/////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
Арсений внимательно рассматривает этикетку безлактозного йогурта, будто хоть что-то понимает в его составе. Самостоятельно думать о пропитании оказывается не так легко, как дома, где продукты уже стоят в холодильнике и остаётся только придумать, что сготовить. И стоять у плиты, и готовить Арсению лень, поэтому перебивается йогуртами, полуфабрикатами или кулинарией, мысленно обещая себе приготовить что-то сносное завтра. Тихий голос Ви в наушниках прерывается гудением входящего звонка, и Арсений торопливо закидывает в корзинку несколько баночек йогурта и выхватывает телефон, ожидая в девять утра разве звонок мамы, но на дисплее высвечивается короткое «шастун». Арсений с недоверием смотрит на экран, крепче сжимая телефон в руке, и большой палец замирает над зелёной кнопкой. Конечно, они с Антоном общаются — Антон отвечает со скоростью одно сообщение в сутки, никак не вспоминает, что обещал приехать, что приглашал к себе в Красноград, а Арсений и не напоминает, боясь показаться навязчивым. Те касания на выпускном, взгляды и переглядки — Арсений всё оставил в мае, закрыл на ключ и больше не мечтал, чтобы снова не разочароваться, но Антон беспокоит его вызовом с самого утра, для самой настоящей совы это подвиг, и Арсений, ведомый страхом, что что-то могло случиться, тычет на зелёную. — Ало, — сипло отвечает Арсений, ёжась от холодка, пробирающегося под футболку. — Арс! — Арсений даже не осознавал, насколько сильно скучал за своим именем, что произносится его голосом так мягко. — Арс, привет! Слу-ушай, — тянет он, даже не давая себе продыха, — я стою на вокзале Юнска и совершенно не ебу, где твоё общежитие, поэтому полного сюрприза не получилось. Прости, надеюсь, я тебя не разбудил, — Антон смеётся, и Арсению кажется, что он и забыл, как это — слышать его смех так близко. — Арс! Арс, ты тут вообще? На той стороне что-то шуршит, будто Антон проверяет, не сбился ли вызов. Арсений слышит механический голос диктора, что объявляет о прибытии поезда, гул людей, что снуют на вокзале, и отмирает, пытаясь собрать мысли во что-то цельное. — Антон… — Арс, ты тут? Я не вовремя? Прости, я просто подумал, что круто будет приехать и сделать тебе сюрприз, — тараторит он, сбиваясь, и Арсений невольно улыбается, представляя лицо Антона: как выгибаются брови, как бегают глаза, как Антон закусывает щеку от волнения. — У тебя получилось, — на выдохе произносит Арсений, зажмуриваясь. — Я очень удивлён, — в трубке слышится антоново фырчание. — Я в магазине ещё… — О, скинь геометку, я ща подгоню быстро! — Не нужно, подожди меня на вокзале, — возражает Арсений, прижимая телефон плечом к уху, чтобы освободить руку и сложить йогурты назад в холодильник. — Я через десять минут буду, хорошо? — Хорошо, Арс, не торопись, — просит Антон, заставляя Арсения смешливо добавить: — Ка. — Что? — переспрашивает Антон, и Арсений невольно смеётся. — Не торописька, — повторяет Арсений, сдерживая глупый смех. Антон молчит всего несколько секунд, вместо его голоса звучит вокзал, и Арсений уже намеревается извиниться за глупую шутку, но Антон взрывается — фырчит тихо, хохочет, бормоча что-то непонятное. — Я скучал, Арс, — проговаривает Антон, отсмеявшись. — Кхм, жди меня, я скоро буду, — Арсений оставляет робкое «ия» в себе, и Антон коротко угукает, скидывая звонок. Арсений отстраняет телефон от уха — внутри всё переворачивается от одной мысли, что Антон в городе. Безумно хочется сорваться с места и бежать на вокзал, увидеть Антона, обнять, заставить его смеяться и водить по узким улочкам города, где их никто не знает, но, шагая по улице в сторону вокзала, Арсений понимает, что попросту не знает, как себя вести с ним. После выпускного они так и не поговорили серьёзно, и теперь Арсению кажется, что все те касания были лишь случайностью и мимолётным порывом, странной прихотью, и мечтать о чем-то большем, чем-то личном Арсению не стоит. Антон сомневался — коснулся пальцев, пощекотал запястье и понял, что это не его. Или только Арсений не его. И теперь нужно сдерживаться, чтобы не поставить Антона в неудобное положение своими фантазиями — Арсению болит внутри, но по-другому никак. На площади перед вокзалом шумно, снуют люди, стучат колёсики убитых чемоданов и пахнет пирожками с картошкой, заставляя пустой желудок Арсения сворачиваться — то ли от голода, то ли от волнения. Антона он видит издалека — всё такой же высокий, лопоухий, отросшая челка волос спадает на лоб и слегка кучерявится на конце. Арсений замедляет шаг, чтобы дать себе ещё несколько секунд и хорошо рассмотреть Антона: футболка свободно лежит на широких плечах, а руки привычно крутят бусинки и верёвочки браслетов; он перебирает ногами в коротких шортах, покачиваясь на мягкой подошве кроссовок, крутя головой туда-сюда, отчего челка лезет в глаза, и приходится её постоянно поправлять. Арсений подходит уже слишком близко — Антон замечает его, дёргаясь словно гончая перед забегом, расплывается в улыбке и срывается к нему навстречу. Секундой позже Арсений оказывается окольцован в его тесных объятиях — Антон прижимает к себе крепко, обхватывает под рёбрами и тянет на себя, едва приподнимая над землёй. — Отпусти-и, — тянет Арсений, но смеётся, оплетая руками шею. — Шаст, надорвёшься! — Меня понизили в обращении? — хохочет Антон, выпуская Арсения из объятий, и упирает руки в боки, красуясь перед ним. Антон неожиданно смуглый — особенно руки и ноги, шея, что мелькает в вороте футболки. Арсений едва отрывается от созерцания, чтобы посмотреть в глаза: лучистые, сверкающие, свежо-зелёные — тает под этим взглядом, снисходительно кивая головой. — Тебя сложно понизить, кажется, вырос ещё выше, — Арсений примеряется, выпрямляя плечи, и действительно замечает, что Антон стал на крошку выше. — Мама жалуется, что на меня вещей не напасешься, — хмыкает Антон, поправляя лямки рюкзака за спиной. — Но это такое, — он небрежно машет рукой, громко выдыхая, и смотрит на Арсения с улыбкой. — Так что, покажешь, что у вас где? — Покажу, — кивает Арсений, чуть ведя плечами. — Хочешь позавтракать? Антон соглашается и послушно тащится за ним в небольшую кафешку в проулке. Арсению там нравится — бабушкин интерьер, приветливые официантки и вкусные завтраки, и вид Антона, что сидит в большом, цветастом кресле, нравится ему ещё больше. Он заинтересованно осматривается по сторонам, подмечая красивую посуду, разрисованную пышными пионами, на который им подают нехитрый завтрак из блинчиков с творогом, делает пару снимков, восторгаясь красивыми светильниками, и даже фоткает Арсения, что смущённо отворачивается. — Я ж на даче торчал всё это время, — объясняет Антон, едва прожевав кусок. — Мы перевезли все вещи в Красноград, но отчим сразу укатил в командировку в столицу, и мама не захотела сидеть в городе, поэтому мы зарулили к бабуле в Вольное. — Это ты на грядках так загорел? — спрашивает Арсений, отпивая кофе, щедро сдобренное молоком. — Ага, — кивает он, откладывая вилку. — Хотя больше потоптал помидоры, чем что-то помог, — Арсений улыбается, представляя Антона, затерянного в томатных кустах. — А так валялся на траве, играл с собакой — у бабули такая дворняга! Погодь, фотки ща покажу, — Антон спохватывается, копаясь в телефоне, и гордо показывает галерею, что переполнена фотографиями довольного вниманием щенка, который мордочкой больше смахивает на волчонка. — Хорошенький, — улыбается Арсений — на фотке Антон зажимает щенка в своих лапах, прижимая к груди. — Я или пёс? — хитро спрашивает Антон, заставляя Арсения смутиться. — Ты — хороший, а пёс хорошенький, — хмыкает Арсений, шутливо пихая его в бок. — И что ты ещё делал? — торопливо переводит тему, переводя взгляд на недоеденный блинчик, чтобы не смотреть на раскрасневшегося Антона. — Обожрался черешни, упал с ветки, пытаясь