Седлай моего коня

Солнце ослепляло глаза в столь ранний час. Осень, деревья только-только начали осыпаться, на лугу стоял аромат цветов. Небо было ярко голубым, совершенно чистым.   Со всех сторон доносился рокот барабанов и негромкая музыка. Молодые омеги, ищущие себе пару, стояли вдоль длинной широкой дороги, во все глаза уставившись на выезжающих из-за горы альф. Те скакали на здоровых больших конях.   Праздник подбора женихов и невест проходил каждый год, сразу после урожая. Созревшие альфы собирали свои пожитки и переезжали в ближайшие поселения в поисках омег. Их встречали радушно и торжественно: для всех это было великим событием.   Омеги за много дней готовились, наряжались, ждали. Альфы хвастали талантами по приезде. Кто привозил с собой мешки с тканями, кто – золота, кто – оружия. Как до деревни доезжали, так с коней спрыгивали и тотчас начинали добро свое показывать, привлекая внимание. Им навстречу выходило много людей, как юных омег, так и любопытных местных.   Мидория наблюдал праздник со стороны много раз, но участвовать самому ему приходилось первый раз. Он волновался сильно, долго наряд краше подбирал. Как забили в барабаны, побежал к дороге вместе с ровесниками, замер на краю деревни, принявшись ожидать.   Альфы появились скоро. Все молодые были, яркие, хвастливо одетые. Омеги тут же начали пихать друг друга локтями, перешептываясь и сдавленно хихикая. Солнце стояло высоко, когда всё началось.   С коня спрыгнул один, приехавший первым, хитро всех оглядел, вытащил из мешка ткань дивную. Один омега смелый посмотрел на него радостно, представил, сколько ткани те стоить могут, сколько труда в изготовление вложено и смело подбежал к нему, заскочил на лошадь, дернув за поводья. Показал, что присвоил себе альфу. Тот окинул его взглядом пристальным и возражать не стал. Толпа едино ахнула и радостно захлопала в ладоши. Быстро они поехали дальше.   Следующими, добравшимися до деревни, были две сестры, хвастающие клинками острыми. Во множестве с собой привезли и жонглировать начали, внимание привлекая. На них гульбой накинулись омеги: уж больно красивые были; альфы из всех нашли себе двух и проехали дальше.   Смысла в представлениях не было. Все омеги только на лица смотрели, да принюхивались, чтобы запах приятный был. Талантами альфы лишь внимание на себя переводили.   С каждой минутой к воротам подъезжало всё больше гостей, вызывая у местных ликование и нетерпение.   Изуку внимательно за всем следил. Он присматривался, принюхивался, но, встречаясь с альфами бойкими взглядами, не спешил бежать, на шею к ним вешаться. Всё не то.   Друзья его пихали локтями, призывая выбирать, но Мидория только робко мялся.   Солнце стояло в зените, барабаны продолжали отбивать ровный ритм. Вдоль главной дороги собралось множество людей: всем хотелось посмотреть на представление. Кто-то из альф пел, кто-то танцевал, омеги, нашедшие в них родственные души, бежали седлать их лошадей, объявляя всем, что застолбили себе альфу.   Изуку во все глаза следил. Ему нравилась каждая, но ни к кому он не рисковал прильнуть. Его друг, Юга, уже третий год подряд в празднестве участвовал, но никак альфу для себя найти не мог. Уж больно красивый был, вот и жену себе такую искал. Всматривался в лица и только фыркал. Этот год рисковал повторить предыдущие.   – Кажется мне, они только выпендриваются много, а на деле – слабые, – вдруг бросил Аояма, перекрикивая шум толпы, и фыркнул.   Мидория только плечами пожал неуверенно. Над хвастунами омеги всегда смеялись, но должного эффекта альфы добивались: на них обращали внимание и вешались на шею.   – Пусть и так, – Изуку нелепо развел руками.   Он в этом году не собирался себе пару искать, пока родители брата названного, у которых он жил, не намекнули, что пора бы ему свою семью строить. Его собственные отец с матерью умерли давно, когда Мидория малышом был. Семья соседская в свой дом приняла, как сына растила. Но больше необходимого Изуку не хотел утруждать их, вот и не стал возражать, решив жениться.   Пару себе искать омеги могли и с двенадцати лет, но далеко не все к тому возрасту зрели. Большинство в празднестве с пятнадцати, а-то и шестнадцати лет участвовали. Альфы так же. Бывало, уж больно юные приезжали, редко кого себе находили, пусть и были талантливы. Чаще в родные деревни ни с чем возвращались.   