Ядерных цветов дорога

      Когда идёшь бок о бок с человеком, которого смело можешь назвать своим другом и с которым ты легко бы согласился срать в одном поле, даже таящая в себе сотни всяких опасностей Долина покажется тебе не такой уж зловещей.       Щербаков уже не в первый раз поднимался на поверхность, некоторые участки знал наизусть, хотя и они преподнесли разные сюрпризы, поэтому и был относительно спокоен, и самому Орлову, который жадно озирался вокруг, пытаясь увидеть и запомнить как можно больше, рядом с радостным Лёхой почему-то не было страшно. Даже в такой мощной экипировке и с дополнительным грузом, несмотря на внушительный вес комплекта, солдат умудрялся дурачиться, смешно перепрыгивая через ямы и остатки заборов и ограждений, прохаживаясь, балансируя с помощью вытянутых в стороны рук, по каким-то торчащим из-под выжженной земли железкам, и удивительно быстро переключался с этой своей озорной стороны на вдумчивость и основательность ради важного дела.       — Ещё метров двести, и дальше я уже не заходил, — сверяясь с картой, которую крепко держал в левой руке, сообщил Щербаков, подходя к Серёге ближе и предупредительно кивнув ему на валяющиеся обломки окон и чёрных панельных плит многоэтажек, располагавшихся когда-то в этом квартале. — Поэтому вырубаем лайт-режим и внимательно смотрим под ноги.       Орлов кивнул, соглашаясь, и вытащил из кармана плаща Лёшины часы — следить за временем он вызвался сам, чтобы не отвлекать солдата от пометок на карте, которые тот скрупулёзно вносил остро заточенным карандашом.       — Сорок пять минут, — бодрым тоном доложил Серёга, пряча гаджет на место. — Ещё примерно столько же мы можем себе позволить бродить по пустоши прямо, — он знал, что обратный путь закономерно займёт больше времени, да и никаких форс-мажоров нельзя было исключать.       Щербаков улыбнулся, хоть и через респиратор этого не было видно, но по его довольному и гордому голосу парень понял, что это хороший результат.       — Пиздец, я раньше больше полутора часов сюда добирался, а всё из-за ебучих катакомб, — объяснил Лёша. — Знал бы раньше, что можно вылезть через второй этаж — уже давно бы до моста дошёл. Так что спасибо Нурику с его грушей и Юльке, которая случайно натолкнула на эту идею.       — И мне, что всегда за любой кипиш, кроме голодовки, — рассмеялся Орлов, многозначительно стрельнув глазами солдату через защитное стекло, покрытое пылью, которую поднимал начавшийся было ветер. — Я, по правде говоря, Лёх, охуеть как восхищаюсь, что ты, тайком ото всех, выходил в Долину и в одиночку провернул пиздец какую работу. Ещё и тягал на себе сам всё это барахло, — Серёга попрыгал на месте, отчего содержимое рюкзака за его спиной громко затарахтело, — и автомат. Кстати, всё хотел спросить: откуда ты его выдрал, если ты говорил, что во время Взрыва был на работе?       Щербаков еле ощутимо стукнул Орлова кулаком по плечу, выражая тем самым то, как приятно стало от его слов, а затем, снова уткнувшись в листы и штрихообразно набросав встречающиеся на пути объекты, наконец начал рассказывать:       — Мои бывшие коллеги — конченые ебланы, — прыснул солдат, сворачивая карту и уверенно направляясь вперёд, в неизвестность, оставляя Серёгу на шаг позади себя. — В тот момент, когда ёбнуло, мы были, получается, далеко, но эти идиоты сразу рванули вглубь катакомб, наложив в штаны. В принципе, это правильно, да — если только у тебя есть с собой хоть что-то, чтобы не сдохнуть как минимум в первое время. У меня была только камера, какая-то мелочь вроде пропуска или вот этих часов, сменные шмотки и бесполезный телефон, потому что связь, сам знаешь, слегла сразу, я даже родным не успел позвонить. Ну, короче, я сразу смекнул, что нехуй мне там ловить, пока я не достану хоть что-то. Побежал на ближайшую действующую станцию, вынес всё, что можно было, из служебных помещений, и тут какого-то хера меня застал мент. Идиот, блять, спасай свою жопу, а не фигнёй занимайся, но, по ходу, выслужиться напоследок пацан захотел. Хуй с ним и спасибо ему за «Калаш», фляжку с водой и мятную жвачку — а разбитую рожу и утерю боевого оружия он как-нибудь переживёт. Ну, потом я уже пошёл вместе со всеми, нашёл среди перепуганных людей самых адекватных, с кем можно объединиться, и так мы с Русом и Юлькой оказались на Центральной.       Земля под ногами постепенно преображалась — становилась податливей и мягче, но идти теперь было только сложнее, когда подошвы сапог начали проваливаться в такой каше. Но это не могло не радовать: значит, река уже недалеко.       — Короче, Лёха Щербаков даже во время апокалипсиса не изменяет себе: все бегут как можно дальше от эпицентра, а он — к нему, — снова заржал Серёга, уворачиваясь от опять летящего в его сторону шутливого кулака. — И как ещё у тебя автомат на Центральной не отобрали?       — Я чё, лох какой-то, по-твоему, чтобы прямо с ним туда заявляться? — фыркнул Лёша. — Мы с Белым как жопой чувствовали, что его лучше где-нибудь в катакомбах надёжно припрятать вместе с пистолетом командора. Кстати, нас с ним, как бывших военных, тогда настойчиво вербовали в патруль, но Рус как-то умно отмазался, а я просто от всей души послал гондонов нахуй. Так что вирус только ускорил наше обоюдное желание съебаться — рано или поздно нас бы всё равно прижали, как и Нурика, которого почти сразу загребли в рабство в медбокс. Он за двойной паёк, блять, часов по шестнадцать в сутки въёбывал, а потом весь зелёный приходил со смены, нервный и с мешками под глазами размером с кулак. Я уже тогда себе поклялся, что из этой задницы его непременно вытащу.       