тебе отписать, искупался в… — перечисляет он, загибая пальцы, но Арсений его перебивает, едва не подавившись кусочком блинчика. — Упал? Ты о чём? — Арс, мобильный интернет в Вольном — это две палочки где-то на вершине вишни, — важно объясняет Антон, пожимая плечами. — Приходилось потрудиться, чтобы тебе отписать, — проговаривает, многозначительно дёргая бровями. Антон переключается на завтрак, размазывая последний кусочек по тарелке, чтобы собрать шоколадный сироп, и Арсений молча утыкается в свою кружку кофе, едва потягивая подостывший напиток. Внутри разгорается странное чувство вины, будто Арсений высказал Антону в лицо всё недовольство этих одиноких дней, а причина оказалось до ужаса банальной. Наверное, в своих раздумиях Арсений выглядит жалко, потому что Антон, заметив его загрустивший вид, легко пихает в коленку, побуждая посмотреть на него. — Ты чего? — спрашивает Антон, чуть нахмурившись. Арсений рассеянно улыбается, мотая головой, и отговаривается тем, что не выспался. Скорее всего, Антон ему не верит, но не расспрашивает, за это Арсений ему благодарно улыбается, переводя тему на план прогулки — центр города, смотровая башня, огромный парк. Антон на все предложения счастливо кивает, загораясь прогулкой, и настроение Арсения немного ползёт вверх. Хочется показать Антону всё самое лучшее — чертов синдром отличника — чтобы не переставал улыбаться, чтобы горел целый день, и Арсений бы робко ходил рядом, наполняясь его теплом. Антону для этого много не нужно: он с радостью шатается по старому городу, фоткает узкие переулки, что стянуты паутиной верёвок для белья, и котов на подоконниках — те тянутся к Антону магнитами, ластятся и трутся мокрыми носами о подушечки его пальцев. Арсений тоже. К Антону тянет ужасно сильно, Арсений моментами осекается, чувствуя, что подступается слишком близко, смотрит слишком долго. Антон воспринимает его случайные касания спокойно — приобнимает за плечи, шутливо тычет в бок и трогает за тонкие запястья, чтобы повести следом за собой. Арсений тает в этих мелочах, жадно улавливает крохотные детали солнечно-улыбчивого Антона: ресницы подсвеченные в лучах, завитушки его кудрявой челки, прямой нос, испещренный бледными веснушками. В этом дне всё идеально, вплоть до нелепой попытки впервые стать на электросамокат и прокатиться по парку — велодорожки широкие, им хватает места, чтобы подгоняться, а потом просто упасть на траву, потягивая холодный чай из ларька. — Это был отличный день, — Арсений улыбается, услышав голос Антона, и приподнимается на локтях, чтобы видеть его лицо. — Я рад, что тебе понравилось, — честно отвечает Арсений, чуть закусывая губу. — А ты… У тебя есть билет? Или… — мешкается Арсений, невольно сжимая пальцами траву. — Я думал, что могу остаться у тебя на ночь, — спохватывается Антон, поворачивая голову к нему, и жмурится от солнца, — но если у тебя никак, то я сейчас возьму билет на первый удобный, — и Арсений заходится дышать чаще. — Если тебя, конечно, не будет напрягать ещё и ночью меня терпеть, — Антон чуть хмурится, явно задумываясь, что поставил Арсения в безвыходное положение, но тот только машет головой, усаживаясь по-турецки рядом. — Нет-нет, было бы круто, если бы ты остался ещё на ночь! — Точно? — с сомнением переспрашивает Антон. — А то я ляпнул и не подумал, что тебе может быть неудобно, — он приподнимается, опираясь на локти, виновато смотря на Арса. — Точно, — улыбается Арсений. — Я только соседа спрошу, будет ли он сегодня ночевать! Серёжа берёт трубку не с первого раза, заставляя Арсения хорошо понервничать, а Антона почти купить обратный билет, но в итоге отчитывается, что ночевать сегодня не будет и даже разрешает Антону поспать на своей кровати. — Видишь, я говорил, что можно! — с воодушевлением проговаривает Арсений, выскакивая на ноги. — Идём! Мы должны успеть к закату! К закату они успевают впритык — вахтёрша даже не смотрит, кого там за собой провел Арсений, лишь лениво провожает их взглядом к лифту, где на Антона нападает приступ смеха. Он цепляется за Арсения, чтобы не упасть, тот пытается спросить, что же случилось, но слишком быстро заражается смехом, едва выговаривая слова. В лифт они вваливаются спутанной кучей, хохочут, из-за тесноты (и не только) Арсений прижимается к нему плечом, жадно дышит запахом Антона — потом, дезодорантом и всё же чем-то тёплым, антоновым. — Вот мой этаж, — торжественно провозглашает Арсений, вываливаясь из лифта, и тянет Антона за собой. — Тут кухня, — указывает на небольшую общую кухню для этажа, — а тут комнаты, — ведёт по длинному коридорчику к крайней двери. — У тебя есть соседи по блоку? — спрашивает Антон, пока Арсений пытается открыть дверь. — Вообще есть, но Серёжа сказал, что они разве в августе заедут. Антон кивает и входит следом за ним в блок — узкий коридорчик с холодильником и столешницей, дверями в ванную и туалет. Арсений открывает свою комнату, первым пропуская Антона — тот входит осторожно, рассматривая небольшую жилплощадь с интересом кота, которого запустили в новую квартиру. Арсений топчется на пороге, слегка взволнованно наблюдая за Шастом — впервые они остаются наедине в закрытой комнате, никто не придёт и не потревожит, и Арсений внезапно робеет. — У тебя очень красивая комната, — улыбается Антон, с довольным видом осмотрев жилище. — Спасибо, — неловко пожимает плечами Арсений. — Разувайся, вот тапочки. Арсений копошится в ящике под кроватью, доставая мягкие комнатные, а на себя напяливает резиновые, для душа. Антон кивает, скидывая рюкзак с плеч, переобувается и кивает на предложение выпить ещё чая. Арсений возвращается в комнату с двумя кружками, одолжив вторую у Серёжи, и застаёт Антона за рассматриванием пробковой доски, которую Арсений уместил над столом. — Ты сохранил его, — тычет пальцем в рисунок, смущённо улыбаясь. — Ага, — хмыкает Арсений, отдавая ему кружку. — Идем к окну. Арсений открывает одну створку настежь, впуская прохладный ветер внутрь, и двигает учебники с подоконника, чтобы Антон мог усесться рядом. — Красиво, — восхищённо бормочет Антон, рассматривая разгорающийся закат. Арсений насмотрелся на закаты — но не на Антона. Тот в мягком золоте солнца выглядит спокойным, довольным котом, которых сегодня сфоткал. Солнце подсвечивает зелёные глаза — яркие, бликующие, они смотрят на Арсения в ответ, расширяют зрачки, и Антон встряхивает головой, тихо посмеиваясь. — Что такое, Арс? — спрашивает, едва прищуриваясь. Арсений молчит, улыбается уголками губ и пожимает плечами, опуская взгляд на свои руки, сжимающие дешёвую кружку. — Мне применить щекоточную пытку? — угрожающе предупреждает Антон, вызывая у Арсения только снисходительный смешок. — Арс, — зовёт ещё раз, осторожно касаясь запястья. — Ты же знаешь, что ничего не изменилось? Ты можешь мне доверять как раньше — как тунцу. Арсений поднимает растерянный взгляд на Антона — тот совершенно серьёзен, смотрит обеспокоенно, по-смешному выгибая брови. И гладит большим пальцем выпирающую косточку на запястье, заставляя Арсения закусывать губу от лёгкой щекотки. — Мы… Тебе не кажется, — всё же решается Арсений, — что что-то изменилось? — недопонимание отражается на лице Антона, и Арсений вымученно жмурится, пытаясь вытянуть из себя слова — больше всего он ненавидит прописывать серьёзные и важные диалоги в фанфиках, и вот Арсений в разгаре одного из них. — Это расстояние… И мы стали меньше общаться… И вообще видеться теперь будем редко, — совсем с сожалением тянет Арсений, переводя взгляд на их руки — контраст смуглых антоновых и его бледных. — Я… Я думал об этом, если честно, — хмыкает Антон. — Мне так жаль, что мы не встретились раньше, — Арсений видит, как Антон сжимает ладонь в кулак, прерывая касание к его запястью. — Мне было мало одного месяца в школе. — И мне, — торопливо кивает Арсений — Антон уже не касается его, держит