На самом деле третью неделю пытаюсь собрать себя по обрывкам. Я так сплела наши жизни, что вот теперь, когда он изъял свою, от моей остались одни ошметки. Где мои интересы, мои амбиции, мои желания? Где Я? Никаких признаков, разве что ноги сейчас затекли именно у меня. ©Марта Кетро, О любви ко всему живому
Стрэндж был уверен, что мелкая работёнка, о которой говорилось на совете и с обсуждения которой он бессовестно слинял, связанная с внезапными всплесками тёмной энергии, его не коснётся. Но действительность отказалась потакать его желаниям, ведь в действительности он лениво водил руками по воздуху, контролируя сжатие материи. Кто бы мог подумать, что подобные энергетические всплески будут происходить и на границах тёмного измерения. Но чародей был уверен, что подобное событие являлось всего лишь гравитационным колапсом из-за захвата других измерений. Ведь даже сейчас он стоял на краю древнего полуразрушенного храма, который со временем станет очередной звездой, небольшой точкой среди бескрайнего космоса, галактикой или, на худой конец, чёрной дырой во всеобъемлющей пустоте. Маг устало шаркнул ботинками, а в это время из-под его плаща выглядывали щупальца, которые ни секунды не находились в спокойствии, то и дело извиваясь и помогая ему во всяких мелких делах. Стефан не считал это странным, отнюдь нет. Подобное явление уже продолжительное время было неотъемлемой частью его жизни, да и удивить такое в мире, где магия была явлением обыденным, могло лишь простых людей, которые не были привычны ко всяким странностям. Например, Питера. — Ты долго там топтаться будешь? Если пришел по делу, то не нужно прожигать мою спину взглядом, — сказал Стрэндж недовольно и повернулс к тени, которая образовывалась от молчаливо возвышавшихся вокруг колон. — Не хотел тебя отвлекать. За этим занятием ты выглядишь крайне умиротворённо, — произнёс силуэт, перемещаясь к чародею ближе и постепенно приобретая очертания человеческой фигуры. — За такие шутки я отправлю тебя вслед за этим остатком материи, — ответил Стрэндж, нахмурившись, уже не скрывая своего раздражения, и демонстративно сжал пальцы, от чего оставшийся сгусток энергии уменьшился до размера небольшой, едва заметной точки. — Эй, полегче! Ну-ну, расслабься, плохой день? Или, может, ночь? — спросил мужчина, стягивая с головы капюшон от балахона. Под ним обнаружились копна волос, стянутых на затылке в растрёпанный пучок и смуглое лицо с чёрной повязкой на глазах. — Ближе к делу, Умор, я правда сегодня не в лучшем расположение духа, — маг вздохнул и наконец повернулся к нежданному гостю лицом. — Как скажешь. Я здесь, чтобы передать послание от Краи. Думаю, ответ на вопрос, почему именно я перед тобой, а не она, кроется в самом письме, — сказал ученик Дормаму и вытянул перед собой правую руку, в которой тут же появился небольшой свиток. Одно из верных щупалец Стрэнджа любезно забрало послание из чужих рук. На это тёмный мастер лишь слегка склонил голову вбок, не имея возможности видеть дополнительную конечность чернокнижника, и терпеливо замер. Стефан развернул свиток и пробежался глазами по строчкам, которые появлялись прямо под его взглядом. От бумаги пахло сладким парфюмом с примесью чего-то горьковатого. Стрэндж считал, что это было вполне в духе такой женщины, как Кая, которая человеком как таковым и не являлась. Оказывается, в одном из измерений вспыхнула очередная «бессмысленная», как назвала её сама покровительница, война. Из-за этого ей пришлось отлучиться, забрав своих лучших жриц, а доверить свой тёмный уголок было некому. Доверие в тёмном измерении — понятие своебразное. Доверяя кому-то, ты ставишь на кон свою жизнь. Здесь каждый искал