Папочкин принц

Вадим устало потер красные глаза и взглянул на часы. Казалось, морщины у губ мужчины стали резче, а седины на висках прибавилось. А, впрочем, может всему виной было скудное освещение. Четвертый час утра. — Вадим Сергеевич! Идите уже спать, — шепотом проворчала Марья Васильевна, оправляя белоснежный передник и грузно усаживаясь у постели Дани, — если проснется, мы вас позовем. — А вдруг… — Да Господь с вами, хозяин! — перекрестилась она, — ну что вы, в самом деле? Какое еще «вдруг»? Доктор же сказал, опасности для жизни нет. И он, и медсестра в соседней комнате, все хорошо. — Марья Васильевна, — неожиданно Вадим взял ее мягкие руки в свои и заговорил срывающимся голосом, что было так не похоже обычный его тон, уверенный и властный, — я вот все думаю: а если бы мы не успели? Пришли бы на час, два, на день позже? А? Она посмотрела на него и промокнула глаза платком: — Да что же вы и себе, и мне душу травите! И думать не хочу, — отмахнулась она, — я небось не меньше вас нашего ангелочка люблю! Уж больно привязалась я к нему, своих-то деток Господь не дал. Идите спать уже, хватит терзать себя. «Господи, какой я дурак… и какой же Даня наивный, доверчивый ребенок… Как же этому мудаку удалось заманить его? Какое счастье, что он надел браслет, а иначе… ладно, Марья Васильевна права, не стоит думать…» — все эти мысли Вадим вновь и вновь прокручивал в голове, и это не давало ему уснуть. Он так и ворочался, пока не начало светать, хотя и не спал почти двое суток. Только под утро ему удалось провалиться в мертвый сон без сновидений. Разбудил его осторожный стук в дверь. Наташа позвала: — Вадим Сергеевич! Вадим Сергеевич! Даня проснулся. Сейчас доктор его смотрит. Вадим подскочил, на ходу взглянул на себя в зеркало, пригладил рукой волосы, оправил одежду (заснул он не раздеваясь) и вслед за няней направился в комнату мальчика, на ходу отрывисто расспрашивая ее: — Как он? — Ох, слабенький… кашляет ужас как! — Температура? — Ничего пока, 37,6. — Не звал меня? — Нет. Когда они вошли, доктор уже убирал маску ингалятора от Данькиного лица и кашель его немного успокоился. Данькина роскошная комната сейчас выглядела непривычно. Кругом были какие-то трубки, провода, приборы…Капельница рядом с кроватью. Катетер-бабочка в исхудавшей даниной руке, с такой прозрачной кожей, что синие венки найти медсестре не составляло труда. На столике рядом — бутыльки, таблетки, шприцы. Первую ночь Даня провел в клинике, где ему диагностировали двухстороннее воспаление легких, но наутро опасность для жизни миновала, и Вадим забрал Даню домой, устроив ему больничную палату прямо здесь. Больницы он ненавидел и резонно решил, что дома и стены лечат. Все это время мальчик провел под снотворными, жаропонижающими и обезболивающими и только сейчас полностью пришел в себя. Вадим перехватил своими глазами взгляд Даньки: уставший, несчастный, потухший, — и у него сжалось сердце от нежности и жалости. — Оставьте нас! — обратился он ко всем присутствующим. Когда все вышли, Данька хрипло произнес, совершенно без эмоций, просто константируя факт: — Опять я здесь. Вадим приблизился к нему, взял за руку, горя желанием поцеловать и приласкать, и не решаясь. Руку Даня не отдернул. Вадим, будто оправдываясь, ответил: — Тут тебе будет лучше, чем в больнице. Данька ничего не сказал, опустил ресницы и из глаз у него полились слезы, губы скривились, подбородок задрожал… Вадим приписал это тому, что Данька не хочет оставаться в этом доме и поторопился успокоить: — Нет-нет, ты все неправильно понял. Не могу же я выгнать тебя больного на улицу? Как только ты будешь здоров — ты свободен. Но Данька не успокоился, а расплакался пуще прежнего, закрывая руками лицо и хлюпая носом. Его исхудавшие плечи вздрагивали от рыданий. Вадим, не в силах сдержаться, обнял плачущего мальчика, ласково погладил по мягким, спутанным кудрям. Данька обхватил мужчину руками за крепкую шею и спрятал лицо в уютное место под подбородком, продолжая выплакивать свое горе, так что вскоре воротник рубашки