Негодный

      — Сатору, успокойся и сядь уже, я прямо слышу, как двигаются шестерёнки в твоей голове, — час метаний по квартире не дал Годжо должным образом угомониться, он лишь еще больше злился на себя и свою подругу, которая потешалась над ним. Он швыряет сумку с вещами в дальний угол комнаты и рассерженно воет от негодования. — Я понимаю твою злость, но сейчас это не поможет, ты же понимаешь? — верно, но он сходит с ума уже шестой месяц, ему нужен Саб, но после инцидента полгода назад и долгим разбирательством в суде, который он выиграл, ему не хочется вляпываться в новую историю.       — Тебе легко говорить, да, подруга? У тебя есть большая семья, — телефон в его руке опасно трещит, предостерегая своего хозяина о поломке. — Три Саба! Три, блять, а у меня... а у меня нет и одного. Как я, по-твоему, себя чувствую, а? — тяжёлый, усталый вздох и нервный цокот каблука о пол — верный признак того, что Секо на взводе. — Я хочу, но понимаю, что не смогу его содержать, Иери, что мне делать?       Повисает долгое молчание, Сатору гневно раздувает ноздри и ловит в зеркале свое отражение — на голове шухер; убитый взгляд; больной цвет кожи, почти желтый, от былого мрамора не осталось и следа. Он медленно начинает сходить с ума, потому что его предыдущая семья развалилась, а Саб... Он вытирает рукавом кофты свои глаза и для верности пару раз моргает, сбрасывая наваждение и оцепенение во всем теле. Ему больно, его ломает и выкручивает мышцы до судорог и спазмов, тело постепенно сдаёт позиции, а мозг начинает закипать. Если в ближайшую неделю он не найдет себе нового члена семьи, то окончательно свихнется.       Он — Доминант, человек, который должен содержать хотя бы одного Сабмиссива, сейчас представляет угрозу для общества, потому что уже шестой месяц никого подле себя не держит. Так быть не должно, плохой Дом — сбой в системе, ошибка в хорошо слаженной программе, он несёт опасность для всех, кто может его встретить, ведь без своего Саба он сойдет с ума. Таких случаев навалом, каждый день по телевизору показывают зверские убийства, теракты, насилие над другими. Убийцы — вот кто такие Доминанты без своей семьи. И он уже на грани, друзья это понимали и посылали ему своих хороших Сабов во временное пользование, хотя очень сильно рисковали, доверяя в руки почти психопата-одиночки своего нижнего.       Сатору никогда не поднимал на них руку, выхватывал те крупицы времени, что были ему даны на иллюзорное единение с чужими подчинёнными. Но этого всегда было мало, ведь он не мог распоряжаться ими так, как того хотел сам, а еще метка принадлежности показывала своего истинного хозяина, и это усугубляло ситуацию. В итоге друзья, извинившись перед ним, отослали их обратно под свое крыло, а он снова оказался один. Шкала срыва стоит на критической отметке, головные боли и галлюцинации не сбивают даже те таблетки, которые он принимает.       — Ты был на учёте у специалиста? — подводит плавно Секо к насущному и затихает. Она не видела Годжо уже очень давно, опасаясь, что он может что-то выкинуть, если она будет рядом, потому и остерегается лишний раз заходить к нему в гости, всячески извиняясь и задабривая подарками, которые присылала почтой. Гето остался таким же особняком, не отсвечивая на горизонте, и Сатору это понимал.       — Был неделю назад, — он откладывает телефон и идет в ванную, открывая холодную воду, а потом зависает, наблюдая, как расплывается перед глазами картинка и линии перестают быть чёткими. Ноги окончательно подгибаются, тело падает и его размазывает по кафелю на полу. — Блять.       — И что он сказал? — голос подруги нарочно заискивающий и мягкий, она говорит осторожно, ведь знает, что последует дальше.       — Меня не пустят в лагерь по отбору, — это очень страшно — знать, что к Сабам тебя не подпустят, не дадут сделать выбор, взять под свое крыло. Он — бомба замедленного действия, и когда эта бомба рванёт, сказать сложно. — Сообщили, что я занесён красный список, дали выписку на прохождение психиатра. Иери, меня уже не спасти, ты понимаешь? — Годжо пихает в себя горсть таблеток и закрывает красные от недосыпа глаза. — Это все моя вина.       