В голосе Щербакова послышалась ожидаемая ненависть, он зло взмахнул в воздухе рукой, отчего из пальцев чуть не выпала драгоценная карта, — Орлов вовремя её придержал, подбадривающе похлопав Лёшу по спине, и сам нанёс на бумагу схематическое изображение какого-то, непонятно как сохранившегося ручья слева, наличие которого лишь подтвердило, что их цель близка.       — Да уж, вовремя меня предупредили встретившиеся мне в катакомбах скитальцы, что на Центральную ни в коем случае не стоит соваться, — получив от солдата одобрительный кивок, Серёга счастливо заулыбался, возвращая карту владельцу. — Благодаря этим сведениям я благополучно обходил то долбаное место стороной.       На несколько минут воцарилась тишина: Лёша, который вдруг сник, вспоминая явно что-то не самое лучшее, шёл медленней обычного, внимательно глядя вниз, след в след за ним шёл Орлов, который попеременно смотрел то на часы, то на дозиметр, отмечая, что стрелка постепенно приближалась к красной отметке, но у них в запасе оставалось ещё достаточно делений для того, чтобы идти спокойно и не паниковать. Наконец солдат, который всё равно долго молчать не умел, задал парню вопрос, мучивший его ещё с того откровенного разговора в собственной комнате.       — Но почему, Серёг? Начать поиски дочери с Центральной было бы логичнее всего.       Лёша остановился, разворачиваясь назад полукорпусом, и внимательно посмотрел на Орлова, всё ещё сомневаясь, стоило ли вообще затевать данный разговор. Однозначно, это совсем не подходящее время для подобных душещипательных бесед, но, с другой стороны, когда, если не сейчас? Как только они вернутся на Дальнюю, Щербаков тем более не сможет узнать у близкого человека то, что его так взволновало.       — Я не спиздел Белому, когда говорил, что находился неподалёку и добывал инфу о Центральной, — на удивление спокойно ответил Сергей. — Нашёл в паре километров закуток поприличней, обустроился там и заловил одного из патрульных — благо, накопленные бабки у меня с собой были. При виде хрустящих купюр он с радостью и купился — на следующий же день притащил мне копии списков всех, кто зарегистрирован на Станции. Ни Олеси, ни соседей, ни кого-то из знакомых, кто мог бы мне помочь, я в них не нашёл. А значит, мне тем более на Центральной нехрен было делать.       Орлов ступил шаг вперёд, вынуждая тем самым и солдата возобновить спешное движение по намеченной цели, и дальше парни пошли уже молча, каждый в своих раздумьях. И только вид моста через реку — мать его, целый и почти невредимый! — вызвал крик восторга и ликования у обоих, вмиг заставив отбросить все невесёлые мысли.       Подъём на мост дался парням непросто — он, разумеется, не был предназначен для пеших прогулок с утяжелителями, поэтому пришлось попотеть и поматериться сквозь зубы, чтобы преодолеть крутой уклон и без того начинавшими уже гудеть от долгой непрерывной ходьбы ногами.       — Час двадцать три, — пытаясь отдышаться, хрипло сказал Орлов, останавливаясь уже в паре десятков метров от конца подъёма, которые, естественно, были самыми сложными. — Похер, давай чуть отдохнём и пройдём дальше, чтобы убедиться, что через реку мы потом точно сможем перебраться. За лишние полчаса Нурлан же нас не убьёт, правда?       Щербаков только с воодушевлением воспринял высказанное предложение, не сдержав смеха от наивного риторического вопроса. Убить, может, и не убьёт, Серёге, наверно, ничего даже и не скажет, а вот ему весёлую жизнь устроит. Был ли Лёша против хоть чего-то, что напрямую связано с медиком? Конечно же, нет.       Облокотившись на скрюченные перила, которые всё-таки посекло осколками снарядов и обломками не пойми чего, солдат наклонился вперёд, пытаясь внимательнее разглядеть реку внизу. С высоты моста вода казалась почти чёрной, а над ней поднимался какой-то странный едкий пар не меньшего тёмного цвета — Орлов эксперимента ради бросил какой-то увесистый камень, но парни даже характерного «бульк» не услышали. То, что мост не совсем разрушен, оказалось невероятной удачей — иначе точно из заражённой Долины им бы было не выбраться.       Выдохнув и силой воли заставив себя пройти последние метры вверх, парни наконец поднялись. Раскрывшаяся картина перед глазами, едва они взошли на железную ржавую платформу, стала ещё более устрашающей, стоило посмотреть на жуткую реку с этого ракурса и на пробоины в некоторых местах моста, которые движению, в принципе, не должны помешать, если просто будешь аккуратным, но то, что было дальше, выглядело гораздо лучше — если тут что-то не смогло уцелеть или просто хотя бы устоять, то на другом берегу сквозь бинокль едва заметно виднелись высокие дома неизвестного города и леса перед ним. Казалось, что там даже кипела жизнь, и они оба будто бы услышали шум магистралей и голоса живых людей, но, разумеется, от такой долгой ходьбы могло померещиться что угодно, поэтому оба продолжали идти, внимательно глядя себе под ноги и по сторонам. При этом сама Дорога была скрыта плотным туманом и рассмотреть себя не дала.       