Лица мелькали очень быстро. Кони ржали, музыка играла, омеги восторжественно визжали и хихикали. Альфы, у которых не получалось внимание к себе привлечь иначе, иногда в голос подзывали кого-то к себе, на что омеги всегда отворачивались, пряча лица. Не любили больно альф самоуверенных.   Наконец Мидория приметил одну девушку молодую, гончарного дела мастерицу. Смотрел на неё долго, та взгляд его заметила, прищурилась. Сердце Изуку ускорилось, он задумался, решая, хочет ли её себе в жены, вздохнул, намереваясь броситься к ней, но омега какой-то опередил его: подлетел, прижавшись. Мидория только отступил скромно, торопясь обратно в толпе спрятаться. Застеснялся.   Не всем омегам духу хватало на лошадь запрыгнуть, кто-то в руки кидался, кто-то лез целоваться. Если не возражали на то альфы, вели их омеги к родителям, там и знакомились. Обычно вскоре свадьбу играли, а, ежели не подходила альфа семье, то гнали прочь, в другую деревню отправляли.   Стоять было жарко. Мидория оделся красиво, надеясь быть приметным, на него внимание обращали, улыбались, но подойти он ни к кому не решался. Все красивые, сильные, да всё не те. Чувствует, что не подходят ему.   Вереница гостей будто была бесконечной; Изуку смотрел вдаль, пытаясь ещё у горизонта найти ту самую, но не было никого, милого ему.   На восток, откуда все ехали, простиралось большое чистое золотое поле, на запад – густой темный лес.   – Ой, смотри-смотри, – вдруг пихнул его в бок Аояма. – Красивая какая! – он шумно вздохнул.   Мидория обернулся. На дорогу выехала альфа молодая, веселая, ярко накрашенная. Трюки начала показывать; толпа с восхищением и страхом наблюдала, ликуя, хлопала в ладоши.   – Красивая, – согласился Изуку и посмотрел на друга. – Нравится тебе?   – Мм, – Юга потер хищно ладони. Таким Мидория прежде его не видел. Ещё раз посмотрел на альфу, убеждаясь, что одного они поля ягоды: глаза большие, яркие, лица светлые, чистые, красоты полна улыбка.   Аояма смело подошел ближе, привлекая к себе альфы внимание; та с интересом обернулась. Изуку удивленно посмотрел на друга: сам боялся так открыто выходить, не любил, когда смотрят все.   В тот же момент к альфе устремился другой омега, но Юга, наконец заприметивший себе настоящую красавицу, не был готов так легко от своего отказываться. Омегу того бесцеремонно отпихнул и первый подбежал, запрыгнув к альфе на лошадь. Кобыла заржала, встав на дыбы, но Аояма не испугался, вцепившись в поводья, и не позволил себя скинуть. Толпа взорвалась хохотом, помогая отпихнутому подняться, и с уважением посмотрела на Югу.   Мидория изумленно хлопнул в ладоши.   Аояма к альфе прижался, никого не стесняясь, а та обхватила его радостно. Понравились друг другу, видать. Несколько секунд смотрели друг на друга, оценивая, а после проехали по дороге вглубь деревни. Изуку проводил друга взволнованным взглядом. Он был рад – тот наконец кого-то себе нашел, – но волновался за себя, боясь оставаться в одиночестве. Ему было страшно приходить сюда одному, вставать в первые ряды и высматривать себе альфу. Боялся, что найдет кого-то, а его отвергнут, с коня снимут…   Солнце медленно двигалось по небу. Мидория продолжал наблюдать представление. Постепенно людей, наблюдающих зрелище, становилось всё меньше: самые интересные альфы приезжали первыми, только поднималось солнцем. Все последующие были не так смелы и талантливы или их прогнали из других деревень, вот и не рисковали носу раньше времени показывать. Все это знали. Лучшие омеги и лучшие альфы находили друг друга в первый час.   Постепенно гости становились всё менее и менее интересными. Или слишком юные, или старые, или неинтересные, бедные. Они не вызывали ажиотажа у толпы, простые зеваки начали расходиться.   Изуку чувствовал себя дураком. Знал, что промедление не играет ему на руку, но никак не мог решиться к кому-нибудь устремиться. Солнце опускалось ниже.   Кто-то из омег махнул рукой и ушел, решив попытать удачу завтра – праздник шел несколько дней, – кто-то вместе с Мидорией ждал до последнего, пусть и понимал, что ничего интересного увидеть им не предстоит.   