Лагерь по отбору Сабов был его последней надеждой на то, что он снова станет нормальным, тем самым компетентным Домом, но теперь он либо будет сидеть в квартире до конца своих дней, что не вариант, ведь за ним приедут в любом случае; либо его отправят в лагерь строгого режима для Домов. Выжить в этих условиях почти невозможно, там высокая смертность и уровень насилия среди особо опасных. И вариантов у него нет — он просто сгинет в собственном безумии.       — Сатору, послушай, тут нет твоей вины, она сама приняла такое решение и это было неизбежно. — Урауме была его первым нижним, и она не справилась со своими обязанностями, свихнувшись, а затем покончила с собой.       Она была из числа негодных, тех людей, чья психика нестабильна из-за различных стрессов. Он познакомился с ней через родителей, именно они приставили к нему эту девчонку, забитую, очень тихую и скромную. У нее был шрам на лице и еще куча по всему телу, Сатору узнал это уже в шестнадцать, когда просил ее раздеться. В этом не было никакой пошлости, ни единого намёка на заинтересованность в сексуальном плане, он просто узнавал своего Саба чуть лучше, ведь это нормально. Он был знаком с ней шестнадцать лет и не замечал того, что происходит прямо под его носом — Урауме сходила с ума, терзалась сомнениями, утопая в своей бесполезности. Едва ли она могла выполнить простое поручение, но Годжо ее не выгонял, прикипев к ней всем сердцем. А потом он нашел ее в ванной с глубокими продольными порезами на запястьях, повсюду были осколки от разбитого зеркала и пятна крови. Тогда накрыло так сильно, что не отпускало до самого приезда полиции и скорой, его штормило, метало в разные стороны, и он отключался не надолго, чтобы снова очнуться и зависнуть в вязкой прострации. Отвратительный Доминант, поганый хозяин, ужасный друг. А дальше судебное разбирательство; курс лечения и таблетки-таблетки-таблетки. Гето и Секо пытались растормошить, вытащить на улицу, познакомить со свободными Сабами, но он отказывался раз-другой-третий. И сейчас находится в том состоянии, когда помочь уже нечем — он полностью отрезан от возможностей.       — Я сам виноват, прости, что сорвался, я знаю, что тебе тоже тяжело, — во рту горчит, глаза слипаются, он понимает, что засыпает прямо на полу в ванной.       — Мы найдем выход, слышишь? Ты просто продержись еще немного, пожалуйста, Сатору, и не забывай пить таблетки, — ее слова размываются в шуме внутри черепной коробки, Годжо кивает невпопад и проваливается в забытье еще на сутки.       Белые стены больницы давят не так сильно, как два сопровождающих за его спиной — бойцовские псы, бугаи под два метра ростом, хоть и не дотягивают до роста самого Сатору. Их приставили к нему еще пару месяцев назад, когда специалист сообщил, что его состояние ухудшилось, и если поначалу его это не напрягало — он всегда мог отшутиться или съязвить, то на данный момент такая слежка его пугала и злила. Он понимает, что это нужно, знает, что это простые меры предосторожности, однако все равно бесит до сжатых зубов и стиснутых кулаков, ведь это признак того, что с ним не все хорошо. Годжо долго спорил с врачом, тянул до последнего свой неизбежный исход и ему везло, то ли врач такой понимающий, то ли он еще не достиг своего пика безумия, но он все еще может ходить по улице, не без сопровождения этих недоумков, конечно, но все же лучше, чем в неволе. И снова обход; снова специалист; снова разговоры и вопросы об общем состоянии.       — Как вы себя чувствуете? — увиливать от ответа или умалчивать — все равно, что подписать себе смертный приговор, поэтому Сатору говорит все, что его беспокоит, пока молодой мужчина записывает его слова в блокнот. Государственная больница — та еще хрень, он мог бы записаться и в частную, но не было ни сил, ни желания.       