Ожидаемо на пути к концу моста попалась пара-тройка брошенных машин — Щербаков искренне пожалел, что не взял с собой камеру, иначе бы точно в свойственной себе манере заснял каждую и, возможно, даже залез бы внутрь, дурачась в этом идиотском тесном комплекте. Правда, его мысленные желания повеселиться хотя бы минут пять опередил Орлов в реальности — дверь со стороны пассажирского у запылённого мерседеса была открыта, как и бардачок на приборной панели. Рука потянулась к пачке сигарет, уже кем-то початой, — Серёга вспомнил о том, что среди них на заводе был как минимум один курящий человек, который, наверно, только рад будет посмолить лишний раз, но внезапно подбежавший ближе Алексей ударил его по тыльной стороне ладони и шикнул:       — Чувак, забудь. Они же не запакованы. Это верная смерть для Белого, даже ждать приступа рака лёгких не придётся.       — А вот там тогда есть чем поживиться, как думаешь? — выпрямившийся Орлов посмотрел Лёше через плечо, замирая на месте.       Солдат обернулся в сторону, куда был направлен взгляд Серёги: где-то в тени обломанных деревьев и пожелтевших кустов виднелась бело-синяя постройка. Наконец отходя от моста подальше и ступая тяжёлыми ногами на уже более-менее твёрдую землю, Щербаков глухо и свистяще выматерился — да, окна у придорожной заправки вылетели, да и тут явно что-то взорвалось, судя по бензинным разводам на кусках развороченного асфальта, но внутри всё будто бы несильно пострадало.       Желающих обчистить всё, что выжило после Катастрофы, здесь, судя по всему, не нашлось: зайдя внутрь через снесённую ударной волной дверь, парни оглянулись по сторонам и не смогли сдержать радости: на полках в целости и сохранности лежали нетронутые продукты и другие товары, что обычно продаются в подобных заведениях, а чуть правее располагался небольшой аптечный пункт. Лёша, недолго думая, сразу направился туда, сгребая во второй рюкзак, который обнаружил здесь же, без разбору всё, что было запаяно в вакуумные упаковки или хранилось в толстом стекле, — Нурлан потом сам со всем этим добром разберётся. Медик как-то говорил, что у него практически нет никаких антибиотиков, потому к шкафчикам именно с этой надписью Щербаков в первую очередь и подлетел.       Орлов же первым делом ломанулся к полкам с едой — здесь уже, разумеется, многое испортилось, но устроить на Дальней маленький пир было чем. В рюкзак, и так набитый Сабуровым всем, что может понадобиться чуть ли не на случай нового ядерного взрыва, полетели упакованные сладости, консервы, чипсы, пара банок кофе — гадкого растворимого, но хер с ним, в их ситуации и это уже праздник, ведь от чая уже давно тошнило. Серёга остановился, только когда понял, что скоро этот рюкзак уже попросту не поднимет, вздохнул, обводя жадным взглядом всё, что не смог прихватить, ещё раз сверился с дозиметром, кивнув себе, что до критической отметки стрелка ещё не добралась, и, не сдержавшись, снял с себя маску, одним ловким движением разрывая обёртку первого попавшегося шоколадного батончика.       — Блять, я в раю! Это даже лучше, чем секс! — мальчишка характерно застонал, стараясь подавить в себе желание проглотить всё, что было во рту, толком не разжевав.       — Я догадывался, конечно, что ты по жизни в плену у «вкусной еды», но чтоб это было лучше секса… — передразнив интонации Орлова, рассмеялся солдат, подходя ближе, и, поддавшись соблазну, стащил с лица респиратор, отбирая у того «Сникерс» и откусив сразу половину. Щербаков через секунду тоже обмяк, впервые за долгое время ударная доза сахара словно разбудила его мозг, находящийся в коматозе от однообразной еды в стенах Дальней, но он всё равно со смешком закончил: — Нет, я всё-таки выбираю любовь. Долгую, жёсткую и с убийственным оргазмом.       Серёга протестующе замычал сквозь ржач, дожёвывая кажущуюся такой непередаваемо вкусной орехово-карамельную начинку, и с набитым ртом пробубнил, закатывая эйфорично расширившиеся от удовольствия глаза:       — Возьми себе сам, Лёха, тут же этого добра полно!       Орлов выхватил из слабо гнущихся из-за плотных перчаток пальцев Щербакова батончик и в два счёта доел его сам, почти сразу потянувшись за следующим и ещё один передав солдату. С аппетитом уплетая лакомство, тот вдруг снова заржал.       — Вот за что Нурик нас точно убьёт, так это за то, что мы долбоёбы, — отсмеявшись, сказал Лёша. — Он раз пять повторил, чтобы жрали мы, только если совсем будет невмоготу, потому что долго находиться без респиратора опасно. Блять, не говори ему, Серёг, ладно?       — Ага, он предупреждал, чтоб и воду мы пили, стараясь уложиться в двадцать секунд и по возможности задерживая дыхание, — быстро закивал, подтверждая, в ответ Орлов. — Ничего мы нашему медику не скажем, не ссы. Так, два часа десять минут, Лёха, камон!       