Перед ними проехали ещё двое, не вызвавшие ни у кого интереса. Хилые, бледные, будто кинжала в руках никогда не держали.   Они ждали-ждали, но никто не проезжал. Изуку вышел за ворота, огляделся, но до самого горизонта уже никого не было. Ни одной всадницы. Мидория разочарованно опустил голову. Завтра, да и во все последующие дни к ним приедут альфы, которых погнали из других деревень, значит, не способные…   Солнце стремительно опускалось, холодало. Изуку охватил страх. Его семья, сколько он себя помнит, всегда дружила с семьей Бакугоу. Масару и Мицуки были рады позаботиться о нем после смерти родителей. Они были добры и внимательны, заставляли своего сына, Кацуки, с ним хорошо обращаться, защищать. Тот долго этому сопротивлялся, отчего-то Мидорию недолюбливая, но с возрастом присмирел, принял, как родного.   Изуку любил их и страшно боялся разочаровать. Не хотел воротиться и объявить, что не нашел себе никого, что не смог. Поэтому Мидория продолжал стоять, в надежде ожидая.   Зеваки расходились, с ними и омеги. Музыка стихла, как и барабаны. Горизонт окрашивался в красный, вечерело.   Редко по дороге ещё кто-нибудь проезжал, но вскоре всё стихло. Изуку так и не рискнул никому улыбнуться. Кто противен ему был, кто слишком стар или слаб. Привести домой альфу немощную ему не хотелось. Не рады будут названные родители.   Мидория продолжал стоять. Вскоре он остался чуть ли не один. Он отстоял весь день, устал, страшно хотел есть и спать, но уйти боялся. Вернуться в дом ни с чем…   Позади послышались шаги, пока плеча не коснулась горячая ладонь.   – Пойдем, – сказали резко.   Изуку обернулся. Он сразу понял, кто и почему пришел за ним. Виновато склонил голову, стесняясь.   – Каччан, я никого себе не нашел, – покаянно признался он.   Бакугоу посмотрел на него с легким сочувствием, но тут же ехидно усмехнулся.   – А я так и знал, что ты никому не понравишься, – засмеялся он. – Лицо потому что слишком кривое. Пойдем-ка лучше домой. Холодно. Отец волнуется.   – Но я никого не нашел, – Мидория всплеснул руками, взволнованно вновь посмотрев на горизонт. – Я… не могу вернуть ни с чем.   – Я от тебя ничего другого и не ожидал, – фыркнул Кацуки. – Пойдем, – он взял омегу за руку, потянув в сторону дома. – Уже поздно. Никто не приедет. А кто приедет, так они тебе всё равно не подойдут, – заявил альфа.   Изуку посмотрел на него грустно. Кацуки всегда его обижал, всё детство. Но за последние пару лет он стал чуть спокойнее, с неохотой по наводке родителей ему помогал. Иногда и без наводки.   – Может, я постою ещё немного, – взволнованно сказал Мидория. – Вдруг кто-нибудь ещё приедет, – проговорил он, оборачиваясь к горизонту.   Поле было чистое, солнце ласкало пшеницу золотыми лучами. Но ни одной фигуры не виднелось вдали.   – Этот кто-то тебе всё равно не подойдет, – Поморщился Бакугоу. – Пойдем. Ты хочешь здесь замерзнуть?   – Родители будут ругаться, – протянул Изуку грустно. – Дай ещё подожду.   Кацуки нахмурился и упер руки в бока недовольно. Он года три назад перерос Мидорию, стал намного сильнее и шире. Ему не составило бы труда уволочь омегу домой силой. Иногда Изуку даже удивлялся, почему альфа так перед ним распинается.   – Не будут они ругаться. Понимали с самого начала, что на тебя никто не позариться. Пойдем домой, поздно уже. А ты замерзнешь, – Бакугоу пристально осмотрел его наряд.   Приметный, красивый, Мидория очень старался, одеваясь сегодня. Обычно он ходил в темном, перепачкавшийся от работы в земле.   – Каччан, всё же, – Изуку отступил от него и обернулся вновь к горизонту. Его не отпускало неуловимое предчувствие, что вот-вот кто-нибудь приедет.   Альфа нахмурился. Он постоял рядом с ним ещё минуту, а потом устало махнул рукой и буркнул.   – Как хочешь.   Развернулся, намереваясь уйти, но потом остановился, стянул бурку и накинул её на плечи омеги, двинувшись домой.   Мидория удивился, незамедлительно обернувшись, но сказать что-либо постеснялся, вновь устремляя взгляд к горизонту. Он знал, что ни Мицуки, ни Масару не станут его осуждать, но не хотел разочаровать, не хотел лишнего года обременять своим присутствием.   Как солнце скрывалось, так резко воздух становился холодным и все спешили разбежаться по домам. Но Изуку продолжал стоять, вглядываясь вдаль. Он чувствовал, что должен подождать.   