***
— Ты напряжён, — заметил Александр Семёнович, когда мы подходили к дому вожатой. — Да, — не стал отпираться я. — До сих пор не верится, что получилось вас найти в два счёта. Жду подвоха. — Не нервничай, сейчас всё хорошо и будет только лучше. Леонид Семёнович, хоть и тот ещё оригинал, — почему-то вздохнул собеседник, — слово держит. — Думаете, вы просто двойник, дубликат? Да быть такого не может, что похожи как две капли воды! — Я насторожился, услышав грусть в голосе Каневского, потому решил подбодрить, а потом и поговорить по душам. Александр Семёнович лишь пожал плечами. На его лице сквозь оптимизм читалась не то усталость, не то тяжёлая дума.***
Я уже уверился в том, что два Каневских безраздельно властвуют над лагерем, и перед ними открываются все двери… в том числе в столовую до обеда. Пионеры прорвались к раздаче, когда я доедал второе. Я лишь сейчас сообразил, что не выложил ножа, но уносить его сейчас поленился. Одному скучно, и оставалось разве что пялиться в окно да вслушиваться в гул пионеров, попивая компот. «Хоть бы вести следствие, а не просиживать здесь штаны…» И высшие силы меня услышали. Задребезжала посуда, тонко вскрикнули. Какой-то похожий на меня парень в зимней одежде вскочил на стол и с угрожающим видом двинулся на Ульяну. — Алиса! — пискнула она. — Её тут нет! — каркнул парень и попытался схватить девочку. Она ракетой вылетела из столовой, он за ней. «Ну что, хотел приключений? Бегом за ним, не психуют же так из-за котлеты!» Я заозирался в поисках поддержки. Каневский сообразил, в чём дело, резко кивнул мне и потащил названного брата из-за стола. Я бросился в погоню, держась за карман с ножом. Соскочил с порога, глубоко вдохнул, рванул к площади. Псих будто бежал спринт и играючи оторвался — не нагнать. Я совсем поздно понял, что перенапрягся. Глотнул воздуха, но лёгкие уже сгорели, и секунд через десять я позорно заковылял к дому Ульяны, ухватившись за стреляющий бок. Её погнали в старый лагерь. Псих метрах в ста впереди на бегу что-то выкинул из кармана и метнулся ещё быстрей. Я отдышался и засеменил в ту же сторону. На обочине валялся побитый телефон, замотанный в наушники, — точь-в-точь как мой. Из любопытства подхватил, пролистал галерею, фонотеку… Последние прослушанные песни — мои же. Меня прошиб озноб. — Неужели я?! Чудом открылось второе дыхание, и я, подгоняемый страшной правдой, унёсся дальше в лес.***
Через минуту вдалеке показались силуэты. Ульяна трепыхалась в стальной хватке, псих тянул из-за пазухи охотничий нож — тот самый, который я брал в старый лагерь. «Не добегу, не успею!» — сообразил я и чудом телепортировался вновь. Обхватил психа со спины, попытался заломить руку с ножом, но противник вывернулся. Улька уже сбежала. — Зачем? — выдохнул я, кое-как принимая защитную стойку. — Чтоб не веселились, мрази! — зашипел он и замахнулся. Я еле отскочил и выхватил из кармана свой нож. — Злоба не спасёт! Ты не один, остановись! — взывал я. Вместо ответа мне с размаху ударили кулаком в висок, а нож хищно вонзился в плечо. Я онемел от боли, нелепо отмахнулся и потерял равновесие. Нож проскользнул сквозь плоть и мясо, скрипнул по кости, и в ответ я смог лишь засадить врагу коленом в бок. Оба повалились наземь. Кружилась голова, противно пищало в ушах. Нещадно кровило плечо, почему-то ещё сильней болел бок… — Что, братец, жирок бо-бо? Думать надо, прежде чем клона бить! — заржал псих, поигрывая окровавленным ножом. Впрочем, болевая гримаса выдавала, насколько несладко пришлось и ему. — Я — не ты, и никогда не стану таким! — прохрипел я, вставая. — Ой, правда? Крыша съехала мгновенно, когда ты проснулся без Алисы и не нашёл Каневского, — скривился