For better or worse

Такой мир, какой познал Скуало, не понять даже окружающей его Варии. Все семь кругов ада — от нескончаемой работы до не сходящих синяков под глазами, — пережил он во время Колыбели. Охраняя свою драгоценную гордость и босса, на работу прилагались двойные усилия. Суперби привык, Суперби знаком с понятием «человек-машина». Он продолжил трудиться в этом привычном ритме даже после окончания главных трудностей Варии, даже после возвращения в расписание спокойных ночей. Даже после окончательной потери Вонголы. Их целям не суждено было сбыться, но амбиции силы и власти никуда не делись. Наоборот, после пережитых трагедий и обид грудь наполнилась воздухом. Даже Занзас отошёл спустя год, вспоминая все свои задумки как вырванные страницы истории, всё равно никому не сдавшиеся. А вот его правая рука… Не позавидуешь его распорядку. Бел на полном серьёзе заявлял, что офицерам неплохо живётся только потому, что самое каторжное забирает себе Скуало. Леви старался угнаться за ним, вытаскивая из-под носа миссии. Самостоятельно выполняя дополнительные для себя обязанности. И всё в попытке разгрузить плечи капитана от изнуряющей кармы. А Луссурия не выдерживал и нёс негласную ответственность за здоровье неконтролируемого Суперби. Сегодня вот — снова проследил. Без перерыва на ногах капитан уже дня три. — Ты тоже имеешь право на счастье, Скуало. Луссурия строжился, Скуало не слушал. Луссурия говорил, что нужно заботиться о себе, брал часть письменного барахла на себя, пока мечник сердито рычал. Буквально отвоёвывал у него миссии и отправлялся на них сам, иногда с Белом или Леви. Луссурия вёл его спать, когда время близилось к утру, обессиленного от долгой работы. Ну не может гордая акула понять, что не слабость признать, что ноги больше не хотят идти вперёд. Что не слабость — попросить помощи и отдохнуть. И сейчас от этих ошибок он угасает как человек. Всё больше и больше, дальше и дальше срывается в обрыв рутинной жизни рабочего скота. А он — высокопоставленный член отряда сильнейших наёмников. И ко всему прочему, невероятно волевая личность. Первый меч мира, в конце концов! — Пойдем, — офицер ведёт его по лестнице вверх. Скуало, уже не сопротивляясь, опирается на его плечо, собирая всё своё упрямство, перешагивает с ноги на ногу. Храбрится, говоря, что и сам сможет дойти, но Луссурия не отпускает. Знает ведь, какая она, ложь. Какая она, гордость Скуало Суперби. — Хотя бы сегодня, поспи нормально, — вздыхает Солнце, понимая, что это капитану вправду, только снится. После двух миссий подряд с переездами по нескольким городам, он ввалился среди ночи в библиотеку, продолжая заниматься бумагами. Делая отчёт по свежим данным, он совершенно забыл об отдыхе. Наверное, с восьми лет до Конфликта Колец капитан так и не научился жить чем-то, кроме работы. И сейчас думал только о ней. — Постой, босс просил зайти после-… — Завтра, слышишь? Ты еле на ногах стоишь! — возмущению Луссурии нет предела. Зачем, Скуало, зачем? Гробишь себя, уматываясь как собака. Да, в Варии идёт восстановление после кризиса, да, бюджет не блещет чем-то непостижимо серьёзным. Но это лишь пока. Можно спокойно, постепенно встать с колен, не убиваясь. Сейчас всё хорошо и гнаться не за чем. Но переубедить этим гордую акулу невозможно. — Пожалуйста. Ну правда, что ты со мной как с ребёнком?! — до кабинета Занзаса остаётся пара непостижимых метров. Скуало совершенно нет дела до того, что если Луссурия его отпустит, то он просто упадёт. — Я справлюсь, врой, пусти, я сказал! Суперби дёргается, пытаясь освободиться от поддержки. Но Луссурия всё-таки не дурак, чтобы оказывать помощь без нужды. Здесь она правда нужна. Он вздыхает. Суперби продолжает бороться, это нисколько не удивительно: ведь даже если загнётся окончательно, продолжит думать только о своих обязанностях. А ведь точно: выпадающие каждый нервный день волосы — лишь первый звоночек к его не самому бойкому будущему. Но не остаётся ничего, кроме как заставить его опереться о косяк и пару раз постучать в дубовую дверь, прежде чем войти в кабинет босса. Луссурия всё равно не удержит капитана в постели, если его долг — рассказать главе нужные новости. — Мусор? — Занзас обращает внимание на то, как Скуало едва не сползает вниз по стене. — Прошу прощения, босс, — Луссурия провожает мечника до кресла напротив стола, чудом делая вид, что с тем всё в порядке. И Хранитель Солнца готов бы остаться подождать подле, чтобы и после не выдать их небольшой секрет. Мафия, конечно, состоит из сильных и прирождённых. Готовых