Глаза устали, хотелось прилечь. Мидория кутался в бурку, радуясь, что Бакугоу оставил её ему, морщился от его горького запаха и ждал.   В какой-то момент ему удалось рассмотреть на горизонте три точки, что стремительно увеличивались, пока не приобрели очертания всадников. Изуку привстал на носочки, с тревогой ожидая.   Этим летом ему исполнилось семнадцать, вскоре стыдно будет не только перед семьей, но и перед соседями. Подумают дурное.   Ждать пришлось недолго: вскоре на дорогу выехали трое. Они о чем-то весело разговаривали, и в первый момент Мидория даже подумал, что не в поисках брака альфы здесь.   – Я же говорил, опоздаем мы, – донесся до Изуку раздраженный возглас.   Всадники дернули поводья, их рысаки перешли на шаг.   – А зачем тогда предлагал охоту на спор? – отозвался другой. – Гнались за тем зайцем в противоположном направлении! А ведь сегодня такой важный день.   Третий сохранял молчание. Он окинул взглядом окрестности и прищурился, заприметив Мидорию.   – Глянь-ка, какой омега, – сошло с его губ веселое.   Изуку нахмурился. Никто из них троих ему не понравился. А смотрящий на него вовсе самый страшный, с изувеченным лицом. Большой ожог расплылся вокруг его левого глаза.   Мидория вздохнул и развернулся, решив, что Бакугоу прав. Домой ему пора, поздно уже. Среди опоздавших талантливых не бывает, а эти на вид глупые, озорные. Охотой в такой праздник заниматься нельзя!   Но не успел омега пройти и трех шагов, как чья-то сильная рука обвилась вокруг его туловища и подхватила легко, оторвав от земли. Изуку вскрикнул испуганно. Его усадили на коня и, улыбаясь, весело спросили:   – Как звать?   Бурка упала с плеч наземь; Мидория дернулся, пытаясь спрыгнуть, но альфа со странными разноцветными глазами держал его крепко.   Такие дерзости редко себе кто позволял, обычно от обиженных омег получая за это по голове. Нечего кого тискать, прежде чем себя показать. Изуку решил не отставать ото всех, возмущенно залепив альфе пощечину. Его друзья незамедлительно засмеялись.   Альфа поморщился слегка, но быстро снова улыбнулся и повторил:   – А звать-то как?   Мидория изумился. Он отпрянул, усердно пытаясь скинуть руки альфы с себя и спрыгнуть. Не любил наглых. А этот ещё, небось, и не серьезный, спорить вон любит. Изуку нахмурился. Альфа продолжал радостно улыбаться, хитро его осматривая.   – Пусти меня! Пусти! – забился омега рыбкой.   – Я Шото Тодороки, шестнадцати лет отроду. А ты? – продолжал альфа спокойно.   На возмущенные вопли Мидории народ чуть оживился. Вскоре навстречу им выбежал Кацуки, что уже давно собирался пойти и омегу домой забрать. Он, быстро поняв в чем дело, оскалился и подошел ближе.   – Пусти его, – потребовал холодно.   Изуку возмущенно отпихнул от себя Шото, полагая, что сейчас это должно возыметь эффект, но нет. Тодороки притянул его ближе и, хитро глядя на Бакугоу, вдруг впился с поцелуем в губы Мидории. Тот завопил и ещё раз его ударил. Кацуки зарычал.   Шото медленно спрыгнул с коня, оставив Изуку в одиночестве на нем сидеть, и вышел чуть вперед. Его друзья с интересом за этим наблюдали.   Бакугоу посмотрел на Мидорию, потом на альфу и, не сдержавшись, подскочил к нему, намереваясь заколотить. Тодороки ощетинился; они накинулись друг на друга.   Омега испуганно вздрогнул и поторопился спрыгнуть с коня, чуть не упав. Он с тревогой начал наблюдать за происходящим.   Кацуки был одним из лучших бойцов в их деревне, ни одна драка не обходилась без его участия. Но, вопреки ожиданию, Шото не оказался поваленным на землю сразу же. Он двигался быстро и необычно, низко наклоняясь вперед грудью, и не собирался проигрывать.   – Долго держится, – послышалось позади Изуку. Он обернулся. На его удивленный взгляд друг Тодороки пояснил: – Шото никому ещё не проигрывал.   Мидория задумался. Привести домой сильную альфу казалось заманчивым. А с наглостью он уживется. Каччан тоже наглый, ещё и злой, но Изуку же его терпит, даже любит.   Омега быстро махнул рукой.   – Подожди, стой, – закричал он и кинулся к дерущимся. Те, заметив его, отпрянули в стороны, тяжело дыша. – Меня… меня зовут Изуку Мидория, – представился омега застенчиво.   Тодороки растянул губы в победной улыбке, а Бакугоу нахмурился.