Юля отстегнула лямки запачканного комбинезона, расслабляя плечи, усталым движением бросила на стол тяжёлый гаечный ключ и повертела шеей из стороны в сторону, потягивая затёкшие от долгой работы мышцы.
За пыльным и наглухо закрытым окном мастерской было туманно и почти темно, а ветер, кажется, ещё и успевал поднимать сухие ветки с выжженной земли. Островок пейзажа Долины, открывающийся сквозь это окно, на корню убивал порой просыпающееся желание снова полюбоваться луной и солнцем: первую через плотное марево не было видно, а от второго в силу резкого изменения климата всё равно толку мало. Правда, в такой унылой картине всех оттенков серого и коричневого были и свои плюсы: оказалось бы гораздо хуже, если бы неподалёку эту серость разбавляли Цветы — красивые, переливающиеся всеми оттенками красного радиационные всполохи, застывшие на земле подобно камню смертоносные сгустки.
Несмотря на привычку всегда доводить начатое до конца, Ахмедова со вздохом решила отложить починку теплового генератора на несколько часов — уж лучше не поспать совсем и доделать, чем попытаться уснуть в привычном адском холоде, а эти взрослые дети, именуемые мужиками, без неё даже на стол не накроют и то, что есть, не говоря уже о банальном напоминании просто поужинать. Они когда-то пробовали устанавливать «дежурства по кухне», чередуясь каждый день, но индивидуальные обязанности, которые могли возникнуть в любой момент, и вынужденные «давай сегодня поменяемся» внесли по итогу такую путаницу, что Юля решила взять всё в свои руки, насколько того позволяла обстановка.
Усталый взгляд почти чёрных глаз упал на ручной бумажный календарь с перечёркнутыми цифрами, висящий на железной двери. Пошёл, кажется, уже тридцатый день её пребывания в этом месте. А ещё шестьдесят дней назад она и представить себе не могла, что случится с этим миром после череды испытаний запрещённого ядерного оружия.
Не сказать, что жизнь её была малиной, — живя в Государстве, где надеяться стоило только на себя и на свои силы и угрозы на которое валились со всех сторон, в принципе бесполезно строить далеко идущие планы, но Ахмедова никогда бы не подумала, что в один «прекрасный» день потеряет всё, что имела, раз и навсегда: удобства, любимую квартиру в любимом районе Города, верных друзей, пусть не совсем привычную для девушки, окончившей строительный вуз, но высокооплачиваемую работу — и тоже любимую. Начинать с нуля, когда тебе уже за тридцать, непросто — ещё сложнее, когда всё, за что ты отчаянно борешься, что изо всех сил пытаешься построить заново, так может и остаться нулём.
Станция Дальняя в данный момент представляла из себя странный сбор разнохарактерных личностей, которых, кажется, спустя ряд сложных ситуаций Юля могла бы называть если уж не друзьями, то хотя бы единомышленниками. Абсолютно непохожие друг на друга, сейчас они точно научились быть единой командой и работать с тем, что имели. С Юлей под одной крышей жили люди, которые, как и она, не смогли смириться с обстоятельствами, когда-то угрожающе дышащими в спину. После того, как те, кому удалось укрыться от первых ударов, составлявшие общество, ещё вчера улыбающееся тебе на солнечных зелёных улицах в аптеках, магазинах и общественном транспорте, предстали перед ней оскалившимися и озлобленными зверьми, готовыми ради лишнего куска хлеба на любое кровавое действие, всё вокруг окрасилось в иные цвета, так сильно смахивающие на различные оттенки чёрного.
Правду говорят: все ужасные, страшные потрясения подозрительно быстро забываются и стираются с памяти — инстинкт самосохранения и психические блокираторы были в действии. Потому Юля с трудом уже могла до мельчайших подробностей восстановить в памяти жуткие события того кошмарного дня, который, ещё недавно казалось, она не сможет забыть никогда. Началось всё с до озноба пробирающего сигнала тревоги, бьющего по ушам по нарастающей, — конечно, учения на случай всех видов катастроф в перманентно готовящемся к войне Государстве проводились ещё со школы, но, как бы идеально ты ни знал все инструкции по выживанию, в действительности в нужный момент ты можешь думать лишь о том, что сделал и чего не успел в этой оказавшейся такой короткой жизни.
Юля точно уже и не помнит, что и как хватала в первые минуты после услышанного обрывка фразы: «…ядерный взрыв». Установка «брать всё, и как можно больше» — единственное, что билось во вспотевших висках, но, что делать дальше, куда бежать, как не поддаваться всеобщей панике, она подумать не успела, так как на пороге её квартиры нежданно-негаданно появился запыхавшийся Руслан, тоже с огромным дорожным рюкзаком за плечами.
