***
В машине Джулиан протянул мне пачку влажных салфеток и сам тщательно вытер руки. — Прости, мам, я опять не сдержался. — Кэтрин, там правда сложилась очень неприятная ситуация. — Что вы, мальчики, я понимаю. Мы ведь поэтому и договорились встретиться на нейтральной территории. Райан сам виноват. — Я его заставлю тебе звонить каждую неделю, обещаю. — Джулиан, малыш, ты и так много сделал. Я теперь сама… Волчок завел мотор. Таким, как в том доме, я ни разу его не видел. Ну только разве когда он меня хотел убить, лежа на капоте Хаммера. Здесь же он был готов перегрызть Райану горло без предупреждения, за один взгляд. И если мой волк — это улучшенная версия матери, то братец его — вылитый отец, только со знаком минус. Никто не проронил ни слова, пока мы не остановились на трассе. Джулиан высадил нас размять ноги и купить кофе, а сам поехал на заправку. — Весли, милый, спасибо, что Вы его удержали. Иначе он бы и Райана побил. — Вы меня извините, Кэтрин, но я на стороне Джулиана. — Они никогда не ладили, — она вздохнула. — Это давно началось, Райану тогда было двенадцать, у них почти четыре года разница. Джулиан спросил, почему брата в школе называют соской, и Райан его ударил. Джулз был очень нежный мальчик, чувствительный, он заплакал, а Эрик его отругал, что не по-мужски себя ведет. С тех пор Джулиан больше не плакал, а брата начал избегать. Потом меня вызвал директор и рассказал, чем мой старший сын занимается со старшеклассниками в туалете. Райана пришлось переводить в другую школу, скандал замяли, но Эрик был в ярости, и Джулиану тоже досталось, для профилактики. Райан вроде угомонился, но потом мы узнали от соседей, что он приглашает парней домой, а уроки прогуливает. Отец тогда решил его поймать на месте преступления и приехал домой раньше, чем обычно. И очень удачно получилось, потому что Джулз тоже вернулся из школы рано и попал в самый разгар, ну, Вы понимаете… Там алкоголь, наркотики, взрослые подростки, а ему еще и одиннадцати не было, — Кэтрин прижала ладонь к губам. — Простите, Весли, столько лет прошло, но я до сих пор как представлю… А если бы Эрик опоздал? Он Джулза из рук парней выдернул, за дверь их вышвырнул, кто в чем был, а Райана избил и запер в комнате… В общем, в тот же вечер Джулиан пошел на первое занятие по дзюдо. Потом занялся айкидо — всем, что в городе нашлось. Джулз никогда не любил драться, но очень старался, ради отца. Мне пришлось уйти с работы — из школы Райана выгнали, а дома его одного оставлять было страшно. Так с ним и просидела… — Вы чего кофе не купили? — волк был все еще на взводе. — Ладно, я сам пойду, мне все равно в туалет надо. Тебе капуччино? — Да, милый, спасибо. А Вам, Весли? — Я про него знаю, — буркнул и унесся внутрь. — Что было дальше, Кэтрин? Он ведь ничего не рассказывал. — Ох, Вы уж его простите, Весли, милый. Он стал очень скрытным, осторожным. В детстве был ласковым, как солнечный зайчик, — Кэтрин печально улыбнулась, — а теперь из него слова не вытянешь, кроме «все хорошо», но не может же в чужой стране быть все хорошо за столько лет? Как он там живет? — Сейчас у него и правда все в порядке. Раньше были проблемы, но он справился. Он очень целеустремленный, — а сам представлял себе полные ужаса оленьи глаза на детском лице, с которого пропала улыбка. Убил бы всех нахер! — Я знаю, он для отца все соревнования выигрывал, а по ночам читал журналы по архитектуре, которые я в библиотеке брала. Architect’s Journal у него был любимый, я ему потом на каждое Рождество дарила подписку. А сейчас там про вас статья! — Чего вы тут стоите? Не холодно вам? — Джулиан вручил нам кофе. — Я Весли рассказываю, как про тебя теперь пишут в журналах, которые ты в детстве читал. — Награда нашла героя, — чокнулся с нами бумажным стаканчиком злобный волк-оборотень, бывший солнечный зайчик. Я тебе ничего не скажу, И тебя не встревожу ничуть, И о том, что я молча твержу, Не решусь ни за что намекнуть А.