*
В окнах невысокого здания Департамента полиции Лос-Анджелеса загорались огни: несмотря на праздничный день, патрульные и операторы обязаны были оставаться на своих местах. Закрытая дверь кабинета двух детективов — на табличке рядом с которой была выбита фамилия Грейнджер, а снизу, прикрепленный на скотч, висел линованный лист с надписью «Реддл» — никого не удивляла: сегодня сотрудники этого отдела, как и другие рядовые служащие, отдыхали.*
Первой, подкравшись, навалилась тошнота. Минутой позже к авансцене подоспела и ее подруга — головная боль, а замыкала шествие сухость во рту. Гермиона, не открывая глаз, немного наклонила голову в попытке снизить градус ощущений, но нехитрые манипуляции не сработали. — Доброе утро, мисс Грейнджер, — бархатный голос Тома приветствовал ее откуда-то спереди. — Какая ж вы скользкая тварь, мистер Реддл, — проговорила сквозь сжатые губы Гермиона. — Настоящая змея. Вползли в Департамент и следили за мной, чтобы похитить? — Туше, мисс Грейнджер. Откройте глаза. Она и так собиралась это сделать, но теперь взглянуть на окружающую обстановку было равносильно тому, чтобы послушаться приказа убийцы. — Откройте чертовы глаза, мисс Грейнджер! — надрывно прохрипел Реддл. Ее трясло от страха — вся защита сейчас была сосредоточена в плотно сомкнутых веках, а за ними оставалось пространство, в котором безумный охотник настиг свою жертву. Вечный закон мира животных и мира полиции: либо ты, либо тебя. — Где Невилл? — она не собиралась поддаваться на провокации и даже в безвыходном положении предпочитала атаку защите. — Вероятно, напился и отсыпается, — со знанием дела произнес детектив. — А вы что думаете? — Вы его не убили? — Гермиона пыталась вспомнить предшествующие пробуждению события и тянула время, задавая вопросы. — Просто оглушили? — Мисс Грейнджер, перестаньте говорить глупости и откройте глаза. Холод прошелся от ее босых ступней вверх, липкими мурашками покрывая кожу. Правой рукой Гермиона стала ощупывать пол, надеясь, что преступник, увлеченный разговором, не заметит ее действий. — Почему вы не заставите меня их открыть? — тихо простонала она. — Как заставляли Луну, Пэнси, Парвати и Марлин терпеть ваши издевательства? — Потому что я не могу, мисс Грейнджер, — выдохнул Реддл. Поблизости что-то звякнуло — такой звук бывает у старой железной посуды, если уронить ее на твердую поверхность. — Совесть проснулась? — едко заметила Гермиона, понимая, что часы ее сочтены. — Скорее мешают колодки. Она распахнула глаза. Прикованный к противоположной стене, Реддл оглядывался по сторонам: вся правая часть его лица была окрашена в цвета заката над Лонг-Бич. — Кто это вас так? — без капли сожаления спросила Гермиона. — Тот же, кто оставил метку на вашей груди. Вы, кстати, не привязаны — можете проверить. Она бросилась осматривать свое тело, и перед глазами, не успевшими привыкнуть к тусклому свету, заплясали разноцветные блики — сворачиваясь спиралями, они походили на закрутившуюся в воздухе карусель из парка аттракционов. Оттянув край свитера и лиф, Гермиона увидела аккуратный надрез, идущий вдоль срединной линии легких, возле самого сердца, — тонкая черная полоска была спаяна засохшей кровью. — О. — Привилегированное положение, мисс Грейнджер, — наблюдая за тем, как девушка свободно двигает руками, прокомментировал Реддл. — Не хотите помочь коллеге избавиться от оков? Или вам больше нравятся беззащитные спутники? — Вы не убийца? Она с недоверием вонзила взгляд в застывшую у стены фигуру, отмечая свежие детали: накрахмаленный воротник рубашки сбился, возле рукавов пролитым вином расползались красные пятна, манжеты были скрыты под широкими обручами