для себя выгоду, а само доверие было не особо значимым фактором — так, определение для хоть какого-то разделения между существами. По крайней мере, оно было таким для низших существ. Кая же утверждала, что её доверие к Стефану сформировалось не просто так. Она видела в нём много качеств, которые ей импонировали: силу, ответсвенность, его рациональный ход мыслей —и поэтому, отдавая магу под присмотр своё немаленькое пристанище, она не колебалась ни секунды. «Я уверена, мои поданные будут рады служить тебе. Тот факт, что я доверила тебе своих существ, уже возвышает тебя в их глазах, так что твой статус им не интересен. Отказов я не принимаю, думаю, ты и так это знаешь,» — гласил конец послания, прочитав который, Стрэндж лишь покачал головой. Свиток тут же рассыпался прахом, убегая сквозь пальцы, и канул в небытие. — Она явно что-то нашла в тебе: я ещё ни разу не видел, чтобы подобные Ей доверяли нечто настолько масштабное простому мастеру, — сказал Умор, нарушая повисшую в воздухе тишину. — А ты уже, значит, в курсе? — Стефан вскинул бровь и устремил презрительный взгляд в сторону собеседника. — Нет, просто рассуждаю логически, — мужчина непринуждённо пожал плечами, — Но что-то по тебе не видно, чтобы ты был этому рад. — Потому что такая отвественность требует много времени, а мне это ни к чему, — ответил Стрэндж, понимая, что присмотр за чужими хоромами заберёт у него большое количество времени, которого у него и так не шибко много, и которое он бы мог потратить на более приятные вещи.На Питера. Его человека.
— А тебе есть на что тратить это время? Я бы вот не отказался понежиться в роскошных спальнях, на шёлковых простынях с прекрасными девушками, — Умор мечтательно вздохнул и повернул голову, слепо смотря на небо, в сторону большого скопления ярко мерцающих звёзд. — Всё с тобой ясно. Вот над кем должен глумиться Айзет, а не надо мной. Меня подобное не интересует, — фыкнул Стефан, не сдержав язвительного комментария, и на его губах появилась лёгкая ухмылка. — О, да ладно тебе, не строй из себя недотрогу! Кстати, по поводу последнего собрания... Твари из Бездны больше не появлялись? — спросил мужчина, снова повернув голову в сторону собеседника. — Не уверен. Ещё слишком мало времени прошло с того момента, — сказал Стрэндж, хоть и понимал, что время в этом измерении — понятие растяжимое. — Апис сам сообщил тебе о вторжении в тот раз? Мне казалось, он с тобой почти не контактирует, — задал Умор очередной вопрос. — Нет. Мы и правда нечасто пересекаемся, — ответил чернокнижник, и между ними снова повисла тишина. По лицу Умора было видно, что он обдумывает слова Стрэнджа. — Что ж, послание я передал, так что, пожалуй, откланяюсь. У меня ещё куча других дел, — сказал тёмный мастер и накинул массивный капюшон обратно на голову, снова превращаясь в тёмный, едва различимый силуэт. — Спасибо за переданное послание, — всё же поблагодарил его Стефан. — Не за что. Обращайся, — произнёс силуэт, после чего направился восвояси, скользя меж руин практически незаметной тенью. Стрэндж даже не догадывался о том, что сегодня ему следовало гораздо лучше обдумывать ответы на поставленные вопросы.━━━━━━━━─ㅤ❪✸❫ㅤ─━━━━━━━━