В глотке застрял секундный радостный возглас при виде Белого, решительно захлопывающего дверь некогда её родной квартиры. Сейчас Ахмедовой кажется, что, если бы не старый друг и сосед по лестничной клетке, въехавший в этот дом буквально за месяц до обозначенных событий, то вряд ли бы ей повезло хотя бы на грамм. В прошлой жизни между ними было разное (пьяные поцелуи в студенческие годы возле неизвестного храма и некая недосказанность после этого иногда мешали близкому общению), но, несмотря на это, Юля сама лично рекомендовала Руслану этот район и неоднократно повторяла, что всегда была бы рада такому соседству с человеком, с которым они в своё время прошли чуть ли не огонь и воду. Может, и стоило жалеть, что между ними в своё время так и не сложилось ничего серьёзнее этих совместных прогулок с бутылкой чего-то крепкого, которую они распивали прям с горла, но, во-первых, жалеть — это совсем не про Юлю и уж тем более не про Белого, который иногда вёл себя как непрошибаемый циник, а во-вторых, сейчас у обоих были проблемы поважнее, чем думать о каких-то чувствах, разобраться в которых Ахмедова не могла и сама. Из вчерашних детей на глазах друг у друга они превратились во взрослых, их прошлая размеренная жизнь была перечёркнута, а после и вовсе стала одним сплошным фактом выживания.
С районом Юля, сама того не зная, действительно не прогадала: пришлось, конечно, в своё время нехило переплатить за место в подземном паркинге, но он, как впоследствии выяснилось, вёл в обустроенные под землёй коридоры, тянущиеся вдоль всей территории Города и выходящие даже за её пределы. Едва спустившись туда, под несмолкаемый инструктаж диктора про немедленную эвакуацию, перечень вещей первой необходимости и правила элементарной безопасности, бежали они быстро, прекрасно понимая, чем могла бы обернуться даже минута замешательства. Идти по полутёмным катакомбам, которые ты никогда отродясь не видел, было тяжело любому, даже самому подготовленному к подобному ужасу человеку. Неизвестность и полное непонимание того, что стало с Городом, пугало, но риск умереть в два счёта пугал гораздо сильнее.
Юля успела краем глаза заметить, в какие угли превратилась кожа находившихся в радиусе поражения людей, услышать их предсмертные стоны и хрипы (излучение ведь не убивает сию секунду, давая ещё несколько часов как следует помучиться, — повторяла она себе в мыслях непонятно зачем), но больше всего страшили будущие последствия. О том, чем это всё закончится, даже мысли допускать было нельзя.
Ахмедову откровенно тошнило от происходящего среди выживших. Давка и паника дезориентировали, кого-то топтали насмерть прямо в узких коридорах тоннелей, кто-то был зарезан карманным ножом у всех на виду, а кто-то даже стрелял… Руслан шёл впереди, с силой проталкиваясь среди обезумевшей толпы и волоча Юлю за собой, крепко сжимая её руку и изредка оборачиваясь, чтобы одним взглядом убедиться, что с девушкой относительно всё в порядке, насколько это возможно в таких нечеловеческих спешных условиях. Она молча кивала ему одними глазами, и, хоть старалась держать лицо, всё равно могла представить со стороны, какой ужас плещется в её глазах, но сильная ладонь, тисками обхватившая пальцы, и беззвучное, вытолкнутое одними губами: «Всё будет хорошо, не дрейфь» заставляли не раскисать и оставаться на плаву.
Сколько прошло времени — час, два или больше, — сказать было сложно: всё смешалось в одно сплошное липкое чёрное пятно. Перед глазами расплывалось от тусклого света железных коридоров, её нередко толкали в бок, а то и наступали на пятки, а затем затылком Ахмедова почувствовала чьё-то ровное, несмотря на быстрый бег, шумное дыхание. В первые минут десять её это сильно напрягало, так что пришлось даже свободной рукой сжать в кармане спрятанный на случай всяких непредвиденных ситуаций перочинный нож, но потом Юля поняла, что широкоплечий парень сзади — надёжная страховка от возможных «дополнительных препятствий». Незнакомцу и самому было выгодно следовать по проторенному пути, а взамен он гарантировал защиту с тыла — Ахмедова слышала, что пару раз тот конкретно приложился прикладом автомата по чьим-то головам, и запретила себе представлять, что бы она делала, если бы этого парня сзади не оказалось.
Через некоторое время неизвестный блондин вдруг негромко, но чётко скомандовал: «Сюда!» — и вскоре дышать стало намного легче. Они свернули в какой-то узкий лаз, для чего пришлось несколько минут чуть ли не ползти на животе, зато позже оказались в свободном и относительно безопасном тоннеле, где, кроме них троих, в зоне видимости не было больше никого.
— Ни хрена себе познания в разветвлении Городских катакомб, — усмехнулся Руслан, останавливаясь и слегка наклоняясь, чтобы отдышаться. Белый оценивающе посмотрел на высокого, юркого и относительно молодого парня снизу вверх и благодарно добавил: — Но спасибо тебе, даже не представляю, сколько бы мы ещё так шли. И дошли бы ли вообще.
