Безумная жизнь дяди

Когда солнце скрылось за горизонтом, весь Асгард собрался на берегу пограничного моря, что простиралось до края мира. Усыпанная дарами ладья отправилась в путь по темным водам, неся на себе безжизненное тело Тора. В толпе тихо запели, призывая девять дочерей Ран* забрать всеми любимого царя в море. Это была трагедия для всех асов, для всех миров. Наконечник пылающей стрелы взмыл вверх. Нанна, моргнув, отпустила тетиву, и вскоре пламя охватило лодку. Пение стало громче, заглушая сдавленный плач в толпе. Принцесса будто бы прибывала в трансе. Она не сводила глаз с горизонта, дожидаясь, когда ладья упадет вниз, а душа отца сотнями огоньков поднимется в ночное небо. Время шло единой тягучей массой, каждая секунда была длинной в вечность. Вокруг народ, полный скорби, не понимал, что чувствовала принцесса, потерявшая не просто царя, а отца. И ей сейчас невероятно сильно хотелось остаться одной. Но долг превыше всего. Радовало только то, что рядом стояла хоть немного разделяющая её скорбь Сиф. Здесь вообще были все, кто только смог прийти, в том числе и послы из других миров. Но рядом, по её правую руку, не было самого нужного ей человека. Дяди. Кто руководил процессом, и когда уже наступил ожидаемый момент, Нанна не знала. Она просто провожала горящее судно пустым взглядом. Сбоку раздался барабанный стук, пение стихло, и с ладьи, наконец, поднялись вверх мерцающие огоньки, уводя душу Тора выше и выше, а сам корабль ушел вниз, унося тело в Нифельхейм. Никто из присутствующих так и не заметил, как поодаль от берега в полном одиночестве стоял маг. Когда последние огоньки души почившего правителя Асгарда растворились в чернильной синеве, смешавшись со звездами, толпа начала потихоньку разбредаться. Большинство уверенно направились в залу Вальхаллы, где были накрыты столы, и лишь единицы побрели к себе домой, предпочитая скорбеть в одиночестве. Сиф мягко коснулась плеча Нанны: - Пойдемте, принцесса, нам надо быть там. Тордис с трудом перевела пустой взгляд с неба на свою наставницу. Глаза той были покрасневшие, но сухие - воительница стойко сдерживала слезы. Вдвоем, они медленно пошли за толпой, к свету свечей и полным угощений столам. Позже, за чашами полными эля, в общей зале, все оплакивали своего царя: пели тихие песни, сказывали о подвигах почившего, восхваляли его храбрость, силу и мудрость. Так же, каждый пирующий считал своим личным долгом подойти к царице с принцессой и выразить свои соболезнования, заверить в своей преданности им, восхититься их стойкостью и красотой. Все поднимали кубки за общее горе, все пытались утешить себя, только больше всего это смахивало на лицемерный фарс, ведь никто не знал Тора так, как знали его родные и близкие друзья. И именно они весь вечер молча поднимали бокалы, опустив головы. Фандрал не вещал громко о былых подвигах Тора и его рати. Хогун сидел еще молчаливей и мрачней обычного. Да и Вольшгат не уплетал все съестное со стола за обе щеки, он вроде даже ничего и не съел за весь вечер. А леди Сиф застыла у колонны с бокалом в руке, напоминая собой восковую фигуру. Джейн сухо улыбалась и благодарила гостей, хоть лицо ее было осунувшееся и бледно-белое, словно морская пена. Нанна же не в силах устоять на месте постоянно двигалась по залу, думала, что чем скорей со всеми поговорит, тем раньше уйдет, и, подобно матери, отвечала любезностью на каждое обращение к ней, а их было сотни. И только Локи не было нигде видно в зале, только ему никто не выражал слов соболезнования. Отсутствие дяди сильно тревожило Нанну. Она не видела его с того дня, как он отправился вместе с Тором в Митгард. Свой дом он закрыл для Глипа, а встреч избегал. Почему он так поступает, принцесса не могла и предположить. Она просто надеялась, чтобы он ничего не задумал. - Нанна, - окликнул ее тихий голос, - милая. Оказалось, принцесса проходила мимо колонны Сиф. Та впервые, с того момента как ей удалось встать из-за общего стола, шевельнулась: схватила Нанну за руку и увела в тень. - Нанна… Золотце, - Сиф прижала девушку к себе, и та