***
Я расплатился с таксистом, сунул ему пятьдесят фунтов на чай. Он прифигел и сначала постеснялся брать. — С Рождеством. — Спасибо большое, сэр, Вас тоже с Рождеством. Хорошо вам отметить! Дверь открыла невысокая плотная женщина в толстом свитере и брюках. Дейзи понюхала мои джинсы и завиляла хвостом. — Добрый день, чем я могу помочь, мистер…? Глаза тоже карие, вежливо настороженные — это у них семейно-национальное. — Меня зовут Весли Майлз, миссис Барнс, мы с Джулианом работаем вместе, он про меня не говорил? — Боже мой, мистер Майлз, конечно, говорил! Да Вы заходите в дом! Глаза тепло засияли в окружении лучиков морщинок, улыбка стала искренней и доброй. — Ставьте сумку сюда. Дейзи, отойди. А Вы как у нас? Джулз не сказал, что Вы приедете. — Он не знал. У меня срочное совещание организовалось в Лондоне, вот решил заехать. Но если я не вовремя… — Что Вы, что Вы, мистер Майлз, даже не думайте! Джулиан с отцом в саду, чинят забор. Проходите пока в гостиную. — Я пойду им помогу. — Там мокро. Надевайте тогда вот эти сапоги и идите за мной, через заднюю дверь. Дейзи, оставайся дома, дорогая, на улице холодно. — Давай еще повыше, и все сядет! — Папа, я не Гулливер! Подожди три минуты, я принесу лестницу. — Это опять потом все заново поднимать придется! Давай, Джулз, руки повыше! Вот же дал бог сына-коротышку. — Да я стою в яме! И вообще — не вышел ростом и лицом — спасибо матери с отцом. — Про рост — точно не ко мне претензия. Ну вот видишь, можешь ведь! Достал! Джулиан посмотрел на меня, как Золушка, к которой приехал владелец обувного магазина. Я отряхнул руки от грязного заборного полотна. — Просыпайся, Джулз, не тормози, еще три панели осталось! День добрый, молодой человек, кто будешь такой? — Весли Майлз, добрый день, мистер Барнс. — А, начальник-янки. Мы сейчас закончим — и можешь его забирать. Давай, сын, поживее, тебя все ждут. — Я помогу, мистер Барнс, нет проблем. — Хм, ну помоги, коль не шутишь, габаритов ты правильных. Джулз, скажи матери, что мы через десять минут придем обедать! И кофе сам свари, а то у нее вечно бурда какая-то получается. — Так точно, господин главный садовник! Вот мои перчатки, господин капитан! Удачно вам забор построить, я этот этап уже давно прошел. Барнс-старший остался доволен моими навыками заборостроителя — оставшиеся панели вошли в пазы бетонных столбов почти без уговоров. Сняв перчатки, мы пожали друг другу руки. — Эрик. — Весли. — Пойдем в дом. Дейзи, а я-то как рад тебя видеть! На крошечной кухне не было стола, Джулиан делал бутерброды на тумбе рядом с микроволновкой. Энцо бы подал на меня в суд за такие условия труда. — Мистер Майлз, пойдемте в столовую, я уже накрыла. — Спасибо, миссис Барнс, и, пожалуйста, зовите меня Весли. — А Вы меня — Кэтрин. Джулиан, детка, тебе помочь? — Нет, мам, спасибо. И не называй меня «детка», ты чего. — Я же мать, как хочу, так и называю. Идемте, Весли, я покажу, где помыть руки. Волчок сделал сэндвичи с запеченной говядиной, горчицей и маринованными огурчиками и сварил кофе. Дейзи преданно сидела рядом с Эриком, и я понял, кто тут слабое звено. — Когда было Ваше совещание, Весли? Надо было сразу же позвонить нам, Джулиан бы приехал, тут не очень далеко. — Какие вопросы освещало совещание, мистер Майлз? — это уже волк мурлычет, положив подбородок на переплетенные пальцы и вперив в меня ехидный взгляд. — И в каких краях? — В Лондоне. А тему я потом расскажу, там надо графики показывать. Их целая простыня. Фыркнул, жмурится, кусает губы — доволен, даже покраснел слегка. — Я хотел остаться в гостинице, но мест не было, а рейс в Нью-Йорк на завтра неудобный… — Рождество — самый неудачный сезон для путешествий, — авторитетно заявил Эрик, опуская под стол руку с куском мяса. — Оставайтесь у нас, Весли, места хватит. Или Вас дома тоже родители ждут? — Мама, я же тебе говорил, у него