— Алексей, но можно просто Лёха, — протягивая руку, относительно бодро представился незнакомый спаситель. — Я, в отличие от вас, гражданских, носом каждый сантиметр в этой вонючей норе пропахал. Прапор, сука, был охочим до развития навыков ориентирования.
— Руслан, а это Юля, будем знакомы, — Белый мотнул головой в сторону молчаливой Ахмедовой, что с горем пополам выдавила из себя благодарную полуулыбку. — И ты поосторожней с выражениями, Лёха: я сам в своё время тушёнку ножом открывал, в самоволку по бабам ходил и портянки на ноги наматывал.
— Портянки уже давным-давно в армии отменили, не трынди, — широко улыбнулся в ответ тот, отчего стал казаться ещё более располагающим. Это был лёгкий парень безо всяких внешних понтов, однозначно, что не могло не радовать бывшего офицера.
— Когда я начал служить, они ещё были. Салага! — и оба не сдержали искреннего смеха — даже Юля невольно заулыбалась шире.
Белый будто бы немного стряхнул с себя тяжесть от страха, который привык мёртвым грузом держать в себе, — случайно нарваться на профессионального военного, хоть и бывшего, как и он сам, в данной ситуации оказалось небывалым везением. Ещё большим везением стало то, что уже на базе размещения уцелевших, впоследствии названной Станцией Центральной, им удалось пересечься с человеком, имеющим медицинское образование. Нурлан, как честный и исполнительный врач, был в самом центре развития событий, помогал тем, кому ещё можно помочь, и с завидным спокойствием и каменным выражением лица перевязывал раны и накладывал шины на сломанные конечности. Сабуров бегло осмотрел троих новоприбывших на предмет необходимости оказания первой помощи, а уже в ту же ночь, отказавшись ютиться в общем зале с наваленными вплотную на полу матрасами, Алексей с Нурланом случайно встретились в отдалённом помещении, служившем кладовкой, в котором тот, видимо, хотел побыть один. Но не вышло — за разговорами о всякой ерунде они все вместе просидели до самого утра.
Вчетвером было проще проживать случившийся ужас — скорое сумбурное знакомство как-то само по себе переросло в некое подобие командной сплочённости. Каждый осознавал, что одиночкам будет здесь гораздо хуже, поэтому спальные места они расположили максимально близко друг к другу — и подальше от остальных. В первобытно-общинном строе, вынужденно воцарившемся на Центральной, было тяжело: всё общее, ничего твоего, как и чужого, где за любую провинность ты можешь лишиться положенного гуманитарного сухпайка, а за малейшую попытку хоть как-то наладить быт для самого себя можно втихую получить и ножом под рёбра. Но полная анархия под попустительством властей оказалась ещё меньшим из зол.
Первый тревожный звоночек прозвучал уже спустя неделю после Взрыва — ещё вчера вполне себе здоровые люди проснулись охрипшие и осипшие. Сначала Юля, исходя из логичных объяснений Сабурова, списала это на нахождение в сыром, плохо проветриваемом подвальном помещении — хоть страна и готовилась к войне, о нормальных укрытиях, естественно, для простых людей фиг кто позаботился, — но уже через день некоторые из заболевших вообще потеряли возможность говорить. Изо рта раздавалось только жуткое животное мычание, а стремительно чернеющие глаза и жуткие боли в горле послужили верным симптомом неизвестной болезни. Все выжившие и успевшие добраться до Центральной врачи работали несколько недель без перебоев, вырывая от силы часов пять в сутки на сон. Нурлан, которого чуть ли не под дулом автомата повели в закрытый медицинский отсек стражи порядка, не имел ни единого шанса отказаться, хотя, пожалуй, если бы кто-то удосужился спросить его мнения, пошёл бы добровольцем всё равно. Тяготы и лишения во имя спасения людей, в чём он торжественно клялся при получении диплома, его не пугали.
Вскоре выжившим стало понятно, что всё самое страшное ещё не позади, — следствие катастрофы принесло с собой болезнь, поражающую лёгкие наряду с горловыми тканями и, что ужасно, связками голоса, которые через какое-то время буквально рассыпались в труху, и люди медленно, но верно умирали буквально на глазах у каждого. Не всех даже успевали доставить в изолированную медчасть — а даже если успевали, это не давало никаких гарантий всё равно.