— Питер, подойди, пожалуйста, сюда, — послышался голос со стороны кухни. Парень, услышав своё имя, поднял голову, отвлекаясь от страниц очередной книги. Стрэндж звал его, а значит чтение стоит отложить и исполнить просьбу мужчины. Чародей молча достал что-то из кармана, зашуршав обёрткой. Это была конфета, которую он, развернув, тут же закинул себе в рот. Паркер не сразу уловил суть, пока мужчина не приблизился к нему и не поцеловал. Это его удивило: предсказать действия чародея, даже с учётом того, что тот был его парнем и они не первую неделю состояли в отношениях, зачастую было очень сложно. Практически невозможно, если быть совсем уж честным. Сначала поцелуй был совсем мягким. Стрэндж лишь поверхностно, очень нежно касался чужих губ своими. Затем он стал более напористым, слегка склонил голову и позволил Питеру ощутить горячий влажный язык, уверенно проникающий в чужой рот. Нельзя было не почувствовать сладость конфеты, которая ощущалась как что-то инородное, тягуче-сладкое. А потом маг неожиданно коснулся тонкой бледной шеи, скользя длинными пальцами по гортани. Парень от этого действия сначала напрягся, замирая и боясь пошевелиться, но вскоре почувствовал, как под кожей разлилось едва ощутимое тепло, как магия медленно растекалась внутри небольшим потоком. На языке появился сладкий, почти приторный вкус клубники, который был выражен очень сильно и обволакивал собой весь рот. Питер из-за этого не смог сдержать восторженного стона, сам удивляясь своей реакции. Он сам не знал, что конкретно её вызвало: то ли глубокий, настойчивый поцелуй, — такой, каким умел целовать только его Стефан — то ли от внезапной насыщенного вкуса, ударившего по рецепторам. Когда чародей попытался отстранится, парень недовольно скользнул зубами по его губам и притянул обратно, надавливая на затылок, чтобы показать что он не позволит отобрать у себя это небольшое удовольствие. Но Стрэндж, видимо, только этого и ждал. Хмыкнув, он позволил парню вести поцелуй, пока тот переплетал их языки и перекатывал по ним конфету, растягивая ощущение сладости от карамели. Просто удивительно, как на человека может повлиять возвращение вкуса и накатывающие от этого волны возбуждени, что ощущалось в некотором роде извращением. Совсем скоро леденец растаял, оставляя за собой приятное послевкусие. Губы слегка покалывало от практически беспрерывных поцелуев. Питер старался дышать ровно, глядя мужчине прямо в глаза и видя, как сильно потемнела в них радужка. Похоже, теперь он был в долгу за такие поощрения и одними поцелуями не отделается. Чародей слишком жадный и любит получать всё, без остатка и права на скидку. Стрэндж снова прильнул к его уже изрядно саднящим губам, словно конфета пробудила в нём неутолимый голод. Он целовал долго и жадно, из раза в раз врываясь языком в рот, трахая его и откровенно наслаждаясь звуками, которые он слышал. Нельзя было сказать, что они не тешат его самолюбие — и это было одной из причин, почему он делал это так тщательно. Так, словно он выполняет свою работу: показывая власть и действуя с присущей ему дотошностью, доводя всё до идеала. До непроизвольных стонов, которые Питер не мог сдержать. Маг всё же отстранился и спустился ниже, принявшись оставлять россыпь поцелуев на тёплой шее, и иногда легко прикусывал кожу, слегка оттягивая её зубами, на что парень томно вздыхал, плотно сжимая губы, чтобы проявить хотя бы немного сдержанности. Хотя бы ради себя и своего уже порядком подрастерявшегося за время жизни со Стрэнджем чувства достоинста. Стефан склонился ближе, упираясь обеими руками в столешницу, из-за чего Питер оказался между ними. Его поясница болезненно врезалась в столешницу, заставляя того тихонько зашипеть. Стрэндж не обратил на это внимания: он уверенно и методично спускался поцелуями ниже, поддевая пальцами край чужой футболки, которую парень помог стянуть, рывком откидывая её куда-то в сторону. Сейчас ему не было дела до аккуратности, а чародей явно не был настоен на то, чтобы отчитывать его за такую неаккуратность. Парень протяжно выдохнул, когда холодные, почти ледяные руки мужчины коснулись его подтянутого живота, скользя по нему сверху вниз в незамысловатой