i'm never enough (slowed & reverb) — Ghostyboy
Кэйа Альберих редко чувствовал себя лишним в чете Рагнвиндров. Мастер Крепус не обделял вниманием ни одного из своих сыновей, прислуга одинаково относилась к мальчикам, а названный брат даже помыслить о ревности не мог. Во-первых, не было повода; во-вторых, маленький Кэй стал тем самым другом, которого так не хватало. — Ты похож на лозу, — в один из вечеров возле камина, укутанные в плед и держащие в руках по чашке горячего шоколада, сидели мальчики и их отец. Дилюк всё поглядывал то на последние лучи заходящего солнца, то на брата, уютно примостившегося на последней полоске света. — Почему это? — Кэйа смотрит с лёгким прищуром: он недавно в поместье, около месяца, поэтому мало доверяет. — Потому что ты тянешься к свету, как молодые побеги винограда. Их путь запутанный и витиеватый, но в конце концов они поднимаются всё выше и выше, протискиваясь в любую щёлку, лишь бы выйти к свету, — рыжий мальчишка отвечает легко и непринуждённо, а Крепус с лёгкой улыбкой косится на родного сына. — Он прав, Кэй, — мужчина откладывает книгу и хлопает ладонями по своим коленям. Дилюк с энтузиазмом забирается, подзывая и брата. Ребёнок медлит, но всё же робко подходит и с помощью подхватившей руки усаживается на другое колено. — Ты проделал сложный путь, полный испытаний, но сейчас в тепле и комфортных условиях. Старший мастер не мог сказать, что его путь закончился и дальше будет лишь солнечная пора. Не мог, потому что понимал: взгляд единственного открытого глаза подобен острой льдинке на поверхности океана, скрывающей целый айсберг, если копнуть глубже. «Но пока это будет в моих силах, я сделаю всё возможное для спокойной жизни маленькой лозы», — думает Крепус, удерживая на руках двух сопящих во сне сыновей.***
Something In The Way — Nirvana
Странно вновь смотреть на спящего, живого брата. Нет-нет, его Дилюк умер. Действительно умер и ни одна сила мира не сможет исправить этого факта, напоминает себе Кэйа. Этот юноша… он является Рагнвиндром, но, как объяснил Венти, на другой ветви Ирминсуля. — Ты ведь не думаешь, что наш мир занимает всё дерево? — бард усмехается, раскачиваясь в воздухе. — Достаточно эгоистично занять всё пространство, если нам хватает одной веточки. Так почему бы на других побегах не вырасти чему-нибудь похожему, но кардинально отличающемуся. — Ты противоречишь сам себе, — Альберих устало потирает виски, поглядывая на юного мастера. Барбатос усыпил бедного парня, чтобы его разум не помутился от переживаемого шока, поэтому он сейчас спит, свернувшись калачиком. — Не может похожая вещь быть абсолютно другой. Бред… — Тогда послушай меня не как Архонта, а как барда, поэта и летописца, — мальчишка не унимался. — Ключ и ключ. На слух совершенно одно и то же, верно? — Ты приводишь мне пример омонимов? — капитан хотел было уже возмутиться с очередной чуши, но успел задуматься. Ключ — металлический предмет, открывающий замки. Ключ — целебный родник. Похожие, даже идентичные слова, но кардинально различающийся смысл. — Ты либо безумец, либо гений, — сдавленно проговаривает Кэйа, с недоверием косясь на Архонта. — Это две крайности одной и той же личности, — хихикает мальчишка и подходит к спящему Дилюку. Присаживается на корточки и ласково заправляет выпавшие алые прядки за ухо. — Не думал, что Врата смогут когда-нибудь пропустить обычного смертного в мир, гле преобладает магия элементов. — Значит, он не предрасположен к управлению пиро? — Вряд ли. Как бы сказать, его родной мир не пересекается с магией, которая присутствует у нас или в так называемом мире «Хонкая». И его мир такой не единственный. Даже сложно вообразить сколько существует вариаций одного и того же человека в исчислениях Вселенной. Но если я сейчас начну об этом говорить, то ты мало чего поймёшь из-за личного стресса, — Барбатос выпрямляется и легко взмахивает рукой. Ветряные потоки подхватывают и обволакивают юношу, поднося к рукам капитана кавалерии. — Лучше отнести его на винокурню. Боюсь предположить, кто ещё мог пройти сквозь Врата, если это получилось у него. И сейчас голос барда не был увлечённо-заинтересованным. Как известно, мирная жизнь не подталкивает на побег, да ещё и в другую реальность, даже если это произошло не умышленно.***