Сабуров после каждой такой смены приходил злой и потерянный. Костюмов спецзащиты от заражённых не хватало, и медикам приходилось носить их по очереди — меньше всего на свете Нурлану хотелось заразить новых знакомых и стать для них ходячей смертью. Хороших новостей он не приносил, лишь гневно сетовал на властей и ненавидел их за то, что те даже не подумали оснастить такой огромный бункер размером с целый район редкими медикаментами и препаратами. Те, что были заранее заготовлены, даже в теории не смогли бы помочь; никто не знал, чем и как лечить заражённых людей в таких экстремальных условиях, а главное — от чего именно. За всю свою практику Сабуров никогда не сталкивался с подобным, да и остальные врачи эксклюзивными знаниями не блистали, поэтому ребятам, сующим новому другу нехитрый ужин, нечего было сказать, кроме простых сочувствующих дежурных слов. Какое-то время Нурлан даже избегал этих совместных посиделок, уединяясь всё в той же каморке, пока Юля спокойно не объяснила ему, что это всё равно бессмысленно, а Лёха поддерживающе не хлопнул по плечу, не в кассу, но всё равно в результате к месту пошутив, что ему холодно спать по ночам с пустым матрасом в полуметре от него по правую сторону.
Вскоре едва заболевших в этом оголтелом обществе нарекли Носителями, а тех, кого уже точно нельзя было спасти, — Немыми, и все четверо мрачнели с каждым днём всё больше и больше. Юля намертво запомнила, как плохо спала, вскакивая от каждого шороха или резких звуков в забитых помещениях, — никто, как и она, не знал, чего ждать от Носителей, которые представляли ещё большую угрозу, чем Немые, со временем смирившиеся со своей скорой будущей смертью, маячившей где-то вблизи. А Носители, помимо прочего, заражали и нарочно от «вселенской несправедливости случайного выбора», а властям, разумеется, уменьшение населения было даже выгодно: меньше народу — больше гуманитарной жратвы и прочих благ можно было положить себе в карманы.
Количество заражённых росло в геометрической прогрессии, и без того панические и агрессивные настроения на Станции Центральной за месяц и вовсе достигли точки кипения, и стало понятно: надо валить. И чем быстрее, тем лучше. Нурлан на предложение Руслана пойти с ними (и простое Лёхино «Сабуров, го с нами») ответил не особо уверенным, но согласием, ведь за уклонение от прямой обязанности полевого врача по местным законам ему грозил расстрел, если бы они попались.
Щербаков с Белым, сменяя друг друга раз в день и изучая всю подземную местность по ночам, пока у местного патруля были перерывы на перекус, так и не нашли новых или хотя бы дополнительных коридоров Центральной. Большая часть из них вела в тупики, и спустя почти неделю бесполезного блуждания оба весомо предположили, что тут всё специально построено таким способом, что выход был только односторонний, — видимо, кому-то наверху было очень важно то, чтобы никто даже не вздумал бежать отсюда иным ходом, потому что те коридоры и катакомбы, ведущие практически назад, откуда и пришли, были единственными отходными путями.
Хорошо, что Нурлан догадался прихватить с собой четыре ОЗК и респиратора: ещё одна мелкая статья за хищение госимущества по сравнению с его заочным смертным приговором уже ни на что не повлияет. Это дало возможность время от времени, натыкаясь на прогнившие ступеньки наверх (правда, система катакомб подразумевала, что по ним из разных частей Города будут спускаться, а не наоборот), хотя бы на минуту-две выходить на поверхность и быстро осматриваться, молниеносно принимая решения.
На очередном выходе Руслан с Лёхой даже ставки делать не стали, какой силы был Взрыв в тротиловом эквиваленте. От той части Города, где они оказались, осталось мало что живого: перед глазами стояли не только руины и завалы с кое-где мелькающими уцелевшими кусками, но и обугленные фасады чёрных домов. Парни предположили, что эти пожары могут быть следствием как халатности явно в спешке убегающих людей, так и коротких замыканий (электричество в Городе вырубилось почти сразу, как только прогремели ядерные боеголовки, и, наверное, его ещё пытались подключать) и действий нерастерявшихся мародёров, с помощью поджогов заметавших следы. Вся выжженная пустошь, сменившая некогда зелёный, красивый Город среди лесов, навевала ужас одним своим существованием.
Найти нормальное убежище ожидаемо оказалось непросто — такие варианты, как заброшенные склады, бывший военный госпиталь, овощехранилище, после быстрого, но тщательного осмотра парни отметали один за другим: плохая вентиляция, отсутствие глубоких подвалов, банальная ветхость и полная непригодность для вероятно долгого жилья. Приходилось спешно возвращаться вниз, дабы не рисковать здоровьем, к напряжённо замершему в одной позе Нурлану и каждый раз бросающей обнадёженные взгляды Юле, коротко и молча мотать головой и идти дальше, веря в то, что следующий подъём непременно принесёт удачу. Глупо подыхать после всего пережитого, и ещё глупее — сдаваться, особенно когда отвечаешь не только за себя.
