***
В тот вечер они сходили поужинать, согласно давней традиции, и Рон перебрался со своей стороны кровати на сторону Гермионы почти сразу после того, как она отложила книгу, которую читала перед сном. Она только что поменяла постельное белье. Привычный распорядок был нарушен той самой конференцией, на которую отправился Рон. Обычно Гермионе нравилось вовремя менять простыни сразу после еженедельного совместного вечера, но из-за перемен в их расписаниях последние несколько недель все шло не по плану, и она изо всех сил пыталась вернуться к порядку. Он всегда начинал с сосков, прижимаясь к ней сбоку и проводя по ним кончиками пальцев. Сначала поверх ее ночной рубашки, затем, когда она шумно вздыхала, издавая звук, который, по их взаимному согласию, был знаком продолжать, он просовывал руку внутрь и касался кожи. В этом не было ничего плохого. Гермионе нравилось, когда трогали ее соски. Обычно. Или, по крайней мере, раньше. Она устала. Неделя выдалась ужасно долгой. Как по заказу, Рон начал целовать ее в шею, извиваться рядом с ней, намекая на более близкий контакт. Гермиона дала понять, что готова к этому ещё одним вздохом. Она позволила ему снять с нее майку. Она позволила ему погладить ее через пижамные штаны. Она позволила ему облизывать ее сосок не совсем так, как ей нравилось, но он никогда не реагировал положительно на просьбы в постели, наделяя близость иным смыслом. Гермиона хотела большего, чем просто позволить ему прикоснуться к себе. Она хотела хотеть его прикосновений. Она хотела сгорать в его объятиях, изнывая от желания. Однако она чувствовала себя безвольной и равнодушной, неравноправной участницей этого ритуального действа. Немного усилий не повредит. Она обняла Рона за плечи и стала покачиваться на его бедре так, как ему нравилось. Ему нравилось, когда она отчаянно нуждалась в нем, нравилось слышать, как она издает тихие звуки, которые не были для нее естественными. Она делала это, потому что в сексе всегда участвовали двое, брали и отдавали, шли на компромиссы. Как в любой другой части отношений. Гермиона всхлипнула, когда он скользнул рукой в ее трусики, застонала, когда он вошел в нее пальцем, и умоляла как могла, когда он стянул с нее нижнее белье после пяти толчков, которые, по его мнению, должны были ее завести. Рон откинулся назад, любуясь ею обнаженной, а затем сорвал с себя рубашку. Наконец, Гермиона почувствовала прилив страсти. Было приятно, когда тебя ценят. Она ощущала по его взгляду, что достойна внимания, даже если он не всегда знал, что с ней делать. Рон снял штаны, и взял в руку член, а Гермиона скользнула ладонями по своему телу. Рон всегда недооценивал важность прелюдии. Не особенно длинный, боги, он был мощный. Достаточно толстый, чтобы она предпочитала быть сверху и все контролировать. Рон как обычно лег на спину, продолжая поглаживать себя. Его глаза были прикованы к рукам Гермионы, в то время как она отчаянно пыталась добиться смазки, необходимой, чтобы получить настоящее удовольствие. Она погрузила внутрь два пальца, морщась от растяжения. — Иди сюда, любимая. Я знаю, что тебе нужно больше. Не то чтобы ей не нравился его член. Он был очень хорош. Желанный для многих, предполагала она; средней длины и действительно впечатляющего обхвата. Гермиона подумала, что существовали женщины, которые убили бы за регулярный доступ к члену, который сейчас имелся в ее постели. И когда они занимались отличным сексом, это было довольно здорово. За исключением того, что они не очень часто занимались отличным сексом, и Гермиона не очень часто была должным образом разогрета. Рон, в свою очередь, не очень часто осознавал эти вещи, потому что, как только они снимали одежду, его главной целью становилось проникновение. Что, конечно, имело смысл. В конце концов, ради него это все и затевалось. Гермиона поднялась на колени, одной рукой продолжая потирать клитор в поисках возбуждения, которое угасло, пока ее мысли были заняты другими вещами. Она перекинула ногу через бедро Рона, чтобы оседлать его. Продолжая сжимать рукой член, он расположил его так, что ей оставалось лишь опуститься. Когда она это сделала, глаза Рона закатились, голова откинулась на подушку, и