Слева от срединной линии

      Он убивал осторожно, понемногу: разделывал на маленькие кусочки, вгрызался в плоть, наблюдая, как молочного цвета кожа краснеет; оставлял еле видимые, но рваные следы укусов — впадинки и желобки, по которым струилась окрашенная багрянцем жидкость; играл с карминными гематомами, не успевшими расцвести желтым и синим. Аккуратно наслаждался, затаив дыхание, не давая преобразованному в легких углекислому газу разрушительно повлиять на внешние процессы; еле слышно смеялся, боясь разорвать тишину.       Очерчивал по бледной коже путь — от ребер вверх два шага поцелуями и резко вниз, будто падая с крутого склона; прокладывал на карте тела маршрут — точечно, отмечая только остановочные пункты; путался в мыслях, но быстро выбирался из связанного морскими узлами клубка. Смахивал слезы, которые щипали глаза, разъедая тонкий покров под ними. Радовался.       Хранил памятные вещи — в деревянном сундучке под половицей; был коллекционером диковинных штучек и моментов. Иногда устраивал выставки: раскладывая свои роскошные находки на высоких книжных полках, проводил экскурсии для самого себя — и кивал в восхищении, радуясь, что попал в этот музей без билета.       Любил магию простых чисел, позволяя лишь информации о второй, третьей, пятой жертве просочиться в прессу. Загадывал загадки, но стоило попасться на глаза служителям закона — тут же кланялся, пресмыкался и заискивал.       Был лучшим в своем деле — и первым, кого не успели поймать.

*

      В окнах невысокого здания Департамента полиции Лос-Анджелеса гасли огни: сотрудники, разобравшись с отчетной документацией, покидали рабочие места, торопясь смыть с себя грязь преступлений, прилипшую к их телам за день.        — Грейнджер, домой? — буднично произнес Невилл, перекладывая из руки в руку потрепанный жакет с полицейской нашивкой.        — Иди, я догоню, — не поднимая головы, ответила Гермиона.       Ее мысли утопали в информации, полученной из разбросанных по столу отчетов: о психологическом профиле преступника, о совпадениях в банке данных (нулевых, поскольку пролить свет на личность маньяка не удалось ни по отпечаткам пальцев, ни по ДНК), о списке возможных свидетелей. Все, что было нужно младшему детективу Грейнджер, — это взглянуть на ситуацию по-новому, понять, что связывает разрозненные факты, найти первопричину, по которой загадочный убийца так тянулся к своим жертвам.       Особенно теперь.       Теперь, когда фамилия ее напарника, прекрасного детектива Альбуса Дамблдора, украсила список погибших при исполнении сотрудников бюро. Ему оставалось два года до пенсии, на которую Альбус должен был выйти с гордо расправленной грудью, в парадном мундире, украшенном медалью за отвагу. Он не успел — одно из расследований, что они вели вместе с Грейнджер, то самое дело стало единственным, которое Дамблдор так и не раскрыл. И Гермиона — хотя бы в память о коллеге, всегда принимавшем ее сторону, — собиралась лично поймать преступника.        — Извините?       Дверь в ее кабинет распахнулась, впуская нежданного гостя.        — Зайдите через десять минут, — все так же, не поднимая головы, произнесла Гермиона.        — Мисс…        — Вы можете убрать кабинет через десять минут. И не смейте прикасаться к кактусам, мистер! В прошлый раз я не досчиталась одного, а детектив Дамблдор их очень любил…        — Мисс, меня назначил Департамент полиции Нью-Йорка для проведения расследования.       Теперь она, наконец, подняла глаза — мужчина на пороге не походил на уборщика, как подумала Грейнджер: аккуратный костюм, легкий бежевый плащ, удостоверение детектива, которое он предъявлял ей на вытянутой руке.        — Мы не подчиняемся Департаменту полиции Нью-Йорка, — сухо заметила Гермиона, надеясь, что незнакомец ошибся зданием.        — Дело «Безумного Джона», мисс. Насколько мне известно, оно до сих пор не раскрыто. Кроме того, вы потеряли сотрудника при исполнении. Главный офис заинтересовался этим — и выслал меня.        — «Безумного Джона»? — прикрыв рот ладонью, она засмеялась. — Так вот какое прозвище вы ему дали.        — Не мы, мисс. Журналисты. Я могу войти?        — Боюсь, вы все-таки ошиблись дверью. Это кабинет Альбуса Дамблдора, а я — его первый помощник.        — Меня назначили на место детектива Дамблдора. Приношу свои соболезнования — мне кажется, вы долго работали вместе с ним?       Взгляд Гермионы вернулся к мужчине после того, как тот озвучил вполне ожидаемую вещь: кого-то обязательно должны были назначить на место погибшего. Гермиона ждала этого дня — ждала и боялась, потому что встреча с новым напарником была равносильна признанию факта, что Дамблдор мертв.        — Теперь я могу войти? — низкий, не терпящий возражений голос грозовым предзнаменованием прокатился по кабинету.        — Д-да, — растерянно кивнула Гермиона. — Младший детектив Грейнджер.       Вскочив со своего места, она неловко протянула руку через стол и задела стакан с остывшим кофе, по цвету напоминающим сточные воды городской канализации. Грязно-бурые кляксы тут же окрасили ее разметанные по столу записи, но, дабы сохранить лицо, Гермиона не стала бросаться их оттирать — все равно документы она хранила минимум в двух экземплярах.        — Старший детектив Реддл, — уверенно пожав ее руку, представился мужчина. — Вы ознакомите меня с материалами дела?        — Уже вечер, мистер Реддл, — Гермиона кивнула в сторону настенных часов. — Мы начинаем работать в девять утра, и вы могли бы прийти завтра…        — Я думаю, дело «Безумного Джона» не терпит отлагательств, мисс Грейнджер.       Посмотрев на детектива, Гермиона по привычке начала искать в его лице выделяющиеся черты: родинку или шрам, горбинку на носу или поредевшие волоски в бровях. Ничего. Вызывающая, яркая внешность: темные волосы на папирусе загорелой кожи, внимательный и оценивающий взгляд (мужчина, казалось, тоже изучает Гермиону), аккуратная линия подернутых пленкой сухости губ. Но все это — броское вместе — было слишком заурядным в отдельности (а привычка Гермионы в том и заключалась, что она воспринимала лицо по частям, как набор индивидуальных деталей, из которых позже вновь складывала образ).        — Материалы, мисс Грейнджер, — мужчина первым отвел взгляд.        — Разве Департамент Нью-Йорка, послав вас в такую даль, не смог предоставить необходимые документы?       Гермионе всегда тяжело давалось общение с новыми людьми — особенно если они приходили на смену тем, кого она уважала.       В ответ приезжий молча снял плащ и, аккуратно расправив, повесил его на плечики в открытом шкафу, затем по-хозяйски, словно видел этот кабинет не впервые, водрузил кожаный портфель на выдвинутый стул (тот самый, на котором обычно сидел Альбус Дамблдор в минуты делового затишья). Из недр его объемной сумки под искусственным светом люминесцентных ламп начали одна за другой появляться папки с названиями, выбитыми на корешках: «Документы», «Улики», «Подозреваемые», «Места преступлений».        — Как видите, мисс Грейнджер, — детектив провел рукой над извлеченными из сумки сокровищами, — Департамент Нью-Йорка снабдил меня всем необходимым. Но мне бы хотелось посмотреть именно ваши записи.        — Почему? — вопрос сорвался с ее губ против воли.       Гермиону нервировал новый сотрудник, появившийся в самом конце рабочего дня, — будто бы он намеренно ждал возле здания, когда наступит вечер. Нервировали ее и действия мистера Реддла, который бессовестно подхватил со стола кружку с изображением огненной птицы — любимую кружку детектива Дамблдора!        — Потому что вы, мисс Грейнджер, судя по отзывам моего предшественника, обладаете незаурядным умом. Подмечаете несостыковки, нюансы и готовы вгрызаться в дело до тех пор, пока оно не будет раскрыто.        — Вы знали Дамблдора?        — Он был моим учителем. Поэтому я и вызвался ехать в Лос-Анджелес.       Лед не был растоплен, но покрылся узором из мелких трещин — один лишь намек на то, что новый детектив мог знать ее прежнего шефа, отозвался в сердце Гермионы теплыми воспоминаниями.        — Может быть, кофе? — смягчив тон, спросила она.        — Да, мисс Грейнджер, я провел в самолете семь часов и не откажусь от чашечки кофе, — протянув кружку Дамблдора, заметил Реддл.        — Вендинговый автомат прямо за дверью — вам нужно только повернуть налево, — обозначила маршрут Гермиона. Наблюдая, как уголки рта мистера Реддла в удивленной улыбке поднимаются вверх, она выдернула кружку с изображением феникса из его рук, после чего добавила: — И емкости там ни к чему — аппарат выдаст вам пластиковый стаканчик.       Стоило мужчине скрыться за дверью, как Гермиона схватила со стола его удостоверение и быстро, учитывая время, за которое машина для напитков наполняет стакан вязкой гущей, слабо напоминающей нормальный кофе, бросилась вбивать фамилию детектива в базу полиции Соединенных Штатов. Компьютер незамедлительно выдал ошибку: «Недостаточный уровень доступа», а вкладка с поисковой строкой автоматически свернулась.        — Мистер Реддл? — окликнула Грейнджер, но ответом ей была тишина. — Мистер Реддл!       На улице начинался мелкий моросящий дождь — типичная погода для осенней поры; капли раздражающе били по стеклу и козырьку карниза, залетая внутрь через приоткрытое окно.        — Мистер Реддл? — еще раз, более осторожно, позвала Гермиона.       Выключив компьютер, она прихватила с собой удостоверение нью-йоркского служащего и направилась к выходу.       Реддла в фойе не было.       Мерно пощелкивали ламповые диоды, а под длинными плафонами роились пробравшиеся в здание насекомые — мелкая мошкара, слетевшаяся на свет. Оглянувшись на спасительную гавань своего кабинета, где можно было бы спрятаться и переждать тревожное чувство, Гермиона сделала шаг вперед:        — Мистер Реддл?       Свернув за угол, она обратила внимание на дверь, притаившуюся в самом конце плохо освещенного коридора, — обычно та была закрыта, и ни один из сотрудников Департамента не приблизился бы к ней без указания сверху.       Взяв себя в руки (а вместе с этим — покрепче зажав удостоверение нового шефа), Гермиона твердой походкой двинулась дальше. Звук ее лакированных туфель эхом разлетался по коридору, обгоняя хозяйку и предупреждая мистера Реддла.       Над обшитой мягким материалом дверью висела прибитая к стене табличка, на которой вместо номера были вырезаны четыре буквы: «Лимб».        — О, мисс Грейнджер, — старший детектив поприветствовал ее, подняв свободную руку. — Занимательное место.        — Отличное определение.       Он стоял у стены, заполненной фотографиями. Веселые, грустные, заплаканные глаза без вести пропавших жителей Города ангелов следили за каждым движением мистера Реддла: они отчаянно впивались в его фигуру, стоило мужчине приподнять стаканчик с кофе, и слезно молили о том, чтобы их обладатели вернулись, наконец, домой.        — Кто попадает в Лимб? — нарушил напряженное молчание Реддл.        — Дети, которые не говорят родителям правды.       В подтверждение своих слов Гермиона подошла к деревянной доске, сплошь усеянной юными лицами разного возраста. В противовес взрослым дети не позировали на камеру, не старались запечатлеть себя в образе тех, кем они не являлись, — каждое фото бесконечной болью отпечатывалось на сердце Гермионы из-за той наивной простоты, которую она читала в этих улыбках.        — Наши клиентки тоже здесь? — отвлекая Грейнджер от мрачных мыслей и созерцания извращенного выпускного альбома, задал вопрос Реддл.        — Нет. Тем, чья судьба уже определена — не важно, в какую сторону, — позволено покинуть Лимб.        — А что вы знаете о количестве жертв, мисс Грейнджер?        — Семь? — высказала предположение Гермиона. Она понятия не имела об их истинном числе.        — Почему?       Мистер Реддл стоял к ней вполоборота, чуть наклонив голову так, что прядь волос рассекала его лицо подобно некрасивой ране — из-за вьющейся челки оно казалось асимметричным. Загорелые пальцы мяли кофейный стаканчик, образуя на его стенках белые заломы.        — Потому что убийца оставляет цифры — экспертиза установила, что он наносит татуировку в момент, когда обреченная еще жива. Мы нашли девушек с номерами два, три, пять и семь на лодыжках, — говоря это, Гермиона, чтобы не сбиться, на пальцах пересчитала жертв.        — Значит, вам предстоит отыскать первую, четвертую и шестую?       Реддл вернулся к разглядыванию фотографий.        — Возможно, они здесь, — Гермиона обвела рукой снимки. — Нужно только понять, куда смотреть.        — Как звали погибших?       Достав из кармана брюк четки, он начал отщелкивать черные бусины в озвученной последовательности: одна, четыре, шесть, восемь, и снова по кругу.        — Так. Падма Патил, Луна Лавгуд, Пэнси Паркинсон. А первая — Марлин МакКиннон, — перечислила Гермиона.        — Он выбирает тех, чьи имена и фамилии начинаются на одну букву? Я прав, мисс Гермиона Грейнджер?        — Д-да, — не очень уверенно подтвердила она. Конечно, Невилл заметил это совпадение чуть раньше, но слышать свое имя тут, в Лимбе, Гермионе казалось неправильным.        — В таком случае я советую вам сменить фамилию, — безнадежно развел руками Реддл. — Что еще?        — Все тела были найдены в окрестностях Даунтауна.        — И никаких зацепок?        — Миссис Боунс, соседка МакКиннон, говорила, что в день исчезновения девушки она видела под окнами желтую машину, но такси часто останавливаются в том районе, здесь нет ничего необычного.       Приблизившись к Грейнджер, Реддл посмотрел куда-то поверх ее головы — на приоткрытую дверь, из-за которой доносилось мерное гудение ламп.        — Еще. — Теперь его изучающий взгляд оценивал Гермиону сверху вниз: от плохо расчесанного пробора на голове до едва заметно вздымающейся груди. Помедлив, он уточнил: — Меня не интересует сухое изложение фактов — добавьте ваших идей, мисс Грейнджер.        — Психологический профиль преступника, который составили криминалисты, неверен, — набрав в легкие побольше воздуха, заявила Гермиона.        — Почему?        — Они считают, что мотив — убийства на почве ненависти. Ошибочно выделены и психологические особенности поведения: преступник гораздо умнее, чем указано в отчетах. Хитрее, быстрее. В противном случае мы бы его уже поймали. Я также думаю, что он служит в полиции — иначе бы ему не удавалось так чисто заметать следы.       За спиной Гермионы раздался стук, и она резко обернулась к двери, успев заметить лишь небольшую уборочную машину, с помощью которых Департамент обычно избавлялся от грязи, принесенной на высоких сапогах с мест преступлений. Ее плечо при развороте скользнуло по белой рубашке Реддла — теперь они стояли практически вплотную, однако Гермиона не видела лица своего собеседника.        — Приятно слышать, — рокочущий голос прозвучал над самым ее ухом, а мелкие каштановые завитки у линии роста волос на секунду приподнялись от чужого дыхания.        — Что?        — Приятно слышать мнение, отчасти совпадающее с моим. Каков же тогда мотив, мисс Грейнджер? Если вы отвергаете ненависть, то должны предложить альтернативу.       Реддл отодвинулся, давая ей больше пространства для того, чтобы ясно мыслить.        — Безразличие, — негромко выдохнула Гермиона.        — Вот как? Принято считать, что антоним к слову «ненависть» — «любовь».        — Нет. На мой взгляд, ненависть и любовь — это самые яркие чувства. А безразличие — ну, вы понимаете: в безразличии нет ничего, что указывало бы на эмоциональную привязку к жертве.       Эту речь она готовила заранее — в надежде, что криминалисты, а главное, Невилл, прислушаются к ее теории.        — То есть вы отвергаете гипотезу мистера Лонгботтома о том, что преступник выбирает жертв, похожих на кого-то из его прошлого?       Детектив отступал от Гермионы все дальше, и в какой-то момент его лицо стало практически сопоставимо с размерами фотопортретов пропавших на дальней стене.        — Конечно! Я уверена, он пытается что-то сказать — заметьте, сказать, а не доказать. Ему не нужно убеждать кого-то в том, что он делает. Но он стремится передать послание.        — Какое же? — почти затерявшись среди сотен лиц, поинтересовался Реддл.        — Если б я поняла — дело было бы уже раскрыто.