Поедим лапши?

      Вернувшись с очередного небольшого задания, которые теперь были довольно непостоянными из-за стабильной ситуации между деревнями, Мэйко, недолго думая, отправилась на заслуженный отдых, желая полакомиться любимыми булочками, которые пекла её мать. Но каково же было удивление девушки, когда дома она застала лишь оглушающую тишину и записку: «Уехала по делам на пару дней. Не скучай. Мама». Мэйко отсутствие матери не расстроило, а лишь немного разочаровало, ведь теперь ей придётся ночевать одной в пустой квартире, а этого куноити терпеть не могла, потому что одиночество по ночам она переносила тяжелее всего. От понимания того, что в соседней комнате кто-то есть, ей спалось гораздо лучше. Однако с отъездом матери сделать было уже нечего, да и возраст Мэйко граничил с периодом, когда бояться темноты и монстров под кроватью уже просто стыдно, поэтому, вооружившись кошельком со звонкими монетами, девушка отправилась отдохнуть в ближайшее питейное заведение — идзакая, чтобы перекусить и подольше не появляться в пустом доме.       Наевшись до отвала различных закусок и запив всё это парой стаканов с чаем, Мэйко решила прогуляться по улицам деревни, наблюдая, как вечер опускается на округу, окрашивая окрестности в тёплые оранжевые и розовые оттенки. Но длительной прогулки не случилось: не прошло и получаса, как к ней подбежала одна из куноити Конохи: — Мэйко-сан, добрый вечер, — девушка с короткими тёмными волосами пыталась привести в порядок сбившееся дыхание. — Вас вызывают к Хокаге. — Меня? — удивилась Мэйко. — Зачем? Что случилось? — Не могу сказать, простите. Шизуне-сама просила найти вас, причём срочно. — Хорошо, веди, — кивнула Мэйко, стараясь успокоить забившееся, словно птица в клетке, сердце.       Беспокойство от странной сложившейся ситуации нарастало с каждым шагом, что приближал девушек к резиденции Хокаге — самому крупному зданию Конохи. От беглого взгляда на виднеющееся сооружение мысли Мэйко приходили в бушующий беспорядок, ведь она и представить не могла внезапную потребность Шестого в рядовой куноити на ночь глядя. По дороге она внимательно изучала поведение её сопровождающей, пытаясь угадать масштаб трагедии, но куноити вела себя очень спокойно и даже не ускоряла шаг.       Возможно Какаши-саме понадобились её медицинские техники, раз за ней послала сама Шизуне, а возможно, что Хокаге срочно нужно было доставить что-то важное в другую деревню или проследить за кем-то, в чём Мэйко была довольно хороша: из своего отряда она дольше всех могла оставаться незамеченной, а её выдержке в засаде могли позавидовать многие. Никакого особого секрета в этом не было — Мэйко просто была очень терпеливой, потому что в детстве часто приходилось ждать, пока тесто «подойдёт», прежде чем матушка испечёт из него вкуснейшие булочки, которые только доводилось пробовать. Для маленькой Мэйко всегда оставалось загадкой — что же такого происходит с вязкой вкусной массой, что ей нужно «полежать и отдохнуть»? Казалось, чтобы испечь булочки, нужно было устать всем, но только не проклятому тесту.       Засунув голову поглубже в собственные воспоминания, Мэйко не заметила, как её сандалии уже ступали по полу резиденции. Куноити, что сопровождала её, попрощалась на входе и шустро скрылась в вечерних сумерках за главным входом, поэтому оставшийся путь к кабинету Мэйко пришлось проделать в полном одиночестве. На этаже с главным помещением было не по вечернему шумно: чей-то женский голос эхом отскакивал от пустых стен и казался нарочито грубым и громким, даже угрожающим. Сначала, Мэйко решила, что это голос Цунаде-самы, отчего ладошки девушки резко вспотели — встречаться с одной из самых сильных куноити, когда та была не в лучшем расположении духа, было ужасной идеей, от которой стоило избавиться на этапе её зарождения в голове. Но подойдя ближе к нужной двери, девушка разобрала голос окончательно, поэтому с облегчением выдохнула, толкая и без