Обратный путь по мосту и вниз должен был быть, очевидно, легче, если бы не одно значительное «но» — теперь ветер беспощадно дул парням в лица, швыряя в них куски пыли и мелкие осколочные камни, заставляя то и дело замирать, пережидая его особо сильные порывы, и горбиться, наклоняясь вперёд. Плотная ткань ОЗК с шумом колебалась в воздухе, в том числе выпрастываясь из голенищ сапог, — остановившись на мгновение, чтобы заправить её обратно, Щербаков не заметил, как на него невольно налетел не ожидавший этого Сергей. Дальнейшее произошло будто в тумане — плашмя падая на выгоревшую землю, не видя ничего перед собой в будто песком засыпанной маске, теряя ориентацию в пространстве, Лёша вернулся в реальность только через несколько минут, когда Орлов силой поднял его на ноги вместе с увесистым рюкзаком. Карты в руках у солдата уже не было. В обозримом пространстве её не было тоже.       — Да ладно, похер, я основное более-менее помню — потом восстановлю, — глухо от нехватки воздуха, но как можно бодрее проговорил Щербаков, пытаясь рукавом протереть грязные стёкла. — Серёг, в боковом кармане у тебя лежит компас, дай его мне. Нам идти точно на север, сейчас разберёмся, без паники.       Орлов с готовностью скинул с плеч рюкзак, пошарил там, где указал Лёша, но под рукой внезапно оказалась полная пустота — ничего ощутимо выпирающего сквозь холщовую ткань не было. Тогда парень дотошно перерыл и другие отделения, затем хлопнул себя по всем застёжкам, но в карманах защитного плаща лежали лишь часы и дозиметр. Ничего не понимая, Серёга быстро залез в рюкзак снова, и через мгновение Щербаков просто врос в то место, где выжидающе стоял, холодея от испуганного, дрожащего приглушённого голоса:       — Компаса нет.

***

      Спустя час Нурлан открыл глаза и обнаружил себя задремавшим на так и не расправленной постели Алексея. Видимо, он не заметил, как расхаживать по всей Дальней из угла в угол стало уже совсем невыносимо, и нервы точно окончательно сдали, раз он так и не вышел из конуры Щербакова и провалился в рваный муторный сон. Рядом возле подушки лежал чёртов прибор — по ходу, Сабуров, так и не решившийся помчать к Белому и получить от него смачных пиздюлей, тяжело упал спиной на кровать, зарываясь длинными пальцами в волосы, и просто не смог поверить в то, что из-за такой глупой ошибки он теперь может потерять солдата навсегда и вообще больше никогда его не увидеть. Без компаса в пустом пространстве Долины потеряться можно проще простого, особенно если решил выйти к местности, которую ещё так и не изучил, — оставалось только надеяться на цепкую память Лёши и его выточенные навыки полевой разведки. И ещё, конечно, на Серёгу, который и вправду оказался намного более проворным и практичным, чем можно было изначально представить. Но Нурлан знал ещё и то, что они оба вполне могут недооценить опасность, полезть напролом, предпочитая, как всегда, делать, а потом думать, особенно с учётом того, что времени у них в обрез. Чем больше Сабуров гадал, тем больше сходил с ума, осознавая, что ничем не может помочь.       Немного приподнявшись, медик присел, подтягивая чуть выше собственную подушку и облокачиваясь на неё спиной. От длительного ожидания сонные глаза грустно оглядели комнату: при виде личных вещей Алексея стало окончательно хреново. Блуждающий взгляд наткнулся на простую чёрную футболку с принтом в виде кривого смайла, аккуратно сложенную на изголовье.       Тело само подалось вбок вместе с вытянутой рукой, цепляющейся за края плотной ткани. Это была любимая майка солдата, с которой он практически не расставался, — в ней он был почти всегда, когда они вдвоём много разговаривали, играли в шахматы и просто сидели за столом и ели пресную еду. Нурлан сжал футболку в кулаке, роняя голову и незаметно для себя самого прижимая её к своей груди. В нос ударил особый запах кожи вперемешку с чем-то таким простым, незатейливым, но уже ставшим родным для Сабурова, что из глотки невольно вырвался шумный выдох.       Если этот придурок не вернётся уже никогда, то что ему теперь здесь вообще делать? Как он будет дальше жить, если между ними всё только-только устаканилось, и он впервые обнаружил внутри себя настоящие яркие чувства? Он ведь даже самого главного ему не успел сказать, всё думал, что им некуда торопиться, ни к чему эта суета между ними, всё должно идти свободно и легко, чтобы Лёша ни на йоту в нём не усомнился и не испугался напора, а теперь Нурлан просто ненавидел себя за казавшееся ранее таким разумным молчание. Прав был Руслан: нельзя было отпускать Щербакова, лучше бы просто уговорил того не идти одному и взять с собой неугомонного Серёгу, который так хотел быть полезным и втайне мечтал о признании своих заслуг со стороны командора. Но медик тут же отогнал от себя эти предательские мысли: Лёша ему бы такой подставы точно не простил, а во-вторых, подобное поведение было просто мерзким и гадким. Правда, теперь себя никогда не простит Сабуров, что, получается, собственными руками отправил самого близкого человека хер знает куда, навстречу неизвестно каким испытаниям.       Внезапно где-то на другом конце коридора раздался негромкий шум, словно что-то резко упало на бетонный заводской пол. Нурлан нехотя оторвал лицо от чёртовой футболки, непонимающе сдвигая брови, и вставать не торопился — мало ли, что это могло быть, вдруг отчего-то матерящемуся Белому приспичило хоть как-то себя отвлечь в тягучем ожидании за той же кружкой чёрного чая.       — Нур, быстро за мной, — спустя две минуты появившийся в дверном проёме Руслан требовательно мотнул головой в сторону мастерской, тут же скрываясь и вынуждая Сабурова подняться с заправленной постели.