Фет — Куда мы сегодня? — Вес сел рядом со мной, налил себе кофе. — У нас по плану Оксфорд, выезжаем после завтрака, так что жуй веселей, — рождественская индейка три раза в день не надоела только Дейзи, наверное. Придется завтра с утра что-то готовить. — Есть идея получше, — подмигнул отец. — Поедешь, Весли, в древнюю английскую деревню смотреть ретро автомобили? Козлик бросил на меня виноватый взгляд. Я пожал плечами — ты же гость, трать хозяйское время на свое усмотрение. — Да, пожалуйста! — оживился сразу, как ребенок, честное слово. Машинки! Весь день Вес с восторгом туриста рассматривал аккуратные сады, белые домики с крытыми тростником крышами, — бешеных денег, кстати, стоят эти наши традиции — и залипал на всякие там Пантеры, Ягуары, Триумфы и так далее. И, конечно, надо со всеми поговорить и выпить. Я был абсолютно лишним на этом празднике жизни — не собираюсь же я покупать столетний рыдван за полмиллиона, да и домой этих двух веселых гусей кто-то должен везти! Зато отец был как рыба в воде — размахивал перед всеми приятелями удачным сыночком и его другом-настоящим мужиком. В общем, «Праздник в деревне. Багрянцем горят фонари.» — Сегодня мы в Оксфорд. — Нет, сегодня мы в Лондон, я хочу тебе кое-что показать, — Вес выключил телефон. Зачем вообще таскать его с собой, если при одном взгляде на него у тебя портится настроение? Расстраивается, что невеста не заметила его отсутствия и не звонит? — Ты мне в Лондоне что-то покажешь? Биг Бен? Или Собор Святого Павла? — Иди одевайся, такси приедет через двадцать минут. Ты там не был, я точно знаю. Я так и не смог догадаться, куда он меня повезет — все вроде облазил за время учебы. А козлик даже под пытками не раскололся. Ну и? Four Seasons Hotel, видел я его сто раз. Безрамное остекление балконов для своего дома как раз с него и скопировал, на фасад из портлендского камня бюджета не хватило, но в другой раз. — Заходи, — Вес подтолкнул меня в распахнутую швейцаром дверь. Обед, что ли? Так рановато. Козлик подошел с стойке, забрал конверт, повел меня к лифту. Девятый этаж, номер люкс с видом на Гайд парк. — Не был? Я угадал? — Ты слишком много про меня знаешь, — я припер его к стене. — Что бы мне такого с тобой сделать, чтобы ты не проболтался? — Придумай что-нибудь, сегодня же суббота… Я лежал у него на руке и думал, что экстремальный секс на улице тоже ничего себе, интересный контраст между горячими ладонями и холодом железной сетки забора/шероховатости кирпичей/дождевых капель — нужное подчеркнуть, но когда вот так, на огромной кровати, с панорамным видом из окна… Пусть я даже себе не признаюсь, что мне нравится, когда он меня берет, как заслуженный хрустальный кубок: уверенно и бережно. У него глаза становятся такие бездонные, что я падаю в них с замирающим от дурацкого счастья сердцем, зажмурившись, чтобы он не догадался. Ведь для него это так, вынужденная замена нормальному сексу, а я утонул, как в Мальстриме, потому что только с ним мне можно быть слабым, только с ним не нужно себе врать и прикрываться этими чертовыми высоколобыми цитатами. Да просто, мать твою, потому что никто больше так меня нежно не обнимал. И плевать, что я ему нахрен не сдался, насрать, что я смертельно завидую его будущей жене. Я отыграю свою роль на все сто и, когда он меня бросит, уползу куда-нибудь зализывать раны, а потом буду улыбаться при встрече и гладить по голове его детей… Трех дней мне в этот раз не хватит, конечно… Потом у нас был high tea на огромном застекленном балконе, и мы смотрели на Гайд парк, пили чай и ели сэндвичи с огурцом и сконы с жирными сливками и клубничным джемом, который мне пришлось слизывать с козликовых губ, груди и где там еще можно им испачкаться, если очень захотеть… Вес решил отблагодарить столицу Великобритании за все хорошее, наградив редких прохожих, если они догадались захватить инфракрасный бинокль, чудесным видом моей задницы, прижатой к оконному стеклу. Я оторвался от его губ: будь что