нет… — Ох, Весли, мальчик мой дорогой, простите меня. Тогда обязательно оставайтесь, негоже в такой праздник одному быть, еще и в дороге. Я всегда за Джулиана переживала, когда он в Америке один Рождество встречал. Но он хоть на вечеринки ходил с девушками. Волк согласно закивал головой и показал мне кулак. — Мне, право, неловко, Кэтрин, я вам как снег на голову… — Вот и прекрасно, давно у нас не было снега на Рождество. Джулз, я уберу посуду, а ты переезжай в свою старую комнату. И белье возьми чистое для друга. Ты свистни — тебя не заставлю я ждать, Ты свистни — тебя не заставлю я ждать. Пусть будут браниться отец мой и мать, Ты свистни — тебя не заставлю я ждать! Р.Бернс Я поднялся из-за стола, Вес подхватил свой кожаный саквояж и пошел за мной, скрипя ступеньками. Едва успели закрыть дверь, как он сгреб меня в охапку и прижал к стене: — Я скучал. — Все совещание сидел скучал? Бедняжка. Давай я тебя пожалею. Я собирался подольше поязвить от радости, но козлик уже заткнул мне рот языком. Еще пара минут — и с нас слетят штаны. Пришлось слегка ткнуть его пальцем под ребра. — Здесь нельзя, родители спят в соседней комнате. Я потом придумаю, где. И так как ты не предупредил о своем визите, я не успел дом отремонтировать — перед вами аутентичный образец английского интерьера девяностых прошлого века. Белье сейчас дам. — Не вздумай даже, я на твоем посплю. Покажи свою комнату. Там можно с тобой? — Ты в нее не влезешь. Я же говорил, что она меньше твоей гардеробной. Он, похоже, мне тогда не поверил. Ну вот смотри: шкаф, односпальная кровать и стол со стулом, между ними как раз дистрофик может пройти, если вдохнет поглубже. — Ты правда здесь жил? — Правда, правда. Мы здесь поместимся только если я всегда сверху буду. Вариант не устроил, козлик пошел обратно в гостевую спальню. Я обнял его сзади и поцеловал в шею, нежно, без стеба. — Я рад, что ты приехал. Душ направо, потом приходи вниз. Отец уже камин растапливает.***
Небольшая гостиная казалась еще меньше от громоздкой мебели. По сравнению с волчьей квартирой весь двухэтажный дом тесен, как подводная лодка. Джулиан сидел в кресле, его родители — каждый на своем диване. Дейзи спала перед пылающим камином. Я поставил на кофейный столик по бутылке «Кракена» и «Джентльмена Джека». — Вот это я понимаю, разговор настоящих мужиков! — Эрик просиял и потер руки. — Я принесу стаканы, — поднялась Кэтрин. — Ты будешь, Джулиан? — Он же мужик, чего ты спрашиваешь! Садись, Весли, поговорим, — Эрик похлопал по сиденью рядом с собой. Я прижался к подлокотнику — для двух больших мужчин диван оказался тесен. Пил Барнс-старший умело, вовремя подливая и «освежая». Странно, но в Англии алкоголь пьют комнатной температуры — волчок только руками развел, когда я попросил льда. — Эх, сын, тебе, может, тоже надо было в армию, — задумчиво протянул Эрик. — Тебя бы взяли. — Благодарю покорно, — Джулиан скривился: он же не любит ром, зачем отец ему наливает? — Меня устраивает моя карьера. Я принесу гораздо больше пользы, проектируя дома, чем ползая в грязи с автоматом. — Точно, совсем забыл! Я сбегал наверх и вручил Кэтрин журнал: — Наш новый проект, уже одобренный. Джулиана очень хвалят. Она впилась в текст глазами, сжимая губы и часто моргая. — Ну что там, мать? — нетерпеливо спросил Эрик. — Не томи. — Американский институт архитекторов прочит Джулзу почетную награду в номинации «Проект городского строительства». «Молодой перспективный архитектор превратит приговоренный к сносу мукомольный завод в элитный жилой дом в стиле «индастриал». Проект задает тон применению энергосберегающих технологий в строительстве, а новый безупречный фасад и уникальная надстройка крыши из стекла и стали станут новой иконой городского пейзажа Нью-Йорка», — она вытерла глаза салфеткой. — Разреши, я посмотрю, — волчок протянул к журналу руку, но мать, казалось, не слышала его