обняла учительницу в ответ. – Ты прекрасно держишься, дорогая. Ты очень сильная. Очень… Женщина начала нежно гладить ученицу по голове, перебирая светлые локоны. Ее моральные силы, казалось, были на исходе. Золотистые локоны. Такие же, какие были и у отца. Может быть, поэтому сегодня Сиф ни разу еще не назвала ее "златовлаской"? - И ты сильна, воительница, - тихо прохрипела в ответ Нанна, крепче прижимаясь к учительнице. Простояли они так недолго. Увы, время не ослабило своего стремительного бега, ускользая из рук, не принимая ни чью сторону. Но эти секунды слабости нужны были им обеим, чтобы продержаться оставшийся вечер, чтобы не сойти с ума окончательно. Нанна отступила, первой разорвав объятия. Она подняла глаза, заметила горькую понимающую улыбку наставницы, кивнула и двинулась дальше по залу. Десятки опьяневших от эля лиц, голосов, рук, тянущихся к ее ладони, сводили с ума. Нанну начинало подташнивать от смеси напряжения и стресса. - Нанна, доченька, - голос Джейн оторвал девушку от ее мыслей, и она подошла к матери. – Ох, доченька моя. Царица Асгарда обняла золотоволосую у всех на глазах, громко всхлипнув. Если бы голос Джейн не дрожал при этом, можно было бы подумать, что она играет в театре. - Милая, - ладонь заскользила по гладким светлым волосам, - ты устала? Ты можешь пойти к себе, если тебе тяжело. Не перенапрягайся. - Спасибо, мам, - Тордис коротко кивнула, вывернулась из объятий и двинулась к выходу из залы, вызвав у матери недовольную гримасу, которая, впрочем, за секунду сменилась обратно маской скорби. Оказавшись, наконец-таки, в своих покоях Нанна первым делом избавилась от доспехов, которые почему-то впервые казались смертельно тяжелыми, и переоделась в легкие штаны и рубаху. Выходить она больше никуда не собиралась, а спать ей совершенно не хотелось. Да и в последние дни, кажется, сон не собирался посетить ее. В принципе, можно было бы отправиться к дяде и попросить снотворное зелье или просто скоротать бессонную ночь за разговорами с ним. Но ей не хотелось находиться ни в какой компании. Из ее головы просто не выходили слова, когда-то сказанные ее отцом: «Тебе пора остепениться, Нанна. Ты уже взрослая и должна понимать мой отцовский порыв. Ты можешь в любой момент остаться одна, и тебе придется занять моё место на троне. Для этого тебе нужна поддержка.» Эти слова постоянно навязчиво крутились в голове, не замолкая ни на секунду, ведь тогда отец оказался прав. Она осталась одна. Ее вновь никто не может понять, даже дядя и Сиф. Отца, великого Громовержца, больше нет, и ей теперь предстоит занять его место на троне. И как же ей быть? Одной на защите всего мира без своего сильного и смелого отца. Ведь можно молить о том, чтоб его вернули, мечтать, что все это сон, но от реальности не уйти. А она сурова - ее отца все-таки больше нет. А ей нужна поддержка, но единственный человек, которого она хотела бы видеть сейчас рядом, от которого она б хотела получить поддержку, а в придачу и заботу, находится совершенно в другом конце вселенной и полностью забыл о ее существовании. Она снова одна и против нее оскалился весь мир, ожидая, когда же оступится, чтобы поглотить и уничтожить. Неожиданно к ней в кровать, едва поскуливая, забрался Глип. Он прижался теплым боком и уркнул, пытаясь приободрить. Ощутив тепло родного существа и свободную пустоту вокруг, Тордис всхлипнула. Секунда, и тело ее забилось в рыданиях. Она цеплялась за молочно-кремовую шерсть своего фамильяра и отчаянно ревела, словно в ее распоряжении вечный колодец слез, наконец прорвавшийся наружу. *** Уставшая Сиф зашла в дом. У нее не осталось сил: ни физических, ни моральных. На вечере она так и не смогла сделать и глотка из бокала и просто, простояв у своей колонны положенное время, ускользнула прочь, буквально следом за принцессой. А ведь все, что воительнице хотелось - напиться и уснуть. Поэтому, недолго думая, женщина прошла в гостиную, где почему-то уже горел камин. Сиф насторожилась и, схватив с тумбочки у двери попавшую под руку вазу, прошла вглубь. Над креслами около камина