руки возле себя, сжимая кулаки, и больше всего хочется взять его ладонь, распрямить и пощекотать по линиям жизни. — Но мы же будем стараться, правда? Я могу ездить к тебе, а ты ко мне, — предлагает Антон голосом, что полон наивной надежды. — Хочу быть тебе… — он запинается, заставляя Арсения замереть, чтобы не упустить следующее слово. — Другом. Другом даже на расстоянии. Арсений не сдерживается, поднимая голову вверх, чтобы посмотреть на мягкую улыбку Антона. Друг. Арсений внезапно ненавидит это слово больше всего на свете. — И можешь мне писать так, как ты бы писал тунцу! Даже если тебе будет казаться, что это глупость! — он неловко пожимает плечами, заставляя Арсения чуть улыбнуться. — И если тебе будет грустно… Напиши мне, хорошо? Арсений находит в себе силы только кивнуть. Антон вскакивает с подоконника, хватая полупустую кружку, и просится в душ, чтобы смыть с себя долгий день. Арсений видит неловкость, что сквозит в движениях Антона — его тело лакмусовая бумажка, что реагирует на малейшее волнение, выдаёт его с потрохами, и Антон пересчитывает углы локтями и плечами, пока добирается до ванной, спешно извиняется, закрываясь внутри. Арсений выдыхает у закрытой двери, крепко зажмуриваясь. Хочется плакать — от переизбытка эмоций и повисшей между ними неловкости, которую Арсений самолично устроил своими глупыми мыслями и фантазиями, заставив Антона попусту переживать. Арсений злится на себя, что перекладывает сюжеты собственных фанфиков на жизнь — но они с Антоном не юнмины, не снс и даже не драрри, их диалоги не продуманы хорошим автором, не отбечены грамотной бетой. Арсений не может промотать на последнюю страницу, чтобы узнать, каким будет финал, не видит меток — он бы поставил «неозвученные чувства», хотя сам до конца не понимает, что именно хочет Антону озвучить. Километры между ними только впереди, а он не выдержал и месяца вдали от Антона. Арсений падает на свою кровать, яростно потирая лицо вспотевшими ладонями. Когда Антон выходит из душа в футболке, которую взял с собой на всякий случай, и одолженных арсовых шортах, Арсений загоняет свои терзания подальше, предлагая что-то посмотреть перед сном. Антон с энтузиазмом кивает и смотрит на узкую односпальную кровать Арсения, где едва хватает места самому Арсу. — Может, устроимся на полу? Или сдвинем кровати? — вопрошает он, складывая руки на груди. — Завтра вернём как было, но сейчас мы никак на твою не влезем. Арсений всего на секунду задумывается над тем, что они могут спать вместе. На двойной кровати, но рядом — Арсений будет слышать, как Антон сопит во сне, а к утру и вовсе подползет к нему ближе, устроившись под боком. — Лучше не стоит, — возражает Арсений, на силу улыбаясь. — Давай садись сюда, а я… — Арсений указывает ему на сережину кровать, а сам вскакивает, чтобы поставить перед ней стул. — Вот, сюда ноут, а я сяду рядом на пол, — Антон усаживается на кровать, хмуро смотря на Арсения. — Какое «на пол»? Садись давай рядом, уж как-то влезем, — кряхтит Антон, подгибая ноги под себя. Арсений присаживается на краешек, щелкая пробелом, и пялит в экран, где начинается заставка марвел. Антон засыпает на середине Эры Альтрона, и Арсений смотрит на его спокойное, расслабленное лицо в тусклом свете фильма. Красивый. Написав свыше двадцати работ, более сотни тысяч слов, Арсений всё ещё не может придумать слово, которое бы лучше описывало Антона. «Красивый» не по меркам журналов, стандартов или прочего, просто красивый для Арсения, какой-то «по-своему». Арсений выключает ноутбук, откладывая его на свой стол, легко толкает Антона к подушке, накрывая краешком одеяла и укладывается на кровать Серёжи, желая в тишину спокойной ночи./////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
Арсений хмурится, рассеянно просматривая гугл-док с новой работой. Текст вылизанный до блеска, отредактированный, но Арсений всё равно стремается кидать его Антону на вычитку (хотя вычитывать там уже нечего). Короткий миник на десять тысяч слов написался за два дня в приступе вдохновения, которым зарядился Арсений после встречи с Антоном. Тем утром они проснулись рано, позавтракали быстрой овсянкой из пачки, выпили чай в тихих разговорах о мелочах, и Арсений провёл Антона на поезд. Дома — а они с мамой уже вернулись в Красноград — Антон начал активно отписывать, скидывать новости и твиты, расспрашивать о новых работах. Арсений соврал, что что-то пишет — Антон воодушевился, надеясь вскоре прочитать. Пришлось срочно разгонять какую-то идею, пробовать писать, хотя после месяца паузы Арсению казалось, что писательский навык у него на нуле, и буквы на клавиатуре внезапно стали ему незнакомы. К тому же Арсению впервые в жизни захотелось написать что-то личное. Написать о себе, о своих чувствах, рассказать через персонажа о том, что его волнует — сюжет завязался быстро, Арсений даже план не составлял, а просто писал, как пойдёт. И легче всего выразить страх и сомнение через что-то очень кинковое, особенно странное для большинства, когда герой тонет в смущённом стыде от желания, которое не каждый может принять. И в этот раз Арсений отходит от привычных юнминов, а пишет по снс — герои значительно старше, опытнее, но всё так же учатся говорить о своих чувствах и желаниях. Арсений прописывает Саске — закрытый, тихий, себе на уме, характер твёрже, чем личный, но наполняет его своим страхом: человек, который ему не безразличен, не сможет принять его чувства. У них секс и близость — это язык, которым они говорят между собой, способ общения, и чем сильнее чувства, тем больше Саске хочет открыться — даже когда страх отторжения сковывает тело. Арсений не знает, бывает ли так в жизни — его работы сумбурная смесь скудного личного опыта и богатой теории. «Я бы хотел, чтобы так было» — не более, но Арсению легче написать, чем рассказать кому-то, да и через текст собственные волнения не кажутся настолько глупыми, когда его мыслями говорит персонаж. Арсений вздыхает, обречённо закрывая вкладку, и лениво щелкает по иконке мессенджера, где видит непрочитанное в закреплённой сверху переписке. шастун🌞 ну как фичок???? Страдальческий стон сопровождает отправку сообщения с одной только ссылкой на гугл-док. Арсений в который раз думает, что ощущает себя странно, скидывая фанфик Антону Шастуну — иногда он даже заходит в их личку на фикбуке, листает старые сообщения, вспоминая их полуночные разговоры. Личные, щепетильные, жутко откровенные — Арсению легко было говорить с безликим «неким», чувствовать себя спокойно в тесноте их переписки, а сейчас, когда симпатия всё крепче связывается с обликом Антона, Арсению сложнее. Сложнее сдерживаться. шастун🌞 ооооооооо кайф ща прочитаю!!! Арсений отправляет кошачий стикер — и сам клубком сворачивается на кровати, выжидая, когда Антон дочитает до конца. Техника чтения у него молниеносная, Арсений тоже читает быстро, но при этом не умудряется ещё и ошибки выхватывать. Проходит пять минут. Семь — Арсений сворачивает телеграм, чтобы снять с паузы плейлист и не лежать в тишине. Серёжина кровать пустует — тот на смене, как оказалось в круглосуточном магазине, и Арсений подумывает приготовить макарон чуть больше разовой порции, чтобы он мог перекусить после работы. Их с Серёжей отношения переходят в стадию давно женатой пары — когда вам в общем-то не нужно уже ни о чём разговаривать, чтобы чувствовать себя комфортно, вот только крохотная забота, вроде приготовления ужина на двоих или покупки чего-то вкусного к чаю, разбавляет их рутину. От размышлений его отвлекает звук пришедшего сообщения, Арсений вскидывается, сразу кликая на иконку телеги, и чувствует, как потеет в прохладной комнате. Реакция Антона ему чертовски важна — будто в гугл-доке Арсений собрал все свои животрепещущие вопросы, скинув их Антону нумерованным списком. шастун🌞 охкеть. реально охуетьars Плохо?
