Искренности

      "Когда всё стало таким ужасно тяжёлым, Кать?" — спрашивала себя уже не в первый раз. — "Ты любила, была жертвенной, честной, старалась изо всех сил, и что? Во всех сказках за страдания приходит большое счастье, положительных героев награждают, happy end! Вот только ты точно не в сказке, и уж конечно не принцесса..."       Катя опустила голову к оконному стеклу, глубоко вдохнула, выдохнула, стекло покрылось мелкой россыпью пара.       Она сидела на широком подоконнике в номере отеля уже несколько часов и думала. Слезы остались где-то далеко, где-то в другой жизни.       "Как так вышло, что тебе даже позвонить сейчас некому?"       Ещё утром всё было терпимо. Андрей должен был вернуться на седьмую годовщину их свадьбы из командировки, как раз к назначенному времени. Отзвонился утром, спросил как она себя чувствует, сообщил о времени прилёта, сказал, что скучает.       После долгих месяцев ссор, походов к семейному психологу и бесконечных ночных разговоров, этот звонок был приятным, внушал веру в то, что ещё не всё потеряно и их брак не был ошибкой.       Она отправилась на работу в приподнятом настроении. В ZIMALETTO её ждали документы по расширению производственных площадей, встреча с инвесторами, интервью и составление отчёта, в семь вечера ужин с мужем в ресторане.       "Если Андрей приедет в хорошем настроении, то и вечер пройдёт без негатива, мы поговорим. Если он услышит меня..." — со смесью горечи и предвкушения думала Катя, просматривая документы. Время было чуть больше 10 утра, встреча ещё не скоро, она всё отлично успевает.       — Катерина Валерьевна, Александр Юрьевич Воропаев на линии, просит соединить срочно... — несмело пролепетала по переговорнику Лида (новая секретарша явно волновалась в первый день).       Катя вздрогнула от неожиданности, потом улыбнулась:       — Соедини.       — Катерина! — раздались в трубке саркастические нотки баритона Воропаева. — Ты всё ещё в кабинете президента?! А как же незабвенный и любимый муженёк? Неужто ещё не вернулся?       — Александр Юрьевич, вашей наблюдательности и прозорливости можно позавидовать! — отвечала Катя смеясь. — Андрей вернётся вечером. Ты его надеялся застать?       — На самом деле, всё как раз наоборот, — вдруг очень серьёзным, взволнованным голосом произнёс Воропаев, — есть важный разговор. Выходи на парковку, подхвачу тебя там. Прошу. Это очень важно. — закончил почти с мольбой.       Катя испугалась, Сашка редко разговаривал так с кем-либо. Особенно с ней. Вроде как и Андрей, и она помирились с Воропаевыми несколько лет назад, неплохо общались, даже проводили совместные ужины на праздники, но сильного сближения не происходило, они были знакомыми, может, приятелями, не больше. И эта взволнованность и мольба в голосе никак не вязались с обычной манерой общения — взаимными колкостями, периодической отстранённостью, язвительностью.       — Дай десять минут и я спущусь — напряжённо ответила Катя.       "Что Воропаеву пришло в голову?" — думала она, пока закрывала папки, складывала в сумку вещи: мобильный, ключи, проверяла кошелёк.       "Может быть какие-то данные про шпиона в фирме?" — мелькнула мысль, когда Катя проходила мимо ресепшена.       "Нет, наверняка всё серьёзно, если и в ZIMALETTO не зашёл поговорить," — думалось Кате, пока она спускалась с административного этажа.       "Случилось что-то плохое," — поняла она, увидев лицо Воропаева, стоящего у двери своей машины.       Саша выглядел бледным, осунувшимся и взволнованным. Катя поспешила через парковку.