Врач прописывает новые таблетки, снова дает рекомендации не выходить из дома без острой необходимости, верно рассудив, что если сейчас начнет говорить о лагере, то тот окончательно потеряет себя, а затем выдает браслет на ногу с GPS-маячком, как у заключённых.       — Я больше не могу верить на слово, и вы меня поймите, я обязан предпринять хотя бы это. Все ваши передвижения теперь будут официально фиксироваться, пока мы не удостоверимся, — в чем именно удостоверятся уже понятно — его срок подходит к точке невозврата, он может в любой момент выйти на охоту, и, чтобы сберечь силы и нервы всех, ему дают браслет, снять который выйдет только специальным ключом или если он отпилит себе ногу, но, в таком случае, его сразу же повяжут и засунут в концлагерь для буйных. — Прошу подписать документы о соглашении и пройти проверку у психотерапевта, чтобы поставить вас на учёт.       Этот минимум, на который он способен, чтобы дать ему еще немного времени, и он согласен даже на это, ведь его друзья ищут способ найти лекарство для его успокоения.       — Мне необходим Саб, браслет меня долго не сдержит, я могу потерять контроль. Дайте хоть какую-нибудь наводку, чтобы я рыл в нужном направлении, — Сатору надевает браслет под строгим взглядом специалиста и надзирателей, а потом его регистрируют. Габаритный обруч мигает пару раз красным, а потом громко пищит, сигнализируя о том, что все работает исправно.       — Я недавно искал информацию о помощи таким, как вы, лично у меня вы первый пациент, который так долго продержался, но есть и другие похожие случаи повсюду, — он достает лист бумаги и протягивает его Годжо, на нем написан адрес и название организации: "Лагерь интенсивной терапии для заключенных". О чем-то подобном он уже слышал ранее. В памяти всплывают обрывки знакомства с Урауме и ее история. Точно, она проходила лечение для Сабов с неустойчивой психикой, пока ее мать отбывала срок в этом месте за убийство собственного мужа. — Думаю, вы уже догадались, кто там находится.       Дрянное местечко, если честно, туда спихивают всех нижних, кто преступил закон. Там они доживают остатки своих дней, ведь без нормальных подходящих Домов дохнут как мухи. И он мог бы отплеваться и уйти, но сам уже одной ногой в могиле, так что это самый лучший вариант из всех предложенных. Сабы там одичавшие и озлобленные без правильного воспитания, любви и ласки, однако даже такая компания всяко лучше, чем сдохнуть от пули в голову, если сорвётся или отбывание срока за тягчайшее преступление. Ему вообще повезло, что он оказался в ряду тех счастливчиков, которых не сразу отправляют на убой.       — Должен предупредить, что таких Сабов отпускают не сразу и под расписку органов контроля. Он должен будет каждую неделю отмечаться на том же месте, откуда отбыл и присутствовать на всех семинарах по терапии, — от терапии там лишь одно название, все уже давно знают, что терапия там проходит в ужасных, почти пыточных условиях, и выжить там очень малый процент. — Так же все его перемещения будут строго контролироваться и отслеживаться таким же браслетом, что и у вас.       — Я согласен, — пусть даже так, он уже готов сорваться с места и приехать туда. Врач понятливо хмыкает и достает бланки.       — Тогда давайте обсудим суть отбора, — перед глазами появляется целый список требований, с которыми нужно ознакомиться для дальнейшего подписания. — Отбор происходит в определённое время, вам дадут сутки, чтобы выбрать категорию Саба и тяжесть его преступления. Далее вас проведут в специальные комнаты для смотрин, разговаривать или как-то контактировать не будет возможности — вся информация будет в специальном прайсе, — чужой палец тычет в следующий пункт, подчеркнутый жирной строкой. — Смотрины заканчиваются лишь тогда, когда Саб дал свое полное согласие на ваше наблюдение. Выбор всего один, подумайте хорошо, прежде чем брать ответственность за Саба. Дальше — формальность, вы расписываетесь, соглашаясь на сделку и вам обоим дают срок в месяц, в течение которого вы друг к другу приглядываетесь. У вас есть возможность отказаться, если не Саб не понравился, тогда он отправляется обратно в лагерь, но больше смотрин уже не будет. Если видите, что партнёр настроен враждебно, то сразу же оповещайте органы контроля, в противном случае и вы можете попасть под статью.       