Арсений кусает губы, ожидая его ответа — а в том, что Антон ответит честно, Арсений не сомневается, до сих пор памятуя, как грамотно он разбил в пух и прах его «экспериментальный» миник по драрри. шастун🌞 шутишь??? я хз ты прям написал что-то такое, что я вообще не ждал… типооо дело не в кинках саске, а в общем стиль будто другой и предложения другие я бы не поверил, что это ты написал Арсений нахмуривается, быстро перечитывая запутанные сообщения, и всё ещё не понимает, что Антон имеет ввиду.ars Я хотел что-то новое попробовать.
Арсений честно не хотел ставить эту глупую точку в конце, но сообщение уже отправилось — Антон его сразу же читает, и исправлять как-то глупо. Он всматривается в тянущееся «пишет», ожидая сообщение, но всплывающее окно входящего вызова заставляет растеряться ещё больше — Антон звонит, наверняка заебавшись печатать. Арсений не спешит принимать, с сомнением смотря на кружок с его аватаркой, вспоминает все их телефонные звонки — когда голос подводил, а язык плёлся быстрее мысли — и всё-таки отклоняет, принимаясь печатать оправдание.ars Прости, Серёжа спит после смены Ты можешь записать голосовое, я послушаю в наушниках
Антон читает, и под его ником сразу же появляется оповещающее «записывает голосовое сообщение». шастун🌞 Короче, я хотел сказать, что эта работа вообще не похожа на все остальные. Я сам не могу объяснить, как так, но я вот прочитал и ощущаю её по-другому. И она действительно очень сильная, Арс… Я даже думаю, что лучшая. Арсений вслушивается в запись Антона, по началу теряя смысл слов, просто заворачиваясь в тембр голоса, проигрывает ещё раз, чтобы уловить суть, и робеет, услышав похвалу. Арсений не успевает ответить, как приходит ещё одно голосовое. шастун🌞 Честно меня так переебало текстом, что мурашки до сих пор. — тихий смех — Ты невероятный, Арс. В пустой комнате его слова кажутся ещё громче, отбиваются от стен, оставляя маслянистый след, закручиваются спиралями в ушной раковине. Арсений чувствует, как шастов смех уже играет в голове, будто ему мерещится — как писк комара, которого на самом деле нет. Вот так и Антон — его нет, но Арсений слышит фырчащий смех изнутри.ars Спасибо
Печатает слабыми пальцами, и Антон сразу же читает, кидая в ответ очередной стикер, умолкая. Арсений видит, что Антон онлайн, но не решается ничего написать, до сих пор прокручивая в голове смех и тёплое «невероятен». шастун🌞 можно спросить? Сообщение появляется в чате спустя несколько минут — Арсений вскидывает голову, успев устроиться клубком возле ноутбука, убаюканный плейлистом и собственными мыслями.ars Конечно! Что-то случилось?
Арсений стекает в сидячее положение, ощущая, как затекли мышцы от позы, но не отводит взгляд от экрана, чтобы не пропустить вопрос. Кажется, что Антон сейчас спросит что-то очень важное, от этого Арсений аж подбирается, пытаясь не разволноваться заранее, но медленное «пишет» действует на него как красная тряпка на быка. шастун🌞 помнишь ты сказал что целовался с девушкой? и я хотел спросить если это не слишком что ты почувствовал когда ее поцеловал? Арсений перечитывает сообщение несколько раз — вдумчиво, между строк, бегло, цепляясь за ключевые слова. Понемногу до него доходит смысл вопроса, но с ответом Арсений временит, пытаясь понять, что чувствует. Смятение? Раздражение? Равнодушие? Скорее липкий страх — а вдруг Антон впервые в жизни поцеловал девушку? шастун🌞 если тебе неловко, то прости пожалуйста не нужно отвечать арс если тебе не хочетсяars Нет, Антон, всё хорошо!