просьбы. — Ну ладно, — вздохнул перспективный архитектор, — потом почитаю. — Весли, ты лучше его спортивные награды зацени! — Эрик махнул стаканом в сторону каминной полки, тесно заставленной кубками разного цвета и величины. — Это же в мужике главное: подняться после того, как тебя ударили, и врезать как следует! Согласен? Я кивнул. Это волк умеет. Молча подняться, отряхнуться и ринуться в бой, роняя на песок капли крови. Вечером Джулиан повез нас в паб, где смотрел на меня виноватыми глазами: он стесняется английской кухни. В принципе, не так уж все и страшно, просто к бургеру подали не картошку фри, а запеченные ломтики, и порции у них в полтора раза меньше. Зато местный темный эль — это вещь. В Нью Йорке есть английский паб, но с настоящим, конечно, не сравнить. После ужина Джулиан отвез родителей домой, а меня повел «прогуляться». — Джулз, дорогой, Весли ведь устал после перелета. — Мама, в Нью-Йорке еще четыре часа дня, он устал с вами сидеть, у него скоро задница плоская будет. Мы шли по темным улицам. В лужах желтыми блинами отражались пятна фонарей, на другой стороне дороги подпрыгивали огоньки светящихся ошейников невидимых псов, и Джулиан смеялся, что это специальная чеширская порода — улыбка без кота, ошейник без собаки. Потом потащил меня куда-то в мокрую траву, к сетчатому забору, огораживающему стройплощадку. — Это самое романтичное место у вас в городе? — По-моему, очень символично! Руин у нас нет, туда я тебя попозже отвезу. Я прижал его спиной к сетке, подложив ладонь под затылок, и начал целовать. Он сразу залез языком мне в рот, перехватив инициативу. Ладно, в поцелуях он всегда победитель, мы пойдем другим путем. — Что там про плоскую задницу? У тебя самого какая? — А ты проверь, — мурлычет мне в ухо. — Принимающая сторона готова. Намек понял, готовность и правда номер один, когда только успел. Я тоже уже в полной боевой, так что развернул его спиной к себе, стянул джинсы. Прикусил ему шею, как он любит, дождался, пока он не начнет порыкивать от нетерпения, насаживаясь на мои пальцы. Когда я взял в руку его член, Джулиан застонал и замер, прогнувшись в пояснице. Потом он держался одной рукой за сетку, а другой зажимал себе рот, чтобы не пришли сердобольные сограждане с фонариками и советами. Я двигался в нем мощно и с размахом, и он с трудом удерживался под моим напором, поэтому я прижал его к себе, чувствуя под ладонью бешено колотящееся сердце. Скоро волчок выпрямился в струну и перестал дышать, я тоже напрягся. Глухое утробное рычание разнеслось далеко по мокрой темноте — так и рождаются городские легенды. Волчьи зубы цапнули меня за палец, и я убрал руку. — А ты говорил, что не романтичное! Не место романтизирует человека, а человек… — опять он болтает, потому что стесняется чего-то. — Ты можешь хоть на минуту заткнуться? — Я и так молчал все тридцать восемь секунд, пока ты мне в ухо пыхтел! — Ах ты, поганец! Погоди, доберемся до кровати — три дня слова сказать не сможешь! — Дал слово — держи! — и ржет весело, уже натянул джинсы и бежит вверх по склону обратно на дорожку. Робин Бобин Барабек Скушал сорок человек, И корову, и быка, И кривого мясника. Английская детская песенка Утром я отвоевал для Веса лишний час сна. Отец психовал, что нам теперь не хватит еды, мама убеждала его, что десятикилограммовая индейка способна спасти от голодной смерти небольшое племя туземцев в Амазонских джунглях. Я заварил родителям чаю и жарил блины, которые в пылу спора уничтожались со скоростью света. В конце концов план был готов: папа едет к знакомому фермеру за свиным окороком, мы с мамой и «настоящим мужиком, которому нужна настоящая еда» отправляемся за овощами и чем дорогой гость прельстится. А вот и он, звезда Голливуда! Глазенки только покраснели, но белозубая улыбка, синий джемпер и темные джинсы — как на картинке. И прическа — волосок к волоску. У