двойник. — Но что тебе конец, то мне — новое начало. Не думал, что следствие поведут по твоим следам? Если вообще останется, кому вести! — Тварь! — процедил я и носорогом понёсся на двойника. Тот не опешил, а полоснул ножом по рёбрам, но в ответ получил в солнечное сплетение. Секундная передышка, и я навалился на согнувшегося врага. Он закрыл голову руками и ткнул локтями в уже пострадавшие рёбра. Рана была неглубокая, но от тычка — новый всплеск дикой боли. Я заорал и отшатнулся. Двойник быстро очухался и пару раз махнул ножом, царапнув по рукам. Но про порезы я думал в последнюю очередь. В голове свербило: не отбиться, а продержаться. Каневский придёт на выручку сам или соберёт людей. Двойнику не уйти. Впрочем, враг понимал это не хуже, а потому и торопился разделаться со мной. Боец он тоже не ахти, ибо чуть не лишился пальцев, а разок получил по вене на руке. Но от того не легче — раны прорезались и у меня. Превозмогая боль, я попытался перехватить чужую руку с ножом, вырвать его. Адреналин придавал сил, работая против кровопотери. Двойник, рыча от ярости, отмахивался, и ножи всё ближе мелькали к телам. Враг выдыхался, но и мои силы угасали. Мой ложный замах, шаг в сторону, и нос встретился с чужим лбом — двойник боднул и лишил равновесия. Я едва удержался на ногах, а враг попёр с удвоенной силой. Вот он чиркнул по локтю, по ключицам, по щеке… — Ты предсказуем! Слаб! Бесполезен! — выкрикивал он с каждым замахом. Я вцепился крепче в свой нож — любым выпадом меня могли добить. И тут громыхнул выстрел. Чуть поодаль, слева от меня, Леонид Семёнович сжимал дымящийся пистолет. Что-то словно прошило бедро, но, кажется, стреляли не в меня. Двойник недоумённо глянул на окровавленную ногу и завалился на меня. Я не успел извернуться, и мне треснули кулаком мне по зубам. От новой вспышки боли я дёрнулся, но меня ухватили за раненое плечо… и телепортировали. Мозг завис, я не мог сомкнуть глаз, и по краю сознания пробежала ярчайшая паутина образов и картин. Соприкосновение с иным разорвалось — я обо что-то приложился головой. Пара нахлынувших волн боли, и я осознал: мне резанули по сухожилиям на ногах, чтобы не сбежал. Ножами пронзили ладони, прибив к земле. Схватили за горло, пару раз крепко лупанули затылком о бревно. Наконец от души избили. Челюстей не сомкнуть, во рту месиво из зубной крошки, череп взрывался от чудовищной боли, кровь заливала глаза. Писк в ушах в сто крат усилился. Враг — пятно. Попытался вдохнуть, но захлебнулся кровью: отделали любо-дорого, и сплющенные лёгкие уже норовили лопнуть под смятыми рёбрами. Умирал я редко и совсем не так больно. — Тебе конец, — харкнул кровью двойник. Видимо, решил убить любой ценой и забрать с собой. Сознание уплывало. И тут передо мной замельтешило коричневое пятно, по-кошачьи зашипело. Враг завопил от боли, кувыркнулся подальше… и словно разбитое стекло склеили: я отчётливо увидел, как его обхватили за горло. Через полминуты задушенный двойник тряпичной куклой осел на землю. — В его лагерь, быстро, — приказал кто-то. Последнее, что я понял — Юля обняла меня и телепортировала.***
Мерно тикали часы в медпункте. Я медленно моргал. Слух ослаб, перемежался помехами и звоном. — Выжил чудом, но надо срочно переливать кровь. У парня на руках глубокие колотые раны, две сквозные. Пострадали ахилловы сухожилия. Порезы по всему телу, — говорила Виола, бережно меняя мне бинты на голове. — Трещины на рёбрах. Выбиты зубы. Тяжёлое сотрясение мозга с нарушением моторных функций. Ретроградная амнезия. Тиннитус. А по иронии судьбы — аллергический ринит. — Его надо везти в райцентр! — воскликнула заплаканная вожатая. — Бандит разломал телефон в администрации, пробил шины «Волги» и сбежал в леса. — Каневский был опечален, но держался строго. — Славя стала его первой жертвой, уже на остановке. Избил Алису. Запер пристань, задержав сторожа. Налётчик готовился, только зачем? Алисе клали компрессы. На соседней койке без сознания лежала Славяна. Зато дышала.***