будет! — Вес, я тебя… — но тут он застонал, на мое счастье. — Что? — сразу отреагировал, скотина, даже не отдышался. — Я тебя хотел спросить, ты больше любишь сверху или снизу? — нельзя! как же это я чуть не прокололся! Опять голову отключил, дебил. — А что, и сверху можно? Надо попробовать. Чего ты смеешься? — Проверяю, про меня ли поэт сказал: «легкий смех, как всплеск морской» , — я уткнулся в мохнатую грудь. Что-то я совсем расслабился, надо держать себя в руках. Как завещала мне с утра Билли: не ляпни в декабре того, о чем пожалеешь в июне . После ужина мы еще успели на последний поезд до дома, и я заставил козлика сесть в вагон для людей обычного класса. Других пассажиров не было, так что всю дорогу я просидел у него на коленях, и мы целовались до опухших губ.***
Тридцатого волк все-таки увез меня в Оксфорд, поклявшись, что уволится, если я не увижу колыбель готической архитектуры. Он показывал мне гаргулий, колледж Святой Магдалены, где учились Оскар Уайльд и Барнс-писатель, водил меня в паб, где писали про хоббитов . Я смотрел в его сверкающие глаза и гадал, что же такого он хотел мне вчера сказать. «Я тебя больше не хочу?» Да вроде нет, судя по обратной дороге в поезде. «Я тебя скоро брошу?» «Я тебя предупреждаю, что это наш последний раз?» Каждая такая мысль била в сердце как снаряд. Он рассказывал с таким энтузиазмом — про Камеру Рэдклиффа, кажется, где снимали Миссия невыполнима — что прохожие замедляли шаг, прислушиваясь. И опять на него смотрели все девушки, а он им улыбался. «Я тебя трахаю, но девушки лучше»? «Я тебя умоляю, отпусти меня»? — Вес, ты устал? Я слишком много болтаю? — Ты опять мне все уши заездил своими лекциями по литературе и архитектуре. — Ну ты же должен знать, какой я умный! Пойдем в паб — если ты найдешь его на этой улице. Он здесь есть, но его не видно, — и хитро прищурился.— Там даже ваш Клинтон пиво пил. Паб the Turf и правда хрен найдешь, пришлось в какую-то щель между домами протискиваться. Джулиан усадил меня на улице у жаровни, сообщил, что это самый старый паб в черте города, и убежал за пивом. Я остался читать вывески с именами знаменитых посетителей, начиная с Элизабет Тейлор и заканчивая Гарри Поттером. Эль оказался отменным, и волк с облегчением вздохнул. Трещал в жаровнях огонь, смеялись за столиками посетители, а Джулиан положил свою ладонь рядом с моей и смотрел мне в глаза: — Я тебя тоже чем-нибудь удивлю потом, — и многообещающе улыбнулся. Артобстрел в сердце утих. — Папа, не корми больше собаку! Она же ни в одну клетку не влезет! Ее, бедняжку, тошнило после перелета! — Она мало ела сегодня, — оправдывался Эрик. — И вообще, зачем так мучать животину поездками? — А как еще я ее привезу? По морю? — Я имею в виду, не увози ее обратно, оставь с нами. У нее тут сад, свежий воздух, мать всегда дома, да и мне с ней веселее. Оставь, а? — Ты же не любишь собак? — Джулиан даже забыл добавить тоник в свой джин. — Не люблю, но эта хорошая. Смотри, как она ко мне привязалась, — Эрик погладил Дейзи, мирно спящую у него на коленях. — Это потому что ты ее кормишь без конца! — Оставь ее здесь, ты ведь все время переживаешь, когда она одна, и вообще… — я никогда не забуду, как в наше второе первое свидание мне в голый зад ткнулся холодный мокрый нос. Кое-кто потом долго хохотал и веселился… — Джулз, дорогой, оставь ее нам, посмотри, как они с отцом спелись. — Я подумаю, — недовольно буркнул волк. В кармане у него зазвонил телефон, он посмотрел на экран и вышел из комнаты, шипя под нос. Я выпил его джин и налил в стакан чистый тоник — все равно не заметит. Эрик показал мне большой палец. Играй, прелестное дитя, Летай за бабочкой летучей, Поймай, поймай ее шутя Над розой колючей… А.