груди оттеснило всё недомогание: на глазах у Эми лицо Сатору стало не таким бледным, губы порозовели, а глаза загорелись ярко-голубым. Его прохладная ладонь легла на голову Эми.       — Волосы у тебя интересные… Синие?..       — Мой отец из клана Воды, — протянула Эми, отняв руки от тела Годжо. — Как вы теперь себя чувствуете?       Сатору глубоко вдохнул.       — Хм… Лучше. Так ты из клана Мидзуно? У вас с матерью разные фамилии… И она из клана Земли. Интересная у тебя семья.       — Вам так каждая моя мелочь интересна?       — Ну, девчонка ты, конечно, симпатичная, но маленькая ещё, — Годжо потрепал Эми по голове. — Так что это подождёт.       — Не думаю, что мы с вами ещё встретимся.       Эми потянулась к подносу. Поставила его ближе к футону и поднялась на ноги, пригладив смявшееся кимоно. Годжо проследил, как она надевает на руки тонкие чёрные перчатки.       — Разве они защищают людей от твоей силы?       — Они заколдованы одной из величайших. Я не сомневаюсь в их прочности.       — И кем же это?       — Мори Мико. Гудзи этого храма. Она — величайшая из живых кицунэ.       Сатору вскинул брови, удивившись. Такого матушка ему про этот храм не говорила.       — А насчёт встреч не волнуйся, — сказал Годжо, тут же обольстительно улыбнувшись. — Нам ещё учиться вместе. Будешь моим кохаем. Когда-нибудь.       — Надейтесь, господин.       — И буду, госпожа-вампирша.       — Какое ужасное прозвище. Просто курам на смех, — ответила Эми, силясь не выдавать своих истинных мыслей по этому поводу.       — Но ты улыбнулась. Значит, имечко подходящее.       — Надменность и самодовольство — не лучшие качества наследника великого клана.       Годжо махнул рукой.       — Ты такая же, как все. Видишь только род и происхождение. Сила… Ну и что, что я силён? — недовольно глядя в потолок, Сатору хмуро поджал губы. Эми наблюдала за ним, стоя у сёдзи. — У меня есть право на то, чтобы быть беспечным дураком. Хотя бы сейчас, когда есть возможность. Потом придётся быть взрослым.       — Мне недавно сказали, что человеческое сердце никогда не переубедить в странности или особенности чего-то.       Сатору посмотрел на девчушку, неловко глядящую на него.       — Но мне кажется, что это глупо. Может, я сужу как ребёнок, но вы… И правда заслуживаете быть таким, как все. Жаль, но, наверное, это невозможно.       — Что, вампирш тут не жалуют?       — Я не согласилась с тем, что у вас есть право быть дураком, господин.       Прежде, чем Эми вышла, Годжо показал ей кончик языка. Но слова, сказанные ею… Ободряющие? Неважно. Главное, что добрые и по-детски искренние. Такое Сатору встречалось нечасто...