***

      Юля проснулась неожиданно, будто бы от грубого толчка в бок. На деле, конечно же, он оказался чем-то фантомным, ведь она лежала в кровати одна в полной тишине, при тусклом свете двух керосинок, и можно было спокойно выдохнуть и дальше пытаться крепко заснуть, но глаза почему-то уже не слипались.       Едва перевернувшись на спину, Ахмедова протяжно застонала — всё тело заломило, мышцы без привычного длительного движения ужасно затекли, а чугунная голова дала о себе знать неизвестной колющей болью. Чуть шикнув и скривившись от неприятных ощущений, девушка приподнялась на локтях со второй попытки, наконец окончательно разлепляя веки и внимательно вглядываясь в бледно-жёлтый мрак просторной мастерской.       За пыльным толстым стеклом большого окна было темно и морочно, а значит, на пустой Город уже давно опустилась ночь. В помещении всё осталось по-прежнему, каждый предмет или инструмент находились на своих местах, на полу с тихим вибрирующим гудением выполнял свои функции тепловой генератор — словом, ничего не изменилось, кроме того, что она практически не помнила событий прошедших нескольких дней. Посылая в мозг проверочный сигнал, Юля нахмурилась: единственное, что блёкло всплыло в липком после долгого сна сознании, — это короткий разговор с Русланом, который, видимо, уже давно ушёл к себе. Всё остальное будто бы исчезло в никуда, в эфемерную пустоту, сквозь её память, минуя нейронные сети, отвечающие за воспоминания, как бы она ни пыталась пробудить в своей голове хоть что-то случившееся с ней и ребятами в последнее время.       Внезапно захотелось пить. С трудом сглотнув, Ахмедова повернула слегка хрустнувшую шею вправо — стоявший на потрёпанном жизнью столе рядом с чистым стаканом кувшин был переполнен водой до краёв чьей-то заботливой рукой. Встать получилось не сразу, минут семь потребовалось на то, чтобы принять сидячее положение, потом опустить на пол негнущиеся ноги и лишь после кое-как подняться, в три шага преодолевая расстояние от смятой кровати до столешницы.       Почти атрофированное тело слушалось плохо, Юлю ожидаемо пошатнуло в сторону, едва она успела уронить две сухие ладони на запятнанную, чуть шершавую поверхность. Перед глазами плыло, нос не ощущал знакомых запахов и казался забитым и распухшим, как и собственный прилипший к дёснам язык. Поднимать одной рукой тяжёлый кувшин было сложно, через минуту получилось налить в стакан всего ничего, пролив мимо намного больше, и, разумеется, двух-трёх глотков прохладной воды оказалось чертовски мало.       Стоять на ногах, охваченных мелкой колючей дрожью, стало совсем трудно. Когда стакан с грохотом опустился на стол одним слитным жестом, Юлю снова характерно повело боком от этого нервного движения. В задворках раскалывающегося черепа очнулись неожиданное раздражение и злость от сложившейся слабости, где-то возле правого уха раздался невесть откуда взявшийся щелчок, и Ахмедова, несколько раз сморгнув подступившие от бессилия слёзы, чуть подняла голову, цепляя туманным взглядом яркий луч напротив.       Девушка напряглась, прищурено вглядываясь в грязные разводы от окна. Белый луч на мгновение замер и внезапно начал объёмно расти, становясь всё больше и больше, — мастерскую залило ослепительным, мерцающим светом, поэтому пришлось крепко зажмуриться на какое-то время и снова широко открыть глаза.       Чёткий слух, ясное зрение и обоняние вернулись резко — Юля отшатнулась на месте от накатившей лёгкости во всём организме и оступилась о толстый скрученный провод, чуть ли не врезаясь боком в мирно стоявшую в углу громоздкую выключенную камеру.       — Добрый вечер, это «Stand Up» на телеканале ТНТ, мы начинаем, здрасьте!       Бодрый и скачущий в приветственных эмоциях голос Белого вперемешку с бурными аплодисментами слышался где-то недалеко — Ахмедова инстинктивно сделала несколько шагов туда, где, как ей показалось, находился командор. Вокруг было так много незнакомых людей, дорогой аппаратуры и чуть приглушённого электрического света от софитов, о существовании которого она уже давно забыла, что это вызвало предсказуемое недоумение и шок. Юля ни разу в жизни не была в подобном шумном помещении.       — Встречайте, наш первый стендап-комик — Нурлан Сабуров!       Минуя короткий поворот, Юля, услышав очередные хлопки и знакомое имя, резко остановилась, тут же теряя установку найти в этом загадочном месте Руслана, и покрутилась из стороны в сторону, не особо соображая, что делает на плохо понимаемых физических рефлексах. Медик, почему-то одетый в элегантный серый костюм, выплыл откуда-то сбоку, поправляя умелую укладку и пуговицу приталенного пиджака. Девушка радостно улыбнулась при виде друга и подбежала ближе, но тот, не меняя сосредоточенного выражения лица, молча обошёл её как мебель, направляясь мимо тесно стоящих друг к другу мониторов в сторону кулис.       