того слегка приоткрытую дверь. — Вызывали, господин Хатаке? — Мэйко вошла в кабинет и встретила лишь чью-то женскую спину, по плечам которой рассыпались светлые волосы, а руки упирались в бока. — Я же просил не назвать меня господином, — где-то сбоку раздался сдавленный голос Какаши. — Действительно, какой ты господин, в таком состоянии? — светловолосая девушка обернулась на вошедшую Мэйко и лицо её моментально изменилось: сперва сведённые брови приподнялись, а сжатые губы растянулись в приветливой улыбке, от которой веяло теплом. — Ах, Фукуи Мэйко, вот и ты. Рада, что тебя удалось быстро найти. Прости, что так поздно, — она виновато взглянула на сидящего на стуле у стены Какаши, который, прикрыв глаза, слегка покачивал головой в частых сонных порывах. — Добрый вечер, Мията-сан, — Мэйко слегка склонила голову, приветствуя знакомую куноити, которую знала с самого детства. Аоки Мията была частым гостем в лавке её матери, когда та ещё располагалась в центре города и будила ближайших жителей Конохи дивным запахом свежей выпечки. — Как матушка? — поинтересовалась Мията, стараясь игнорировать сопение, раздающееся со стула, на котором сидел Хокаге. — В порядке, спасибо, но сейчас не в городе, поэтому боюсь, что ближайшее время булочками она нас не порадует. — Ох, очень жаль, — искренне расстроилась Мията. Какаши икнул и девушка вновь насупила брови, поворачиваясь к нему лицом. — Это же надо было так надраться… — Мията-сан, простите, но мне сказали, что за мной послала Шизуне-сама, — осторожно встряла Мэйко. — Да, прости, это была моя идея, — Аоки виновато взглянула на Мэйко. — Больше некого было просить — все на заданиях. Да и что-то мне подсказывает, что ты справишься лучше остальных с ним. —С ним? — переспросила Мэйко. — Ага, — и Мията кивнула в сторону стола Хокаге.       Среди огромного количества папок, свитков и каких-то бумаг, разбросанных по столу в лёгком беспорядке, Мэйко смогла разглядеть торчащий хвост чёрных волос, хозяин которого явно не желал демонстрировать своего лица, уронив голову на сложенные на столешнице руки. Мэйко глянула на Мияту, и та лишь пожала плечами, закатывая глаза, а затем вновь обратилась к Какаши: — И не стыдно тебе? Споил ребёнка… — Ему восемнадцать, — икнул Хокаге. — Или семнадцать? Ой, Шикамару, сколько тебе?       Но Нара вопрос проигнорировал, оставаясь неподвижным. Мията громко цокнула языком, скрестив руки на груди: — Надеюсь, что Райкаге сейчас в таком же плачевном состоянии. — Нет, — глаза Какаши сощурились, а маска слегка растянулась от спрятанной под ней улыбкой. — Ему хуже. — Это что, гордость? — возмутилась Мията.       Мэйко поняла, что если задержится в кабинете ещё хотя бы пять минут, то авторитет Какаши в её глазах может опасно пошатнуться, поэтому поспешила к Шикамару и, присев сбоку от него на корточки, аккуратно тронула его за колено. — Шикамару-кун, — позвала парня Мэйко, кривясь от ударившего ей в нос запаха алкоголя.       Послышалось нечленораздельное бурчание, Нара зашевелился и слегка свесил лицо со стола, чтобы было удобнее разговаривать: — Мэйко, — зашептал он. — Если я подниму голову — меня вырвет. — Не волнуйся, тебе так только кажется, — успокоила его девушка. — Вставай, я помогу тебе добраться до дома. — Нельзя, — запротестовал Шикамару и зажмурился. — Мать меня убьет. — Значит переночуешь у меня.       Она выпалила это не задумываясь и лишь потом поняла, о чём сказала. В своём ли она уме, если предлагает парню пойти к ней домой? А если соседи увидят? Но отступать уже было некуда, ведь Шикамару благодарно улыбнулся и стал медленно подниматься, чтобы не спровоцировать организм на неприятные действия.       