он застонал. Гермионе, со своей стороны, приходилось дышать превозмогая боль, и огромное давление, которое заставляло ее чувствовать, что она может травмироваться. Его бедра дернулись, толкаясь вверх, и это принесло с собой резкий укол боли. Звук, который она издала, невозможно было истолковать как крик удовольствия. Рон открыл глаза, и скользнул ладонью вверх по ее бедру. — Прости, Гермиона. Извини. Ты просто… — он замолчал, когда Гермиона насадилась на него до упора. Рон схватил ее крепче, кончики пальцев впились в бедро. Она надеялась, что он не оставил синяков; Гермиона не знала, есть ли у них под рукой мазь, и ей не хотелось отправляться за ней только потому, что Рон оказался слишком грубым. Было время, когда ей нравилось иметь на своем теле доказательства того, что они были вместе: следы от страстной любви, краску на лице после матчей по квиддичу. — Ты… собираешься двигаться? — спросил Рон. Она не осознавала, как долго просидела, не глядя на него, погрузившись в свои мысли. Гермиона отреагировала вопреки здравому смыслу, вопреки собственному желанию. Слова, полные горечи, вырвались откуда-то из глубины ее души. — Ты собираешься взять меня на Чемпионат мира? — Что? Невозможно было притвориться, что она этого не говорила. — Чемпионат мира. Ты действительно собираешься туда один? Рон пошевелил бедрами, как будто надеялся, что если они просто займутся сексом, как всегда, ее вопрос растворится в пространстве. Исчезнет, словно его никогда не было. — Я думал, мы уже поговорили об этом. — Да, но не думаю, что мы закончили. — Может быть, — он указал жестом между ними, — мы продолжим разговор после? — После того, как ты кончишь, а я нет? Его руки безвольно упали на простыни. — Что? Ты… конечно, ты тоже. Гермиона знала, что ее резкий смех был злобным, но что-то яростное рвалось наружу из ее горла, и продолжало толкать скрытые истины с губ. — Я сомневаюсь в этом. Я никогда не кончаю. — Да, кончаешь. — Думаю, я была бы в курсе. — Гермиона, что происходит? — почти пафосно протянул Рон, снова двигая бедрами. Это только разозлило ее. — Я думаю, что ухожу от тебя, — это прозвучало неожиданно для них обоих, потому что она никогда, ни разу, действительно не думала об этом. Гермиона, конечно, фантазировала о симпатичном мужчине, которого увидела в книжном магазине, или о жизни, которую могла иметь, если бы никогда не влюбилась в Рона. Но это была просто игра в «что, если». Недостижимая реальность. — Потому что я не беру тебя на матч по квиддичу? Гермиона подумала об этом. — Да. Я думаю, да. И многое другое. То, что мы оба игнорировали. Но это стало последней каплей для меня. — Мы буквально занимаемся сексом прямо сейчас. Она слезла с него. Рон застонал; Гермиона поморщилась. — Уже нет. — Гермиона, мы вместе шесть лет. — И до сих пор не женаты. Даже не помолвлены. Мы вообще счастливы? Я так не думаю. Ты не берешь меня на чемпионат мира. — Она нашла халат и накинула, теребя пояс, чтобы не смотреть на Рона и последствия того, что она только что натворила. Рон сел на кровати, натягивая на себя одеяло, чтобы прикрыться. — Ты сумасшедшая. Это не причина для расставания. — Причина, — сказала она. — Ты не хочешь провести это время со мной. Ты думаешь, я ничего не знаю о квиддиче? Думаешь, я буду обузой для тебя? — Гермиона затянула пояс потуже, почти до боли. Но недостаточно плотно, чтобы она смогла остановить стремительное кровотечение, случившееся в этой комнате. Казалось, что ее отношения лежат на полу спальни, истекая кровью. И впервые за шесть лет она не чувствовала необходимости их спасать. Она хотела поставить точку. Это было больно, но в хорошем смысле. Боль кричала, что что-то не так, и нужно все исправить, и она исправила таким образом. Отпустив. — Все кончено, Рон, — Гермиона издала странный смешок, как будто не верила сама себе. Ей стало легче. — Повеселись на Чемпионате.Глава 1: Гермиона: 0 - Рон: 0
9 июля 2022 г. в 20:05
— Что значит, ты не купил мне билет?
Рон машинально потер красное пятно на шее, такое яркое, что веснушки на его фоне поблекли.
— Это значит, я… Ну, не похоже, что тебе очень нравится квиддич.
— Я ходила на все матчи, в которых ты или Гарри принимали участие в школе.