на любые испытания. Но все они люди. — Можешь идти, — безапелляционно заявляет босс, кивнув в сторону двери. Когда замок на ней со скрипом закрывается, пути назад уже нет. Скуало великим трудом держится, чтобы не сомкнуть глаза, бесконечное количество раз напоминает себе хоть иногда благодарить Луссурию за помощь, не только бранить. Ведь теперь капитан может наконец закончить работу. Даже если только на это мгновение. — Босс, разреши доложи… — Довольно, — алые глаза строго смотрят в чужие. В ответ — ни капли здоровых эмоций, кроме усталости. Львиная её доля. А ещё осознание, почему Занзас злится. — Подожди, это... — Заткнись, — его брови сводятся к переносице. Кулаки сжимаются, опущенные сейчас веки дрожат от напряжения. Занзас разъярен, и природу его гнева Скуало знает. Виновато и рассеянно косится на пол. Все мышцы затекшей, не способной двигаться массой придавливают к креслу наравне с собственной слабостью. Так хочется спать, глаза горят. Так хочется, чтобы босс сейчас ничего не говорил, а просто выслушал отчёт о положении дел и прогнал восвояси. Так зазорно вызывать недовольство собой у этого человека. — Ты идиот. Набегался? Как теперь себя чувствуешь? — издевательски выпаливает босс, массируя веки пальцами. Подумать только, он никогда не надеялся увидеть настолько одержимого и человека в своих рядах. Скуало ведёт себя, словно… Смертник. Вопреки всем разногласиям, Занзас всё равно видит его сильным и способным. С башкой на плечах, наконец. И сейчас этот образ, как и доверие, шатается. Что же. — Каким конченным надо быть, чтобы так гонять? От Милана до Болоньи, а потом оттуда же в Сан-Марино? Ты больной? — мечник уже не смотрит на Занзаса: он кое-как улавливает воспалёнными глазами пол и узор на нём. А смотреть, в общем-то, не приходится. Суперби слышит, как босс встаёт с кресла, как обходит массивный стол стороной, оказываясь совсем рядом. — Босс… — Ещё слово — и я порешу тебя, ясно? Серьёзному тону лидера Скуало перечить не смеет. Провинившийся своеволием, он знает, что Занзас непременно выбьет из него всё дерьмо и поставит на ноги длительным сном в отключке. Ясно как день: когда Суперби всеми силами пытался сделать больше работы, написать больше (чтоб их!) отчётов, он все силы и терял. Потом ходил и орал на всех ещё хлеще, а то и спал целый следующий день. Портил здоровье и даже над бумагами сидел уже в очках. Он, как собственность своего босса, сейчас ужасно виноват перед ним. — И ладно бы, мусор. Но тебе известно об отдыхе, в конце концов? Верхом наплевательского отношения к себе был, конечно же, отдых. Тогда и города по тем миссиям были бы не такими изнуряющими составляющими. Но Скуало уже не знал, как по-другому. И сел за документы. — Что ещё сделать, чтобы ты угомонился? Занзас, то ли от злости, то ли от нарастающей ненависти к скрюченному в кресле телу, хватает его за плечи. Сгорбленная осанка, одно и то же положение за рабочим столом — оттого у Скуало и болят шея, мышцы, соединяющие шею с измученным корпусом и странное место между лопаткой и позвоночником. Когда босс пару раз продавливает эти точки широкими ладонями, Скуало тает под его неожиданными прикосновениями, и чем ниже продвигается массаж, тем чаще он сопровождается ругательствами. «Идиот, неисправимый идиот. Грёбаный мусор. Патлатый придурок», — и всем подобным, Занзас не скупится на маты. Его замыкает: желание ударить акулу смешивается с заботой. Ведь для чего и для кого Скуало делает всю свою работу? Горячие ладони мерно делают свою работу, скользят по спине. Приятно оглаживают лопатки, непривычно заботливо трут натянутые траепицевидные. Так хорошо. Даже существовать становится легче. Скуало совсем обмякает, и, кажется, дышит в странном ритме. — Теперь ты даже ходить не сможешь сам. — Позову Бела, — тихо смеётся Суперби, когда чувствует себя лучше. Тело ощущается легче. Да и всё желание сдавать боссу рапорт до конца улетучивается вместе с напряжением. — Да-а? — Занзас как-то недобро ухмыляется, когда кладёт предплечье на спинку кресла и многозначительно смотрит на капитана. Того как током прошибает. Он смотрит на босса, мол «шутки-шутками-но-такого-не-вытворяй!». Не пришла ещё такая дата, чтобы по варийскому замку Скуало носили на руках. — Занзас… нет. — Заткнись, я сказал. Да, придётся постараться, чтобы добраться до своей комнаты и прямо в одежде грохнуться на кровать. Зато уже завтра, спустя двенадцатичасовой сон, Скуало проснётся громким, сильным и прежним. Без дури в голове и полночных документов. Он ведь тоже имеет право на счастье.