В итоге, спустя сутки скитаний, свою Станцию, позже окрещённой ими как Дальняя по причине нехилой отдалённости, решено было располагать на базе завода по переработке металла. При виде вполне себе нормально сохранившегося изнутри знания, Юля сначала даже не поверила тому, что увидели её глаза, когда они смогли подняться на первый этаж через обустроенное бомбоубежище. Без потери сил и времени на разгребания кирпичных завалов и разрушенных бетонных перекрытий на пару с большущими осколками стекла и обломанными частями тяжёлой арматуры не обошлось, но карманный дозиметр, также прихваченный Нурланом, от превышения нормы на первом этаже не орал благим матом. А значит, и смертельного вируса здесь, скорее всего, можно не опасаться — а даже если они и ошиблись, поиск нового места дислокации один фиг с большей вероятностью может стоить им жизни.
Спасибо Белому за то, что суровая армейская жизнь научила его подготавливаться к чрезвычайным ситуациям на раз-два, — с его чёткими командами все работали быстро и слаженно, несмотря на усталость, опасаясь застрять тут в потёмках навечно. К тому же невесть откуда добытый Лёхой компас точно указывал на то, что это и было то самое предприятие, неплохо так уцелевшее после ударной волны для кучки беглецов, ищущих пристанище, — и думать о том, каким макаром парни умудрились достать на бунтующей Центральной все эти приблуды, Ахмедова себе запретила.
Это было вполне себе сносное помещение, огромное и даже более-менее жилое, с некой сохранившейся мебелью и целыми окнами, — скорей всего, тут располагался не основной производственный цех, а больше складской и бытовой, для нужд трудящегося рабочего народа. Подниматься выше и проверять, в каком состоянии находились крыша, конструкции стен и помещения над головами, было себе дороже — верхний слой атмосферы наверняка всё ещё представлял опасность, а защитные комплекты и респираторы нельзя было эксплуатировать попусту. Пока им хватит того, что есть.
Пришлось рассеиваться по первому этажу и подвалу, переделывая помещения под себя и свои нужды. Найденные в подсобном помещении тепловые генераторы, батарейки и безымянные запчасти стали просто подарком судьбы — ядерная зима им в ближайшее время точно не светила, всё это можно было смело применять в дело.
Кроме того, в довольно просторной бытовке, примыкающей к общему залу, была установлена печка-буржуйка, которая, хоть и дымила по-чёрному, вполне годилась на то, чтобы сварить незатейливые макароны или крупу и нагреть воды на всякие разные гигиенические процедуры. Продовольствия, к слову, хоть и скудного и однообразного, благодаря усилиям всех четверых должно было хватить на несколько месяцев, если не шиковать, таблеток для обеззараживания воды, коей из-за остановки электрических водонасосов в некоторых подвальных помещениях было по колено, тоже хватало — туго пришлось только с досугом и банальным непониманием, чем себя занять, что, правда, в первое время и толкало на новые поиски и «изобретения».
Так и жили уже больше двух месяцев — сообща, притираясь, прощая друг другу все недостатки и во главу угла ставя тот неоспоримый факт, что каждый в их компании — винтик отлаженной системы. Бывший солдат и офицер, которого в процессе общения ребята в шутку нарекли командором, мастер и врач — кому расскажешь, не поверят и поржут ещё, но отсутствие любого из них, обладающего уникальными навыками, погубит сразу всех.
Вынырнув из воспоминаний и вылив остатки воды из кувшина, Юля отвинтила крышку от полупрозрачного бутылька. Горькая продолговатая таблетка привычно на секунду застряла в горле. Мысль о том, что совсем скоро содержимое стекляшки опустеет, уже несколько дней проносилась в её голове чёрной тенью. Ближайшие окрестности Долины представлены мрачной пустошью, в радиусе неизвестно скольких километров нет ничего, кроме полей и бесполезных уже зданий, — впору было только и думать о том, как быстро она сойдёт с ума, когда запас лекарств окончательно иссякнет. Пока у неё была нормальная земная жизнь, Юля стабильно посещала психотерапевта и запасалась таблетками на максимум, опасаясь рецидивов в будущем, а теперь она даже понятия не имела, как быть, когда они кончатся. Несмотря на то, что среди них был профессиональный медик, он точно не сможет найти для неё этот препарат среди своих намеренно украденных запасов. Ни одно психическое расстройство не лечится в полевых условиях, оттого Ахмедова и отвлекала себя работой как могла, потому что нельзя было позволять себе зацикливаться. Исполнительность и трудоголизм — её вторые имена, и каждый из тех, с кем она делила кров и пищу, уважали эти два качества в ней.
В дверь вдруг дважды постучали, и Юля бросила через плечо короткое «входи», стараясь побыстрее спрятать пузырёк в небольшой деревянный шкафчик над столешницей. Но Руслан уже успел всё увидеть, заходя в помещение и как-то неодобрительно качая головой от этой картины.
— Я уже было решил, что ты уснула и забыла о важном.
— Тебя забудешь, — спокойно обронила Ахмедова и чуть улыбнулась.
— Вообще я про ужин, но твой ответ нравится мне гораздо больше.