меня с утра на голове тихий ужас, особенно если некоторые моими волосами по подушке елозят всю ночь. Я всегда пытаюсь первым в ванну ускользнуть, чтобы не пугать никого. А некоторым все дается легко, козлятушкам. — Боже мой, Весли, дорогой, как это вы до сих пор не женаты? С такой внешностью и карьерой… Куда смотрят американки? — Они смотрят на вашего сына, Кэтрин. Все наши клиентки хотят работать только с ним. Я поклонился, скромно отмахнулся от комплиментов половником и пошел на кухню жарить свежую порцию блинов и заваривать кофе. — Потом расскажешь еще, мне пора! — отец заторопился к машине. — Большой не бери, Эрик! Килограмма на три хватит! — Мама, не забывай, у нас одна духовка! Дейзи гордо восседала на пассажирском сиденье отцовского фургона — ни дать ни взять благородная дама на выезде. Она вообще в этом смысле скотинка избалованная: Вес ее только на Феррари не возил. Мы тоже его прокатим на экзотическом транспорте, Vauxhall Astra, еще я на ней учился водить. Отец ее купил после аварии как запасную машину, мама все равно дальше магазина не ездит. Мы успели до давки в супермаркете, когда все голодайки из окрестных деревень слетаются в наш торговый центр. По дороге я объяснил Весу, что завтра он должен будет совершить рождественское чудо и сожрать тринадцать килограммов мяса. Он понимающе кивнул и отправился на разведку в ряды с алкоголем. Мама судорожно опустошала овощной ряд, я выкладывал половину продуктов обратно в лотки. Вес вернулся, забрал у нас тележку и покатил ее вдоль рядов с бутылками, складывая в нее каждую третью. — Кэтрин, какое вино Вы предпочитаете? — Ой, — засмущалась мама, — я даже не знаю, выберите сами, Весли, дорогой. Для индейки и свиного окорока. — Хорошо, я возьму несколько видов, на пробу. Теперь шампанское. У Вас есть предпочтения? Я не стал мешать совещанию сомелье и пошел за мороженым. Когда я вернулся, держа в охапке мороженое, две пачки кофе, пакет льда и лаймы, мама уже выгружала бездонную тележку на ленту перед кассиром. Судя по количеству овощей и бутылок, намечался праздничный слет веганов-алкоголиков на стадионе Уэмбли. Мы с мамой раскладывали все по сумкам, а Вес с интересом разглядывал пеструю толпу покупателей, которые голодными стаями рыскали по рядам. Я утешил себя, что в американских супермаркетах сейчас творится то же самое, хотя козлик, конечно, там ни разу не был. Когда я достал карточку, чтобы расплатиться, кассовый аппарат уже тошнило белой лентой чека. — Весли, милый, это же очень дорого! Не стоило так! — Что Вы, Кэтрин, — козлик галантно приобнял маму за плечи, — это мой способ отблагодарить вас за гостеприимство. А за вашего чудесного сына я с вами вообще никогда не смогу расплатиться, — и подмигнул мне, скотина. Я, по-моему, покраснел, а мама радостно захихикала. — Он правда такой незаменимый? — Вы даже не представляете… Ну все, «довольно, пора уж забыть этот вздор» , я решительно толкнул тяжеленную тележку к выходу. Надеюсь, машина с места тронется. Папа вернулся быстро, с буханкой свежего хлеба, куском копченого мяса и скромным окороком на пять кило. Хорошо хоть, морозильная камера в гараже большая. Я сконструировал Эйфелеву башню из бутербродов, зеленый салат и литр кофе, а сам закрылся на кухне — надо все успеть до темноты, друга английской молодежи и американских миллионеров.***