Чёрные доспехи обволакивают упругое тело, латы лёгкие, но прочные, уже проверенные временем. Они защитят хозяина от любой угрозы, ни одна стрела не будет страшна, ни один пороховой залп не сможет исполнить своё предназначение и убить обладателя этих доспех. Однако, что на счёт немыслимых раннее угроз? — Значит, след заканчивается здесь? — Альберих хмурит брови, глядя на своих людей и рыскающих собак. — Да, господин. У этих странных врат он будто испарился, — мужчина разводит руками, не в силах предположить, куда же делся юный мастер. Только вот ветер колышет кроны деревьев, пока капитан Кэйа внимательно вглядывается в округлые врата. Они притягивают взгляд, шепчут что-то тихо-тихо, манят подойти и поведать все тайны мира.No — plenka
«Этот лес хранит в себе множество тайн, на которые я успел наткнуться, будучи мальчишкой. Когда моя собака убежала за зайцем, а я кинулся за ней прямо в чащу, то добежал до странной постройки. Сначала я решил, что это что-то вроде странного крыльца, но вокруг не было даже намёка на грунт под дом. Я походил вокруг, но прикасаться не спешил. Что-то в этих… вратах отталкивало меня. Они казались угрожающими и опасными. Но когда я набрался смелости и потянул к ним руку, в небе раздался гром. Ещё утром было абсолютно солнечно, но сейчас будто в одно мгновение налетели тучи. Поднялся ветер, буря качала деревья, и я уже не думал о вратах. Развернувшись, скорее побежал к дому, а спиной чувствовал на себе взгляд. Взгляд чего-то — или кого-то — необъяснимого, но невероятно могущественного. Больше в лес я не ходил», — это была запись в дневнике Крепуса, который он вёл с юных лет и хранивший в себе всю историю клана Рагнвиндров. Захватив поместье, Альберих первым делом велел отыскать его, желая знать о каждой мелочи в этом семействе. — Теперь понятно, что ты видел, старик… — шёпот капитана подхватывает поток ветра и уносит далеко в чащу, скрывая в листве. «У этого места есть сознание, — проскакивает мысль. — Юного Крепуса оно оттолкнуло, а Дилюка… неужели его также привлекло, как сейчас влечёт меня?» — Господин, лучше не подходите! — начальник стражи взволнованно восклицает, заметив, как Альберих уверенно двинулся к странному месту. — Что бы не случилось, охраняйте это место. Не покидать территорию, внимательно следить за любыми изменениями, — напоследок отдаёт приказ Кэйа и прижимает руку к доспехам. «Проверим, так ли вы достойны своей славы». Шаг за шагом и зов становится отчётливее, желание коснуться и узнать, какие же тайны хранят в себе врата преодолевают всё чувство самосохранения. Смуглые пальцы касаются тёплого камня, проводят по гладкой поверхности, отмечая удивительно изящную работу. Кто бы их не построил, как бы они не появились, но красота этого сооружения затмевает все статуи Мондштадта. Ирминсуль чувствует присутствие человека, которого уже давно ждал. Ветвь тянется к солнцу, распускается новый листочек, а прожилки на нём чёрные и грубые, как душа «Василиска» Альбериха. Капитан делает последний шаг, и его люди могут с благоговейным ужасом наблюдать, как их господин испаряется.***
В мире магии; в мире, где элементы помогают и облегчают жизнь людям; в мире, где Архонты разделяют и властвуют, уже давно не спокойно. Люди этого не понимают, не чувствуют, не осознают даже в глубине души, чего нельзя об Архонтах. Барбатос вздрагивает, волоски на затылке встают дыбом, а пальцы сбиваются со струн, теряя всю прелесть мелодии. Это его Гнозис так сильно бьётся или сердце сосуда, в котором он живёт? Но что бы там ни было, эта весть рано или поздно настигла бы мир. — Наша ветвь подхватила болячку, — задумчиво тянет Венти, пряча лиру и вглядываясь в леса своего края. — И избавиться от неё будет трудно. Взгляд перемещается на окно, через которое видна постель со спящим на ней юноше, так идентично похожим на мастера Дилюка, которого они все знали и любили, но вместе с этим совершенно чужого.