Юля промолчала, давно привыкшая к подобным шуткам своего старого друга, и, открыв шкаф, скрылась за массивной дверцей, чтоб переодеться из пыльных рабочих шмоток во что-то приличное. Руслан опёрся плечом о шаткий косяк, складывая руки на груди и бездумно разглядывая убранство мастерской, которое он и так видел много раз. Белый пытался подобрать правильные и, главное, более-менее нейтральные слова, которые присутствовали в не самом изящном словарном запасе командора, хоть он и понимал, что такой очередной разговор мало к чему приведёт.
— Юлька… Ты не подумай, я не хочу давить. Но ты уверена, что точно сможешь прожить без лекарств?
— Не уверена, но что это меняет? — Ахмедова натянула на себя простую футболку и собрала волосы в привычный небрежный хвост.
— А если всё-таки получится? Если я, условно, их достану? — Белый не отставал: таков характер — переть до последнего и настаивать на своём.
— Не достанешь ты их, Руслан, прекрати, — Юля закрыла дверцу и посмотрела командору в глаза мягко, но уверенно. — Долина пустынна, вокруг ничего нет, а что может быть за ней — мы никогда не узнаем. Мне просто банально не на что надеяться, а уж на твоё бессмысленное геройство — тем более.
— Почему ты думаешь, что оно будет бессмысленным? Сваливая с Центральной, мы тоже не знали, на что идём, но рискнули и не прогадали, — рассудительно продолжил Белый, не желая слышать ни капли из того, что может случиться с близким для него человеком: таких за всю его жизнь по пальцам одной руки можно было пересчитать.
— Хватит, — отойдя от шкафа, Юля на мгновение закусила губу, собираясь с мыслями, а потом всё-таки озвучила то, что уже несколько дней крутилось в голове. — Лучше пообещай, что, если мне станет совсем хреново и я начну творить полнейшую фигню, ты самолично выстрелишь мне в лоб. Хорошо?
— Отставить подобный скулёж, блять, — Руслан гневно прыснул, не обращая внимания на то, что с губ сорвались давно забытые уставные слова. — Я, скорее, сам себя убью, чем дам умереть тебе, не неси чушь!
— На секунду показалось, что я стою и с собственным отцом разговариваю, — Ахмедову передёрнуло, но она нашла в себе силы снова улыбнуться и, подойдя чуть ближе, смахнула невидимую пыль с сильного плеча командора. — Давай без этих печальных вьетнамских флешбэков, окей?
— Прости. Видимо, давно забытая привычка снова вернулась. Впредь обещаю фильтровать слова, — Белый смягчился и улыбнулся тоже. Осознавая, что пауза слишком затянулась и он слишком долго смотрит ей в глаза, Руслан перевёл тему, не глядя хватая ручку двери. — Сегодня у нас макароны или рис?..
***
Напряжённо озираясь по коридору, Лёша юркнул за поворот, уверенным жестом увлекая за собой, и без стука дёрнул ручку «медпункта». Нурлан занял одно из самых дальних угловых помещений, очевидным преимуществом которого было ещё наличие подсобки, что можно было сносно оборудовать под процедурную. Сабуров не очень любил, когда к нему заваливались без предупреждения, но Щербаков не был бы собой, если бы соблюдал все правила и условности, а во-вторых, создавать лишний шум и привлекать к себе внимание сейчас было явно не время.
— Пс! — приоткрыв дверь на щёлку, позвал Нурлана он, тут же прижимая палец к губам и заходя внутрь. — Белый не у тебя?
Закрывая блокнот, в котором он вёл детальный и тщательный анализ всех имевшихся препаратов в алфавитном порядке, Сабуров повернул голову на звук и спокойным взглядом, хоть и брови его слегка поползли вверх, окинул вошедшего. Лёша вернулся с вечернего обхода раньше обычного, а лицо его было каким-то озадаченным, хоть и не лишённым привычного азарта. В их статичном, замкнутом мире вообще нечасто что-то случается, но любое происшествие, как правило, ничего хорошего не сулит.
— Что ему здесь делать? Он не ты, чтобы вечно влезать в какие-нибудь передряги, — с бледной тенью улыбки отозвался Нурлан: судя по вмиг расслабившейся мимике на лице Щербакова, всё-таки ничего не произошло.
— Так, может, я в них и влезаю, чтобы лишний раз повидаться с тобой, — хохотнул тот, в три шага поравнявшись с Сабуровым, и, учуяв запах попавшихся под руку склянок, поморщился. — У тебя же есть какие-нибудь волшебные пилюли, чтобы… Ну, посмотреть, здоров человечек или нет.