возвысился темный силуэт. Женщина приготовилась было нанести удар, как вдруг, до ужаса знакомый, такой родной и приятный голос произнес: - Что-то слабовато охраняется ваш дом, леди. И на лице незваного гостя появилась эта до ужаса знакомая, родная ухмылка, из-за которой так и хочется врезать по утонченной физиономии. - Я сама себе охрана, Лофт. И мне ужасно хочется тебе вломить, - женщина поставила вазу на маленький столик между креслами, - но так неохота марать руки. Поэтому просто убирайся. - Прости, но что-то мне подсказывает, что мне пока лучше составить тебе компанию, а то, глядишь, дел наворотишь. Мужчина победно усмехнулся, зная, что теперь в его адрес последует море негодования. Он сел в кресло и взял в руки кубок с вином, которое уже давненько попивал, пока ждал хозяйку дома. - Да как ты смеешь, такое заявлять! – возмутилась Сиф, обходя кресла и вставая перед ним. - Сегодня кое-кто уж точно сильнее меня нуждался, да и все еще нуждается в твоей компании! И это явно не я. Злость переполняла воительницу. Она наклонилась над Локи, упираясь руками в подлокотники кресла, мешая Лофту пить вино. Последнее явно не нравилось магу. - Сиф, ты будто бы забыла, с кем говоришь, - мужчина снова ухмыльнулся. Его кожа посинела, а глаза сделались красными. - О, Великое Древо! – злость воительницы резко улетучилась, сменяясь истеричным смешком. - Локи, ты можешь хоть иногда без своего пафоса? Она выпрямилась, нервно смеясь, и, выхватив у него бокал, сделала пару шагов по направлению к камину. Сиф натянулась вся, как струна, сделала огромный глоток вина и замерла. Лофт уже начал немного сожалеть, что так по-детски повел себя. Он вернул свой обычный облик, поднялся и решил подойти, обнять женщину, однако та лишь резко развернулась, кидая в его сторону пустой бокал. Теперь уже Локи напрягся, но только как дикий зверь в последнем прыжке попытке защитится. - Нанна ждала тебя! – отчаянно закричала воительница, медленно опускаясь на пол и понижая тон. - Ты был нужен ей там. Ты был нужен нам. Последнее она произнесла совсем стихшим голосом. - Я знаю, - голос мага был спокойный. - И я был. Поодаль ото всех. Он все же, перед тем как продолжить, подошел к Сиф, присел напротив и приподнял ее лицо за подбородок, дабы видеть поблескивающие глаза. - Это горе мы не можем разделить друг с другом, леди. - Но мы можем поддержать друг друга, - совсем отчаянно ответила она, уставившись в пол, на котором отражалась пляска пламени в камине. - Нет, - Локи отрицательно покачал головой. - Каждый носит свое горе в себе. Он резко выпрямился и заходил перед камином, продолжая говорить: - Твою печаль чужаку не понять, она другая в его глазах. - Тихий голос мага опутывал утомленное стрессом сознание, струился вокруг, смешивался с теплым воздухом, касался уставшего тела воительницы. - Я скорблю по брату. По человеку, который с детства был рядом. Скорбь Нанны – скорбь по отцу. По человеку, который даровал жизнь. По человеку, что служил главным примером для подражания. Твоя же скорбь – тоска и боль по другу сердца… - Ты ничего не знаешь о моей боли, Локи, - с трудом проговорила Сиф, сжав до боли кулаки и тут же их безысходно разжав. – Ты… - Именно об этом я и говорю. Именно потому я и не мог бы помочь вам, находясь тогда там. Мы, даже объединённые одним событием, видели его совершенно по-разному. Ты была там с Нанной? И как, было ли тебе легче рядом с ней? Локи был абсолютно прав. Она не знала и не понимала ни боли Нанны, ни его, точно также как он не понимал, что чувствует она сама. Локи думал, что ее боль – это ее убитая безответная любовь в его брата. Но это было далеко не так. Да, она горевала по Тору, по надежному другу и сильному царю так же сильно, как и верная Троица воинов. Но больше всего ее волновало то, что даже их длинная жизнь имеет конец и к тому же может оказаться быстротечной. Она за вечер успела вспомнить, как погибла малютка Нанна, и вот если сейчас случись что с юной принцессой, сильная воительница не выдержит. А ведь скорей всего Тордис даже и не представляет, кем она является