С. Пушкин — … из-за тебя! Это ты виноват! — захлебывался соплями Райан. Ну а кто еще у него может быть виноват? — Хочешь, я ещё раз с ним поговорю? — Ты издеваешься? Он меня выгнал, в ночь, с ребенком на руках! Из-за тебя! — Где ты сейчас? В приюте для жертв собственной тупости? — Я на вокзале! — Иди в гостиницу, завтра ему подлижешь зад, и он тебя обратно заберет. — Я здесь уже, у вас в городе! Приходи и сделай что-нибудь! Это ты виноват! Ну и дальше по кругу. — Вес, пойдем пройдемся, — понял сразу, встал. Люблю козлика своего! Так, вы своей пташке-любови крылышки-то пообрывайте в профилактических целях, молодой человек. До вокзала десять минут пешком, ввел Весли в курс дела. Райан бросился к нему, как аспирант к Соросу — спаситель-благодетель. На меня, конечно, не смотрит — обделался. Бонни держится за отцовскую руку, сосет большой палец. Это в пять лет! Они хоть к горшку ее приучили, мудилы? Видок у братца — краше девушек весной: половина рожи заплыла от синяков, левый глаз почти закрыт. Ручонки трясутся, из здорового глаза льется щедрая немужская слеза. — Это кто, папочка? — Это твой дядя Джулиан, из-за него нас Сэмми из дома выгнал, детка! Прикрыть ему и второй глаз, что ли? — Я брат твоего папы, Бонни. А из дома вас выгнали потому, что Сэмми — нехороший человек. — Это как гондон нехороший? Я чуть за сердце не схватился. Райан спрятался за Весом, а то бы я точно ему засветил. — Зачем ты его бил? Я же просил… — опять заскулил. Хорошо хоть, в здании вокзала нет никого вечером. — Я его пальцем не тронул, — технически верно, нога не считается. — Папа, я есть хочу! — И что ты собираешься делать, Райан? — Вес отошел, встал рядом со мной — моя каменная стена прямо, сплошное умиление. — Бонни, солнышко, вот тебе монетки, купи что-нибудь в автомате, — ну понятно теперь, почему она такая пухлощекая — я собаке корм выбираю по анализу стула, а они в ребенка чипсы из автомата пихают. — Я не знаю, это Джулиан виноват, у нас все хорошо было, пока он не приехал, — заныл братец, переводя стрелки на своего главного антагониста. — Пусть он и думает, раз все испортил. — Я схожу за машиной и отвезу вас в гостиницу. Завтра отправляйтесь обратно, — ребенка жалко до слез, но я уже зарекся всем страждущим помогать. Быстро куется характер нордический с хером в жопе в черном-пречерном доме. — У меня денег нет, я же родитель-одиночка теперь. — Мама тебе дала денег два дня назад, куда ты их дел, слизняк? — Дядя Джулиан, а можно, бабушка придет? Папа сказал, что ты сделаешь так, что мы у бабушки останемся. Я посмотрел на детскую мордочку в шоколаде и картофельных крошках, обругал себя последними словами. Надо бы попросить Веса врезать мне по башке от всей души, чтобы мозг встрепенулся. — А про дедушку папа не говорил? Подождите здесь, я схожу за мамой. — Я боюсь один с ребенком, уже темно!***
— Иди, я с ними останусь. До чего же этот Райан отвратен. У волка каждый раз глаза больные, когда он на Бонни смотрит. — Весли, а ты где работаешь? — слезы высохли моментально, голос больше не дрожит. Не актер даже, а помесь дерьма с хамелеоном. — Джулиан работает у меня, я девелопер. — Как интересно! А у тебя свой дом? Или квартира? Рожа в краске, в жопе ветка, это ползает разведка. — Дом. Квартира у Джулиана. — А машины ты какие предпочитаешь? Американские? — Я предпочитаю Феррари, но вожу всякие, американские в том числе, — подавись и заткнись. А сексом я с твоим братом предпочитаю заниматься на медвежьей шкуре перед пылающим камином. Еще вопросы? — А у тебя уже есть любимый человек? — это он заигрывает так со мной? Быстро же переобулся, конь педальный! — Дяденька, а у тебя есть кошечка? — у меня есть большой серый волк, девочка, который кровью своей заплатил, чтобы ты на свет появилась. — Нет, у Джулиана есть собачка. — Папа, давай тоже заведем собачку! Или кошечку! Я назову ее Молли, она будет играть со мной, а то мне скучно одной в комнате, когда вы меня запираете! — Конечно, солнышко, попроси Джулиана, у него хорошая работа и много денег. А у папочки нету денежек. — Сколько тебе лет, Райан? — Ой, я просто выгляжу сегодня не очень, а так я за собой ухаживаю. И никаких болезней у меня нет… — Я не про