Нурлан непонимающе сдвинул брови, невольно обернулся на какое-то шевеление воздуха позади себя и нахмурился ещё больше, округляя тёмные глаза. Осторожно придерживая за собой дверь, в помещение вошёл неизвестный, в жутко потрёпанном, видавшем страшные виды защитном костюме, на первый взгляд совсем ещё молодой парень — судя по его внешнему облику и бегающим туда-сюда глазам, блуждал в катакомбах он явно уже не один день. Незнакомец кивнул в знак приветствия, выдавливая из себя подобие улыбки, — хоть это и выглядело довольно искренне, Сабуров едва сдержался, чтобы не выматериться вслух.
— Есть у меня волшебная пилюля — «Руслан Белый» и называется, — выдержки на спокойный тон, как ни странно, у него всё же хватило. — Зачем ты его сюда притащил? Жить надоело?
— Я случайно на него наткнулся, жопой своей клянусь! Да и жалко пацана, уже третьи сутки пытается найти, где б укрыться и что пожрать, — Лёша снова подмигнул тому и мягко опустил руку на плечо Нурлану, наверняка зная, что он не какой-нибудь стукач, и установка помогать людям для него всё-таки самый главный закон. — Ну, буду должен тебе тогда. Хочешь, даже перестану шутить дебильные шуточки? Ты попроси, я без базара перестану, честное слово.
— Ты всё равно никогда этого не сделаешь, — улыбнулся Сабуров, натягивая перчатки. — Но перед Белым отмазываться будешь сам.
— Говно вопрос, Нурик, — Щербаков с готовностью ответил и демонстративно вытянулся в струну.
— Это что ещё за… — Сабуров запнулся, не ожидая такого фамильярного обращения и не сразу сориентировавшись, как при постороннем выразить свои справедливые возмущения, но, увидев, как Лёша шуточно отдаёт честь и улыбается во все тридцать два, невольно засмеялся, хоть и недолго. — Ладно, на первый раз прощаю. Теперь исчезни с моих глаз, не смущай нашего гостя ещё больше. А ты — за мной, в «процедурную».
***
— Командор, тут это… Короче, вот.
Белый повернул голову на голос и посмотрел на Лёшу поверх кружки, тут же давясь чаем и выплёскивая половину фонтаном на пол. Щербаков поймал внушающий страх взгляд Руслана и мысленно приготовился к худшему: гнев Белого, хоть и зачастую по делу, мало кого оставит равнодушным, даже видавшего виды среди зажравшихся офицеров экс-сержанта. Тем более что гнев этот, на самом деле, был вполне справедливым — привести сюда незнакомца, непонятно как заплутавшего в подозрительной близости от Дальней, было высшей степенью идиотизма, но шаг назад уже не сделать. И как объяснить командору, что интуиция и обаяние, которым заряжает парень буквально с первой секунды, уж точно свидетельствуют о том, что он опасности представлять не может? Это и сам Лёха понял уже через секунду после того, как направил в неизвестного дуло автомата, с которым во время «обхода территории» никогда не расставался.
Ахмедова, стоявшая возле Руслана и до этого мирно с ним беседующая, посмотрела на парнишку во все глаза и едва смогла удержать в руке полную еды тарелку. Повезло, что рядом был стул, иначе бы грохнулась в обморок при виде нового и, главное, живого человека в этих стенах, к которым она только-только смогла привыкнуть.
— Блять, какого хера, Лёха?! — Белый вытер лицо и разнёсся тирадой. — Ещё и в общую столовую его приволок! Ты башкой своей подумать не в состоянии, прежде чем творить херню?!
Тщательно проинструктированный Щербаковым, мальчишка, уже переодетый в чистую и сухую одежду, явно понимал, что от того, какое впечатление он сейчас произведёт, зависит многое, если не всё. Скромная, но внушающая искренность улыбка и какой-то живой, необычный в данной обстановке взгляд выдавали в нём человека простого и негрузливого в общении, а татуированные руки, которые по первому впечатлению показались Белому признаком какого-то мажорства, по итогу довершили образ своего в доску парня, который быстро становится душой любой компании. Молодой человек понял, что нужно брать ситуацию в свои руки, и заговорил первый.
— Меня Сергеем звать. Серёга Орлов. Я ни с кем не контактировал, больше месяца жил на заброшенной промке, но там здание на соплях держится, да и жить одному — с ума можно сойти. Вот и пошёл кого-нибудь искать.
— Рус, я проверил его, всё относительно в норме, парнишка угрозы не представляет, — подал голос Сабуров, стоявший чуть поодаль.
— Относительно?! Мне не нужно слышать от вас, придурков, всякие «относительно», мне надо слышать «точно»!
Нурлан открыл было рот, чтобы что-то возразить с присущей себе рассудительностью, но не успел: стоявший впереди Лёша с готовностью сделал ещё шаг вперёд и полусерьёзным рапортующим тоном отчитался:
— Командор, в общем и целом пацан реально в поряде — стал бы я приводить к нам задохлика какого-то?
Закончив говорить, Щербаков на секунду обернулся назад и подмигнул статично смотрящему прямо Сабурову — мол, не лезь, как видишь, отмазываюсь сам, обещал же.