для Сиф. А та так ни разу и не говорила, что Нанна ей как дочь. А все из-за того, что даже им, бессмертным асам, жителям золотого города, приходится себе во многом отказывать, многое себе запрещать и многое не говорить. Лишь бы не потерять свой статус и свою маску. Лишь бы не показать свою слабость и не оголить свои чувства. - Да, мне было легче рядом с ней. Ее голос не слушался, дрожал, выдавая личное сомнение. Да, им, свободным и независимым асам, запрещается многое. Но с веками из-за вечных запретов и страхов внутри остается лишь пустота. Пора наконец-таки разрешить себе то, что сможет заполнить брешь, пробитую столетиями. И женщина нашла в себе силы встать с колен и гордо выпрямится. Локи, заметив движения богини, направился в ее сторону. Он медленно подходил, и черты его лица вновь постепенно проступали из темноты. «И все-таки он совершенно не похож на Тора», - мелькнула разрядом молнии мысль в голове у воительницы. - И ты совсем не ощущала бездны, что была между тобой и принцессой? - голос Лафейсона приобрел живые нотки любопытства. Сам он остановился прямо перед Сиф, которая, почему-то, смотрела на него с вызовом. От разбитой горем дамы ни осталось и следа. - Ощущала, - спокойно подтвердила женщина и уставилась во внимательные, смотрящие вглубь ее, зеленые глаза и ощутила, как к лицу подступает жар. Совсем уж неожиданным для нее стало то, что холодные губы мага нежно коснулись ее виска. - Эта бездна - это то, что объединяет нас. В ее ощущении мы равны, - и это уже был горячий шепот на ухо. Только сейчас Сиф заметила, что Локи буквально горит. Жар его тела передавался ей. Воительнице. Женщине. Она медленно подняла руки и, боясь, что ее вновь отвергнут, обняла мага. Тот не двинулся с места, все так же стоя к ней почти вплотную. - Локи, - тихо позвала она, наконец, позволяя себе то, что тщательно прятала и запрещала, - покажи мне свою бездну. Маг лишь молча повел рукой в воздухе, гася свет во всем помещении, обнял, ставшую родной за эти годы женщину, магией расстёгивая ее доспех. *** В покоях Тордис потухла предпоследняя свеча, и тогда девушка осознала, что потеряла способность плакать. Тело ее все еще дрожало, но глаза уже были сухие и стеклянные. Верный Глип, в очередной раз, слизнул с ее щек мокрые дорожки и потерся мордочкой об подбородок. Нанна потрепала зверька за ушком. Тот тут же заурчал, довольный своим поощрением. Однако он вдруг неожиданно дернулся, навострил уши, повернул голову к двери и напрягся. Раздался стук, и Нанна, готовая к такому исходу событий, с тяжелым вздохом поднялась с кровати. - Минутку, - крикнула она, осипшим от недавних рыданий голосом. Она подскочила к зеркалу и, одним движением руки, буквально стерла с лица следы недавней истерики. Так же не забыла поправить растрепавшиеся локоны и одежду. Направляясь к выходу, Тордис осенила неожиданная и глупая мысль: «А вдруг это он?». Вдруг это тот, кого она так сейчас ждет. Девушка заволновалась, поэтому сделала парочку восстанавливающих вдохов-выдохов и приоткрыла дверь. И тут же с некоторым непониманием воззрилась на стоявшего в полутьме коридора слабо знакомого молодого аса. Кажется, его звали Бальдр. Вроде на вечере они уже виделись. - Простите за столь поздний визит, ваше высочество, - юноша поклонился. Нанна слабо улыбнулась, заверяя, что ничего страшного в этом нет, хотя на душе стало тошно... Она надеялась, что за дверью стоит он, Фредди, что он почувствовал ее боль, узнал о ее горе, что он нашел путь к ней и прибежал, дабы укрыть и уберечь от всех невзгод. Однако это лишь ее воображение, мечты, желания… и вообще надежда самое глупое и нелепое чувство. Оно уводит нас из суровой реальности в мир иллюзий, которым, к сожалению, никак нельзя жить. Особенно ей - принцессе, воительнице, магессе. Из печальных размышлений Тордис вывел мирный голос ночного гостя: - Ваше высочество, я решил вновь сказать, насколько мне жаль, - быстро произнес юноша, прислонив руку к сердцу и слегка склонив голову. – Ваш отец был мудрым и справедливым правителем. Но погиб он в великой битве, выйдя