железных браслетов, а растрепанные волосы загораживали пленнику обзор. — Фантастическая проницательность, — пытаясь сдуть прилипшие ко лбу пряди, насмешливо заметил Реддл. — Не дурите мне голову! Вы взяли бессрочный отпуск, а в офисе наврали, что прибыли из Департамента полиции Нью-Йорка! — А еще — я не могу испытывать чувств, потому что так пишет бульварная пресса? Браво, мисс Грейнджер, не думал, что вы безоговорочно верите слухам. С каждым его аргументом сомнения растекались в голове Гермионы засахаренной вязкой массой, склеивая и поглощая крупицы благоразумия. — Если это не вы, то кто? Все сходится: убийство МакКиннон случилось пять месяцев назад; и по профилю видно, что преступник служит в полиции, иначе бы он не знал о слепых точках видеонаблюдения возле Департамента! — теперь Гермиона старалась убедить в этом себя. — А как вы думаете? — Я не думаю, мистер Реддл… — Это заметно. — ...я знаю! Все факты указывают на вас, а вы пытаетесь заверить меня в том, что убийца — садовник. — Почти угадали. Уборщик. — Ну конечно. Их перепалка довольно быстро исчерпала себя — тем не менее каждый стоял на своем, не собираясь отступать или сдерживаться. — Но вы хотя бы убедились, что это не моих рук дело? — в доказательство Реддл потряс перед лицом Гермионы наручниками. — А может, это был ваш сообщник? И вы что-то не поделили? — Мисс Грейнджер, кончайте этот бессмысленный треп. Я взял отпуск ровно полгода назад, потому что об этом меня попросил Дамблдор. Он чувствовал надвигающуюся угрозу. Поерзав на холодном полу, Гермиона замерла, размышляя над ответом и пытаясь оценить обстановку: они были заперты в маленькой комнате, где прямо за спиной Реддла находилась невысокая дверь; предметы интерьера как таковые отсутствовали — лишь на потолке, скрепленный мощными болтами, висел дешевый светильник. Ничего, что указывало бы на похитителя, — и никаких следов предыдущих жертв. — Не смейте вспоминать детектива Дамблдора! — осознав, что молчание затянулось, вытащила свой последний козырь Гермиона. — Послушайте меня внимательно, Грейнджер. Еще раз говорю: я взял отпуск, потому что получил письмо от мистера Дамблдора — он до последнего презирал технологии, больше доверяя бумаге и ручке, — и тут же выехал в Лос-Анджелес. А когда Альбуса не стало, явился, чтобы помочь вам. — Получилось? — слегка приподнявшись, язвительно бросила она. — Могло получиться, — пожал плечами Реддл. Двигаясь к пленнику, Гермиона внимательно наблюдала за его действиями, зная, что раненый зверь куда опаснее нетронутого — он будет яростнее защищать себя и свои тайны. — Где мы? — попыталась она разрядить обстановку. — Готов обменять эту информацию на свободу. Ну же, мисс Грейнджер, мы провели с вами месяц в одном кабинете, а вы до сих пор подозреваете меня? Теперь Гермиона смотрела на Реддла сверху вниз — пожалуй, впервые за все время их знакомства. В блеклом свете едва различимо сияли крупицы пота, скопившиеся у него на лбу; рот был перекошен некрасивой гримасой, а правая сторона лица при ближайшем рассмотрении выглядела хуже, чем издали: огромный кровоподтек занимал все пространство от брови до челюсти, по форме напоминая развернутую под углом карту Соединенных Штатов. — Ну? — Реддл перехватил ее взгляд. — Последний шанс, мисс Грейнджер. Признайте же, что я попросту не могу быть виновным. — Вы видели преступника? — спросила Гермиона. — Я же сказал вам, что это уборщик Департамента. Тяжело выдохнув, она ненадолго задумалась. Версия Реддла звучала более чем логично (да и не мог человек, хорошо знакомый с Дамблдором, быть убийцей), однако чувство, засевшее где-то между ребер, подсказывало ей, что детектив недоговаривает. И