Крайне строгие правила отбора, строгие система и контроль, но он уже понял, что шанса больше не будет. Сатору готов взять ответственность на себя, ведь терять, по сути, уже нечего. Они оба в яме, и только время покажет, смогут ли сойтись и восстановиться или сгинут в ту же минуту, так и не попробовав.       — Я понял, когда я могу прийти на отбор?       Тюремное здание выглядит вблизи еще хуже, чем на фото: облезлые стены с огромными трещинами на фасаде; убитые дороги; рытвины и выбоины; особенно нагнетает тихий ужас пятиметровая стена с колючей проволокой, возведенная вокруг этого здания. Сатору знал куда едет, но все равно был не готов, с точки зрения его профессионализма в сфере архитектуры, это место приводило его в лютый шок — отвратительные условия для содержания Сабов, даже если они и совершили ошибку. Он, как Дом, не мог смотреть на то, что эти люди живут здесь и умирают.       Его личные надзиратели шли позади, пока он, прихрамывая от тяжести браслета, ступал по ломанной плитке вдоль едва освещаемого коридора, отовсюду доносились какие-то странные шумы, чьи-то крики и оскорбления, Годжо озирался по сторонам и быстро усваивал информацию. В каждом месте есть своя иерархия, и тут она прослеживается чётче всего — Сабы создали свои законы, и самые слабые из них должны подчиняться более сильным. Он слышал о таком по радио, чтобы не сдохнуть от одиночества они решили подчиняться более сильным и примыкать к другим, создавая подобие семьи. Едва ли это их спасёт, но для них это иллюзия нужности и любви, хотя, судя по некоторым Лже-Домам, можно сказать со всей уверенностью, что любовью тут и не пахнет, это скорее принуждение ради принуждения. Каждый вертится как может, и осуждать их за это он не собирается, потому отворачивается и идет дальше за сопровождающим.       — Вы очень странный человек, господин Сатору, — выдал мужчина лет тридцати, когда сопровождающий открыл ему дверь в просторное помещение с одним единственным окном — судя по всему оно именно для смотрин. Годжо нахмурился, наморщив нос от едва заметного, но неприятного запаха, исходящего от этого человека. Тот улыбнулся ему гнилыми зубами, и его передернуло от отвращения. Он не завидует его Сабу, вот уж точно. — Из всех вариантов, предоставленных нами, вы выбрали самую тяжёлую категорию судимости — убийство. Могу я поинтересоваться, почему?       — Оставим любопытство напоследок, я здесь, чтобы забрать себе Саба, — Сатору не в том положении, чтобы огрызаться, но на большее его не хватает, мужик поставил себе цель докопаться до причины, хотя это совершенно не его дело — некомпетентный осел. — Тогда, может, приступим?       Он сутки сидел и выбирал, ломал голову, чтобы по итогу выбрать самое тяжкое для себя бремя. Казалось бы, бери мошенника или вора, ведь это не так критично, однако ему в голову пришла безумнейшая идея взять на себя что-то более сложное. Секо назвала его идиотом с поехавшей крышей, и он был с ней абсолютно согласен, ведь их комбинация будет опасна для общества. Гето позвонил спустя пять минут после разговора с подругой и очень долго его отчитывал за безрассудность, на что получил лишь смешок и слова о том, что он и так уже потерян для этого мира, пусть хоть последнее желание сбудется. Дом, который потерял Саба и свихнулся, и Саб, который убил кого-то — взрывоопасный тандем. Очевидно, что так просто с рук это не спустят и будут неустанно следить, пока на лбу у обоих горит красная точка, до боли напоминающая снайперский прицел. Они оба уже трупы, так почему бы и не попробовать дать себе шанс?       — Хорошо, давайте начнём, — в громкоговоритель называют номер, и к окошку подходит девушка с короткими волосами под "ёжик" и тату под правым глазом, которая тут же прикипает к нему своим тяжёлым взглядом.       