Виола совершила настоящий подвиг, вытащив меня. Спасибо и пионерам: когда о моём геройстве пошла молва, десяток неназванных добровольцев сдали кровь. Мог ли я подумать, что в «Совёнке» придётся лежать на капельнице? Именно поэтому реабилитация растянулась на всю неделю. Я терпел… и если в прошлом уже вскрылся бы от муки или попросил бы задушить подушкой, то сейчас почему-то держался. Казалось, что дело не только в долге остаться и не бежать от боли. И паутина бессилия, в которой я завяз до встречи с Леонидом Семёновичем, ослабевала все дни, пока я был прикован к постели. Каневский успел что-то поменять во мне за неделю знакомства. Равнодушие надломилось. Целыми днями я размышлял, — больше ничем нельзя заняться после сотрясения, — почему бросился защищать Ульянку. Какое, собственно, моё десятое дело? Всё та же кукла, пострадает — и чёрт бы с ней! Ан нет, отчего-то кинулся на помощь. Благое намерение, какими вымощена дорога известно куда. И без награды не остался — лежу тут теперь, раны зализываю... И всё же, почему? Из-за веры в то, что они — не запрограммированные болванчики? Из принципов гуманизма и простой порядочности? Или такой низменной, но оттого не менее полезной штуки, как инстинкт самосохранения? Ведь не встань я у психа на пути — он добрался бы и до меня, и до Леонида Семёновича... Однозначного ответа я не мог дать даже сам себе. В конце концов, остановился на том, что из-за всего вместе взятого. Каждый из отряда навещал меня хотя бы раз. Их обязали, ничего не попишешь, хотя ребятам было не всё равно. Они искренне сочувствовали мне, поддерживали. Их благодарность вытряхивала из глубин моей души всю пыль безразличия.***
Впрочем, посетители скоро закончились. Когда впервые за день постучались, Лена как раз переворачивала меня с бока обратно на спину: напросилась практиковаться. Искренне заботилась, иногда читала вслух. Незваные гости препирались с Виолой долго, ко мне всегда пускали неохотно. Через минуту в изолятор зашли Алиса с Ульяной, последними из знакомых. — Ненадолго! — послышалось от медсестры. Я закатил глаза, ожидая очередной сцены, но Лена молча вышла из кабинета. Бодро вращал лопастями отремонтированный кибернетиками вентилятор. Алиса села на корточки возле моей койки. Её синяки заживали. — Да? — Спасибо, спасибо, спасибо! — сбивчиво зашептала Алиса. — Если бы не ты… да ты Ульке жизнь спас! — Будь готов… — кашлянул я. — Идеалист. И дурной, — вздохнула Двачевская. — Уль? — М-мы с гостинцами, — пролепетала она. — Вот, на тумбу кладу. Краем глаза я увидел, что в корзинке немного фруктов и конфет. — Не благодари. Мы уже уходим, — сказала Алиса. — В жизни не отплатим, но… Ульяна неловко ткнулась губами в мою правую щёку. Пару секунд спустя поцеловала Алиса, туда же. — Держись! — попрощались смущённые девчонки. — А тогда можно было без концертных признаний? — проворчал я. Привычного ехидства в мыслях давно не слышно, я даже по нему тосковал. А может, сказались удары по голове, и бесплотные голоса смело сотрясение мозга. Осталась только чистая совесть.***