Никак не комментируя этот цирк, Руслан, по лицу которого всё ещё ходили желваки, перевёл уже менее напряжённый взгляд на представившегося Серёгой и испытующе спросил:
— Короче, так, пока я ещё не надумал вышвырнуть тебя отсюда нахрен, убеди меня, чем ты можешь нам здесь пригодиться. Я не собираюсь рисковать ни этим местом, ни добренькими людьми вокруг тебя, — Белый всё ещё осуждающе посмотрел на двух отчаянных дебилов, переводя взгляд то на Лёшу, то на Нурлана, чуть качая головой.
Сергей на секунду улыбнулся шире, ловя ответную улыбку стоявшего бок о бок с ним Щербакова, а затем стал более серьёзным и, слегка помявшись, начал говорить:
— Я, на самом деле, много что могу, ты не думай, начальник. Коммуникативные навыки, изобретательность, добыча огня без спичек или зажигалки с помощью подручных средств, а ещё немного шарю в простейшей механике. Вентиляция у вас ни к чёрту, кстати, я успел заметить. Фильтры могу новые установить, пониже, у вас же марля какая-нибудь есть?..
Парень ещё много чего говорил, стараясь быть как можно убедительней, — ему абсолютно не хотелось вернуться туда, где смерть настигает тебя быстро и смело. Белый молча выслушивал незнакомца и изредка кивал, что-то для себя решая. Взгляд блуждал по внешнему виду Сергея в поиске очевидных плюсов: крепкий, бойкий, явно готовый на любые способы и методы выживания. У него даже ещё что-то было с собой из еды, техники и «походных» вещей: Орлов решительно доставал всё, что лежало в неподъёмном бездонном рюкзаке, закрепляя всё уже сказанное. Лишняя физическая сила и молодая, ясная голова никогда не будут лишними, и Руслан хоть и тяжело, но одобрительно вздохнул.
— Ладно, Серёга, меньше текста, и так башка уже раскалывается. Я подумаю ещё, что с тобой делать. Нурлан, осматриваешь его ближайшие дни, мало ли что, а сегодня выдашь бинты — займётесь фильтрами вместе. А вот ты, Лёха, смотри мне, чтоб это был последний раз, понял меня?
— Фух, кажется, пронесло, — сказал Щербаков, ободряюще хлопнув рукой по плечу Сабурова и с трудом подавляя смешок: — А тебе, по ходу, принесло!
Почти буквально кожей ощутив, как напряжённая обстановка в столовой разрядилась, молчавшая до этого Юля тепло улыбнулась, приглашая новичка к столу.
— Давайте вы все сначала поедите, а потом вперёд, навстречу новому дню, ладно? — спокойно, но твёрдо сказала она, доставая из шкафчика ещё одну чистую тарелку.
Ахмедова уже собралась было по-быстрому заварить Сергею лапшу быстрого приготовления, но парни, к её удивлению, синхронно высыпали ему часть своей порции свежесваренного риса. В любой другой ситуации она, может, и сделала бы им замечание, что в этой ситуации надо есть нормально, потому как неизвестно, что ждёт их даже в ближайшие два-три часа. Сейчас же Юля с решимостью намеревалась сделать то же самое, однако была остановлена уверенным, но почти нежным прикосновением к руке — Белый посмотрел на неё безапелляционно, хоть и мягко.
— Тебе ещё вообще-то с генератором заканчивать, — осадил он Ахмедову. — Ешь давай.
— А что с ним? — едва успев прожевать и не сразу поняв, что при виде впервые за столько времени горячей, почти домашней еды даже банально забыл поблагодарить за угощение, спросил Орлов. — Если там надо что-нибудь подержать или подать, я готов — ну, после фильтров, конечно, — спешно добавил он, встретившись с красноречивым взглядом Белого.
— Неважно. Хватит с тебя подвигов на сегодня, парень, — Юля остудила его пыл беззлобно и мягко, неожиданно для себя с теплотой улыбнулась, глядя на то, как совсем по-детски быстро и жадно Сергей уплетает её еду. — Сделаешь, что хотел, и пойдёшь спать. Есть как раз одна каморка в моей мастерской, там и устроишься.
Орлов помолчал с минуту, но так ничего и не ответил, лишь коротко кивнул и долго, с плохо скрываемым любопытством рассматривал своих новых соседей по несчастью, пока те беседовали о всякой ерунде, стараясь отвлечься от привычных мрачных мыслей. Сергей невольно восхитился этими, такими разными, но дружными и организованными людьми — несмотря на все сложности, они смогли создать то, о чём он, сквозь тень страха и врождённое упрямство пробираясь сюда, не мог помыслить даже в своих самых смелых мечтах. Расслабившись и проникшись по-семейному уютной атмосферой вечера, парень вдруг выпалил то, что волновало его уже давно:
— А вы никогда не думали выбраться в соседний Город по Дороге Цветов?..