Годжо не особо понимает, как будет выбирать себе Саба, если даже поговорить с ним не может, но все равно внимательно всматривается в ее лицо, пока она язвительно что-то говорит, а потом толкается языком в щеку и пошло улыбается. Он знал, что будет что-то подобное, и держит в себе порыв позвать следующего, ведь помнит, что выбор всего один. В прайсе показан номер подсудимой, полные имя и фамилия и остальные данные. Взгляд сразу же цепляется за строчку о преступлении, и он шокировано раскрывает глаза: убийство мужа и собственного ребенка; ограбление магазина; угон автомобиля; мелкие административные нарушения. Годжо нервно цокает и трет глаза рукой, а потом машет, намекая позвать другого. Девушка оскорбленно вскидывает подбородок и напоследок показывает средний палец. День только начинается.       Спустя три часа пустого просиживания на неудобном стуле он уже отчаивается найти подходящего нижнего и заметно нервничает, ведь список подходит к концу. Если он не выберет сейчас одного из кандидатов, то точно свихнется. Помимо усталости в теле и нервного напряжения, он чувствует злость на себя и свою глупую идею — в данный момент понимает, что это было действительно безрассудно, как и сказал Гето. И чего его потянуло на такого рода людей? Ищет себе подобных?       — Номер пятьсот тридцать семь, — выдает тем временем мужчина, и Сатору вновь поднимает взгляд на окно.       Перед ним садится миловидный парнишка, и не скажешь, что он совершил преступление, хотя по внешности как раз-таки не судят, ведь все знают, что за маской добропорядочного семьянина может скрываться убийца. Годжо сначала обводит его долгим взглядом, задерживаясь на больших карих глазах и неровных шрамах под ними. Он же еще совсем мальчишка, думает и смотрит в прайс: Итадори Юджи, двадцать три года. Преступление: убийство собственного Дома. И на этом все, больше о его проступках ничего не написано. Он еще раз смотрит в эти пустые глаза и силится понять, что у того на уме — парень не ведет себя вызывающе, не кидается оскорблениями, не жестикулирует, а просто сидит, уставившись на него, словно просчитывает каждое его движение, чтобы в следующую секунду сделать выпад в его сторону. И Годжо действительно этого ждет, ведь за те три часа чего он только не наблюдал, только опасения не оправдываются — Юджи теряет к нему интерес и скучающе рассматривает облупившийся потолок над своей головой.       — Что с ним не так? — он задаёт этот вопрос себе, чем кому-то, но мужчина почему-то подрывается и с улыбкой, полной гордости отвечает:       — Ах, это наша местная звезда, — заискивающий, почти жадный и влажный взгляд мелких черных глаз этого мужика Сатору почему-то пугает — слишком уж откровенно он смотрит на простого заключённого. Он довольно резко отворачивается в сторону и щурит свои голубые глаза в недовольстве над ситуацией. — Юджи поступил к нам с тяжёлыми ранениями, никто не думал, что он выживет, ведь его предыдущий хозяин знатно над ним поиздевался, а потом Итадори его прирезал. Мальчишка не только смог освоиться в этом доме, но и прогнул остальных под себя, — неуместный жаргон из чужих уст звучал просто омерзительно, вкупе с тем, как он поедает Саба глазами, можно точно понять, что этот мужчина горит желанием обладать им. Он просто боится представить, что люди, подобные ему, делают с Сабами в этом месте.       — Ближе к сути, — Годжо не отрывает взгляда от бледного лица парня, пока тот, закинув руки за голову, болтает ногой и что-то напевает себе под нос. Он видит, как пухлые губы тянут букву "о", а затем с вызовом смотрит в чужие глаза, стоит карим провалам присмотреться к нему. В Юджи чувствуется та самая стальная решимость и непокорность, которую хочется разрушить и показать другие стороны подчинения, ведь это может быть приятно.       — У Юджи проблемы с контролем агрессии, он слишком строптив и амбициозен, — доносится нервный смешок позади, а затем мужчина сам подходит к окну и долго рассматривает Итадори, который даже не обращает на них внимания. — Полагаю, вам будет трудно справиться с ним, — старый ублюдок, чуть не вырывается у Годжо, который все это время терпел выходки этого хрыча. И дело вовсе не в том, что его принизили как Доминанта, а в том, что он нарочно пытается отвадить его, Сатору, от этого Саба, желая прибрать мальчишку в свои руки. — Зовем следующего?       — Нет, я беру его, — стоило огромных усилий не улыбнуться мстительно в ответ на растерянный взгляд мужика.       — Но вы можете забрать его только в том случае, если он согласится, — в этом и была загвоздка — Юджи не выказывал своей заинтересованности в данном мероприятии и даже не посмотрел. Разве он не хочет чувствовать себя свободным? Или дело в предыдущем хозяине-тиране, что издевался над ним? — Что думаешь, Юджи? — спрашивают его через громкоговоритель, и он, наконец, оживает.       Сатору напряженно теребит пальцами свой кулон на шее и вглядывается в мягкие черты юношеского лица, если ему откажут, то это будет провал, ведь он готов взять его под свое крыло и начать наставлять уже сейчас. Он мог бы научить его правильно подчиняться и получать от этого выгоду и даже удовольствие, каждый Саб желает любви, и даже прошлое не способно этого изменить, каким бы тяжелым оно не было.       Парень что-то говорит и жестикулирует, после чего он слышит его тонкий, но чётко поставленный голос, что чеканит каждое слово, словно он сдаёт рапорт:       — С чего бы мне соглашаться? — и тут что-то внутри все же надламывается, возможно, это была вера в то, что он сможет найти с ним общий язык. — Я не настолько слаб и беспомощен, чтобы даться в руки первого встречного, даже если изучал портфолио.       — Ты в этом уверен? — Сатору ухмыляется, когда улавливает в голосе едва заметную дрожь — Юджи нужна помощь, нужен хозяин, хоть он этого не признает, отплевываясь и отмахиваясь от такого шанса. — Разве тебя все устраивает? Тебе здесь хорошо? — Он давит, почти приказным тоном заставляя отречься от своих слов, и, о чудо, Итадори неосознанно поддаётся на провокацию. Сейчас они явно нарушили один из пунктов в списке, заведя беседу без должного на то соглашения и разрешения. Ушлый мужик явно решил подставить его, но так просто он все это уже не оставит.       — Да что ты понимаешь? Судя по твоему портфолио, выходит очень нескладная картина — по твоей вине умер Саб. Как я могу согласиться остаться с тобой, вдруг ты начнёшь склонять меня к суициду? Мало ли какие извращения в твоей голове таятся, — парень знает, на какие точки давить да побольнее, чтобы вывести его из себя, и это действительно работает — Годжо зол.       — Но я же тебя выбрал, хоть и ты не отличаешься особой покладистостью, — он уже готов разразиться гневной тирадой, как вдруг в помещение входит сопровождающий и вытаскивает его из комнаты, хлопая дверью. — Блять!       Что будет ему за нарушение пункта договора? Штраф или что похуже? Он просто надеется, что парня за это не станут наказывать, хотя он тоже вовлечён. Злость кипит уже долго, слова Итадори задели за живое, что полностью Юджи удовлетворило, этот пацан даже ситуации не знает, но начинает клеветать, однако его можно понять — он утратил всякое доверие к Доминантам, боясь повторения прошлого. Остывает он довольно быстро, стоит на горизонте замаячить двум высоким фигурами его личных цепных псов. Что ж, этого стоило ожидать, ведь он накосячил. И что теперь? Ведут его под конвоем прямо к выходу, где поджидает автомобиль, Годжо упрямо не хочет туда садиться, но если сейчас начнет сопротивляться, то простым браслетом на ноге он не отделается.       — Постойте, хочу сообщить, что Итадори Юджи только что дал свое согласие, — на улицу вылетает сопровождающий в компании того мутного мужика, и лицо его так перекосило от негодования, словно он потерял собственное достоинство. Сатору в неверии поворачивает голову к ним и довольно улыбается. Как же он сразу не догадался — Итадори был согласен еще в тот момент, когда только его увидел, ведь перед глазами маячила скромная надежда на новую жизнь вне стен этого лагеря.