Изредка Лену подменяла Славя. Она выписалась куда раньше и тоже благоговела предо мной. Иногда рассказывала о своей жизни, мол, так возится и с братьями-сёстрами. Но и ежу ясно, что ей были в тяжесть эти хлопоты, что не напрашивалась она сиделкой для героя. — Отдохни от меня, ты же в детском, а не в трудовом лагере, — просил я. К концу смены она сдалась. На предпоследний день, под вечер, меня навестили оба Каневских. За всю неделю я толком их не видел, да и не хватило бы сил на долгие разговоры. — Как ты, боец? — невесело спросил Александр Семёнович. — Терпимо, — вздохнул я. Больше и нечего сказать. Повисла неловкая тишина. — В администрации важные гости. Будешь с нами? — посомневавшись, спросил Леонид Семёнович. — Кто? — Я поднял брови. — Серьёзно? — Юля. — Мне расхотелось спорить, и я кивнул. — На складе нашлась инвалидная коляска. Не постесняешься ехать на ней? — Выбора нет. Везите. Кресло не слишком удобное, но деваться действительно некуда: даже на койке донимало головокружение. Забавно, что стоицизм никуда не делся. Меня, с забинтованной головой и перевязанными руками, торжественно повезли через площадь. Впрочем, там никого не было. У входа в администрацию нас поджидал очередной Пионер с красной повязкой на рукаве. Его взгляд был холоден, но не жесток. — Что за… дружинник? — удивился я. — Проводник, — ответил Пионер. — Провожатый? Шерп? Электрик? Папка на компе? — поострил я. — Что, и смелый, и остроумный? Уже сомневаюсь, что надо было оттаскивать того психа, — отрезал он. Я замолк. Нелюдимый — и ладно. Проводник не без труда, но перенёс коляску со мной через лестницы и закатил её в кабинет завуча. Оба Каневских шли следом. Нас ждали. — Ты умница и герой, — ласково зашептала на ухо Юля, порхнув мне на колени. — И ведь ты помог себе сам! — Да, спасибо вам, — вымолвил Проводник, помогая Александру Семёновичу втащить меловую доску, и встал к ней. — Если б не Семён, то ничего хорошего вас бы не ждало. Юля? — Я хотела предложить тебе… а, уже с Леонидами Семёновичами… вести следствие в лагере? — Как в телепередаче, — добавил Проводник. — Фактически станете нашими коллегами. — Почему мы? — спросили мы с Александром Семёновичем в один голос. — А кто же вы? — догадался спросить Леонид Семёнович. — Попробую ответить, — пробурчал Проводник, что-то черкая мелом на доске. — Юля и парни вроде меня — своего рода милиция в лагере. Спасаем народ от подобных психов и кидаем их за решётку... фигурально. А вы — наилучшие кандидаты. Вы неравнодушны к судьбе «Совёнка» и его жителей, вы требовательны к себе, а Леонид Семёнович всё-таки много знает о работе детектива. — Милиция или спецназ? — уколол я. — А то с запозданием работаете! — На вопросы я ответил, теперь время для инструктажа, — невозмутимо продолжал Проводник. — Вообще, из меня лектор — как из нашего героя-колясочника султан… Юля недовольно заурчала, поэтому Проводник поправился: — Нас к этому только обстоятельства принуждают, хотим того или нет. Ладно, расскажу главное — где мы и что вас ждёт. Уже жаловались, что из огня да в полымя, поэтому сразу всё разложу по полочкам. Будет скучно — перебивайте. Не то лектор, не то докладчик демонстративно хрустнул шеей и продолжил рисовать на доске, бурча: — Лагерь «Совёнок» — малая часть метавселенной, но даже его версий полным-полно. Параллельные миры, смежные реальности, понимаете, да? Есть лагеря разрозненные, а есть сгруппированные, некоторые особо тесно. Тем временем на доске образовалось нечто вроде дерева с длинными путаными корнями, мощным стволом и пышной кроной. — Леонид Семёнович, — отчеканил Проводник. — Вы живёте в лагере, чрезвычайно близком к так называемой Главной Последовательности. — Эта последовательность на древесном стволе, что ли? — брякнул я. — Торопишься, — отмахнулся Проводник. — Но продолжу в твоей манере. «Крона» слабо исследована, но примерно однородна. Чем дальше от Главной Последовательности, тем меньше знакомых вам лиц и тем нормальней и исторически верней лагеря на «ветвях» этого дерева. Чаще всего это временные петли, попасть извне или вырваться изнутри сложно. «Корни» — совсем дивные места — другие времена, другие исторические линии. — Заливаешь! — воскликнул Александр Семёнович. — Во временные петли ещё могу поверить, остальное — фантастика! Проводник тяжело вздохнул и отвернулся к окну. — Не томи, друг, — попросил Леонид Семёнович. — Что за Главная Последовательность? — Это наша головная боль, — вздохнул Проводник. — Давайте наглядней покажу. Садитесь за стол. Каневские подкатили моё кресло к столу и уселись по обе стороны. Проводник словно в замедленной съёмке подплыл к нам и дотронулся ладонями моих висков. Снизошла кромешная тьма. Тела не чувствовалось, лишь необычайная лёгкость. «— Это что ещё за безобразие? Прекратите свои игры!» — возмутился бесплотный голос. «— Тише. Проводник — телепат и экстрасенсорик, он проецирует нужный всем образ. Так проще». — Голос Юли угадывался безошибочно. «— Антинаучно…» — подумал я. «— Возможно. Представьте, что вы в планетарии, — повелел Проводник. — Путешествие будет недолгим». К нам мягко приблизилось что-то светлое, длинное, неоднородное. Много тонких, переплетённых линий. «— Это мультивселенная "Совёнка" снаружи. Видите дерево?» «— Не похоже оно как-то». «— Внимательней. Вот крона. Много тусклых лагерей, но есть яркие. Кажется кашей, но вблизи разобраться проще. Видите, тут мигает зелёным? Это мы. Если мигает красным, то в этом лагере беда». Дерево отдалилось, и заметно было, что оно испещрено красными огоньками. Парочка виднелась в «кроне», одно пятно в самом низу дерева, на «корнях», а посередине, а чуть ниже от нашей зелёной точки, в верхушке «ствола», — ярчайший кровавый след. «— Главная Последовательность — зона бедствия. Ежедневно там кто-то погибает». И внезапно всё закончилось. Вернулись ломота в теле и жёсткое сидение кресла. Каневские удивлённо моргали. — Чёрт знает что! Я вообще-то не разрешал лезть ко мне в голову! — скрипнул зубами Александр Семёнович. — Ты что творишь, парень? — Это нужно, чтобы вы сами видели, как хрупок лагерь, и почему нам нужна помощь, — парировал Проводник. — Главная Последовательность — основная аномальная зона, из которой растут подобные вашему мирки. Когда-то там были не семнадцатилетние пионеры, а комсомольцы и практиканты, реки и леса кишели живностью, никакой цикличности. Даже заболеть можно было и травмы месяцами лечить! Идиллия! Проблема в том, что эта нормальность почему-то ушла в «крону», и на Главной Последовательности с тех пор всё срослось и всё переплелось. — А именно? — беззлобно полюбопытствовал Александр Семёнович. — Там реальности соприкасаются напрямую, и от одного лагеря до другого можно дойти пешком, без барьеров. Время уничтожается как понятие: в одних лагерях временные петли вообще любой длины, в других вечное лето, в третьих перемена времён года. Как следствие, найдутся реальности на любой вкус: дореволюционные пансионы, приморские санатории, лагеря пионерские с любым уклоном, военно-патриотические, туристские, современные… — С ума сойти… — вымолвил я. Голова шла кругом. А Леонид Семёнович не растерялся и спросил: — Всё это, конечно, здорово, но от нас что надо? — Ваши опыт и посильная помощь. Псих, изувечивший Семёна, — лишь один из многих и не самый опасный, — отметил Проводник, мрачнея. — Но если маньяка Юля с подручными отловит в ваших лесах и запрёт в далёком пустом лагере, то Главную Последовательность обезопасить некому. Это гигантское малоизученное пространство, но там уже десятки тысяч жителей и сотни поселений! И это простор для преступников всех мастей. Для них обман и насилие стали нормой жизни, и их не переловишь: у нас нет