пусть сейчас они были заперты в одной клетке — он оставался опасен хотя бы потому, что скрыл свое прошлое. — Какой уборщик? — возвращаясь к разговору, Гермиона вздрогнула, снова встретившись с Реддлом глазами. — Барти Крауч-младший. Кивнув, она наклонилась, чтобы ухватиться за железный браслет, стальным кольцом обвивавший правую руку пленника. Грейнджер умела работать с наручниками — любых видов. Сказывались полицейская практика и бурные студенческие годы. — У вас кровь, — глядя на запястья Реддла, констатировала Гермиона. — Основание цепей уходит в стену, я не смогу его оторвать. — И что вы предлагаете? — Нам нужно чем-то смазать ваши руки, чтобы они могли выскользнуть из оков. Я, конечно, воспользуюсь слюной, но вы ведь знаете, что каждые десять минут у человека ее выделяется не больше двух миллилитров? — Посидим, подождем пару часов, пока вы нормализуете водный баланс? За маской сарказма он скрывал, как подумалось Гермионе, свой страх: Реддл проработал в бюро куда дольше, чем она, и наверняка догадывался, как при отсутствии воды за короткое время получить много жидкости. — Я сейчас аккуратно поддену на ссадинах засохшие корочки и... — Грейнджер оглянулась в поисках подходящего предмета, — сделаю небольшой надрез — вот здесь, над запястьями, хорошо? Крови должно быть достаточно, чтобы смазать поверхность наручников. Детектив кивнул, и Гермиона принялась за дело: раньше ей приходилось сшивать и обрабатывать раны, но вот так раскурочивать их — никогда. Она слышала тяжелое дыхание Реддла, видела, как вздымается под рубашкой с кровавыми пятнами грудь, и только что не рыдала от жалости, понимая: если они хотят выбраться — им нужно чем-то пожертвовать. Под демонстративные реплики ее шефа о том, что он получит заражение крови (и что не стоило ему проводить столько времени с мисс Грейнджер, прогуливаясь по старым кварталам Лос-Анджелеса), Гермиона подобрала с пола заостренный кусочек фаянсовой плитки, валявшийся неподалеку. — На счет три, — склоняясь к запястью, прошептала она. — Раз… — Три, мисс Грейнджер. Режьте. Первый надрез, второй — грубая кожа Реддла тяжело разрывалась под неподходящим для этого инструментом (здесь лучше подошел бы медицинский скальпель); детектив кривился, но молчал, пытаясь сохранить остатки гордости. Однако в его лице сквозило такое отчаянье, что Гермиона мгновенно почувствовала себя виноватой: это ведь ее инициалы складывались из одних и тех же букв, это она утащила за собой в ловушку мистера Реддла. Она здорово сглупила — прошлым вечером ей надо было броситься к нему в другой конец коридора, а не пытаться спрятаться в кладовке, отдавшись в руки похитителю, — и эта глупость стоила сейчас немалой боли человеку, который был согласен заплатить такую цену. — Сосредоточьтесь, Грейнджер. — Я… С каждым новым надрезом воздух все больше наполнялся терпким запахом железа, а мельчайшие кровяные частицы оседали на губах Гермионы, оставляя солоноватый привкус. Страдание в ее глазах и в глазах Реддла стало одинаково невыносимым. — Секунду, — произнес он сквозь зубы. Покрутив рукой, Реддл прижал большой палец к остальным, и окрашенная кровью ладонь понемногу начала выходить из кольца. Тонкие участки кожи собирались в складки у основания наручников и благодаря разрезам задирались вверх, позволяя оголенной плоти избавиться от лишних миллиметров и преодолеть скользкую преграду. Правая кисть превратилась в месиво из содранной кожи, болтающейся на лоскутах, свежей крови и мяса, покрытого ржавчиной. — Отвратительное зрелище, — прокомментировал Реддл. Если бы у Гермионы было чуть меньше опыта или бы она видела такое впервые — ей бы пришлось убежать в самый дальний