i don't wanna keep secrets just to keep you

У Тэхена дома тихо, когда Бомгю проходит в коридор, стягивая шарф и бросая его на полку в шкафу. Он слушает, как звенят ключи, пока Тэхен пытается закрыть дверь на замок, и тихо выдыхает. Пальто — на зеленую вешалку — это Бомгю, так говорит мама Тэхена, когда он приходит. – Пальто повесь на свою вешалку, хорошо? – если она дома, и хорошо Бомгю в ответ с приподнятыми уголками губ. У Бомгю слегка подрагивают пальцы левой руки: они не сцепились крепкой хваткой за ручку чехла от гитары, и он волнуется. Тэхен, кажется, слышал каждую из его песен, но у Бомгю почему-то все равно во рту становится сухо, а ладони потеют каждый раз, когда ему приходится медиатором по струнам перед младшим. Если у Бомгю мысли прячутся на замок далеко-далеко в ящик, то его музыка — единственный подходящий ключ. – Не получается? – когда пальто оказывается на зеленой вешалке, рюкзак на кровати Тэхена, а гитара у его стола, и звук ключей все еще — единственный шум в квартире. – Да сломалась она. Надоело уже, нужно сказать родителям поменять, я так когда-нибудь не выйду. – Давай попробую. Тэхен в ответ вздыхает и отступает на шаг вправо. Коридор — ровно на двух человек, стоящих плечо к плечу, и Бомгю протискивается, наклоняясь над замком. Крутит несколько раз, выдергивает, пальцы левой руки все еще подрагивают: он чувствует дыхание Тэхена возле уха — наклонился — и взгляд, устремленный на руки с ключами. Бомгю усмехается тому, что в такой ситуации был тысячу раз, но эти детали замечает только сейчас. – Вредный, – жалуется. – Как ты. Бомгю на это поворачивает голову вверх, поднимая одну бровь осуждающе, и держит взгляд. Тэхен только повторяет его выражение лица, от себя добавляя улыбку; говорит: – Я что-то не так сказал? На таком расстоянии Бомгю видит, как несколько морщинок собираются в уголке его глаз; не глядя крутит ключи. – Готово, – все так же глаза в глаза. Бомгю знает, что романтизирует и видит то, чего нет из-за наплыва чувств, но он думает, что эти ощущения ненавидеть, пытаться от них избавиться или игнорировать не может: подушечки пальцев Тэхена холодные, когда он перекладывает ключи ему в руку и проходит обратно в комнату, а щеки немного розовые из-за холода. Хорошо, что Бомгю свою пятнистую красноту тоже может списать на октябрь за окном. – Я поставлю чай, ты настраивай гитару, – слышится с кухни, и Бомгю кивает сам себе, расстегивая замок чехла. Гитара оказывается на коленях, когда Бомгю с ногами забирается на кровать Тэхена. По стеклу начинают попадать капли дождя, комната темнеет, и Бомгю почти наощупь проверяет струну за струной. Он поднимает голову только когда в периферии зрения появляется рука, и на тумбочку у изголовья кровати ставится кружка. На столе уже горит лампа; Тэхен, как Бомгю и любит, не включает большой светильник на потолке. Он садится рядом, свесив одну ногу с кровати и в руках держа вторую чашку чая. Бомгю смотрит на свою на деревянной поверхности тумбочки, свою — усыпанную звездами, и думает, что там не хватает только луны, чтобы выпалить необдуманно, без задней мысли какое-нибудь луна сегодня красивая, когда она — всегда, а потом молиться, что Тэхен не поймет. – Я начну? – спрашивает вместо, смахивая с глаз челку. Пальцы устраиваются на струнах, когда Бомгю получает в ответ кивок.