ни поддержки, ни спецов с оборудованием. И если не вести хотя бы пресловутое следствие, то во всей массе миров преступность зацветёт кровавым цветом. — Ультранасилие... — задумчиво произнёс Леонид Семёнович, вспомнив, очевидно, банду коротышки Алекса. — Помогите, Леонид Каневский! На вас вся надежда, — эхом отозвался Александр Семёнович. — М-да, только приехал, хожу как неприкаянный, а уже мир спасать просят. — Ты обычно спокойней, а сейчас во как разошёлся… — заметила Юля. — Ситуация обязывает. Они поняли, что угрожает лагерю, — заявил Проводник. — Говорите, что вас не поддерживают, но всё равно всех защищаете? — уточнил Леонид Семёнович. — Это дорогого стоит. Но почему вы одни? Почему вообще кто-то звереет? — Леонид Семёнович, вам ли не знать, почему столько народу рвётся погубить этот безмятежный мир? — повысил тон Проводник. — А потому что они убеждают себя в том, что нужны чужие страдания и что спокойно только в морях крови и горах пепла! Наша работа — вставать у этих безумцев на пути и сильно бить ногой в лицо. — Хорошо сказано, но мало кто любит драться, — встрял я. — Даже для маньяков лучшая защита — нападение, это их протест лагерю. Не встреть я Леонида Семёновича, то стал бы таким же, как они. Но сейчас я понимаю, что ломать — не строить, что глупо рушить лагерь. Но как-то выбираться отсюда тоже надо? Если дадите надежду, если сплотите вокруг цели, то, может, и сторонники будут? — Ты же понимаешь, что на одной надежде не уедешь? Чудес не бывает, и куча народу не выйдет по щелчку из тюрьмы, в которую все сами себя загнали… и загонят, дай только волю, — возразил Проводник. — Попал в лагерь — пора меняться и взрослеть, а не хочешь — тебе же хуже. Но этого не поняли даже на Главной Последовательности. — Нам уже хватает пищи для размышлений, давайте на сегодня закончим, — махнул рукой Леонид Семёнович. — Когда пора отвечать? — Решайте до отъезда. Будем с утра на костровой поляне. Спасибо, что выслушали, — сухо ответил Проводник и исчез. Юля пожала плечами и последовала за ним. — Ни «здрасьте», ни «до свидания»... — неодобрительно покачал головой Александр Семёнович. — А ещё на такой ответственной работе! Вот в наше время!.. Хотя это совсем другая история, — невесело усмехнулся он. — Мне не нравится, что за концепция свалилась на наши головы. Это ж получается, что они к кому-то приходят и предлагают взять ответственность за уйму миров и их обитателей. Как будто своих проблем мало, чесслово! Может, этот Анискин местного разлива всё же ошибается? — Он вопросительно посмотрел на меня и на двойника. — Если бы он ошибался, то Сёма не сидел бы в инвалидной коляске, а девочки бы не пострадали, — вздохнул Леонид Семёнович. — Если бы да кабы… Я понимаю, что ты чувствуешь. Я сам порой ощущаю себя в сумасшедшем доме. Но нет, это вполне себе реальность, и она не будет нам удобна и понятна. Мы с Семёном уже всерьёз думали снимать здесь «Следствие вели…», как приглашают, — кажется, тогда не сойдём с ума от неизвестности. Напротив, сорвём покровы тайн… Слушай, айда с нами! Тебе же нравится «Совёнок», не дашь же ты всяким дуракам его терроризировать. — Нравится, — согласился Александр Семёнович. — Но зачем я здесь — пока загадка. Это гнетёт, знаешь ли. Ни к пионерам, ни в милицию я не просился. Да и ты слышал, что этот говорил. — Он кивнул в сторону, где стоял Проводник. — Гости лагеря должны меняться сами, хотят они или нет. А как мне меняться? И зачем? Может, я как-то неправильно жил? Да вроде жил по совести: не предавал, не крал, не убивал, даже лгал редко и по мелочи. Тогда почему? Нет ответа… — Давайте отвлечёмся. Утро вечера мудренее, — попросил я. — Знаем мы ваши «я подумаю об этом