угол этой маленькой комнаты и, согнувшись там, вывалить на пол остатки ужина. Но Лимб и места преступлений закалили ее, поэтому сейчас она мечтала лишь о том, чтобы все побыстрее закончилось. — Теперь вторую руку, — едва слышно скомандовал детектив. Потянувшись к осколку плитки, Грейнджер вновь испытала чувство вины — оно нахлынуло разом со всех сторон, подобно необъятной штормовой волне. Мистер Реддл мучился — и мучился из-за ее дурацких принципов. Она не могла исправить то, что уже случилось, но могла изменить восприятие пленником боли — повлиять на ее концентрацию, обезглавить источник, распылив ощущения и задав отвлекающий вектор, куда Реддл направил бы часть своих мыслей. Отбросив все страхи, Гермиона прильнула к мужчине чуть ближе и закрыла глаза, понимая, что ей не спастись в перекрестном огне, который зажжется, когда встретятся светло-карий и темно-ореховый взгляды. Наверное, это выглядело смешно: в опустившемся заново мраке она продвигалась наощупь, вслепую, прицеливаясь губами к губам, и осколком — к руке. И когда ее рот обнаружил преграду, найдя утешение в поцелуе, осколок вонзился в запястье, разрезая теплую кожу. Окропленная влагой и свободная от оков рука Реддла метнулась к талии Гермионы, что есть силы сжимая, несмотря на их общую боль, и оставляя пурпурные розы на тонкой поверхности свитера — будто алые флаги на карте захваченных территорий. С каждым мгновеньем нажатье осколка и поцелуй становились все отчаянней и безрассудней: стремительно сблизиться, въесться в покровы и пропитать эйфорией пространство их обоих заставил злой рок, неминуемый миг заключения, возведенный в двузначную степень тех дней, когда они лишь отводили глаза, играя друг с другом в прятки. Когда Грейнджер сбегала от факта: между ними давно уже есть напряжение... — Гермиона, — Реддл отстранился, и она тут же распахнула ресницы в страхе быть отвергнутой. — Рука. Глянув вниз, Грейнджер затрепетала: то, что случилось с его правым запястьем, не шло ни в какое сравнение с участью левого. Забывшись в объятиях и поцелуе, она сделала слишком глубокий надрез — кровь из мелких сосудов и вен ручейками спускалась к полу. — Думаю, теперь у нас не так много времени, — слабым голосом произнес Реддл, пытаясь выскользнуть из второго кольца кандалов. Гермиона хотела избавить его от страданий, но лишь причинила еще большие. Только время корить себя утекло вместе с кровью — и она, позавидовав выдержке человека, который ради близости с ней по крупицам терял свою жизнь, подскочила к двери. Теперь Гермиона была абсолютна уверена в непричастности Тома к убийствам и загорелась желанием выбраться из этой клетки как можно скорее. Дернув ручку, она едва не упала назад: вопреки ожиданиям дверь оказалась незапертой. — Странно... Мистер Реддл, вы свободны? — Более, чем когда-либо. Несмотря на отказ детектива от помощи, Гермиона поддержала его, заставив опереться ей на плечо, — у них в запасе было меньше получаса, а сделать предстояло еще многое. Где-то в доме прятался маньяк — убийца, похитивший Грейнджер, одолевший мистера Реддла и безжалостно расправившийся с четырьмя девушками (а может, их было больше — точного числа жертв по-прежнему никто не знал). — Как вы здесь оказались? — спросила Гермиона, когда они, выйдя за порог, очутились в темном коридоре. — Бросился выламывать дверь кладовой. Я слышал, как что-то упало, и боялся, что вы врезались в одну из стоек для моющих средств. Он говорил прерывисто, все сильнее давя на плечо Гермионы, — теперь она чувствовала, как его лихорадило, как становились горячее руки, и как кровь из них заливала ее тело. — Я не помню, что было дальше, — сделав паузу, с трудом закончил