ласке. Это вызвало приятные мурашки по всему телу. Стрэндж притянул Питера за стройные бедра, сжимая их до ярко розовых отметин, на что парень утянул его в очередной влажный поцелуй, обвивая шею длинными руками и чувствуя, как ловкие пальцы скользнули под ткань джинсов, оглаживая поясницу. Большой палец прошёлся по тазовой косточке, надавливая, чуть царапая, и юношеское тело крупно вздрогнуло от этого незамысловатого жеста. Маг легко подхватил парня на руки и усадил на стол, из-за чего им пришлось разорвать поцелуй и чем Паркер был ощутимо недоволен, но его тело всё равно подрагивало от предвкушения, а во рту скопилось много слюны, которую приходилось постоянно сглатывать. — А мы ничего здесь не сломаем? — скептически спросил Паркер, заглядывая партнёру прямо в темноту бездонных зрачков. — Мне всё равно, — ответил Стрэндж, и в его голосе послышалась сталь. — Меня сейчас это не волнует, — добавил он и вскинул голову, кивком намекая на то, чтобы парень приподнялся. Совсем скоро джинсы с нижним бельём полетели следом за футболкой. Ощущая обнажённой кожей прохладу, парень почувствовал как чужие пальцы прошлись вдоль позвоночника и слегка надавили на копчик, чтобы тот склонился вперёд. Соприкосновение кожи с жёсткой тканью одежды оказалось далеко не самым приятным, из-за чего парень протестующе смял пальцами чужую толстовку, комкая её на спине мага. Тот хмыкнул и зашептал почти над самым ухом. — Я разрешаю использовать магию на себе, — его голос был низким, слегка хрипловатый, и от него у Питера по спине снова пробежали мурашки. Он провёл руками по ткани в замысловатом жесте, и та растворилась, обнажая мужчину по пояс. Теперь парень наконец смог соприкоснутся с ним телами, ощущая как гулко, с машинной размеренностью, в чужой грудной клетке бьётся сердце. Иногда ему даже казалось, что у Стрэнджа оно в груди было лишь для галочки, ведь с его телом происходили немыслимые вещи — те, которые были неподвластны простым людям. Паркер так зациклился на этом ощущении, так сильно отвлёкся, что, когда руки мужчины грубо сжали его ягодицы, от неожиданности он застонал особенно громко, абсолютно несдержанно. И Стивен даже не попытался сдержать самодовольную ухмылку. — Ты просто произведение искусства, Питер, — продолжал нашёптывать чернокнижник, разминая мягкую кожу массирующими движениями, властно и беззастенчиво её сминая. — Странно слышать это, когда ты лапаешь мою задницу, ты в курсе? — хмыкнул парень в ответ. — Просто она слишком сильно привлекает внимание. Уверен, многие бы хотели быть на моем месте. Но, увы, им это не под силу. И никогда не будет, — сказал Стрэндж, понизив голос, и Паркер отчтливо услышал в этом очередное проявляние собственничества. По-хорошему это должно было напугать или хотя бы заставить насторожиться, но Питер настолько сильно привык испытывать эти эмоции рядом со Стивеном, почти сросся с ними, что едва ли у него возникло в данный момент ощущение неправильности. Лишь странная, щемящее сердце и абсолютно нездоровая нежность. Питер не раз убеждался в том, что чародеем быть удобно. И он, внезапно почувствовав, как меж ягодиц стекает прохладная смазка, возникшая буквально из ниоткуда, убедился в этом ещё раз. Интересно, чем отличаются обычные заклинания от сексуальных и отличаются ли вообще? Неужели Стефан специально разучивал их, чтобы подготовиться и иметь возможность не утруждать себя ограниченностью человеческих возможностей? Но, наверное, Паркер задаст эти вопросаы чуть позже. Сразу после того, как его мозг придёт в более-менее стабильное состояние и сможет сосредоточиться на чём-то кроме ощущений, которые Стрэндж заставлял испытывать его тело с каждым прикосноением. Это