Арсений спешно печатает, боясь, что Антон выйдет из чата, оставив Арсения наедине с мыслями-домыслами. В памяти невольно всплывает история — тогда ещё тунца, который пытался поговорить о сомнениях с другом, но получил только подбитый глаз. Таким другом быть не хочется.ars Я честно не знал, что ответить, поэтому думал Это было давно уже, нам с Идой едва было по пятнадцать
шастун🌞 Идой?ars Ну мы же друзья детства) Я ей нравился, она мне вроде тоже, и мы сидели у меня дома (это походу был какой-то семейный праздник или что), но мы целовались на кровати моих родителей…
шастун🌞 хуясе вы смелые хдддars пхпхпхпх ну это подстрекало пиздец
шастун🌞 просто скажи что у тебя кинк на публичность. или на то, чтобы тебя засекли)))ars Не скажу…
шастун🌞 ладноладно))) и тебе понравилось? вы потом говорили об этом? Арсений пытается вспомнить то жутко неловкое событие собственной жизни — в пятнадцать он без проблем смотрел и на девичью грудь, и на мальчишечьи плечи, никак не мог решить, на кого из выпускников того года стоит «крашиться» — ему нравилась и высоченная Катя, и улыбчивый Серёжа. И целоваться с Идой на родительской кровати казалось лучшей идеей на всём свете, особенно в самый разгар поисков себя.ars Не особо если честно Мы сошлись на том, что встречаться это не наше, хотя целоваться было прикольно Если тебя интересует именно это, то да Я возбудился
Последнее уточнять немного стыдно — хотя нет ничего постыдного в подростковом возбуждении. Ида была ему симпатична, он достаточно хорошо её знал, чтобы не чувствовать сковывающую неловкость, наоборот она была инициативной, прижалась теснее, уложив его потную ладонь на свой бок. Арсений едва помнит, как несмело сжимал её одной рукой, неумело шевелил губами, пытаясь подстроиться под её мягкие движения. Она разрешила даже потрогать грудь — мягкая, небольшая, Арсений от незнания сжал чуть сильнее, заставив её тихо пискнуть, вцепившись короткими ногтями в его бедро. шастун🌞 прям встал? Арсений выдыхает — кажется, скоро пар из ушей повалит от смущения, хотя несколько минут назад Антон читал более откровенное, но там стоял у Саске, а тут у него.ars Привстал Но мы больше не целовались
Антон читает последние сообщения и умолкает, отсвечивая зелёной горошинкой «в сети». Арсению до удушающего любопытства хочется спросить, почему Антона так это всё заинтересовало именно сейчас, но решиться напечатать вопрос он никак не может, так и смотрит на своё последнее сообщение, чувствуя себя откровенно плохо. Он рассказал всё, ничего не утаив, и теперь в ответ ожидает какой-то… откровенности? Арсений издаёт протяжный стон-скулёж от бессилия — совладать с собой, когда дело касается чувств, невозможно тяжело. Закрывает мессенджер, злостно хлопая крышкой ноутбука, и вскакивает с кровати, решая пройтись до магазина, чтобы немного проветрить голову. Через час он возвращается в комнату — телефон, подключившись к интернету, мигает оповещением из телеги. Арсений видит короткое сообщение на экране блокировки и чуть улыбается. шастун🌞 спасибо арс, мне это правда очень важно/////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
Арсений клюет носом, мерно покачиваясь в полупустом вагоне электрички. В будний день ранним утром путешествующих очень мало, и Арсений с комфортом устраивается у окна, опершись носками кроссовок о сиденье напротив. Электричка из Юнска в Красноград ездит едва не каждые два часа, Арсений специально выбирает ту, что пораньше, чтобы приехать с самого утра — Антон наконец позвал его в гости. За окном утреннее солнце лениво мажет тёплым светом по ровной зелени широкого поля, изредка мерещатся вдали проезжающие машины, крошки-точки сельских домов и даже отара бело-белых овечек, которую сонный пастух пригнал едва не под колеи железной дороги. Электричка останавливается на этой станции — Арсений прилипает лицом к окну, чтобы подольше посмотреть на них, пытается сфоткать, но получается что-то размытое, хотя уж очень хотелось скинуть фотку Антону. Электричка трогается, резво набирая скорость, и в вагон заходит девушка, крепко удерживая поводок. Темно-шоколадный ретривер или лабрадор — Арсений плохо разбирается в породах — усаживается на пол через пролёт, радостно виляя хвостом, и укладывает тяжёлую морду на колени хозяйке. Арсений знает, что это плохо, но фоткает исподтишка — и сразу же отправляет Антону.ars Смотри, кто со мной едет :)
Скорее всего, Антон его сообщение даже не увидит — наверняка ещё спит, хотя накануне честно обещал навести несколько будильников и встретить Арсения на вокзале ровно в восемь сорок утра. Но судя по «был в сети в 3:24», они с мамой приехали из Вольного поздно вечером, а потом Антон провалялся в тиктоке или ютубе до поздной ночи — без Арсения «ночной чат» не получился. Их общение после той неловкой переписки стало отдалённо напоминать время с тунцом — разговоры снова стали ежедневной практикой, как и видеозвонки и голосовые. Арсений сознался, что первый месяц в Юнске откровенно скучал, боясь писать кому-то, чтобы не навязываться, пожал плечами в ответ на укоризненно-заботливый взгляд — по крайней мере таким ему показался взгляд Антона — и ещё раз кивнул головой, что напишет первым, когда почувствует желание выть волком от одиночества. Антон же сознался, что не прошёл на бюджет — это сильно пошатнуло его уверенность в себе, и Арсений прочувствовал сквозящие нотки стыда в его голосе. Родители Антона согласились оплатить обучение, хотя Антон настаивал на том, чтобы пойти работать, а в следующем году испытать судьбу снова, но они правдами и неправдами убедили Антона, что не обеднеют, оплатив семестр в недорогом университете. Арсений не знал, что сказать, печатал и стирал сообщения, раз за разом перечитывая, чтобы подловить себя на ненужной Антону жалости. Антон коротко поблагодарил за неуклюжее «ты сделал всё, что смог, ты молодец в любом случае» и попросил никому не рассказывать. Арсений и не стал бы с кем-то обсуждать Антона. Электричка подъезжает к Краснограду — городок ничем не отличается от их родного, разве вдали горизонта виднеются большие трубы заводов, что кормят городишко. С поезда Арсений сходит едва не вприпрыжку, маневрирует в потоке медленных путешествующих к центральному выходу и уже издалека видит Антона — всё такого же высокого, в светлой футболке и джинсах, смешной кепке козырьком назад так, что кудрявая челка торчит в дырке. Арсений всего на секунду сомневается, стоит ли бежать к нему, но Антон решает вместо него, раскидывает руки в стороны, приглашая, и Арсений срывается на быструю ходьбу, чтобы поскорее упасть. Обнимать Антона всё так же приятно и едва щекотно от его дыхания возле уха. Секунда-десять, Арсений бы стоял так вечность, чтобы вокруг разрушались стены вокзала от времени, но не терялось тепло долговязого тела, не исчезали руки, что крепко прижимают к себе. — Привет, — глухо выдыхает Антон, не отпускает. — Привет, — глупо смеётся в изгиб шеи Арсений. — Отпустишь? — лукавит, врёт, чуть стискивая шастову футболку в пальцах. — Не отпущу, — балуется Антон, укладывая голову на плечо Арсения, шепчет прямо в ухо — Арсений ёжится от горячего воздуха. — Мы как макарошки слиплись, — хихикает Арсений, зажмуриваясь — вроде как не засыпал в электричке, но ему явно снится самый хороший сон. А внутри режет канаты, которыми связал себя, чтобы сдерживаться. Меньше касаний, меньше взглядов, чтобы потом, засыпая в комнате Антона, не смотреть на его сонное лицо, не накручивать воспоминания дня на палец и не мечтать — он Антону не нужен так тесно и лично, как придумалось-показалось Арсению. — Арс, у меня есть на крошечку плохая новость, — сознаётся Антон, тяготит на его плече. — Всё хорошо, Антон? — взволнованно бормочет Арсений, желая наконец увидеть лицо Антона, но тот только дёргается, пытаясь удержать Арса на месте. — Подожди, давай я так скажу, — просит — жалостливо, что Арсению ёкает внутри его голос, и он чуть кивает. — Короче, Заяц тут тусуется уже неделю у тётки и звал меня погулять, но я же был с мамой у бабули… И я сказал, что вернусь сегодня, но буду с тобой, а он как услышал! — Антон тараторит быстро, Арсений едва поспевает улавливать смысл. — Позвал ещё ребят — ну, там Горошка и Макса, ещё вроде Дашку и Аню, блин… Антон умолкает и часто дышит, крепче стискивая Арсения, на миг зарывается носом в плечо, заставляя Арсения дернуть плечом от щекотки. — И ты… Ты расстроился? — осторожно спрашивает Арсений, хотя и сам чувствует неприятный осадок. Это должен был быть только их день. — Ну, мне неудобно перед тобой, ты явно не ждал увидеть их всех, а получается я тебя не предупредил, и… — Антон, — одергивает Арсений, с усилием отрываясь от него, и заглядывает в лицо Антона — тот действительно кажется расстроенным, хмурит брови, которые едва видно под хаосом кудрей, и очаровательно дует нижнюю губу. — Ничего страшного в этом нет, я буду рад видеть ребят тоже, — ровным и уверенным голосом проговаривает Арсений, чуть улыбаясь. На деле хочется капризно топнуть ногой, завыть пискляво и требовать Антона только ему, ни с кем не делить, забрать себе в кармашек и гладить за шерстью как ручного кота — но Арсений улыбается, ещё сто раз повторяет, что всё хорошо, и смотрит, как радостное облегчение расползается по лицу Антона, собирается в яблочных щеках и в гусиных лапках у глаз. Антон такой — ему нужно внимание, чтобы смотрели, слушали, окружали его гурьбой и смеялись — тогда Антон заряжается лампочкой и светит крохотным солнышком. Ребята ждут их к одиннадцати в центре — Заяц встретит Горошка и девочек на вокзале, а Шевелев, кажись, уже у Макса дома. Антон же тянет Арсения к себе домой, чтобы позавтракать, оставить вещи и познакомиться с мамой. Арсений чужих родителей не боится — главное не стать «сыном маминой подруги», поэтому о себе почти не рассказывает, активно жуя поданный завтрак в виде варёных сосисок и омлета, зато без перебоя благодарит, будь то за салфетку или чайную ложку. — Антон о тебе столько рассказывал, — охает Майя Олеговна, наконец перестав мельтешить по кухне, накрывая на стол. — Трещал без убоя! — Ну, ма-ам, — возмущённо тянет Антон, неуклюже треснув вилкой по тарелке. Арсений глупо улыбается, прожевывая сосиску, и украдкой смотрит на пунцовое лицо Антона — тот расцветкой схож с пузатыми красными чашками в белых горох. Майя Олеговна только снисходительно улыбается, поправляя сползшие очки, и выходит из кухни, напоследок пригрозив Антону демонстрацией детского альбома, если не помоет посуду. Судя по тому, как тщательно Антон намывает тарелки, альбом очень интересный. Арсению неловко передвигаться по квартире одному, поэтому приклеивается к Антону не хуже переводушки, вытирает за ним тарелки, помогает убрать со стола и тащится в его комнату, отказавшись сидеть на кухне, куда в любой момент может заглянуть Майя Олеговна — тётя Майя. Комната Антона выглядит немного необжитой — в углу ещё валяются коробки, из которых торчат рукава и штанины, на столе ноутбук и неразобранный бокс с канцелярией, но зато над кроватью висят плакаты и фотографии, закреплённые серебряными кнопками. — Кидай рюкзак, — Антон указывает на кровать, а сам торопливо запихивает вещи с кресла в шкаф. — Сори, у меня никак руки не дойдут разобраться с коробками, — жалуется, кивая на склад в углу. — Ничего, — добродушно проговаривает Арсений, оглядываясь во все стороны. — Мне нравится твоя комната, — выносит вердикт, и Антон польщенно улыбается./////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
Когда Арсений сказал, что к вечеру будет дождь, Антон ему не поверил и повесил зонтик назад на крючок для верхней одежды. Быстро вышагивая по пустой, темной улице под проливным дождём, Арсений не припоминает это Антону, только перебирает ногами, пытаясь не наступить в лужу, и весело слушает, как препирается Заяц с Дашей. — Идём где-то спрячемся, — требует она, теснее кутаясь в любезно предложенную куртку Серёжи. — Да ладно тебе — это просто летний дождь, — смеётся Макс, приобнимая её за плечи. — Летний д-о-дождь, летний д-о-ождь, — неумело поёт Горошек. — Начался сегодня ра-ано, — подхватывает Серёжа с Аней, и все начинают петь. Так неумело и глупо, Арсений едва знает слова, но не может не поддаться этой атмосфере. Антон идёт рядом с ним, поёт во весь голос, изредка — случайно — касается руки Арсения. Дождь продолжает хлёстко бить по плечам и лицу, Арсений смешно отфыркивается от капель, что стекают по щекам, чешет нос от неуемной щекотки и зачесывает мокрую челку назад. Ливень только усиливается, небо гремит — за стеной сплошного дождя и шумом едва слышно голос Антона — и ребята впереди ускоряют шаг. Арсений с Антоном едва поспевают за ними, а когда те срываются на бег, Антон хватает его за руку, чтобы бежать тоже. Вода уже хлюпает в кроссовках, но Арсений упрямо бежит, ощущая крепкую хватку ладони. Ребята заворачивают за угол, но Антон нетерпеливо толкает его к козырьку какого-то магазина. Навес узкий, едва хватает места на двоих, и Антону приходится тесно прижиматься к Арсению, чтобы поместиться. — Ух, вспотел пока бежал, — смеётся Антон прямо на ухо, чтобы Арсений хорошо расслышал. Арсений слышит хорошо, ведь Антон буквально накрывает его собой, упираясь локтями о стену, отсмеивается, роняя голову на плечо, и пахнет мокрой псиной — ну, не так плохо, но запах мокрых волос почему-то напоминает Арсению собак. — Я… — Арсений хочет что-то сказать, как-то пошутить в ответ, чтобы Антон ещё смеялся — чтобы Антон всю жизнь смеялся, хочется шутить смешнее всех на свете — но не выдавливает из себя ни слова, просто хватается за предплечья. — Говори, — Антон поднимает голову, почти соприкасаясь нос к носу. — Что? — глупо переспрашивает Арсений, залипая на слипшиеся от дождя ресницы. — Что хочешь, — пожимает плечами Антон — мокрые прядки падают на переносицу, и рука чешется их убрать. — Я… Я могу спросить? — решается Арсений, понимая, что больше шанса не будет. — О личном? — Давай, — Антон медлит, но всё же соглашается, бегло рассматривая такое же взволнованное лицо Арсения. — Ты спрашивал о поцелуе… Это просто интерес или что-то… Ты хотел узнать, что я чувствовал, значит ты, — невпопад блеет Арсений, злится, что не получается сказать нормально, но Антон, кажись, понимает его и так, поджимая губу. — Если ты не хочешь об этом говорить, то не стоит, — всё же добавляет Арсений, но Антон с возражением кивает. — Нет, я… Я хотел тебе рассказать. Ещё утром, но не решился, и… — Антон чуть отстраняется, и Арсений отпускает предплечья, ощутив, как сильно он сжал его. — Я целовался с Машей. — Миногаровой? — переспрашивает Арсений, искренне удивившись. — Да, — тяжело кивает Антон, неловко мазнув ладонью по лицу, чтобы стереть влагу. — Она поступила сюда и, приехав с документами, позвала погулять, а я… Я тогда как раз думал о том, что я всё-таки чувствую — не к ней, к девушкам в целом, — Антон останавливается, чтобы перевести дух, и продолжает сипло: — Я не думал её целовать или что-то такое, но она начала говорить первая — ей понравилось на выпускном, мы ещё переписывались после этого, и она… Она полезла целоваться, а я… Хотел проверить, — на выходе произносит он, крепко зажмуриваясь. — Мне так стыдно теперь, я не хотел её использовать, я хотел просто разобраться в себе, — совсем сипло бормочет Антон, опустив голову вниз. — Антон, — мягко зовёт Арсений, чуть сжимая ладонь. — Ты же не принудил её, и… Ты сказал ей? Тебе… — Не понравилось, — глухо говорит Антон. — Совсем. Я ничего не почувствовал. Я… Я думал, что ещё что-то смогу почувствовать к настоящей девушке, потому что фанфики и… И порно… Ну, гетеро, мне совсем не нравится, — пристыженно сознаётся Антон, тряхнув челкой, чтобы закрыться, и трёт подушкой ладони глаза. — И