***

В автобусе шумно, он зажат между двумя одноклассниками, и Бомгю спасает только наушник — второй у Тэхена — с их плейлистом. Они едут на какой-то концерт; Бомгю достаточно, что из-за этого они пропускают полдня учебы. Он набирает в диалоге с Тэхеном заплатишь за меня? у меня сегодня нет денег, и смотрит, как Кан достает телефон из кармана в пяти шагах от него, второй рукой держась за поручень, открывает сообщения и читает, а потом поворачивается к Бомгю и кивает. Бомгю в ответ улыбается легко, и переводит взгляд на окно. На стекле все те же капли дождя, что были и вчера у Тэхена — Бомгю возвращался домой под одолженным черным зонтом, перебегая через лужи на перекрестке. Он улыбается, когда думает о блестящих глазах, глядящих прямо в его, и поднятых уголках губ, когда он закончил играть. Бомгю дарит ключ — Тэхен им и не думает пользоваться, Тэхен не знает. Тэхен только ценит и старательно показывает, что ему нравится. – Ты снова дома наличку забыл? – спрашивает Тэхен, когда они выходят из автобуса. С неба моросит, и Бомгю накидывает себе и ему на голову капюшоны: придется дойти так — зонтики остались в школе. – В школе в рюкзаке, – виновато улыбается. – Отдашь мороженым в пятницу. – А как это оно теперь на мне? – А вот так, – Тэхен голову наклоняет слегка вправо, поджимая губы, и Бомгю в ответ осуждающе качает головой, но ничего не говорит. Он купит свое любимое — шоколадное, и совсем забудет про тэхеново клубничное, и выслушает несерьезные претензии. Они снова будут делиться. Бомгю смеется громко, когда Тэхен в помещении снимает шапку и его волосы пушатся, становясь вертикально — тянутся за тканью. – Подожди, я сфотографирую, мне нужно! – доставая в спешке телефон, но Тэхен уже волосы руками поправил: у Бомгю так даже с расческой не получится. Камера все-таки щелкает несколько раз, получая размазанные снимки с профилем Кана, и Бомгю кладет телефон обратно в карман брюк. – Пошли, нам на второй этаж, – Тэхен показывает рукой на лестницу. – Пойдем, – у Бомгю вибрирует телефон, и он видит на экране сообщение от Енджуна — вас тоже окультуривать привезли? Он показывает Тэхену, и тот говорит написать Енджуну, что они уже культурные, и это ему теперь их догонять. Бомгю так и пишет, добавляя это от Тэхена, и получая в ответ я не сомневался. Их садят посреди зала, и Бомгю разочарованно понимает, что здесь — даже если хотелось бы — не достать телефон. Он думает о книге Мураками, завалявшейся в его рюкзаке, и почти жалеет, что оставил ее в школе вместе со всеми остальными вещами. Жалеет ровно до того, как Тэхен почему-то берет его левую руку к себе в ладони. Его пальцы оказываются зажаты между пятью поменьше сверху и снизу, и Бомгю поворачивает голову влево, чтобы поднять бровь в вопросительном жесте. Тэхен в ответ только смазанно улыбается. Держаться за руки – выработанная для них привычка с того времени, когда Бомгю узнал, что Тэхену это нравится больше, чем другие виды скиншипа, но он все равно заминается: они сидят в самом центре зала, сюда – прямой взгляд со сцены и других рядов и одноклассники на сиденьях рядом. Бомгю старается не думать. Еще сильнее он старается не ощущать то, как две ладони Тэхена все еще не накрывают полностью его одну, оставляя небольшой промежуток — пустое место возле кисти, и как он чувствует своей кожей чужие мазоли от подтягиваний на турнике. Тэхен хлопает вступительной речи ведущего ладонью Бомгю и одной своей. У Бомгю запирает дыхание, и он молится, чтобы в зале было достаточно темно, и Тэхен не смотрел в его сторону: на щеках с вероятностью сто процентов сидит красный пятнами. Когда начинается основная часть концерта, Тэхен поворачивает свою правую ладонь так, что теперь подушечками пальцев проходится по каждому изгибу левой Бомгю. Музыка со сцены громкая, почти заглушает мысли, но у него по спине все равно мурашки, и Бомгю не знает, хочется ли ему отдернуть руку или дать этому продолжаться вечно. Линия жизни и сердца вычерчиваются и переходят в бессознательное — взгляд Тэхена устремлен прямо на сцену — перебирание пальцев. Кольцом обхватывается указательный; Бомгю старается понять, о чем поется на сцене: стук в