Скормив Дейзи остаток бутерброда, Эрик довольно откинулся на стуле. — Скажи-ка, Весли, как у него там с девушками? — У него с девушками полный порядок. Это у меня от его девушек голова болит, — и сердце ноет, как подумаю, что надоем ему… — Пришлось выдать ему рабочий мобильник, потому что на личный не дозвониться. — Он всегда был у баб популярен, — Эрик довольно потер большие ладони, — я его сам учил, ни одна отказать не сможет. Так ведь, мать? — Я тебя умоляю, дорогой, не мели ерунду. Весли, милый, у Вас тоже кто-то есть? — У меня есть кое-кто, да. Уже пять лет как. — У Джулиана девушки не задерживаются, — вздохнула Кэтрин. — Он говорит, что сначала надо сделать карьеру, а ведь ему скоро уже тридцать. — Пусть парень развлекается, успеет еще ярмо на шею навесить. Ему от баб только ведь одно нужно, остальное он все сам умеет: и жрать готовить, и в морду дать. Ты, Весли, видел, как он дерется? Он у меня чемпион графства, в национальной сборной! — Я видел, конечно. У нас даже спарринг был. — И как? — Эрик восторженно скрипнул стулом, облокотился на стол. Да так, что я, капитан морских пехотинцев, кончаю под этим чемпионом регулярно. И он подо мной воет в голос. — Стили у нас разные, но получилась ничья. А в паре мы непобедимы. Эрик явно жаждал подробностей, но во входную дверь постучали, и он пошел открывать, по дороге успокаивая лающую Дейзи. — Весли, дорогой, пойдемте в гостиную, можно уже камин разжигать. — Я помогу. Кэтрин села рядом со мной и, косясь в сторону прихожей, где смеялись мужские голоса, как-то опасливо спросила: — Джулз ничего своим девушкам не пишет? — Только если сообщения, — не понял я. — А так он пишет техзадания… — Значит, не нашел никого, — Кэтрин огорченно вздохнула. — Хоть бы на полгода какая-нибудь задержалась. — Каждый месяц новая, если раньше не надоест, — сейчас-то никакой нет, но репутация у моего кобеля, видимо, устоялась по обе стороны океана. — У него была одна… Тут в комнату ввалился Эрик, с открыткой в одной руке и бутылкой в другой. Собака радостно улеглась на заботливо положенную подстилку у разгорающегося камина. Эрик заговорщицки показал мне бутылку, и я согласно кивнул. Он, старательно избегая взгляда жены, выскользнул из гостиной. — Вы говорили, Кэтрин? — Да, у него … Эрик стукнул об кофейный столик стаканами, разлил скотч. — С Рождеством! О чем вы тут? — Я пытаюсь рассказать, что у Джулиана литературный дар. Ему даже грант дали в университете, он закончил факультет мировой художественной литературы, его умоляли идти в магистратуру. — Он мне не рассказывал, — я принял от Барнса-старшего полный стакан. Опять без льда, но потерплю. — Он вообще никому ничего не рассказывает, — Кэтрин глубоко вздохнула. — Мы даже не знали, что он поступил на архитектурный после первого курса литфака, и оба факультета умудрился закончить. И до сих пор не говорит, откуда деньги взял. — Не переживай, мать, есть ведь уже один Джулиан Барнс-писака, зачем их два? — Он и про это не сказал? — Кэтрин улыбнулась. — Это мой любимый автор, я Джулза назвала в его честь, надеялась, он станет знаменитым литератором. — Не мужское это занятие — книжки строчить, — скривился Эрик. — Мужик должен работать, тогда дурь никакая в башку не полезет. Я своего сына с малолетства к труду приучал, он сам себе на альбомы с карандашами зарабатывал. Поэтому и вырос человеком, а не как некоторые — не пойми, что. Кэтрин поднялась: — Пойду помогу Джулиану на кухне. Вам что-нибудь принести? Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом. А. Пушкин Я решил приготовить окорок сегодня — завтра индейка будет торчать в духовке часов семь, времени останется только на овощи. Пришла мама — отец ее опять расстроил — и помогла подготовить все для гарнира. Я сбегал в сад за чабрецом и розмарином, запихал их индейке в зад вместе с апельсином, высокохудожественно выложил сверху полоски жирного бекона, завернул в фольгу и засунул обратно в холодильник. Дав маме подробные инструкции по надзору за потеющим в духовке окороком, снял фартук и пошел за козликом — надо вывести его погулять. Папа уже был хорош, Вес держался молодцом — пить офицерский состав учат, наверное, на курсах повышения квалификации. На улице была нормальная английская рождественская погода: темно и мокро, но мы все равно пошли. — Эрик сказал, ты работал с детства? — Я не дитя викторианской эпохи, — расхохотался я: голос у козлика был