завтра», — улыбнулся Леонид Семёнович. — Но и ты понимаешь, о чём говоришь. Нам вправду надо отдохнуть. — А с кондачка судьбоносных решений не принимают! — вставил Александр Семёнович. — Может, для начала это ваше аниме досмотрим? — Ой, мне же его возвращать… — спохватился я. — А вы далеко уже? — Серий двадцать отсмотрели за две недели, — прикинул Леонид Семёнович. — Тогда придётся думать над заковыристой концовкой, а не над чем-то серьёзным. — Я выдохнул с облегчением. — Ура, всё на последний момент оставим! Мы дружно рассмеялись. Будто бы и никаких туч и тяжёлых решений не нависало над нами, будто бы мы вернулись домой, где живём обыкновенно… и счастливо.***
«Наша служба и опасна, и трудна… и на первый взгляд как будто не видна…» — вспомнилось мне. Точнее и не скажешь! Служба-то, может, и не видна, а вот последствия её… Я вздохнул и покосился на бинты по всему телу. Свадьба мне вряд ли светит, так что заживёт точно. В любом случае, я принял решение и не передумал. Помнится, в одном интересном сериале говорилось: «Каждый выбирает свою судьбу сам. Выбрал — не ной». Так что действительно пора заканчивать с саможалением. С подобными мыслями я кое-как выбрался из медпункта. Устремился, так сказать, в рассветное завтра. Устремлялся я налегке, чтобы поскорей добраться до площади, где уже построились пионеры. Ольга Дмитриевна, возглавлявшая торжественный сбор, обернулась, и, завидев меня, всплеснула руками и почти подбежала ко мне. — Семён! — укоризненно выдала она. — Ну ты же еле на ногах стоишь! Дождался бы меня, я бы помогла дойти… — Всё в порядке, Ольга Дмитриевна. — Я выставил руки вперёд в умиротворяющем жесте, с неудовольствием отметив, что они всё ещё подрагивают. Вожатая покачала головой. — Чай, не сахарный, не растаю уже. Мне полезно. — Не бережёшь себя... Герой, — вздохнула Ольга Дмитриевна, и, когда мы с ней пришли к строю, положила мне руку на плечо и заговорила: — Ребята! Мы собрались здесь, чтобы воздать должное тому, кто, не жалея себя, встал на защиту товарищей, уберёг их от страшной опасности... хотя и сам пострадал. — Вожатая вновь покосилась на меня, но в этот раз в её взгляде помимо укоризны были и благодарность, и... восхищение? — Самоотверженный поступок Семёна должен стать примером для всех нас. Не бросать товарища в беде, приходить на помощь, не считаясь с опасностью — таков должен быть настоящий пионер! Собравшиеся зааплодировали, послышалась пара одобрительных выкриков. Кто-то, кажется, прослезился. А я стоял себе каменным болваном и не знал даже, что сказать. Только улыбался... как-то по-глупому. Во всяком случае, мне так казалось. Ольга Дмитриевна сказала ещё много хороших слов о взаимовыручке и готовности прийти на помощь товарищу. Удивительное дело, но это не был обычный в таких случаях «треск речей под барабанный раскат». Может, вожатая сама верит в то, что говорит? Наверное. Во всяком случае, вскоре пионеры побрели к остановке. Ушла и Ольга Дмитриевна. Зато откуда ни возьмись материализовались «братья» Каневские. — Как ощущения, герой? — доброжелательно, но с искренним беспокойством поинтересовался Леонид Семёнович, вручив мне пальто. — Шрамами от покушения обезображен я, но решимость моя крепка как никогда, — полушутливо-полусерьёзно отрапортовал я в духе одного бывшего канцлера. — А вы? — обратился я к Александру Семёновичу. — Вы... как? С нами? — Куда ж я денусь, — отозвался двойник, нацелив на меня камеру, — раз у меня такой вот рвущийся в бой товарищ. Надеюсь, вскоре ты окончательно вернёшься в строй. Будем уже втроём и геройствовать, и передачу снимать. — Тогда, полагаю, пора заявить о нашем решении? — Именно так. — Двойники ответили мне одинаковыми