Вадима намок от слез. — Па-па-папочка… — вспхлипнул Даня, уже икая от рыданий. — Что такое? — Я не хочууу быыыть свободен! — скулил Даня, — я хочууу быть с тобооой… Вадим совершенно перестал что-либо понимать. Он поднял Данькино лицо и начал сцеловывать слезы с его мокрых щек и ресниц: — Дитя мое, а зачем же ты тогда сбежал? — Папочка… я запутался… я ничего не понимаю. Я не знаюююю! — Главное знай то, что я люблю тебя, глупый ребенок. И буду счастлив, если ты останешься со мной. — И я люблю тебя, папа! Ты спас меня… они издевались, били… не кормили… Лицо Вадимо стало жестким, он сжал челюсти: — Знаю. Они уже поплатились за это. Этот похотливый старый боров переоценил свои силы. Но ничего, теперь у него будет много времени поразмышлять. Данька немного успокоился и даже заинтересовался: — Как это? — А вот посмотри, записал тебе сегодняшние новости. Вадим щелкнул пультом от телевизора и на экране появился диктор местных новостей: — Вчера был задержан ректор N-ского Государственного Университета Виктор Михайлович Черемыгин (фото ректора на экране). Он обвиняется в участии в коррупционных схемах (ректора ведут в наручниках по какому-то коридору со стенами, выкрашенными унылой зеленой краской), хищении государственного имущества в особо крупных размерах (обыск в кабинете, все шкафы открыты, ящики стола выдвинуты, документы, деньги валяются на столе). Также ему предъявлено обвинение в попытке изнасилования и нанесении тяжких телесных повреждений одному из студентов своего университета, которого Черемыгин силой удерживал в своем загородном доме в Сосновом Бору. Пострадавший доставлен в больницу, состояние средней тяжести (съемка с вертолета того самого дома, где держали Даньку). Следствие продолжается. На данный момент обвиняемому и соучастникам преступления грозит лишение свободы на срок от 20 лет». Вадим снова щелкнул пультом и посмотрел на Даньку. Тот сидел, разинув рот. — Ты не представляешь чего мне стоило удержаться и не придушить его прямо там, своими руками, — со злостью произнес Вадим. Данька взглянул на него испуганно. Но Вадим тотчас же тепло улыбнулся, встал и полез за какими-то бумагами. — Это наш контракт, — произнес Вадим, показав его Даньке. И в ту же секунду разорвал его пополам и еще раз и еще, и ворох белых бумажек полетел в мусорную корзину. — Даня. Я не знаю, почему ты принял такое решение. Твой дом здесь. Но только если ты сам этого захочешь. Ты можешь уйти в любой момент. Какой бы путь ты не избрал — я поддержу тебя. Если ты не захочешь… не захочешь… быть со мной. Я все равно буду тебе помогать. И… любить… — Я хочу быть с тобой, — тихо прошептал Данька опустив глаза, — и я хочу жить здесь. Жить так… так же… как… до этого, — проговорил он запинаясь. — Но только при одном условии. — И что же это? — Вадим удивился, даже не представляя себе, о чем речь. — А то! — горячо воскликнул Данька и тут же задохнулся, закашлявшись. Обеспокоенно в комнату заглянул врач. Вадим махнул рукой, мол все в порядке, и начал мягко гладить Даню по спине своей теплой ладонью, успокаивая: — Тише, тише… тебе нельзя так нервничать… попей водички. — А то, — повторил поспокойнее Данька, откашлявшись, — я хочу знать, что произошло с тем самым Андреем! Хочу знать всю правду от тебя. Знаешь, почему я сбежал? Я скажу тебе! — вновь начал повышать тон мальчик, и снова на глазах выступили высохшие было слезы, — потому что Виктор Михалыч сказал, что это ты убил его! Да! И что меня убьешь! Ты мне ничего не хотел рассказывать, рассердился так! Я посмотрел в инете — а он и правда пропал без вести. Вадим потер лоб. Потом притянул к себе Даньку и обнял: — Так вот что за лапшу он тебе навешал. Господи, запугал моего бедного доверчивого ребенка. Какая же мразь. И ты поверил? — А что мне оставалось!? Ты так взбесился, когда я спросил про это! — Я просто не захотел расстраивать и пугать тебя. Это слишком грустная история. — Ну и что! Я хочу все знать! Ты ведь не убивал, скажи? — Может я и не самый святой человек, — грустно улыбнулся Вадим, — но я не убийца.