озабоченный. — Просто газеты с утра перед школой на велике развозил, иногда помогал отцу в саду у клиентов, они меня конфетами кормили. Я по альбому в день расходовал, так что карманные деньги были нужны. — А почему ты не сказал, что у тебя два образования? — да что он до меня докопался сегодня, какая разница, сколько я учился? — Это бесполезная информация. Такие, как Стивенс, отправили бы меня колумнистом работать в местную желтую газету, про НЛО писать. И вообще, я для мамы пошел, и потому что бесплатно было. — А на архитектурный где денег взял? — Ты чего это о днях моей ушедшей юности вдруг забеспокоился? Кредит взял студенческий, как и все. Не поверил, судя по молчанию, но я не собираюсь ему рассказывать про клетку, вдруг ляпнет завтра за столом. Отец от гордости лопнет, маму сразу с инфарктом на «скорой». — Вон там хорошее место, кроме маньяков никого нет, пошли, — я потянул его под железнодорожный мост — хуже нет, когда в мою жизнь кто-то лезет.***
На завтрак мы ели окорок с жареным яйцом — нехилая такая тренировка перед обедом, но Эрик умудрился впихнуть в себя две порции. — Поехали, Джулз, я обещал Саймону, что ты его проконсультируешь. Он хочет амбар перестроить под жилье. — Это ты просто хочешь с ним выпить, и чтобы я тебя обратно довез. — Ну невежливо же отказываться. А ты с Эбони пока поболтаешь. — Сейчас возьму блокнот и карандаш. Я лучше сразу кирпичи класть начну, чем с ней разговаривать. А то опять напридумывает себе свадьбу, страхолюдина. — У тебя слишком высокие стандарты. — А как же! Надо чтоб и грудь, и попа, — наклонился ко мне, мурлыкнул, — и удар поставленный. Кэтрин помыла посуду — у них тоже нет посудомойки, хотя в такую кухню даже волк, наверное, ее не впишет. — Весли, хотите, я покажу его детские фотографии? Ой, простите, может, Вам неинтересно… — Я с удовольствием посмотрю, я бы и сам попросил. Волчок в панамке строит песочный замок на пляже, держит в обеих руках огромную тыкву, смеется из окна отцовской машины. Некоторые фотографии обрезаны, осталась только ладонь на плече или «рожки» из пальцев над головой. Поссорился с другом? Потом только снимки на спортивном пьедестале, в основном на первом месте. Улыбок уже нет, лицо сосредоточенное. Вот он с матерью и другой женщиной на берегу моря. — Это моя сестра, Лиз. Мы Джулза отвозили к ней на лето. А это он на выпускном в школе. Взгляд у пятнадцатилетнего волка такой же настороженный, как в наши с ним первые встречи. Рано он что-то повзрослел. Это он в своем колледже — опять как мисс Вселенная среди отбросов галактики. Из альбома выпала фотография, где он улыбается во весь рот, держит за руку девочку, а на плечо ему оперся белобрысый парень. — Это его первая любовь, Оливия. Джулз был в выпускном классе, они учились в одной школе. Он так за ней красиво ухаживал, с цветами и стихами. Я, когда нашла его черновики, не поверила даже, что он сам их написал. Они, по-моему, даже до поцелуев не дошли, когда стало известно, что она беременна от его лучшего друга, вот он стоит. Джулиан, бедняжка, очень сильно переживал, закрылся у себя в комнате на три дня и в школу не ходил. А потом собрал все свои стихи, блокноты с ее портретами, даже карандаши, которыми их рисовал — и сжег вот в этом камине. После экзаменов мы отвезли его к моей сестре, а осенью отправили в Оксфорд, в колледж-интернат, чтобы ничего ему тут не напоминало… — Но сейчас у него с девушками нет проблем, Кэтрин, не переживайте. — Он уже через неделю нашел себе новую подружку, — она махнула рукой, — чтобы мы успокоились. Они на него сами вешались гроздьями. А вот друзей у него больше не было, так что я очень рада, что вы смогли с ним подружиться. — Я тоже очень этому рад, — ответил на полном серьезе. — А почему он эту фотографию не сжег? — Он попросил ее оставить, как предупреждение, если еще раз захочет влюбиться. Как раз недавно на нее смотрел.