было сравнимо с небольшими взрывами: каждый болезненный укус, который тут же награждался лаской и заставлял тело раслабляться, буквально таять и терять, отчего последующие вспышки боли были ещё более внезапными и острыми в своих ощущениях. Это было... Довольно пикантно, по правде говоря. И было не так важно, играет ли магия непосредственную роль в приносимых ощущениях или всё же сам Питер был извращенцем — сейчас это было совершенно незначительно в сравнении с предстоящими, неумолимо надвигающимися ощущениями от которых ему сбежать точно не позволят, едва ли дадут дёрнуться, и от которых сбегать, на самом-то деле, совершенно не хочется. Он вздрагивает, когда в него проникает первый палец — это происходит каждый раз и о ничего не может с этим поделать — и кладёт голову мужчине на плечо, сбиваясь на рваные вздохи по мере уверенных ритмично поступающих движений чужой руки. Стрэндж не раз говорил, что его тело невероятно податливое и каждый раз это произносилось с особенной, утробно рычащей интонацией — со звуком истинного довольства. Именно поэтому маг так быстро добавляет к первому пальцу второй, от чего Питер всё же чувствует небольшой дискомфорт, но почти тут же срываясь на стон, когда Стефан разводит пальцы внутри него на подобие ножниц. Парень кусает губы, особенно яростно впиваясь зубами в нижнюю, чувствует во рту лёгкий привкус металла и мелко подрагивает — казалось, что он может кончить только от этого. От обычных, мать его, пальцев! Чёртов Стрэндж слишком хорошо это делает: надавливает, поглаживает в самых чувствительных местах и толкает их внутрь так настойчиво, с машинной методичностью, которая почти граничит с садизмом, что уже после пары минут парню хочется взвыть. Питер даже не был уверен в том, что ему нравилось больше: пальцы чародея или всё же его член. Хотя грех было жаловаться на что-либо из этого. — Неужели тебе это так нравится? — послышалась хриплая усмешка прямо у парня над ухом. — Просто я задаюсь вопросом, почему у тебя это так хорошо пол… А-хх! — Питер давится стоном, чувствуя, как Стрэндж пустил лёгкий всплеск магии по самому чувствительному узелку мышц. — Главное — не забывай дышать, детка, — хмыкнул чернокнижник, нежно оглаживая шею юноши свободной рукой. Питер тяжело сопел, с силой впиваясь короткими ногтями мужчине в лопатки, но, казалось, тот совершенно не чувствовал боли. Или же просто не показывал этого? В любом случае, вряд ли бы Стрэндж позволил бы ему подобную вольность, если бы та его не устраивала. Ощутив, как пальцы покинули, а колечко мышц неприятно сжалось от холода, Питер даже не попытался сдержать разочарованный стон. Очень выразительный и довольно громкий — тот, который Стивен не смог оставить без внимания, награждая тихим смешком. Парень лишь обиженно поджал губы и скользнул руками ниже, вцепившись в резинку чужих штанов, потянул вниз и даже дождался небольшой помощи, ведь без крепкой хватки вокруг талии он бы точно свалился со столешницы. Стрэндж рывком подтянул Питера к себе и развернул спиной, надавил ладонью меж лопаток, заставляя опереться руками о стол и, не сдержавшись, ткнулся носом парню в шею, шумно вдыхая его запах. Кончик носа обманчиво нежно заскользил вверх, едва касаясь мягкой кожи, а затем внезапно зубы мужчины впились в нежную плоть, чуть ниже затылка, прокусывая её. Питер дёрнулся и болезненно вскрикнул, лаская этим звуком слух чародея и заставляя челюсть сжаться лишь сильнее. Очередной собственнический жест против которого он ничего не мог сделать. Как, впрочем, и против любого другого. — Ты даже со спины выглядишь просто великолепно. В этом идеальном теле скрыта такая светлая душа. Я ещё никогда не встречал чего-то настолько