это, — понятно, почему волка корежит от одного его вида. — Почему мужик за тридцать сваливает свои проблемы на младшего брата? — Он мне должен по жизни! — взвизгнул гиеной. — Он всех парней у меня отбивал! Они его как увидят — я сразу побоку. А один даже признался ему! Богатый, красивый — так этот мудачонок его в больницу уложил! И что ему за это было? Наказали меня, а дрянь мелкую отправили в Оксфорд! — Нечего было своих… — нет, от меня ребенок плохих слов не услышит, — хахалей домой водить. Я бы на месте родителей не разрешил. — Да предки только с ним и носились: Джулз то, Джулз се. Все бабкино наследство в его частную школу вбухали! Я бы тоже сейчас жил в Нью-Йорке и ездил на Порше, если бы меня туда отправили! А он и так бы выучился, раз такой умный! — Он, по-моему, деньги тебе вернул, с процентами, — я выразительно посмотрел на Бонни. — Растрепал, да? А по чьей вине я теперь отец-одиночка? — У зеркала не пробовал спросить? Тут Бонни восторженно запищала и понеслась к Кэтрин, которая схватила ее в охапку. И я понял: не отпустит. Старшего сына потеряла, а внучку не отдаст. Я так волка держу, когда мы к кульминации подходим, но он теперь только спиной ко мне кончает… — Успел тебя закадрить? — Джулиан незаметно взял меня за руку. — Еще пару минут — и у меня был бы новый любовник. И спал бы со мной от чистого сердца, а не из-за дома в Нью-Йорке и Феррари. Волк криво улыбнулся: — Не переживай, найдешь себе кого-нибудь, какие твои годы, — похлопал меня по плечу и отошел к матери. Сердце красавиц склонно к измене И к перемене, как ветер мая. Д.Верди/Ф.Пиаве Райан тащил свой сиреневый чемодан с блёстками, Вес нес Бонни, которая чирикала ему в уши. Мы с мамой устроили семейный блиц-совет, на котором она решительно заявила, что справится сама. Я не возражал, потому что сердце холодело от мысли о «новом любовнике». Ну а кто я ему? Старый любовник? Друг с привилегиями? Даже не бойфренд, а так, потрахаться приятно и на люди не стыдно выйти, как с девочкой-моделью. Все идет к логическому концу. Готовьтесь плакать, господин неудачник, срок вашей годности истекает. Но почему тогда он приехал сюда ко мне? И потом этот день в Лондоне? И ведь не спросишь же: «Козлик, а ты меня любишь? Потому что я тебя, кажется, да». Потому что он ответит: «Да ты, блядь, совсем охерел, Барнс? Помни свое место, заменитель резиновой бабы». Мама пошла открывать дверь, отказавшись от моего сопровождения. Раздались громкие вопли отца, и Райан весь скукожился. Распахнулась дверь, выбежала Дейзи и немедленно попала в детские ручонки. Отец застыл на пороге, оглядел нашу компанию, отошел внутрь: — Заходите в дом, хватит уже соседей развлекать. — Все будет хорошо, — Вес даже умудрился поцеловать меня в ухо. — Мы выведем собаку, не будем вам мешать! — я схватил из прихожей поводок. Через полчаса Дейзи запросилась домой, а мы все еще целовались. Дома и правда было все если не хорошо, то мирно. Отец взял с Райана слово, что тот находит себе работу и забывает о мужиках, пока живет в родительском доме. Мама уже выбирала школу для Бонни, между делом выселив меня из комнаты. — Джулз, милый, ты же не возражаешь переночевать с Весли пару раз? Бонни будет жить в твоей комнате, Райан пока поспит в гостиной. Судя по роже братца, он тоже не возражал бы переночевать с Весли. Облезешь и неровно обрастешь, мудила. Спи на половичке в прихожей, ты же любишь, чтоб об тебя ноги вытирали. Такого экстрима у нас еще не было: хотя мы и легли на полу у окна, и я зажимал рот обеими руками, но дышали через раз, чутко прислушиваясь. Вес не дал мне перевернуться на живот, и я опять утонул в его глазах. Но у взгляда есть преимущество — его нельзя поймать на слове.***