Реддл. — Но сейчас это не важно. Мы должны выйти из дома так, чтобы Крауч нас не заметил. — Этот громадный особняк принадлежит ему? — окинув взглядом интерьер, спросила Гермиона, когда они добрались до освещенной части здания. — Не думала, что обслуживающему персоналу столько платят. Может, мне переквалифицироваться в уборщики, а, мистер Реддл? Она пыталась его подбодрить, но вышло не очень, потому что лицо ее спутника исказила очередная болезненная гримаса. — Я следил за ним последние пару месяцев, чтоб подтвердить свою теорию. Дамблдор оставил мне кое-какие заметки — список подозреваемых, в котором, кстати, были и вы, мисс Грейнджер. — Я в курсе. Дамблдор до последнего не отбрасывал даже самые безумные варианты. То и дело оглядываясь, они шли по длинным галереям, сопровождаемые немыми лицами картин, — как в Лимбе, с той лишь разницей, что здесь в позолоченных рамах томились куда более видные американские деятели. Гермиона узнала среди них одного министра и двух его жен, а также известную актрису — по-видимому, все они являлись родственниками Крауча. — Ну и зачем ему при таких деньгах устраиваться мыть полы, мистер Реддл? — Чтобы быть ближе к расследованию, конечно. — Вы уверены? Мне кажется, загадка не может быть настолько легкой... Она хотела развить свою мысль, но в этот момент детектив вдруг со стоном завалился набок. Обостренное чувство ответственности из-за событий в подвале заставило Гермиону немедленно бросить все разговоры и, покрепче обхватив Реддла, продолжить двигаться дальше. Когда они поравнялись с гостиной, обитой деревянными панелями, — первым, что увидела Грейнджер, заглянув внутрь, была бесформенная масса, неподвижно лежащая на полу: — Черт, вы только посмотрите на это! Реддл, вашу мать! — вскрикнув, она начала трясти мужчину за плечи. — Проклятье. Он ушел!*
— Девять-один-один, что у вас случилось? — Это младший детектив Грейнджер, Центральное бюро, Департамент полиции Лос-Анджелеса! Повторяю, младший детектив Грейнджер, Центральное бюро! — Где вы находитесь, мисс Грейнджер? — Вилла на пересечении Норт-Аламида и Цезарь Эстрада! Повторяю, вилла на пересечении… — Принято, мисс Грейнджер. С вами есть еще кто-нибудь? — Один раненый и один убитый! Ранен сотрудник бюро — старший детектив Реддл. — Оставайтесь на линии, мисс Грейнджер, мы отправим к вам ближайшую патрульную машину.*
Они стояли на причале — наблюдая, как суда местного яхт-клуба поочередно отплывают от берега. Глядя на мужчин в рубашках-поло с короткими рукавами и загорелых женщин, Гермиона не могла поверить, что этот кошмар наконец-то закончился. Барти Крауч-младший, сын известного бизнесмена, с детства страдал приступами агрессии: его одноклассники по частной академии нередко жаловались на то, что он жесток с животными, цепляется к младшим и нарушает общественный порядок. Учителя не раз обращались в органы опеки, но деньги родителей Барти решали все. До последних событий. Замять скандал такого масштаба не удалось, и Крауч-старший сложил свои полномочия в компании, которую сам же и основал. Эксперты и пресса тут же кинулись растаскивать по косточкам историю семьи, единогласно утверждая, что катализатором убийств для сына стала смерть его матери, Кейт, которая скончалась в госпитале от лейкемии. Отдельные газеты связывали это с тем, что Крауч-младший винил в произошедшем отца и до последнего пытался подражать ему, считая, что тот намеренно избавился от жены. В доме Барти обнаружили массу свидетельств: фотографии, записи, одежду, частички кожи, волос и ногтей. Был снят деревянный паркет (по которому, если верить слухам, ступала нога самого Рузвельта во время одного из визитов в Город