из неё победителем на благо всех миров. - Вы пришли, дабы восхвалять моего отца, как делают это все вокруг? - холодно вопросила девушка. Только сейчас она взглянула на лицо парня и удивленно шагнула назад. Юный воин смотрел на нее буквально щенячьими, раскрасневшимися от слез глазами. На щеках его играл юношеский румянец, а нос розовел от принятого градуса. - Прошу меня простить, но я действительно восхищался вашим отцом. - Бальдр, решивший, что принцесса пропускает в комнату, шагнул в оную, и не успела Нанна опомниться, как он уже сел на ее кровать. Совершенно отчаянным жестом он взялся за голову. - Какая ужасная потеря! Какая трагедия! Тордис и Глип ошалело посмотрели на вторженца, переглянулись и синхронно вздохнули, смирившись с его существованием. Принцесса прикрыла дверь комнаты и подошла к Бальдру. - Каким он был для вас? – тихо спросил парень, подняв на принцессу свои серые глаза полные непритворных слез. - Великим. Юноша кивнул, соглашаясь, что можно так назвать Тора, и начал повествовать о случае из его детства, когда Громовержец стал для него великим. А потом просто шли истории, которые были близки Бальдру и которые не могли рассказываться без слез потери. Нанна неожиданно выдавила из себя улыбку, которая почему-то оказалась искренней, и, подаваясь какому-то странному порыву, вытерла мокрую дорожку с щеки Бальдра. Ас замер, посмотрел на девушку. - Вы… - Можно ты. - Ты очень похожа на отца, Ваше высочество. У те… вас.. тебя его глаза. Глип, сидевший все время на коленях принцессы, зевнул, испортив красоту момента и заставив юношу резко засуетится. – Спасибо вам… тебе, - ас, раскрасневшись, вскочил с кровати. - За то, что выслушала и приняла такого незваного ночного гостя. Но я чересчур злоупотребил гостеприимством. Я лучше пойду… - Нет, нет, - тут же запаниковала Тордис. – Останься. Расскажи что-нибудь еще про отца. Пожалуйста. И она горько улыбнулась. Бальдр так же улыбнулся в ответ. *** Воительница медленно подняла голову от подушки и, не ощутив ожидаемой тяжести в голове, резко распахнула глаза. Оглядевшись, она заметила сидящего на краю своей кровати мужчину. Локи сидел в одних штанах, черные волосы, слегка спутанные, падали на его обнаженную спину, испещренную шрамами и красноватыми, свежими царапинами вдоль. В голове воительницы пронеслись кадры этой ночи. На душе стало как-то не по себе, хотя, стоит отдать должное – события и мысли последних дней она уже не ощущала так… так, как ощущала. Часть боли словно трансформировалась, перетекла в другое русло. А вот осознание того, на что Сиф в порыве решилась, пришло быстро. Она, недовольная собой, тихо ударила по кровати. Лофт, видимо, ощутивший, это колебание, полуобернулся. - Что, леди, противно от мысли, что в минуту слабости нежились в объятиях мерзкого етуна? – зеленый глаз, искоса уставившийся на брюнетку, казался еще ярче на фоне пепельной кожи мага. – Понимаю. Прости, не смею более обременять тебя своим присутствием. Локи поднялся, сделал шаг прочь, но его руку схватила другая, тонкая, но сильная, как у созданной для битв валькирии. - Прошу, Локи, останься. Не от того мне горько, – тихо промолвила воительница, понурившая взгляд, не способная смотреть в удивленные зеленые глаза. - Как пожелаешь, - тихо ответил маг, сам уже уставший от своей игры в изгнанника, нависая над женщиной, накрывая ее губы своими. Такие сладкие. Такие родные. Сердце, что скованно льдом снаружи, трепетало изнутри. Последнее, что видела воительница, прежде чем закрыть глаза – волосы цвета вороного крыла. «Как и мои…» *** Нанна, допоздна проговорившая с Бальдром, почти не спала всю ночь. Тот ушел лишь под утро, многословно поблагодарив принцессу за то, что она составила ему компанию в столь трудную для всех минуту. Видела Тордис в глазах его и то, что восхищался он не только ее отцом. Да и в разговоре юный воин единожды признался сквозь плач, что рад тому, что прекрасная принцесса позволила ему быть так долго рядом с собой и говорить столь откровенно. Звучало это иначе всех тех слов, сказанных всеми на похоронах. Как-то