В полвосьмого утра в дверь постучали. Волк метнулся с кровати к своему спальному мешку на полу. В дверь просунулась голова Райана. — Я не разбудил? Мама сказала, что на завтрак блинчики, Бонни уже ждет. — Так сделай, — непритворно зевнул Джулиан, садясь. — Я в магазине не успею купить, а мама так твои расхваливала. Ну пожалуйста, Джулз. — Сейчас я умоюсь и приду. А ты собаку выведи. — Я ее в сад выпущу. — Я сказал — выведи собаку, мудак! — утробно прорычал волк. Испуганная лиловая рожа исчезла. Я спустился в крошечную кухню, где Джулиан с обреченным видом учил припорошенную мукой Бонни мешать тесто венчиком. Пообещав ей первый блин, я выпроводил неугомонное дитя в столовую. Волк вроде успокоился после вчерашней прогулки с собакой. С чего он так расстроился? К брату приревновал? Но это же смешно! Надо как-то с ним объясниться. А вдруг он только и ждет, когда я начну разговор, чтобы от меня уйти? Почему я думал, что с парнями легко? Интересно, Тайни тоже каждый раз мучается? Или на двадцатый раз уже не больно? — Пойдем, это наша порция. И кофейник захвати, — Джулиан подмигнул мне и улыбнулся. Не буду больше думать об этом сегодня, подумаю об этом когда-нибудь. — Джулз, блинчики реально супер! — подлизывался за столом Райан. — Ты где так научился? — Когда живешь не дома с родителями, быстро всему учишься, — волк был сух и суров. Я одобрил. — Сегодня же канун Нового года! Весли, какая у тебя любимая еда? — Райану всегда надо быть в центре внимания? — Я ем все, что Джулиан готовит, — я готов твоего брата есть на завтрак, обед и ужин до конца жизни. — И часто он тебя кормит? — Ты чего пристал к человеку, Райан? Сходи в магазин и купи продуктов, я помогу приготовить. — Ой, у меня лицо сегодня… Я Бонни обещал на детскую площадку… После магазина волк отвез меня в какой-то амбар и показал все, на что способны два человеческих организма в условиях отдельно взятого английского графства. — Что на тебя нашло? — мы сидели на коричневом шерстяном пледе, переводя дыхание и вытирая друг друга влажными салфетками. От нас валил пар. — Ну я же обещал тебя удивить, — он опять хитро улыбнулся. — И потом, вечером никто спать не будет, а послезавтра мы уезжаем. А откуда в вашей Америке английские амбары? — Надо построить парочку, как вернемся. Не знаешь, к кому можно обратиться? — Я поспрашиваю, — и опять всосал губами мой член. Хаггис — это еда для подготовленного сознания. Я попробовал, конечно, но ел запеченного в перечной корочке лосося и свиной окорок. На десерт было мороженое и виски. Джулиан вдруг жалобно вскрикнул: — Совсем забыл! — Что случилось, дорогой? — забеспокоилась Кэтрин. — Еды всем хватило, не переживай. — Забыл купить фейерверки! У меня под окнами каждый Новый год кто-то минут на двадцать запускает, так красиво! Я первый раз за четыре года сегодня не увижу. Ладно, тащите свои бенгальские огни. Полет в бизнес классе волчка приободрил. Он как-то загрустил, когда Дейзи, предательница, даже не сползла с дивана, чтобы проводить хозяина. Но какие проблемы не смогут вылечить две маргариты с утра! — Объясни мне все-таки, почему твоя мама ждала тебя столько лет, чтобы увидеться с внучкой? У них же две машины. — Нет повести печальнее на свете, — Джулиан поморщился. — На свое восемнадцатилетие Райан нашел себе трахальщика с мотоциклом и решил убежать из дома. Оба ширнулись и погнали из города, мама — за ними на машине. Я с отцом в это время был на соревнованиях. Как эти два укурка-долбоеба ехали по трассе — сам представь. Короче, они чуть не попали под грузовик и улетели маме прямо под колеса, она едва успела вывернуть руль и врезалась в бетонное ограждение. Мотоцикл и наша машина — в хлам, у гонщика — сломанная рука, у Райана — сотрясение костного мозга черепной коробки. Сирены, полиция, дорогу перекрыли, все дела. Я с поединка вернулся на скамейку — папы нет, никто ничего не знает. Потом тренер отвез меня домой, а я без ключа — сидел почти до ночи у соседей. В общем, у мамы начались панические атаки за рулем, особенно когда мотоцикл видит, так что ездит она теперь до магазина и обратно. Райана посадили под домашний арест, а меня сослали в Оксфорд на два года. А в остальном, прекрасная маркиза — семья как семья.