сказал ей, что между нами ничего не может быть, она даже не плакала, а улыбнулась, и я… — Антон совсем сдувается, лишь кивает головой, втирая пальцы в глаз. — Эй, Антон, — Арсений взволнованно останавливает руку, чтобы не растёр до красноты. — Антон, слышишь? Посмотри на меня, пожалуйста, — мягко просит, чуть сжимая пальцы. Антон поддаётся — поднимает глаза, хмурится, кусает губы, вжимая голову в плечи. Арсению хочется обнять его до хруста, сжать сильно и забрать всё волнение, впитывая как губка, чтобы Антон перестал бояться себя, быть собой. Арсений робко тянет руки к шее, чтобы легко обхватить, и притягивает к себе, позволяя вжиматься в плечо. Антон мокрый с ног до головы, холодный и продрогший, цепляется за него слабыми пальцами и гулко дышит в изгиб шеи. Арсений рассеянно зарывается пятернёй в волосы на затылке, мягко перебирает влажные прядки, и Антон немного успокаивается, переставая дрожать. — Всё хорошо, ты не сделал ничего плохого, — уверяет Арсений, чуть отстраняя от себя Антона. — Слышишь? — Слышу, — смешно сопит, бегло рассматривая лицо Арсения. — Я только тебя и слышу. И дождь. И запах мокрой курицы. — А мне псиной пахнет, — глупо хихикает Арсений, заставляя Антона фыркнуть. Антон вроде как воодушевляется и рассеянно гладит Арсения по предплечьям. — Идём домой, пёс, — просит Антон. Арсений чуть кивает — напоследок позволяя себе ещё раз сжать Антона в объятиях./////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
Последнюю неделю лета Арсений решает провести дома. Август уже щадит, не душит жарой, только мягко греет последними лучами летнего солнца, и Арсению дышится легче — буквально и образно. Дома уже всё иначе, хотя квартира не видела его неполных два месяца, а с родителями распрощались всего месяц назад на озёрах — мелочь, но обнимать маму уже хочется чуть крепче, а папина полуулыбка кажется невозможно широкой. Арсений скучал — это совершенно простое чувство разливается в нём до озноба, и мамины сырники слаще в сто раз, а папины рассказы интереснее в тысячу. Семейные ужины и завтраки, видеозвонки сестре в другую страну, чтобы вместе махать ей руками и горячо звать домой в гости, даже фильмы смотрят вместе — старые комедии, чтобы всем хорошо. И родной городок уже не кажется давящей клеткой, только паутинкой знакомых улиц, рассыпанным бисером знакомо-любимых мест, и пончиковая на проспекте такая же приветливая. И не хватает только Антона, чтобы заиметь в памяти лето с ним, поставить рядом на полочку с майской плёнкой — тот соглашается приехать на два дня, и Арсений впервые за всю жизнь ставит родителей перед фактом. — Шастун, который был на озёрах? — спрашивает отец, откладывая книгу на колени. Арсений до сих пор не верит, что это вообще случилось. Антон так и не сознался, какой ценой уговорил маму приехать на неделю на те же озёра, чтобы отдохнуть семьями, но пока взрослые были заняты разговорами и застольем на цветастой клеенке, Арсений и Антон купались до синих губ и бродили в близлежащем лесу, цепляясь пальцами друг за друга. Арсений всё вспоминал, как стучало сердце, стоило целовать Иду в родительской комнате — и то слабее, чем когда Арсений просто смотрел, как Антон смеётся от шутки его мамы. Когда шутливо брызгался, и Антон фырчал от попавшей в нос воды, а больше от того, как голого плеча касалась шастова ладонь. — Да, — Арсений чуть улыбается — боже, слишком явно, но имя Антона уже не так звучит без улыбки. Папа переглядывается с мамой, которая только пожимает плечами, и на выдохе кивает. Антон кажется в его квартире чем-то чужеродным — дорисованным человечком с туловищем-огуречком и ручками-палками на старой картине, но Арсений не может оторвать взгляд от него. Антон лучик солнца, что залез в квартиру сквозь плотные занавески, даже привычная посуда в его руках играет новыми красками, на ней распускаются нарисованные цветы. Особенно Антон к лицу его комнате — серо-белые стены светлеют, кровать мякнет, стоит Антону упасть на неё, даже на детских фотографиях, которые висят на стене, маленький Арсений улыбается шире. Антон жадно рассматривает все детальки, которые не убрала мама или не забрал Арсений, проводит пальцем по корешкам книг — для них целая книжная полка — и цепляется за выгоревшие корешки карманных детективов. Их Арсений покупает, когда едет на море — четыре книги из каждой поездки, кривые страницы пахнут солью, а сюжет давно смылся из памяти волнами времени. Зато вне квартиры Антон как рыба в воде — качели во дворе снова раскачиваются солнышком, Антон смеётся, пытаясь достать носком кроссовка до листьев. — Арс, — зовёт его Антон, накатавшись вдоволь, и теперь просто мерно покачивается вперёд-назад. — Какое твоё любимое место тут? Арсений задумывается, перебирая варианты — не так много, ведь любимое точно связано с Антоном. И торговый центр, где они встретились впервые, и кафе, где собирались всем классом, и школа… — Школа, — отвечает Арсений, рассматривая удивлённое лицо Антона. — Там была вся моя жизнь, — и ты. — Хочешь поехать? Давай, я думаю, там открыто, как раз все готовятся к первому, — загорается Антон, в предвкушении вскидывает брови. — Посидим за одной партой, будто… будто так было всегда. Арсений только кивает — все слова сметает накрывающая волна из чувств и волнения. Ничего внутри не остаётся, только светло-тёплое что-то, сосредоточенное в крохотном изгибе шастовой улыбки, в яблочных щеках, во вздёрнутой брови и в мальчишечьей ладони, что робко обхватывает его руку. В школу они едут на автобусе — Арсений чувствует лёгкий укол ностальгии, проезжая все знакомые места, каждая кочка ёкает в груди годами одного и того же маршрута от дома к школе. Единственное, что поменялось, это Антон на соседнем сиденье. Сидит близко-близко, аж коленки соприкасаются, и Арсений ловит его взгляды украдкой — а тот только смеётся, сразу же опуская глаза на зажатый в руках рюкзак, за которым ещё поднимался в квартиру. У школы тихо и совсем безлюдно, Антон и Арсений без препятствий заходят в прохладное здание, прислушиваясь к тишине коридоров. В конце недели первое сентября — вот тогда стены школы снова вспомнят гул перемены, лица и голоса детей. Снова будут слёзы и страх первого урока, смех и счастье долгожданной встречи после длинных каникул. Арсений помнит каждое первое сентября, каждый букет для Васильки и каждый новый пиджак, который ему покупали перед учебным годом, — но вот совсем не помнит Антона в этой школьной суматохе. Внезапно Арсений думает, что знает Антона уже двенадцать лет. Что видел его ещё мелким пятилеткой, которого усадили за первой партой в нулевом классе рядом с ним, видел его в третьем классе, когда он выиграл забег среди младшеклассников. Помнит его в четырнадцать — прыщики на бледном лице сильно выделялись, и Ирка из параллельного, кажется, за ним упадала. Арсений видел Антона на протяжении двенадцати лет, пять дней в неделю, минимум шесть часов в день — но на самом деле Антон Шастун появился в его жизни, когда согласился отбетить фанфик, а ещё крепче засел, когда в начале мая Арсений впервые в жизни вживую услышал тёплое «Арс». Этого времени ничтожно мало для того, чтобы влюбиться, но Арсений успел — как только умудрился. Антон отмирает первым, слабо пихаясь локтем в бок, и Арсений всплывает из пучины размышлений, но тонким маслянистым шаром на поверхности лежит «влюбился» — закручивается буквами, выгибается, блестит на солнце радужной палитрой. Арсений знает, что неполярное никогда не растворится в полярном — так и стойкое осознание собственных чувств никогда не сможет раствориться в потоке его мыслей. — Идём? Или струсил? — спрашивает Антон, лукаво улыбаясь, смотрит на него невозможно мягко. — Идём, — бормочет Арсений, едва тряхнув головой. Хочется сказать что-то глупо-наивное, вроде «за тобой хоть на край света», но зачем, Арсению бы дойти с ним до кабинета, потом