тепло и простодушно. На душе у Тордис скребли кошки от жуткой смеси чувств, а голова кружилась от количества мыслей. Но ранним утром, решив для себя одно, она быстро собралась и, превратив Глипа в амулет, вышла из своих покоев. Шаги ее гулко отдавались от сводов дворцов в наступившей в Асгарде тишине, помогая не отступить от своего решения. Говорят, чтобы забыть одну боль нужно создать новую. Говорят это действенный метод. Нанна пыталась в это верить, она пыталась применить на практике. Нервно теребя рукой амулет на шее, она пешком прошла радужный мост, давая себе еще больше времени одуматься. Однако это было глупо, ведь этот длинный путь уже был преодолен, а мысли в голове прокручены несколько раз. - Ваша светлость, - Страж врат опустил голову, в знак почтения. – Сочувствую нашему общему горю. - И я сочувствую, Хеймдаль, - тихо ответила принцесса, смотря сквозь всевидящего аса. - Вы ведь пришли не просто так. Я прав, ваше высочество? - не дожидаясь ответа, воин вставил меч в скважину, активируя механизм. - Да, - глухо ответила принцесса, всматриваясь, как в мерцающей радуге появляется изображение. В блеске портала она увидела Фредди. Он в смешном свитере с оленем и алом шарфе: шел по улице с яркими подарочными коробками в руках. Парень что-то радостно напевал себе под нос. Вокруг медленно кружил снег. Нанна крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, изображение исчезло. Она часто-часто заморгала, приходя в себя. Он забыл ее, живет обычной жизнью, слово того летнего дня никогда и не было. И это… правильно. Так и должно быть… - Спасибо, Хеймдаль, - севшим голосом произнесла Тордис. - Я всегда знаю, что желает правитель Асгарда, и всегда готов ему служить, Ваша светлость, - ответил Страж, закрывая портал и внимательно наблюдая за тем, как в светлых глазах принцессы что-то навсегда погасло. - Благодарю за службу. – Принцесса, взяв себя в руки, гордо выпрямилась и кивнула верному асу. - И, Хеймдаль… можно просто Нанна. И, глубоко вздохнув, девушка направилась в свои покои. Говорят, чтобы забыть одну боль нужно создать новую. Нанна же знает одно: кто это говорит – дурак. Боль лишь усиливается, становиться невыносимой. Поэтому приходится терпеть. Поэтому приходиться пересиливать себя. Поэтому приходиться от чего-то отказываться. И она сделала свой выбор, до крови прокусывая губу. Болеть будет долго. Ее шаги гулко отдавались от сводов дворцов в наступившей тишине, помогая окончательно принять свое правильное решение. *** На улицах Нью-Йорка наконец-таки выпал снег. Об этом Фредди, широко улыбаясь, сообщал своей матери, которая вместе с отцом за тысячи миль от него. Последний раз сказав "И вас с Рождеством", парень совсем отключил телефон, чтобы больше никто не беспокоил и вновь вернулся в свое, теперь уже постоянное состояние печальной задумчивости. Табличка на двери, до которой он наконец-таки добрался, гласила «закрыто», но только не для него. В помещении, даже в сочельник, царил полумрак, разгоняемый мерцающими гирляндами, и тихо звучал из проигрывателя джаз на рождественскую тему. - С Рождеством, Однажды! – парень обнял хозяйку заведения и вручил ей коробки. - И тебя с праздником, Фредди! – ответила женщина и указала на столик забитый бутылками с алкоголем. Её планы на тихий сочельник за книгой и теплым пледом провалились. – Выбирай что захочешь. Одна уходит в подарок. Остальное выпиваешь здесь под присмотром. - Ну, ты же мне не мать, - закатывая глаза, пошутил парень и, однако, направился к столику. - И рада этому, - с усмешкой проговорила женщина. Фредди никак не отреагировал. Он лишь выбрал бутылку и налил два бокала. - Полгода прошло. Полгода не вылезаешь из лаборатории на радость отца, – фыркнула Однажды. – Пора бы уже на ноги встать, хранить боль и чувства в себе. А ты снова ведь из-за неё пьешь. - Нет, - выбирая бутылку для себя, ответил парень. - Я снова из-за неё грущу, - и он сделал первый глоток. Его бокал быстро опустел. __________________________ *Дочери Эгира, турса - мирового моря, и его жены Ран, олицетворяющие волны.