улыбками, и мы направились на костровую поляну. Проводник поджидал нас в условленном месте. Увидав нашу троицу, он встал с поваленного бревна, на котором уже успел устроиться. Юля вышла из-за соседнего дерева. — Гордо поднятые головы, вид решительный, лихой… и даже не придурковатый. К счастью, — почти бесстрастно, но удовлетворённо констатировал Проводник. Юля улыбнулась и приветственно кивнула. — Я могу расценивать это как согласие? — Сначала всё же было бы не лишним выслушать, что мы скажем, молодой человек, — добродушно отбрил Александр Семёнович, сделав упор на последних словах. — Непрофессионально делать скоропалительные выводы. Проводник только едва слышно фыркнул и сложил на груди руки. — Впрочем, на этот раз вывод верный, — продолжил завхоз.— Мы согласны. — Согласны, — подтвердил Леонид Семёнович с улыбкой. — Согласны, — отозвался я последним. Мелькнула мысль насчёт того, во что я ввязывался… Мелькнула — и тотчас пропала. Выбрал — не ной, так ведь? Впрочем, выбрал-то я на самом деле уже давно… просто решение это окончательно оформилось только теперь. В любом случае, я был готов. Если не телом, то духом. Проводник улыбнулся и хлопнул в ладоши. Юля счастливо пискнула и бросилась мне на шею. Всё ещё слабые ноги подвели, и я упал, а сверху придавили. Впрочем, Юля сразу же отскочила, позволяя встать. — Юль, ты б подлечила его лучше, — укоризненно простонал Проводник. — Если испытание будет таким, то добровольцы штабелями пойдут! Кошкодевочка потупилась, но Проводник почесал её за ушком, показав, что не в обиде. — Нет слов, насколько мы вам благодарны, — мягко сообщил Проводник. — Конечно, всех трудовых гарантий и молока за вредность не обещаем, да и травмы, как видите, по щелчку не вылечатся… но чем сможем, тем поддержим и поможем. Сейчас наши силы в борьбе за справедливость окрепли. — Коллеги, нам уже пора на автобус. И Сёма уже устал от дифирамб, — усмехнулся Леонид Семёнович. — Вы с нами? — Я никуда отсюда не денусь, — пожала плечами Юля. — Дела. — А я поеду! — оживился Проводник. — Вернее, поведу автобус… и оправдаю имя, чтоб вы не потерялись и потом не шныряли по реальностям. Сразу отправимся на первое задание, или, если захотите, Главную Последовательность покажу. — Давайте тогда об этом в автобусе, время поджимает, — призвал Александр Семёнович. — Может, уже сейчас есть то, что нам пора узнать о новой работе? — Позывные, — мгновенно выдал Проводник. — Дань традиции, условность… но вдруг пригодятся? — Каневский-два, если хотите, — попросил Александр Семёнович. — По профессиям будет глупо и не по душе, а в чужой личине мне сидеть уже тошно. Не Доцентом же зваться! — Да и меня можно просто по фамилии, — согласился Леонид Семёнович. — А я пока подумаю, — вздохнул я. — «Тормоз» — слишком грубо... Может, поедем сразу на дело?! — Какое рвение! Сразу ясно — настоящий пионер и всем ребятам пример! — одобрил Проводник. — Ну, хозяин-барин. Самое приятное в нашей работе — попросту будет о чём рассказать! Не об очередной «неделе по-персуновски под соусом "Каневский"», а о том, как вы в циклах следствие вели!.. — В добрый путь! — пожелала Юля, крепко обняв меня. Нахлынули силы жить и действовать. — Сём, труба зовёт, пора на ратные подвиги, — усмехнулся Леонид Семёнович. — Я помню, что ты мне сгоряча выдавал! — Лёнька, не пинай парня! — вступился двойник. — Дело молодое… Так и начиналась новая глава моей жизни в лагере. Начиналась не с чистого листа, но с чего вдруг я должен был выкинуть и перечеркнуть всё пережитое? Для духовного перерождения надо знать, во что не вырождаться. И это я знал, а достойный пример… даже два достойных примера в одном лице стояли у меня перед глазами.