Два широких экрана почему-то не работали — Ахмедова, не успев обидеться на такую безразличную реакцию от Сабурова, невольно уронила взгляд на своё отражение в черноту прямоугольных рам. Собственные глаза расширились: вместо привычной застиранной серой футболки и штанов в облипку на ней — красивая длинная шёлковая юбка и гладкая тёмная блузка. На ногах были изящные туфли, а на накрашенном лице ощущалась непривычная тяжесть наложенного в два слоя грима. С трудом оторвав заворожённый изучающий взгляд, Юля ещё раз подтуплено разглядела саму себя, снова дважды покружившись вокруг своей оси. У неё никогда не было такой слишком женственной одежды.       Непонимание того, что творится, росло в геометрической прогрессии — чувствуя, как что-то жуткое подступает к ней уверенными шагами, Ахмедова нахмурилась и обошла эти три больших стола, за которыми сидел неизвестный мужчина в наушниках. Кто-то из встречаемых на пути прохожих здоровался с ней, кто-то желал удачного выступления, отчего Юля ещё больше пугалась и увеличивала скорость ходьбы, но через какую-то секунду она остановилась, увидев плотно стоящие кожаные диваны возле скруглённой гипсокартонной стены.       На одном из них вальяжно сидел короткостриженый Щербаков, одетый в пёструю легкомысленную футболку и увлечённо показывающий что-то на телефоне незнакомому долговязому парню. Не веря своим глазам, Юля буквально подлетела к нему, чуть не врезаясь боком в острый подлокотник.       — О, Юлька, привет, — солдат весело поздоровался первый, даже не поднимая головы вместе со своим собеседником. — Ядрёные у тебя всё-таки духи, они твоё присутствие здесь за сто метров сразу выдают. Ты уже выступила или ещё нет?       — Чего? — Ахмедова почему-то осеклась и сделала полшага назад. — Лёш, что это за место? Где мы?       — В смысле «где»? — Алексей неприлично громко хохотнул, наконец отлип от экрана и, поднимая на подругу смешливый взгляд, тут же вскинулся со спинки дивана. В блестящих серых глазах вдруг мелькнула тень нешуточного испуга. — Ты в порядке? Чего такая бледная?       — Юль, ты, правда, белая как мел, — с заметным белорусским акцентом и тревогой в голосе проговорил следом за Щербаковым молодой человек, тоже уставившись на неё во все в глаза. — Может, врача позвать? Я могу попросить через администратора.       — Так врач только что ушёл… туда, — брякнула девушка, тыкая пальцем куда-то за плотный занавес, и снова сделала пару шагов назад, с наплывом ощущая, как по вискам с силой долбанул пульс, а тонкие ладони стали до противного влажными.       — Кто? Нурик? — наивно переспросил солдат, на секунду поворачивая шею в сторону сцены, откуда был слышен размеренный монолог Сабурова, и почти тут же состраивая гримасу искреннего непонимания, поднимаясь с места. — Ты о чём? Какой он врач, с чего ты это взяла?       — Лёша, что происходит? — внезапно стало жарче, чем было до этой минуты, созревшая в своём ужасе паника нависла над Ахмедовой железным куполом, а когда Алексей обеспокоенно подошёл ещё ближе, захотелось натурально заорать во весь голос.       — Съёмки нового сезона, — Щербаков ответил как есть, чуть пожимая плечами, и всё-таки слегка зацепился пальцами за хрупкое предплечье.       Юля грубо отшатнулась, сбросила руку, царапая солдата ногтями, и хотела было рвануть обратно, туда, откуда и пришла, но колени подкосились, и что-то с силой потянуло её вниз, к истоптанному полу, на котором беспорядочно валялись дурацкие шнуры и длинные провода.       Подчиняясь падению, она даже толком не почувствовала, как Лёха всё же успел её поймать и сел рядом, укладывая часть туловища к себе на бёдра и выкрикивая: «Слав, быстро сюда врача!». Понимая сквозь пелену дурноты происходящего, что в глотке всё-таки застрял отчаянный дикий выкрик, на остатках неясно откуда взявшихся сил Юля дёрнулась, пытаясь отпихнуть от себя помощь. Помутневший взгляд увидел, как её окружила толпа любознательного народа, который буквально выбешивал своим рваным перешёптыванием, — ещё раз ощутимо шевельнувшись, Ахмедова глубоко втянула ртом воздух и закрыла глаза, проваливаясь в смоляную тёмную дыру.       … Нурлан ещё раз брызнул водой Юле в лицо, тут же чуть хлопая ладонью по впалым щекам. Руслан держал её сзади крепко, но стараясь не сильно заламывать трясущиеся руки и контролировать отступающий обморок умеренно, чтобы не причинить лишнюю боль. Наконец разлепив тяжёлые веки и хрипло прокашлявшись, Ахмедова сумбурно выдохнула и уставилась на медика во все глаза ничего не соображающим расфокусированным взглядом.       — Юля, всё хорошо, — низким, успокаивающим голосом ласково сказал Сабуров, убирая с мокрых щёк прилипшие длинные пряди. — Всё нормально, мы рядом с тобой. Всё обошлось, слышишь?       — Мы с тобой, — эхом отозвался командор, нежно погладив её пальцы, и отпустил руки, с беспокойством заглядывая в бесцветное лицо.       