***

      — Что ты на это скажешь? — после минутного молчания спросил Воропаев севшим голосом.       Они сидели в уединённой комнатке одного дорогого ресторана, Катя в третий раз перечитывала бумаги и пыталась сдержать слезы.       — Саш, — начала она медленно, горло саднило от напряжения, — ты уверен в подлинности этих бумаг?       — К сожалению, Кать, — Воропаев опустил голову, — прости гонца за дурную весть.       — Господи, я не могу уложить это в своей голове. Я поверить не могу... — проговорила она и задохнулась от осознания, слёзы предательски брызнули из глаз, а тонкая изящная рука попыталась прикрыть дрожащие губы. — Андрей... Он... Он...       — Чш-ш-ш, — Саша обнял Катерину, пристроил на своей груди и принялся гладить её волосы, шептать что-то утешительное.       А на столе лежали бумаги. Белые листы, сухие, безликие, но чёрный текст, подписи, печати — всё это ввинчивало гвозди в сердце Кати. Хотелось выть. Потому, что эти тонкие листы доказывали виновность Андрея Жданова в финансовых махинациях, проводимых на базе активов ZIMALETTO. Но и это не было самым страшным. Ужасом веяло от двух последних документов — два покушения на жизнь. Одно из них произошло полгода назад, а второе планируется провести сегодня. И оба этих покушения готовились для одного человека — Екатерины Валерьевны Ждановой, в девичестве Пушкарёвой.       Катя с усилием отвела взгляд от фонаря, свет которого пробивался сквозь тонкие ветки деревьев и редкие жёлтые листы. В номере было тихо и темно.       Днём в ресторане она долго и надрывно плакала, практически ревела от горя. Воропаев держал её на грани — обнимал, шептал что-то неразборчивое о том, что они справятся, что Саша сможет её защитить, что Катя сильная и со всем справится — без этой поддержки она рисковала сойти с ума.       Когда слëз не осталось, она обессиленно замерла в объятиях Воропаева:       — Отпусти, Саш, я не сорвусь, всё, отпускай.       Хватка ослабла.       — Ты собираешься давать этим документам ход? — спросила она тихо.       — Конечно, но сначала я хотел, чтобы ты их увидела. Если честно, я удивлён, что ты спрашиваешь. Этого подонка нужно сажать и на долго!       — Саша... Ты прав, наверное... Но... Столько лет вместе, планы, поддержка, любовь, в конце концов! Это не может просто... — она неопределённо взмахнула руками. — Что же теперь делать?       — Для начала, тебе нужно спрятаться, уйти в тень. И ни в коем случае, я повторяю, ни в коем случае не видеться с Андреем, — с нажимом проговорил Воропаев, пристально глядя Кате в глаза. — Я отвезу тебя, закончишь дела в ZIMALETTO, не привлекая внимания, и уедешь оттуда на моей машине, я поеду на твоей, чтобы машина у здания не маячила, нечего внимание привлекать.       — Но куда я поеду?       — Для начала в отель. Я передам все документы в прокуратуру, подключу связи, сегодня за ужином его арестуют. Если всё пройдёт, как надо, то утром уже сможешь вернуться домой.       Катя поёрзала, задумалась, ухватила за хвост мысль, уже некоторое время маячившую на задворках сознания.       — А почему нет деталей покушения? Как оно произойдёт?       Воропаев задумался, перевёл взгляд на свои руки.       — Это пока не удалось выяснить. Исполнитель залёг на дно, но за ним наблюдают. На записях есть только часть разговора. Известно, что это произойдёт сегодня вечером, поэтому тебя и нужно спрятать.       На этом разговор заглох. Обоим было тяжело. До ZIMALETTO ехали в тишине.       Уже выходя из машины Катя решилась задать ещё один вопрос:       — Почему?       — Исчерпывающий вопрос, Катерина Валерьевна, я бы даже сказал, всеобъемлющий!       — Не паясничай, пожалуйста, — перебила она, — я хотела спросить: почему ты так печёшься обо мне?       Воропаев молчал некоторое время, Катя ждала. Наконец он оторвал взгляд от руля и посмотрел вдаль.       — Я много дел наворотил за свою жизнь, и ошибок было много. Сейчас я стараюсь всё исправить. Ты натерпелась от меня всякого и всё же была добра ко мне. Я знаю, что ты спасла меня однажды, недавно узнал, — он прокашлялся. — Меня поразило, что ты ни разу не упомянула этого при наших личных встречах. Ты хороший человек и сейчас нуждаешься в помощи, так сложилось, что я могу тебе помочь. Вот и всё.       — Я тебя поняла, Саш. Спасибо за всё.       