Руки Гермионы покрывала мыльная пена. Конечно, существовали заклинания для облегчения быта, но с магией некоторые вещи теряли смысл. Такие, как, например, молчаливое сотрудничество, которое она наблюдала между родителями, когда один из них мыл посуду, а другой вытирал после каждого приема пищи. Эта совместная деятельность была важной лакмусовой бумажкой стабильности отношений, и ее можно было определить по уровню ph в воде, в которую сейчас были погружены ее запястья. Важные повседневные привычки, приобретенные на всю жизнь.
Рон перестал вытирать посуду вручную, воспользовался заклинанием, и прислонился к столешнице, убрав руку с шеи. Он выглядел смущенным.
Хорошо. Так и должно быть.
— Да, но тебе это не нравилось. Ты все время читала.
— Не все время. И я сопровождала тебя на трех разных Чемпионатах мира. Почему теперь должно быть по-другому?
Она поставила еще одну мокрую тарелку на сушилку, сделав это быстрее, чем успело подействовать заклинание.
— Поскольку Англия действительно участвует, и два игрока из «Пушек» вошли в команду…
— Тогда я тем более хочу пойти с тобой. Мне нравятся «Пушки».
— Они тебе нравятся только потому, что это моя команда. Послушай, Миона, это чудо, что кто-то из них попал в национальный список. Для фанатов «Пушек» такая игра случается раз в жизни. Весь этот сезон — счастливая случайность. Я не хочу все время объяснять тебе суть игры. Хочу просто смотреть матч. Я думал, ты обрадуешься, что тебе не придется идти.
— Объяснять мне суть игры? Как будто я до сих пор не разобралась в правилах?! — Негодование заставило ее яростно смахнуть остатки лазаньи с краев формы для выпечки.
— Нет, я… Конечно, ты знаешь основы. Но Кэррингтон и Монро в этом сезоне использовали всевозможные малоизвестные приемы. Так они создали команду Кубка. Так Англия дошла до финала.
— Веришь или нет, Рон, я знакома даже с более редкими приемами. Трудно избежать квиддича в волшебном мире.
— Да? Как называется ответный финт квоффлом, который они использовали три раза в отборочном матче против Израиля?
Лицо Гермионы мгновенно вспыхнуло, опаленное мучительным жаром. Воплощение неловкости сосредоточилось на ее щеках.
— Я очень хорошо учусь. Я уверена, что смогу разобраться до матча.
— Конечно, ты смогла бы, — сказал Рон, шагнув вперёд, и обнял ее за талию. Фокус сбился, действие заклинания прервалось.
Тарелка упала обратно на сушилку, звякнув о другую посуду. К счастью, ничего не разбилось.
По локти в мыльной воде, Гермиона сжала руки в кулаки, использовав губку как самодельный шарик-антистресс.
— Ты можешь быть серьезным, Рональд?
Он напрягся, сжав пальцы на ее талии, прежде чем сказать:
— Не зови меня Рональдом.
Его тон был чем-то средним между весельем и усталостью.
— Ты в одиночку принял решение поехать на Чемпионат мира по квиддичу без меня. Что я должна сказать? Выглядит так, будто ты не хочешь проводить со мной время.
Хватка его ладоней ослабла. Гермиона хотела бы увидеть лицо Рона, но видела краем глаза лишь его подбородок, лежащий на ее плече. Намек на нос в профиль. Яркое пятно рыжих волос.
— Квиддич — это мое хобби, а не твое.
— Но я все время хожу с тобой на матчи, — прохлада быстро остывающей воды усилила жалкое звучание ее слов.
Рон вздохнул и отстранился.
— Мне разрешено иметь свои увлечения, правда? У тебя есть чтение. И твоя… твоя работа и другие вещи. Я просто хочу заниматься этим хобби самостоятельно, хорошо?
Объективно, Гермиона понимала, что в его словах есть доля истины. Некоторые пары, особенно пары, которые знали друг друга и встречались так долго, как они — не успела она моргнуть, а ей уже двадцать три — должны иметь свои индивидуальные интересы и увлечения. Это абсолютно нормально. Гермиона была совершенно уверена, что когда-то у них состоялся разговор на данную тему.
Несмотря на это, тот факт, что он решил не брать её с собой на Чемпионат мира, когда в составе сборной оказались два игрока из его любимой команды, поразил Гермиону, как грандиозное предательство.
И единственное, что она чувствовала, был гнев. Жгучий гнев разочарования, копившийся, как жир на посуде, которую Рон все еще не вытирал. Как лекарство от блох, которое он забыл дать Живоглоту на прошлой неделе. Как нераспакованный чемодан с конференции, на которую он отправился с Джорджем почти месяц назад, все еще стоящий в ногах ее кровати.