Ахмедова едва заметно кивнула, дрогнув ресницами, и только по этому жесту парни догадались, что она их услышала. Наконец приходя в себя, Юля поняла, что по-прежнему находится в стенах мастерской, на опостылевшем грязном заводе, а всё произошедшее — это галлюцинация от банального недоедания, помноженная на её расшатанное психическое состояние в последнее время, и это через секунду окутало её приятной волной облегчения. Нурлан выдохнул и сам вслед за подругой, поднимаясь на ноги, а Белый, помогая Юле на ватных ногах встать и сразу же присесть на кровать, отошёл к Сабурову, с трудом сдерживая рвущийся наружу мат, — после долгого отсутствия пацанов и хоть каких-то новостей, а теперь ещё и случившегося обморока Ахмедовой командору хотелось ломать всё, что попадётся под руку. Сдержаться удалось только тогда, когда он сам налил себе воды и залпом осушил стакан до дна, как водку, подавляя в себе ненужные после увиденного ужаса порывы.       Казалось, в гробовой тишине между ними прошла целая вечность. Понимая, что ни в коем случае нельзя, чтобы Юля сейчас что-то заподозрила, ей и без того хреновей некуда, Нурлан прочистил горло, подняв на Белого предупредительный прищуренный взгляд, и тихо, но убедительно произнёс:       — Рус, уже поздно, иди хоть час поспи. Я сам с ней посижу. Всё равно один хер неясно, сколько нам ждать, — последняя фраза была сказана почти шёпотом, и, судя по тому, что командор даже не стал спорить и кивнул, встретившись с испуганным взглядом Ахмедовой, тот всё понял, через несколько секунд тихо закрыв за собой дверь.       Медик уже мысленно приготовился к возможности того, что придётся девушке что-то объяснять, она и так бледная и до сих пор всё ещё заметно дрожит, а тут ещё и какие-то тайны, но Ахмедова вдруг протянула к нему руку, беззвучно попросив умоститься рядом. Сабуров постарался как можно мягче улыбнуться, чтобы не выдать своего нервозного состояния, и послушно устроился на кровати возле Юли, притягивая к себе её кажущееся таким хрупким тело. Она лишь доверительно прижалась к медику, утешаемая тем, что то, что ей померещилось, не может быть правдой: этот Нурлан не был отстранённым и безучастным, от него веяло теплом и чем-то располагающим, чего Ахмедова в нём почему-то никогда раньше не замечала, и это, на удивление, придавало сил и помогало справиться со всё ещё леденящим страхом внутри.       Какое-то время сидели абсолютно молча, Сабуров лишь мягко и осторожно гладил Юлю по спутанным волосам, успокаивая и от этих монотонных движений расслабляясь сам, пока девушка наконец вдруг хриплым, глухим голосом не проговорила:       — Знаешь, Нур… Я понимаю, ты обычно не слишком откровенен со мной, но я могу задать тебе вопрос? — Юля прижалась к другу крепче, кладя голову на сильное плечо.       — Ты уверена, что хочешь сейчас общаться? — с сомнением в голосе спросил Нурлан. — Может, тебе ещё немного поспать, хотя бы до рассвета?       — Скажи, ты любил когда-нибудь? — Ахмедова выдержала паузу и спросила прямо, игнорируя предложение, и кинула взгляд на профиль медика.       От услышанного Сабуров невольно дёрнулся, чувствуя вновь давшую о себе знать тяжесть в груди, помолчал с полминуты, медля с ответом, и на протяжённом выдохе признался:       — Ещё пару недель назад я бы ответил, что нет.       Юля кивнула, словно она что-то точно знала, слабо сжала пальцы Нурлана, увидев на костяшках едва заметные покраснения, на секунду зажмурила глаза и снова спросила:       — И как будто до этого не жил, да? — голос Ахмедовой дрогнул, её пальцы снова затряслись, отчего медик сжал её в своих объятиях крепче, понимая, что она буквально прочитала то, что он так тщательно прятал внутри себя, а потом и вовсе добила поразительной точностью сказанного, отчего Нурлану показалось, что его ударили под дых: — Самое важное — признаться в чувствах вовремя. Пока не стало поздно.       — Выходит, я могу вас с Русланом поздравить? — Сабуров собрался не сразу, лишь только спустя паузу подавив в себе желание согласиться и сменив ветвь разговора. — Я, если честно, только рад буду, если у вас всё сложится. Он, правда, очень боится тебя потерять.       — Главное, чтобы этот страх никуда не делся, когда мы выберемся из этого дерьма, — Ахмедова хоть и кивнула, но всё равно снова загрустила, бросая следующую фразу в адрес медика. — А мы же когда-нибудь выберемся, правда?       Брови Нурлана сильно сдвинулись, и сам он опустил взгляд куда-то в пол и промолчал. С каждой следующей секундой вера в то, что пацаны принесут хоть что-то хорошее к вопросу о спасении и вернутся на Дальнюю сами, всё больше и больше угасала. Задумываясь над тем, что сказала подруга, Сабуров сделал для себя неутешительный вывод: верно он когда-то говорил Лёхе, что нельзя позволять себе откладывать жизнь на потом, — нужно делать то, что хочется, здесь и сейчас, а медик, выходит, спротиворечил самому себе. И как теперь ему быть без него, если солдат не вернётся?..       Внезапно где-то наверху что-то грохнуло. Нурлан и Юля резко подняли головы в потолок, внутренне напрягаясь, но через секунду оба было решили, что им показалось, и снова вернулись к личным молчаливым размышлениям. И только когда грохот повторился с удвоенной силой, Сабуров подорвался с места и помчал в коридор, стальным тоном приказав Ахмедовой оставаться в мастерской.