ангелов) — под его досками нашли сундучок с основными вещественными доказательствами. Крауч-младший не хотел быть пойманным, но заранее предоставил полиции все улики для того, чтобы быть обвиненным. Единственное, что продолжало тревожить Гермиону, — это что преступник ушел от ответственности. По результатам экспертизы Крауч-младший покончил с собой сразу же после похищения Реддла и Грейнджер (эксперты до сих пор не могли определить, как он смог незаметно вынести из здания бюро аж два тела). Невилл, правда, подвергал эти результаты сомнению — по его расчетам выходило, что Барти был уже мертв на момент, когда Гермиона и Том оказались в подвале. Но мертвецам не пристало избивать и заковывать в цепи старших детективов — как, впрочем, и делать грудные разрезы на младших, — и потому гипотезу Невилла отвергли. Увы, ни следствию, ни криминалистам не удалось найти зубы убитых, хотя ранее было установлено, что Крауч-младший вырывал их у каждой из жертв. Без ответа остался и вопрос о вероятных погибших — первой, четвертой и шестой: в связи с зацикленностью Барти на числах и татуировках, которыми он украшал лодыжки мертвых девушек, долгое время считалось, что это порядковые номера в извращенном списке убийцы. — Как думаешь, — плотнее прижавшись к Тому, спросила Гермиона, — возможно ли, что в этом деле участвовали двое? Скажем, один преступник убивал вторую, третью, пятую и седьмую девушку, а другой — оставшихся? Вместо ответа Том наклонился, чтобы запечатлеть на виске Грейнджер целомудренный поцелуй. Они были вместе всего пару месяцев, однако Реддл уже пригласил Гермиону в круиз — их теплоход должен был отплыть из морского порта Лос-Анджелеса через залив Сан-Педро в сторону Карибских островов. Не будь с нею рядом мужчины, Гермиона, может, и продолжила бы заниматься официально завершенным делом: ей до сих пор казалось, что в версии следователей много белых пятен. Но каждый день Реддл увлекал ее в свою съемную квартиру, готовил восхитительные завтраки и шептал на ухо такие непристойные вещи, что Гермиона заливалась краской, мгновенно забывая обо всех делах. Включая ту статью, где Тома называли «эмоциональным импотентом» и приписывали ему психические расстройства. — Твоя теория, как и любая другая, имеет право на существование, — обняв Гермиону за талию, ответил Реддл. — В этом случае мы упустили второго убийцу. А так как после седьмой жертвы новых не находили, тебе суждено было стать восьмой. — Поиграем в ловлю на живца? — шутливо толкнув Тома в бок, с улыбкой предложила Гермиона. — Может, второй преступник еще объявится? — Но теперь рядом с тобой есть тот, кто сможет тебя защитить, верно? — Я надеюсь. Связь, возникшая в подвале, когда руки детектива заливала кровь, а глаза Грейнджер были полны слез, теперь казалась нерушимой. Вечной, правильной и чистой, несмотря на всю ту грязную работу, что им обоим приходилось выполнять в бюро. Когда последняя яхта покинула пристань, а лимонад на подносе, доставленный прямо к шезлонгам, закончился, Том вынул из кармана четки и стал отсчитывать бусины — так, как когда-то делал это в Лимбе: одна, четыре, шесть, восемь, и опять по кругу. — Это новые? — наклонившись ближе, спросила Гермиона и принялась разглядывать маленькие светлые камни. — Предыдущие были больше. Из чего они? — Возможно, слоновая кость? Я точно не уверен — купил их у китайского торговца на улице. — Бусины разного цвета. Но оттенок красивый — напоминает шкалу Вита. Я видела такую в кабинете папы — он стоматолог, ты ведь помнишь? — Конечно, дорогая. Над портом Лос-Анджелеса заходило солнце, а Гермиона и Том все ждали свой лайнер, чтобы отправиться в первое совместное путешествие.