домой, а завтра на вокзал, чтобы разъехаться в разные города. Расстояние снова угнетает, они молча поднимаются по ступенькам на свой второй этаж, бредут по коридору, заглядывая в пустые кабинеты, и доходят до своего. Табличку уже сняли, и дверь кажется Арсению какой-то пустой без родной буковки — Антону вроде тоже, судя по тому, как он засматривается на светлое пятно там, где была табличка. Дверь поддаётся — Арсений просовывает голову внутрь, бегло осматривая пустой класс, и мешкается входить. Антон нависает над ним, едва не ложась поверх, и во всё горло кричит над ухом: — Есть кто дома? — Не ори, Шастун, — шипит Арсений, пихаясь — Антон шутливо пихается в ответ, и Арсений уже думает, как бы завалить этого негодника. — Да никого нет, чего ты, — смеётся Антон, заталкивая Арсения в кабинет. — Идём! — он хватает Арса за руку, утягивая к последней парте первого ряда, и Арсений едва перебирает ногами, опасливо оглядываясь. — А если кто-то придёт? Что мы скажем, что моча в голову ударила и захотелось в первый класс? — бурчит Арсений, выпутывая руку из захвата, и останавливается перед своей партой, за которую уже уселся Антон. — Мы ничего плохого не делаем, Арс, — успокаивает Антон, откидываясь на спинку стульчика, и укладывает рюкзак на парту. Арсений выдыхает, головой понимая, что прийти в свою же школу это не преступление, но тонкие звоночки тревожки не дают покоя. Арсений чуть выдыхает, пытаясь расслабиться, и усаживается на свой стульчик у окна рядом с Антоном. Он всё так же скрипит, колени так же упираются о крышку парты, а с окна всё так же бъёт солнечный свет в затылок. Знакомо-забытое ощущение понемногу затапливает тело, Арсений невольно оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что всё осталось таким же — вот только с доски сняли их фотографии, список класса и букву, но оставили бабочек и кривую снежинку, которую Заяц сделал из страницы с сочинением. — Так странно, что больше не будет уроков, — сознаётся Антон, и Арсений поворачивает голову к нему. — Будут пары, — пожимает плечами Арсений, блуждая глазами по лицу Антона. Тот смотрит на него, считает ресницы, перебирая их между мыслями, и понемногу тонет в меланхолии. Арсений не берётся убеждать — послушно тонет во внезапной печали. С Антоном лучше так — отпустить, не сопротивляться, и Антон-море будет держать солёными руками, покачивая, усыпляя тревогу. Антону не страшно доверять, потому что если и ударит, то только лицом к лицу и разве собой — и эти раны Арсений не будет лечить, а оставит открытыми. — Будем парой? — Антон коротко фырчит смешком, совершенно невозможно выгибая брови. — Что? Воздух вокруг густой, масляный и тёрпкий — Арсений волнуется, ухватившись за его слова. Антон смотрит на него так откровенно — плохо, что это слово опорочили, превратив во что-то сексуальное, ведь на самом деле «откровенно» — это то, как Антон смотрит. Он заливает собой до краев, не смотрит — касается. Взглядом, расширенными зрачками, маленькими морщинами, даже веснушками — теплый, желтый воск — твердеет, когда печалится; мякнет, когда греется чужим теплом. Антон остается на коже масляным следом, поджигается, тает, растекается, застывает, и Арсений по собственной воле покрывается им как коконом из воска. — Парой? — переспрашивает, едва найдя хоть какое-то слово. Антон не отвечает сразу, подрагивающими руками хватается за рюкзак, что лежит перед ним, и роется в переднем кармашке, выуживая из него небольшую коробку. — Будешь моим парнем? Он протягивает коробочку, в которой оказывается два невзрачных на вид браслета из черного пластика — похожие на шагомер или умные часы более дешевой модели. — Ты делаешь мне предложение браслетом? — глупо хохочет Арсений, расплываясь в улыбке. — Пока так, — Антон только смущенно пожимает плечами, откладывая коробку на парту, и осторожно берет в руки один. На его руке браслет кажется совсем мелким, тесно обхватывает запястье, и Антон протягивает раскрытую ладонь, второй рукой берясь за второй. Арсений намёк понимает, едва смутившись протягивает руку, вокруг которой Антон застёгивает такой же браслет. Кончики шастовых пальцев покалывают мелкими разрядами тока, запястье совсем тонкое в обхвате его пальцев, и Арсений засматривается на контраст своей бледной руки со смуглыми пальцами. — Это ещё не всё, — обещает Антон, берясь за телефон. — Смотри, эти браслеты можно подключить к приложению — мой к моему, твой к твоему, и через приложение можно их соединить. И тогда, когда тебе будет грустно без меня в Юнске, ты можешь меня коснуться через этот браслет, — проговаривает Антон и от пристального взгляда заметно робеет. — Дай свой телефон, пожалуйста, — просит он, сильно раскрасневшись. Арсений послушно достаёт телефон, без страха отдавая в руки Антона, смотрит, как он скачивает приложение через плэй-маркет, подключает второй браслет и коннектит их — а сам снова и снова прокручивает в голове. «Будешь моим парнем?» — крутится, крутится, крутится заевшей пластинкой, и Арсений упрямо переставляет иголку проигрывателя в нужное место, чтобы снова и снова. Из хаоса мыслей с тонким звоном шепчущего «люблю-люблю-люблю» его вырывает касание к запястью — короткое, едва ощутимое, похожее на мелкий разряд, и Арсений дёргает рукой, озадаченно смотря на левую руку с браслетом. — Почувствовал? — улыбается Антон. — Что ты сделал? — Коснулся тебя через браслет, — объясняет, показывая ещё раз — Антон нажимает пальцем на узкий дисплей своего браслета, что светится синей полоской, и Арсений ощущает его касание на запястье, прямо у жилки. — Из-за учебы мы будем реже видеться, и я очень хотел, чтобы ты не забывал… — сбивчиво проговаривает Антон, улыбается впервые так волнительно, что Арсений не может совладать со своим языком, перебивая. — Я буду твоим парнем. Я не сказал, но теперь говорю — я буду. И хочу, чтобы ты был моим парнем, — к концу пламенной речи запал утихает, и Арсений совсем тушуется, только кусает щеку изнутри. Молчат, смотрят, переваривая густую и липкую кашу из чувств и мыслей, которую за раз проглотили большими ложками. — Так жалею, что не сидел с тобой в школе, — внезапно-тихо бормочет Антон. — А что бы было? — Арсений совершенно не может оторвать взгляд от Антона — тот жмурится от солнца, что пробивается сквозь жалюзи. — Я бы лапал тебя за колени, — честно сознаётся Антон, укладывая ладонь на колено. Арсению коротко пережимает дыхание, вдоль позвоночника тонкой испариной проходит волнение, плетётся вокруг конечностей и оседает в кончиках пальцев. Рука Антона ощущается явно, нагретый металл колец греет, и Арсений едва прикрывает глаза. — Тогда я был бы двоечником. Он шепчет это в тишину — только шумит ветер в листьях за окном и шуршат длинные полосы жалюзи. Арсений сидит с закрытыми глазами — сейчас раскроет, а перед ним майский день, Антон в форменной рубашке, один план на двоих и целое лето впереди. Тишину нарушает едва слышный скрип стульчика, Арсений уже почти открывает глаза, но чувствует тёплое дыхание у кончика губ. Собственное дыхание предательски подводит, учащается под гнётом стучащего сердца, и Арсений боится, что спугнёт антонов порыв своей несдержанностью. Губы Антона ощущаются правильно. Легко и невесомо, совсем не так, как Арсений привык описывать в своих фанфиках. Нет бабочек, нет ощущения полёта или желания углубить короткие, осторожные касания, только острое желание застыть в этом моменте. Антон обхватывает нижнюю губу, чуть проходясь языком, чтобы оставить свой след — Арсений повторяет за ним. Это совсем не похоже на поцелуй с Идой — возможно, он просто не чувствовал к ней того, что чувствует к Антону даже без поцелуев. Голова гудит от мыслей, тяжелеет, словно Арсений залпом выпил кружку пива, а на месте держит только рука Антона, что едва сжалась на его коленке. И губы — шершавые, полноватые, неумелые, робкие — держат его в этом лете.