***

      Парни шли долго, но быстро, наблюдая за тем, как на Долину постепенно начинал опускаться закат, и пытаясь ориентироваться по всем приметам и объектам, что смогли узнать: например, мимо этого опаленного каменного валуна они точно проходили, а вот эту витиеватую полуразрушенную колонну никто из них не вспомнил. Ветер вносил ещё больше неясности в поиск ответа на вопрос, в каком направлении им идти: казалось, он дул прямо в лицо с двух сторон сразу, заставляя теряться в догадках.       В какой-то момент, который они пропустили, наверное, уже давно, оба резко свернули не туда: судя по чёрным, как антрацит, пням, дальше был лес, и незнакомые железные сваи явно от некогда жилых домов откровенно путали и без того уставшее сознание. Развернувшись в другую из возможных сторон, Лёша уверенно зашагал прямо, подбадривая плетущегося уже на несколько метров дальше пацана как мог. Серёга как-то тяжело дышал, один раз даже сорвал с себя нафиг респиратор, отчего выслушал несдержанный мат Щербакова, то и дело оступался, когда его пошатывало, — часть продуктов пришлось выбросить, чтобы в принципе хоть что-то донести. Солдат и сам волочился на остатках сил — додумавшись оставлять Орлова с двумя рюкзаками на стрёме, Лёша шёл вперёд сам, возвращался, как только память услужливо подкидывала смутно знакомые очертания, и забирал Серёгу, постоянно повторяя ему, что осталось уже недолго.       — Девять часов тридцать шесть минут, — наконец с облегчением выдохнул Орлов, как только неподалёку в ночной темноте замаячили трубы ставшего уже родным и при этом столь ненавистного завода. Алексей, прищурено вглядываясь вдаль, победно свистнул и ломанулся к огромному зданию первый.       Взбираться на второй этаж по треклятой верёвке, цепляясь ногами за чуть обугленные стены, в жутких сумерках было непросто. Сначала Щербаков, упрямо и через силу борясь с накатившей усталостью от длительного блуждания по пустоши, дважды взобрался наверх сам, сжимая во рту фонарик и практически тут же сбрасывая с себя по очереди тяжеленные рюкзаки. С Орловым пришлось повозиться чуть дольше — пацана рубило прямо на ходу, и подниматься ему было гораздо труднее, но на последних трёх рывках Лёше всё-таки удалось втащить неподъёмное тело внутрь здания. Наконец ощутив себя в безопасности, оба тяжело рухнули на пол, пытаясь отдышаться рваными бессильными хрипами.       — Ты как, братан? — пересохшим голосом выдавил из себя солдат, пялясь в черноту потолка провонявшего гарью цеха.       — Хуёво, — последовал честный и ёмкий ответ откуда-то сбоку. — Мутит и плющит какого-то хрена.       — А у меня башка раскалывается, — признался Щербаков. — Ладно, не очкуем. Сейчас встанем, спустимся и пожрём горяченького вместе с кофейком — глядишь, и вся эта хуйня пройдёт. Это просто с непривычки. И ещё раз, Серёг: Нурику — ни слова.       С трудом поднявшись на забитые в мышцах ноги, Алексей взял усталыми руками с пыльного пола огромный ржавый лист сваренного металла, прикрывая им дыру в панорамном окне, как будто эта махина как-то защитит второй этаж от опасного ветра. Они уже точно не смогут больше здесь появиться, забить бы хер и уйти, но от вида ебучей Долины тошнило настолько, что от такой «шторы» стало как-то легче. Солдат мысленно даже обрадовался тому, что недавно они с пацаном всё-таки решились изучить мартеновский цех на предмет полезных вещей, поэтому, повернувшись к Орлову, он подал ему руку и потянул каменное тело на себя, помогая встать с грязного настила, и оба наконец двинулись в ночных потёмках к люку.       С третьей попытки подняв тяжёлый железный квадрат, Лёша навёл луч фонаря вниз, сразу же врезаясь чуть мутным взглядом в злые глаза Нурлана, что стоял внизу рядом с нервным Белым, и осознавая, что долгожданный отдых и сон им с Серёгой точно придётся отложить.