А я же говорила

— Пол, однажды ты полюбишь мужчину и возьмёшь его в законные супруги, — оставшись наедине со своим братом, бескомпромиссно заявляет Алия.       Сидящая посреди десятков разноцветных подушек девочка почти скучающе наблюдает за своим братом, нервно мерящим шагами комнату. В такие моменты Пол становится полной копией отца, с этими его заложенными за спиной руками и суровым лицом.       Правда, даже в моменты гнева глаза почившего герцога не темнели до такой степени. Хотя, здесь, наверное, не обошлось без влияния пряности.       — Не говори глупостей, — недовольно отмахивается Пол; ещё одно доказательство того, что слова Алии попали в самую точку. — Я люблю Чани, и именно она станет моей женой, с которой мы заведём детей.       — Не обманывай себя, ты не любишь её, — дразняще отвечает Алия, элегантно заправляя за ухо блестящий локон.       Если в гневе Пол — вылитая копия герцога Лето, то в моменты триумфа у Алии такое же лицо, как и у леди Джессики.       — Я люблю Чани, — снова упрямо повторяет он, раздражённо сжимая кулаки.       — Не так сильно, как того юношу. Того самого, который является тебе во снах, — невинно отмечает девочка, и Пол едва не падает от неожиданности, запнувшись об одну из многочисленных подушек.       — Откуда ты знаешь, что мне сни… — недоверчиво хмурит брови Пол, но затем, запоздало осознав сказанное, резко замолкает. Слишком поздно — по его щекам уже начал расползаться предательский стыдливый румянец; Алия удовлетворённо кивает: именно этого она и ожидала.       — У вас с Чани действительно будут дети, но она никогда не станет твоей женой, и ты никогда не полюбишь её так же сильно, как того незнакомца из снов. И ты знаешь это не хуже меня.       Пол вздыхает и качает головой, отказываясь признать ужасную правду. Действительно, уже прошло много месяцев с тех пор, как на смену нежному лику Чани в его снах пришёл угрожающий незнакомец. Но оказавшись между фременским восстанием и исполнением своих законных обязанностей герцога дома Атридесов, Полу было не до размышлений о значении своих грёз. Или, скорее, ему банально не хотелось думать, почему место девушки, которую он должен любить больше жизни, занял абсолютно чужой человек.       Но даже если и предположить, что этот мужчина — его судьба и когда-нибудь они гипотетически полюбят друг друга, законы ни за что не позволят им быть вместе в том виде, на котором настаивает Алия.       А с другой стороны… Назревает гражданская война, и совсем скоро старые правила Империи просто могут прекратить существовать…       — Подобное невозможно, и ты понимаешь это ничуть не хуже меня, — нахмурившись пуще прежнего бескомпромиссно изрекает Пол, прежде чем продолжить мерить комнату шагами под пристальным взглядом начавшей самую малость уставать Алии.       — Назови хотя бы один раз, когда мои пророчества не сбывались, дорогой брат, — елейно шепчет она, в который раз удивляясь поразительной твердолобости брата, помноженной на умение отрицать очевидное. — Да и, строго говоря, было удивительно, если бы ты остался равнодушным к нему. Ведь перед этими его холодными глазами просто невозможно…       Пол яростно ощетинивается, словно услышав какую-то оскорбительную ерунду. Проклятие, даже если всё так, он не должен обсуждать подобное со своей сестрой. Младшей сестрой, которой едва исполнилось два года. Но одного взгляда на лицо Алии хватает ему, чтобы вспомнить: сидящая перед ним девочка имеет с детьми меньше общего, чем он.       Поэтому вместо ему остаётся лишь выбрать тактику, не использовавшуюся им с той ночи в пустыне, когда они с матерью бежали из охваченного пламенем Арракина: он позволяет себе гнев.       Точнее, ту его форму, от которой остаются осколки стекла на полу, узорчатые подушки приходят в негодность, а окружающие начинают медленно пятиться к выходу из комнаты.       Но, к сожалению, Алия не робкого десятка. Так что она просто скучающе наблюдает за тем, как гостиная, с не особо лёгкой руки её брата, превращается в руины.       — Ты впустую тратишь воду, — увидев выступившие у него на лбу бисеринки пота, наконец вздыхает она.       Удивительно, но этого замечания оказывается достаточно, чтобы заставить держащего в руках труп очередной подушки Пола замереть.       — Что бы ты ни делал и не говорил, вы с ним связаны. С этим уже ничего не поделаешь, — устало подытоживает Алия, а затем элегантно подхватывает юбки и молча удаляется прочь. Только громкий шелест платья ещё какое-то время нарушает тишину, стоит ей исчезнуть за полотном, выступающими в качестве двери.       Пол так и остался стоять посреди разгромленной комнаты, судорожно прокручивая в голове слова сестры. Он не может… точнее, не должен любить того мужчину из снов.       Это противоестественно, идёт вразрез с идеями Бене Гессере и всего остального, к чему его приучали с детства.       И всё же, когда через несколько недель он сталкивается лицом к лицу с Фейд-Раусом, племянником самого барона Владимира Харконнена и по совместительству приходящемуся ему, Полу, кузеном, он ясно понимает, что обречён.       Стоящая рядом Алия одаривает его улыбкой, которую некоторые могут описать как совершенно язвительную.       — Я абсолютно точно не собираюсь говорить, что я тебя предупреждала, но…       На это заявление Пол лишь малодушно шепчет:       — Умоляю, скажи, что это шутка, — сдавленно бормочет он, не в силах отвести взгляд от приближающегося к нему Фейда.       Но вместо этого младшая сестра лишь разражается заразительным хохотом.       Он так никогда и не узнает, что она хотела сказать.