Выходя из кабинета под руку с неуверенно стоящим на ногах парнем, Мэйко услышала голос Мияты за спиной: — Ты с ним построже, а то гляди, — и голос её зашипел, как сталь катаны, разрезающая воздух, — распоясались…       На свежем прохладном воздухе Шикамару немного ожил, ступая увереннее. Несмотря на своё состояние, он наотрез отказался держать Мэйко за руку на улице, за что та ему была крайне благодарна. Из-за неуверенной походки парня, дорога до дома заняла у пары в два раза больше времени, чем обычно, но куноити не протестовала, пытаясь во всём найти положительные стороны, такие как, например, времяпрепровождение с Шикамару или удачное стечение обстоятельств, позволяющее не ночевать сегодня в одиночестве.       К великому сожалению Мэйко, как только Шикамару переступил порог её квартиры, его вновь размазало от тепла: тело стало тяжёлым и непослушным, поэтому девушке снова пришлось возложить тяжелую ношу себе на плечи. Дотащив парня до своей кровати, она опустила его на матрас, стараясь сильно не тревожить, а затем разула и не без труда стащила с него жилет. Шикамару не сопротивлялся, а даже пытался помочь, хотя выходило вяло и неубедительно. Когда Мэйко показалось, что Нара засопел, она решила оставить его в своей комнате одного и пойти спать к матери, но цепкие пальцы Шикамару удивительно сильно вцепились в рукав хаори Мэйко, отчего та дёрнулась и, теряя равновесие, повалилась на кровать рядом с синоби. Воспользовавшись моментом Нара сгрёб куноити в объятия, словно пытаясь взять на удушающий, а не проявить нежность. Мэйко повела носом, стараясь отстраниться от лица Шикамару и не вдыхать алкогольные пары. С великим трудом, но ей удалось перевернуться на другой бок, оказавшись прижатой спиной к его груди, обхваченной капканом крепких рук. От такой близости сердце девушки зачастило, а дыхание вовсе спёрло. Время будто замерло, темнота в комнате сгустилась, став вязкой, и казалось, что её даже можно потрогать. Звуки стихли, а в ушах, словно молотом в подушку, долбило сердце. Какое-то время Шикамару не двигался, сопя носом, и Мэйко решила, что он окончательно уснул, но внезапно её открытой шеи коснулось что-то тёплое и слегка влажное, поднимая волну мурашек на теле девушки. Бушующий в ней океан чувств и эмоций взревел волной стыда и желания, разбиваясь о здравый смысл.       Шикамару самозабвенно целовал открытые участки шеи, обжигая губами кожу, зарываясь носом в волосы на затылке. Мэйко знала, что уже завтра от подобной откровенной ласки ничего не останется, поэтому боялась даже пошевелиться, борясь с противоречивыми чувствами у себя внутри. Ладонь синоби сжалась на талии девушки, прожигая собственным жаром, проникая под тонкую ткань хаори, оставляя страстные ожоги на юной коже. Мэйко дышала часто и неровно, в то время как Шикамару был медленным и размеренным, как облако в безветренную погоду. В какой-то момент, он стиснул куноити нарочито грубо и сильно, вжимая в себя, и его горячее дыхание на шее девушки заставило взорваться фейерверк удовольствия во вздымающейся от глубокого дыхания груди, а хриплый шёпот Шикамару поднял волосы на руках дыбом: — Мэйко-тян, — протянул синоби, — Ты такая мягенькая…       От услышанного девушка резко распахнула глаза, давясь нервным смешком. Напряжённая атмосфера моментально улетучилась, оставляя после себя послевкусие облегчения и лёгкого разочарования. По ослабевшей вмиг хватке Шикамару Мэйко поняла, что он резко уснул, видимо истратив все силы на внезапно брошенную фразу. Волны негодования и одновременного успокоения накрыли девушку с головой, взывая к здравому смыслу. Мэйко тяжело вздохнула и, немного отодвинувшись от Шикамару, устроилась поудобнее на постели, стараясь не потеряться в его теперь уже вялых объятиях.       Утром, краснеющий от стыда Нара, хватался за голову и прятал взгляд. Мэйко, глядя на забавное поведение синоби, улыбалась и подшучивала, заставляя Шикамару каждый раз страдальчески закатывать глаза и кусать губы.       Провожая парня, Мэйко, хихикая и подливая масло в огонь, лукаво сверкнув глазами, сказала: — Моей матушки не будет ещё пару дней, — и глядя на красные уши Шикамару и дрожащие ладони, добавила: — Постарайся не перебрать с саке в следующий раз.