Искренности

      Саша стоял у бара на административном этаже ZIMALETTO, вальяжно потягивал кофе и ждал, пока Кира закончит очередные очень важные и самые неотложные дела со своей подружайкой Викой. Вика вызывала в Воропаеве желание скрежетать зубами и плеваться ядом.       "Глупая приспособленка, пустая, как картонная коробка в стразах," — ругался он мысленно. Всякий раз, сталкиваясь с этой женщиной, Саша задавался вопросом: "Как Кира с ней дружит вообще? К тому же так долго!"       Для Александра подобная дружба была какой-то глупой блажью, которую он просто молча прощал младшей сестре. Потому что он вообще почти всё ей молча прощал.       Киру Александр любил почти отечески, стараясь окружить её заботой и вниманием. Только Кире дозволялось видеть его слабости, только она имела право спорить с ним на равных без последствий, и только о судьбе своей малышки-сестры он так беспокоился.       После смерти родителей именно в заботе о Кире он нашёл утешение, и так хоть немного смягчить горечь утраты.       От созерцания чашки с кофе, его отвлёк мерный и глухой стук чьих-то каблуков. Он поднял голову, думая, что Кира наконец-то наговорилась со своей подружкой. Но по этажу плыла Катерина Пушкарёва.       Шла она медленно, даже немного заторможено, прижимала к себе какой-то конверт, явно глубоко погружена в свои мысли.       Глухой стук издавали широкие, невысокие каблуки туфель, очень похожих на школьные. Этот звук был размеренным, монотонным и напряжённым, как и всё хрупкое тело Пушкаревой.       Первым порывом Воропаева было подойти, напугать, выдернуть из омута. Глаза зажглись азартом, но тут же потухли. Вспомнилось Екатеринино выражение лица в их первую встречу.       "Я, конечно, страх и ужас," — думал Саша, — "но делать работников ZIMALETTO заиками я точно не собираюсь."       Пришлось душить прекрасные порывы.       Пушкарёва шествовала в сторону кабинета президента, продолжая хмуриться.       "Как для простушки, что урвала лакомый кусочек где-то близко с эволюционной верхушкой компании, она слишком напряжена и сосредоточена," — раздумывал Воропаев, провожая её глазами. Пушкарёва интриговала. Её реакции были неожиданными, слова колкими, он даже почти получил удовольствие от словесных пикировок на утренней встрече. Хотелось ещё. Так и подмывало проверить её ум, умение выкручиваться из сложных ситуаций.       Катерина скрылась в дверях приёмной.       — Сашка! Ты в каких облаках витаешь? — выдернула его из размышлений Кира. — Кофе допил?       Воропаев заглянул в кружку — там оставалось ровно на глоток. Перевёл взгляд на сестру, она была возбуждённой, явно хотела с ним что-то обсудить. Выпив остатки остывшего несладкого кофе, вернул кружку на барную стойку.       — Допил, допил, — кивнул он, — а тебя, я смотрю, прямо подмывает выдать мне все страшные тайны своей жизни.       — О, да, Саша, тайны сейчас и правда страшные, — проговорила она с нажимом на последнее слово, — пошли ко мне в кабинет!       В кабинете он по обыкновению вальяжно расположился на излюбленном жёлтом диване, закинув ногу на ногу, а левую руку уместив на мягкой спинке. Сестра примостилась у него под боком.       — Рассказывай, что у вас за страсти такие? — миролюбиво спросил он.       — Ох, Сашка, тут не страсти, тут фильм ужасов. Андрей принял на работу какую-то страхолюдину! Очки, брекеты, какое-то бабкино тряпье! И это в модном доме! И ещё, Вика сегодня опаздывает, как назло!       — А Виктория твоя тут причём? — не понял Саша.       — Так он и её принял на работу! Двух секретарш на испытательный срок, представляешь, что за самодурство?       — Угу, — задумался Воропаев, — а подружку свою ты протолкнула на должность, как я понимаю? — закончил он, саркастически подняв одну бровь.       — Ну я, — стушевалась Кира, — она неглупая. Не усмехайся так ехидно, яд на диван капнешь, прожжëт! Ей сейчас деньги нужны: муж бросил, отец содержания лишил. Ей сложно! — она толкнула брата под рёбра изящным локотком.       — Ой, не могу, Клочковой сложно! — засмеялся Саша.       — Уймись! Она свой человек, умеет общаться с людьми, хорошо выглядит, в отличии от этой... — Кира насупилась как-то совсем по-детски, оба знали, что на Воропаева это действует безотказно.       — Всё, Кирюш, я не смеюсь, мир! — он поднял обе руки, как бы говоря "сдаюсь". Потом снова уселся, приобняв сестру за плечи. — Ты мне только скажи: чем тебе вторая секретарша не угодила?       — Не угодила? Да ты её видел? Она же страшна, как твоя жизнь!       — Допустим, Кирюша, я её видел. Сегодня столкнулись у входа в ZIMALETTO. Не так она страшна, как ты говоришь. Старомодная, очки смешные, это да. А так, вполне миловидная.       Кира отстранилась от брата в притворном беспокойстве, положила ему ладонь на лоб.       — Ты не заболел? Миловидная? Пушкарёва? Да Милко каплями отпаивать пришлось, когда он это чудо увидел!       Александр с тяжёлым вздохом убрал Кирину руку со своего лба, перехватил вторую, примирительно начал:       — Ну, допустим, мнение нашего великого дизайнера — совсем не аргумент в определении миловидности женщины. Он вообще в женщинах видит только красивое продолжение своих творений. Функцию.       — Я тебя не понимаю, Саш, — Кира откинулась на спинку дивана, Воропаев продолжал держать руки сестры в своих.       — А я тебя вполне понимаю, Кирюша, и вот что скажу: если тебе так необходимо следить за своим благоверным, то так палиться и предоставлять подругу в качестве его секретарши — не самая удачная стратегия, через неё ты вряд ли многое узнаешь. Советую подружиться со второй. Раз Жданов нанял обеих, то я уверен, что о самых важных делах будет знать только одна, и это отнюдь не Клочкова.       Кира задумалась.       — А ведь и правда.       — А я что говорю?! — воскликнул Саша, спорхнул с дивана и начал расхаживать по кабинету. — Личные секретари, знаешь, неисчерпаемый кладезь информации. Они серые кардиналы у больших и не очень людей! А значит выгодно их держать поближе, чтобы вовремя узнавать горячую информацию. Меня эта стратегия не раз и не два спасала на службе.       Кира засмеялась.       — Ну ты, Воропаев, разошёлся! Прямо маршал, который готовит страшный план, — она поправила волосы, встала с дивана и подошла к нему. — И всё равно, как с такой страхолюдиной общий язык найти, а? Денег ей что-ли предложить?       — Нет, сестрёнка, судя по тому, что я видел утром, простого человеческого отношения ей вполне будет достаточно. Она нормальный, живой человек. И характер у неё есть, вполне твёрдый. Большего сказать не смогу, — он пожал плечами.       Тут у Киры зазвонил сотовый телефон, она быстро достала его из кармана, ответила:       — Вика, ну где ты? Поняла, сейчас спущусь! — положила трубку.       — Всё, Сашунь, пора мне бежать, Клочкова соизволила явиться на работу! То, что ты мне сказал, обещаю обдумать! — чмокнула брата в щеку. — Если хочешь, можешь подождать меня ещё тут, я обещаю не долго.       Воропаев улыбнулся:       — Ждать не буду, пора и своей работой заняться. Вечером увидимся на показе.       — Хорошо, дорогой, тогда пошли, провожу тебя вниз, — бодро протараторила Кира и полетела к выходу из кабинета.       Саша спокойным шагом последовал за ней.       Отношения Киры с этим оболтусом Ждановым бесили неимоверно. Но что-то говорить на этот счёт сестре он зарёкся. Каждое его предположение, каждая шпилька в сторону благоверного, приводили к немедленному скандалу, долгому, мучительному. Но самое ужасное — ничего не менялось! Кира также бегала за этим идиотом, а он также её мучил. Ни разговоры, ни увещевания, ни доказательства измен, ничего не действовало на упрямицу. Казалось, что после всех историй, она даже сильнее прикипела к Жданову душой. Поэтому Саша решил сменить тактику. Он выжидал и наблюдал. Ходил в ZIMALETTO, как домой, тренировал красноречие на Жданове только в отсутствии сестры, и вообще был белым и пушистым. Насколько белым и пушистым может быть представитель семьи Воропаевых.       Саша усмехнулся.       Вот и сегодня, в разговоре с Кирой, он усилием воли заставлял себя не ехидничать. Воропаев себя слепым и глупым не считал, он прекрасно понимал зачем сестре на месте секретаря президента именно Клочкова — выследить, подловить, разузнать. С одной стороны, это было умно и удобно, с другой стороны, Саша до сих пор испытывал лёгкую досаду.       "Ну так очевидно палиться перед Ждановым! У Кирюши даже интриги как-то по-детски выглядят!"       Но была и третья сторона. Сторона, с которой Воропаеву было смотреть гаже всего — она вскрывала истинное и неприглядное положение вещей в идиллистическом союзе Киры Воропаевой и Андрея Жданова. Кира несчастлива, Кира не доверяет, Кире страшно, а так быть не должно. Поэтому Саша тихо бесился от бессилия.       Уплывшее из-под носа президентство тоже расстраивало. Жданов был ненадёжным, Жданов был повесой, Жданов был, есть и будет маменькиным сынком, не способным на ответственные и серьёзные поступки. И этот человек окружил его. Он был везде: в сердце любимой сестры, в кресле президента компании, которую создал его отец.       Это доводило до бешенства. А невозможность предпринимать что-то против Андрея в открытую доводила почти до исступления.       Настроение, до этого приподнятое, опять ухнуло вниз.       "Чёртов Жданов!" — подумал он, проходя за сестрой по первому этажу к проходной. Кира что-то щебетала о том, что Вику не пропускают в компанию.       — Правильно! — Привычно колко отозвался Воропаев. — Я бы её вообще на сто метров не подпускал к ZIMALETTO.       — Саш, я же просила! — шикнула на него Кира и убежала спасать подружку.       — И тебе хорошего дня, сестрёнка, — пропел он в спину убегающей, и, подкурив сигарету, медленно направился к выходу из здания.       Кира что-то шипела то Вике, то охраннику, Вика оправдывалась, но Сашу это совершенно не интересовало.       Он направился на парковку к своей машине, глубоко вдыхая едкий дым сигареты, нервы немного успокаивались.       Докурив, он бросил окурок в карманную пепельницу, она закрылась с приятным металлическим лязгом.       Сел за руль, снова окинул взглядом здание ZIMALETTO, подавил привычное раздражение и завёл мотор.       "Пора отправляться на работу".