манящего, это буквально сводит меня с ума... От подобных слов у Паркера в затылке покалывало — проклёвывались остатки паучьего чутья, которое пыталось сообщить хозяину об опасности. Ведь маг и вправду звучал так, будто готов в любую секунду поглотить его душу без остатка. Питер ощущал, как мужчина прижимается широкой грудью к его спине, а возбужденный член настойчиво трётся меж ягодиц, размазывая новую порцию смазки. Набухшая головка дразняще потиралась о сжатое и подрагивающее в ожидании отверствие, и парень уже хотел было что-то сказать, но слова вышли из него вместе с воздухом, превращаясь в нечленораздельный звук. Их выбили из него грубым толчком, проникающим резко и сразу на всю длину. Из-за этого Паркер чуть не ударился головой о навесной шкафчик, но, благо, Стрэндж вовремя склонил того рукой ближе к себе, прижимая кудрявую голову обратно к своему плечу. Чародей провёл ладонью по чужой безволосой груди, от чего магия янтарным свечением разлилась у парня под кожей, разбегаясь в разные стороны множеством тонких отростков и заставляя того дрожать, становиться на цыпочки, буквально извиваться из-за слишком сильных ощущений. Питер застонал в голос от первых же толчков, буквально плавясь в руках мужчины. Каждый импульс магии прошибал его целым разрядом, тут же отдавая в мозг и заставляя млеть, вытесняя все мысли и не позволяя думать, а оставляя за собой лишь голые, слишком яркие эмоции. В этот раз парень не продержался долго: его словно окатило мощной горячей волной из-за перевозбуждения. Чувствуя, что его любовник едва способен стоять на ногах, Стрэндж подхватил Питера на руки и переместил их в спальню. Лишь когда разгорячённая влажная кожа соприкоснулась с прохладой шёлковых простыней, парень смог спокойно выдохнуть. Пока он приходил в себя, чародей закинул одну из его ног себе на плечо, и от ощущения чужой щетины, царапнувшей внутреннюю сторону бедра, Паркера бросило в дрожь. Стефан заставлял тело под собой вздрагивать от каждого мелкого укуса, от которых потом точно останутся следы. Это было сравнимо с животным инстинктом и наверняка относилось к чему-то первобытному: пометить, заклеймить, показать всем, кому этот человек принадлежит. Заставить слушаться, выбивая стон с каждым толчком, укусом, прикосновением. Подавить волю, приучив к боли, научив наслаждаться ей...Почти что поглотить.
На этот раз проникновение было не таким резким, да и поза нравилась парню гораздо больше. — Не сдерживайся. Я хочу слышать тебя. Ты ведь так хорош в этом, не так ли? — произнес чернокнижник, а Питер, будучи слишком чувствительным после недавно перенесённого оргазма, вновь с силой закусил свлю нижнюю губу на внезапно грубом толчке и глухо заскулил, чувствуя, как возбуждение возвращается с новой силой. Стоны стали заполнять комнату в перемешку со звуками звонких влажных шлепков. Сквозь дымку возбуждения Питеру даже пришла в голову мысль, что эти звуки будут поразвратнее любого порно. Он не стеснялся своих стонов, давно перестал — стоит признать, Стивен был хорошим учителем — просто иногда они были слишком громкими. Парень впивался пальцами простынь, комкая её и дёргая, и жадно хватал ртом душный воздух. Казалось, что с силой натянутая ткань вот-вот треснет, ведь даже сквозь вспышки удовольствия Питер чувствовал глухую, совсем далёкую боль в мышцах его рук. Стрэндж обратил внимание, как по запястью юноши, весело искрясь, пробежали небольшие потоки магии, которые не были вызваны им. А это значит, что остатки паучьей силы человека воздействовали на руны сами по себе. И это совсем не радовало чернокнижника. Поэтому он перехватил изящные запястья, крепко их сжимая, до чётких отпечатков собственных