груди подпрыгивает до сто двадцати в минуту, когда невесомыми касаниями чужие подушечки проходятся по его. Бомгю недостаточно воздуха, он не понимает, почему реагирует так остро. Хочется, чтобы Тэхен не прекращал никогда; легкие прикосновения чувствуются чем-то слишком личным для полностью заполненного его сверстниками зала. Бомгю поворачивается вправо: на них никто не смотрит; назад – Енджун ловит его взгляд и улыбается с конца зала, и Бомгю поднимает левую руку, чтобы помахать. Поднимаются вместе ладони Тэхена. Бомгю, слегка растерявшись, машет снова уже правой. Енджун в ответ смеется. Когда Бомгю отворачивается обратно к сцене, на его лице появляется зеркальная Енджуну улыбка. Тэхену нравится держаться за руки, Бомгю – ощущать касание за касанием, даже если от этого запирает дыхание и подрагивают кончики пальцев, даже — особенно — когда Тэхен устает смотреть на сцену и переключается на их руки, и каждое касание становится четче и осознаннее. Бомгю тоже смотрит. – Скукота, – он комментирует, когда они всем классом выходят из зала. Бомгю врет нагло: если бы каждый концерт был таким, он бы ездил во внешкольное время. – Согласись, это лучше, чем сидеть на литературе. – Соглашаюсь. Ты домой после? – А ты? – Тэхен наматывает шарф себе на шею и надевает шапку, и Бомгю не может упустить возможности: срывает ее через две секунды. – Ну вот что ты за человек? – вздыхает. – Замечательный, – Бомгю улыбается широко, натягивая шапку на свою черную копну. – Как мне? – Ужасно, тебе совсем не идет, отдавай быстрее, пока ты не опозорился и не напугал всех тех девочек из параллели, что по тебе сохнут, – Тэхен протягивает руку, ожидая свою шапку, но Бомгю просто ударяет по его ладони своей. – Я же знаю, что ты врешь. Постарайся хотя бы не улыбаться в следующий раз, – и довольно усмехается. Накидывает свой — ярко-желтый — шарф, даже не прокручивая его и раза вокруг шеи, и игнорирует последние слова Тэхена. Бомгю не понимает, почему Тэхен утверждает, что по нему кто-то сохнет. Он в этом слышит только то, что Тэхен – нет. На улице в лицо ударяет холодный ветер; Бомгю тихо вскрикивает от порыва и держится рукой за шапку на голове. Он видит, как ежится рядом Тэхен, и показывает пальцем на его макушку. – Оставь себе, – Тэхен понимает, и только кутается глубже в шарф. На остановке ветер дует еще сильнее, и у Бомгю слезятся глаза. Он отворачивается, в душе ругаясь на октябрь, и шмыгает носом. – Если ты заболеешь, я не буду тебе носить конспекты, – Тэхен оказывается рядом, заглядывает к нему в лицо. – Это ветер. Такая погода должна гореть в аду. – Нет. Она должна в аду мерзнуть, - Бомгю смеется, Тэхен подхватывает, и ветер становится немного теплее. Глаза больше не слезятся. – Давай лапшу сделаем потом? – хочется, чтобы этот день продолжился на еще немного; хочется на кухню, где столешницы слишком низкие для Бомгю, теперь – и для Тэхена, и спорить, кто будет перемешивать овощи на сковороде: она стреляется маслом. – Мама какую-то курицу вчера сделала, мы можем просто ее съесть. – Я хочу лапшу. И готовить. – Ладно, – соглашается. – Давай лапшу, – Тэхен всегда — соглашается. Бомгю боится в какой-то момент предложить что-то, на что Тэхен не сможет. Или что-то, на что он согласится, но на самом деле не хочет. Они доезжают до школы под разговоры о недавно вышедшем фильме, случайно привлекая к спору одноклассников рядом, когда Бомгю начинает громко доказывать, что новая сюжетная линия — в сто раз хуже старой. Тэхен смеется над тем, каким серьезным становится Бомгю, и спорит в ответ с таким же упорством. Они соглашаются в конце, что друг у друга просто нет вкуса. По дороге домой Бомгю звонит мама и просит принести ей обед; у Тэхена вечером занятие у репетитора, а дорога туда-обратно займет как минимум два часа. Бомгю так и говорит, и показательно расстраивается, что теперь уже не поест лапшу. – Тогда ты мне должен еще и это, – в ответ. – То есть? – Ты мне должен был мороженое за проезд. Теперь ты мне должен еще и лапшу, – Тэхен улыбается уголками губ. Бомгю усмехается: – Ладно. До завтра? Машет левой ладонью – на ней больше нет двух чужих поменьше – и получает в ответ кивок.