Катя наклонилась, коротко обняла Воропаева за плечи и стремительно вышла из машины. На сегодня было запланировано много дел.       Инвесторы подъехали почти сразу, как Катя вернулась на рабочее место, встреча прошла обычно, договор подписали. После этого явились журналисты. Интервью брали прямо в кабинете, потом прошлись по административному этажу, посетили производство. К трём по полудню всё было закончено. Кате оставалось доделать отчёт, но руки не слушались — сказывалось напряжение этого дня.       К пяти вечера Катя спустилась на подземную парковку, где стоял её автомобиль, Воропаев уже был там.       — Вот ключи, — протянул руку, — береги мою прелесть, Пушкарёва!       — Я уже семь лет, как Жданова, — привычно ответила она, а потом поморщилась. — Черт, не думала, что когда-то эта фамилия станет мне так неприятна.       Воропаев выдохнул:       — Не дрейфь, Катерина Валерьевна, я успел решить дела с прокуратурой, сегодня вечером поймают твоего Жданова, а потом и фамилию девичью вернуть сможешь. Тебе, главное, сейчас на дно залечь.       — Спасибо, Саш, правда. Большое спасибо, — Катя взяла у него ключи и пошла к машине. Через пару шагов её настиг голос Воропаева:       — Ты ничего не забыла?       Она дёрнулась от неожиданности, обернулась и недоумённо посмотрела на него.       — Как я на твоей машине поеду? — Воропаев помахал ладонью в воздухе, изображая звон ключей.       — Ах, точно, прости, — затараторила Катя, открывая сумку, руки не слушались, ключи зацепились за замок, сумка полетела на асфальт.       Воропаев подлетел тут же, собирая всё, что успело упасть, а она всё стояла, глядя на свои руки, а из глаз начали падать слезинки.       Он поднял всё с асфальта, застегнул сумку, положил её ключи к себе в карман и только потом поднял взгляд.       Катя плакала, хватая ртом воздух. Он бросился к ней, схватил за плечи:       — Дыши! Давай со мной. Вдох, раз, два, три, четыре. Умница! Теперь выдыхай, медленно, я считаю: раз, два, три, четыре, — Воропаев действовал собрано, голос ни разу не дрогнул. Он терпеливо заставлял Катю дышать, считал вдохи и выдохи, следил за состоянием, пока она не успокоилась.       — Жива? — спросил он нервно дернув уголком губ.       — Д... да, кажется, — она понемногу начала приходить в себя. — Это была паническая атака?       — Не знаю, не врач, но очень похоже. Стоять можешь, дышать можешь?       — Так точно, — вяло ответила Катя.       Ещё раз внимательно её осмотрев, Воропаев наконец отпустил её плечи.       — Ты в таком состоянии доедешь или тебя отвезти? — спросил он.       — Я... Кажется да, я почти пришла в себя. Ты бери мою машину, езжай, я посижу немного и тоже поеду. Отель на примере у меня есть, как раз позвоню им на предмет свободных номеров, — тихо ответила Катя и встретилась с подозрительным взглядом.       — Точно? — спросил он подозрительно.       — Конечно, езжай.       — Хорошо. Не забудь отключить телефон, когда заселишься в отель. Мне напиши адрес и номер ресепшена, на всякий случай, — деловым тоном, собравшись, проговорил Воропаев.       — Я всё поняла, Саш. Спасибо большое, ещё раз, — проговорила она серьёзно, но ещё слабым голосом.       — Сочтемся, Пушкарёва, я пошёл, — он помахал ей рукой и отправился в сторону автомобиля. Катя не стала его поправлять.       И вот, она сидит в этом отеле, стрелка на часах перевалила за полночь, а Саша так и не вышел на связь.       "Может, случилось что?" — подумала она, от этих мыслей что-то остро заныло в груди.       "Я так больше не могу!" — думала она включая телефон. Высветилось шесть пропущенных от Жданова в районе семи вечера, и три от неизвестного номера совсем недавно.       Пару минут подумав, Катя решилась набрать его, ответили почти сразу.       — Екатерина Валерьевна, очень хорошо, что вы позвонили, — раздался низкий, как будто стальной голос в трубке. — С вами говорит старший лейтенант УВД ЦАО, Фомин Владимир Дмитриевич, веду дело Андрея Павловича Жданова. Я понимаю, что уже поздно, но я вынужден просить вас приехать дать показания, а так же на опознание тела.       Катя заледенела:       — К... какого тела?       — Сегодня в 19:06 на парковке у ресторана "Монтегю" произошёл взрыв, машина Volvo S60, серебристого цвета, номера С065МК 77. По данным ГАИ эта машина принадлежит вам, кто находился в этот момент в машине опознать точно не удалось. По данным экспертов это мужчина среднего возраста, телосложение стройное, рост предположительно 180 сантиметров. Мы предполагаем, что вы знаете водителя. Екатерина Валерьевна? Екатерина Валерьевна, вы меня слышите?       — Да... Я слышу... Я знаю, кто был за рулём, — проговорила она глухо, отстранённо. Что-то внутри перевернулось. — Я очень хочу ошибаться. Сейчас приеду, Владимир Дмитриевич, только адрес продиктуйте.       Катя слышала всё, как будто в ушах была вата. Она механически записала продиктованный следователем адрес, взяла вещи, вызвала такси. Ехала тихо, молилась, чтобы это всё была не правда, чтобы за рулём оказался не Сашка, а кто-то другой. Думать было тяжело.       Приехала Катя собранной, прямой, как струна.       Сначала её повели в допросную. Она рассказала всё, что произошло сегодня, рассказала про покушение полгода назад, рассказала про Воропаева, который может оказаться тем самым неопознанным мужчиной, что был за рулём её авто. Сдерживала слезы.       — Ваш муженёк запел, — после получасового отсутствия, следователь вернулся в кабинет, и принялся рассказывать Катерине о последнем допросе Жданова. — Плакал и корил себя, после того, как увидел материалы вашего допроса, после всего, что вы рассказали, и после просмотра документов, что нам поступили сегодня. Угораздило же. Связался с подонками, смалодушничал, задолжал. А тут на вас страховку большую оформили. Решил воспользоваться. Струсил сначала, поэтому прошлое покушение не удалось, он там им все карты спутал. Но долг остался, пригрозили его жизнью, жизнью его родителей, всё же решился. Но так, чтобы ему не видеть и не участвовать. Вот и договорился с подрывником через тех же подонков. Так ваша машина и оказалась заминированной. Срок грозит ему не маленький, доказательств достаточно. Хорошо, если по его показаниям сможем выйти и на шантажистов. — закончил Фомин серьёзно.       Катя сидела тихо, считала выдохи и вдохи, успокаивалась.       — Вы как, Екатерина Валерьевна, в морг ехать готовы?       — А? В морг... Да... Я... — запинаясь, начала отвечать она. — Лучше сейчас. Потом будет ещё страшнее.       Следователь пожал плечами.       — Может валерьянки накапать перед отъездом? Вижу, тяжело вам сегодняшний день даётся.       — Да, пожалуйста, — отозвалась Катерина и снова принялась считать вдохи и выдохи. В голову лезли воспоминания, сожаления, а над всем этим мольба о втором шансе. Очень хотелось всё исправить.       "Какая детская наивность, Пушкарёва, что теперь тут исправить и как?" — она горько усмехнулась, принимая стакан с каплями валерьянки из рук следователя.       Было уже почти три часа ночи когда доехали до морга. На улице было очень тихо, ветер гонял листву по дорогам, где-то вдалеке мяукал кот.       Они прошли через служебный вход в небольшое серое здание, длинный коридор был неярко освещён. Зашли в холодное, едко пахнущее хлоркой и какими-то химикатами, помещение.       Сердце замерло, когда она увидела чьё-то тело, накрытое белой простыней.       В ушах застучало. Катя снова начала считать вдохи и выдохи, пытаясь успокоиться.       Взгляд, помимо её воли, прикипел к хлопковой простыни, за которой скрывалось лицо. На фоне следователь и патологоанатом о чём-то говорили, кажется даже обращались к ней, но разобрать их слова не получилось.       Вот она видит, как в замедленной съёмке, что руки в латексных перчатках поднимают простынь, а под ними — изуродованное огнём и осколками стекла лицо. Но Катя его узнала. Узнала рыжие волосы, сохранившийся овал лица, там, где сохранилась кожа — узнала губы, прежде такие подвижные.       Мир покачнулся. Она почувствовала, как чьи-то руки подхватывают её под локоть, кажется она куда-то присела.       — Это Воропаев. Александр Юрьевич Воропаев. Нужно сообщить его сёстрам, они наверное очень волнуются, — проговорила она из последних сил.       Шум в ушах нарастал, ей что-то говорили, но она не слышала, не могла. Всё внешние звуки заглушали слова сожаления, вырывающиеся из сознания и больно отдающие в сердце.       "Только бы я могла всё исправить," — шумели голоса всё громче, пока не стало нестерпимо больно.       А потом наступила спасительная темнота.