пальцев, вспыхнувшим ярко розовым оттенком на молочно-белой коже. Стефан до последнего удержтвал их у парня над головой. Питер почувствовал, как от этого жеста всё напряжение как-то слишком резко сошло на нет, а мышцы словно ослабели. Но он был слишком возбужден, чтобы подумать о том, насколько это было странно. Чародей хмыкнул и склонившись к парню ближе, когда тот недовольно заёрзал, чувствуя, как толчки постепенно замедлились. — Ты слишком привык к этому, не так ли? Когда я имею тебя грубо, — Стрэндж явно не спешил: растягивал слова, смакуя их на языке, и заставлял Питера дышать ещё более рвано, чем сам же неприкрыто наслаждался. — Но р-разве не тебе нравится брать меня так?.. Прямо как... Последнюю шлюху? Я думал дело в этом, — Паркер даже тут не остался в стороне, не сумев сдержать язвительный тон. Чернокнижник, не ожидавший такого ответа, низко зарычал, раздражённо всаживая зубы парню в район ключицы, и сорвался на бешеный темп, заставляя Питера кричать от каждого толчка, срывая голос. Когда его всё же коснулись спереди, грубо сжимая небольшой член в массивной ладони, то парню показалось, что его прошибло ударной волной тока. От оргазма потемнело в глазах, и тот едва удерживал себя в сознании, цепляясь за вспышки боли от чужих зубов. Стрэндж тоже сильно от него не отстал: мужчина сделал несколько рваных толчков и тоже кончил, глубоко внутрь. Уже после он лежал, уставший и расслабленный, и касался лица парня мягкими, почти невесомыми поцелуями. Тот провалился в сон практичести сразу же. И, возможно, чародей именно этого и добивался. Утром Питер проснулся в совершенно чистой, свежепахнущей постели: на ней не было и следа, свидетельствовавшего о вчерашнем безобразии. Однако зеркало в ванной помогло вспомнить ему события прошедшей ночи, любезно продемонтсрировав ему все отметины на теле, которое сейчас было больше похоже на один большой кровоподтёк, которые Стрэндж, по всей видимости, не исцелил специально. Оставил для демонстрации его, Паркера, принадлежности. Что это вообще за жуткий способ сдерживать своё желание поглотить его душу? Хотя парень, спустя столько времени, уже не особо беспокоился об этом. У него было куча возможностей привыкнуть, поэтому сейчас он, как и всегда, откинул мысли насчёт их со Стрэнджем страных отношений в долгий ящик, к которому он никогда не возвращался, заталкивая его в своё сознание лишь глубже. Стрэндж ведь мог как заживить свои отметины, так и оставить их. Всё зависело от его настроения и уровня ревности к окружающему миру. Поэтому в этот раз ему, Питеру, в ближайшую неделю предстояла роль живописного баннера, на котором буквально было написано «игрушка Стрэнжа: близко не подходить — а то у вас видок будет куда хуже». И ведь не то чтобы он был против.Как, впрочем, и всегда.
━━━━━━━━─ㅤ❪✸❫ㅤ─━━━━━━━━
Питер вполне ожидаемо остался дома один снова. Несмотря на то, что Стефан, находясь рядом с ним, посвящал ему всё своё свободное время, однако важность его работы была неоспорима и, как ни крути, стояла превыше всего даже если чародей того не хотел.. Большая сила требовала большой отвественности, и Паркер даже не пытался с этим спорить, каждый раз с грустью вспоминая отголоски своей прошлой жизни, в которой он был супергероем и без раздумий бросался чуть ли не на каждый вызов, чтобы спасти как можно больше людей и принести пользу. Поэтому он понимал и не возражал. Чуть больше времени потребовалось на принятие факта того, что в отсуствие Стрэнджа себя надо чем-то развлекать, справляясь со скукой, но он справился с этим довольно быстро. По крайней мере, в этот раз чародей даже объяснил, почему он задержится, что было ему совершенно несвойственно, но оказалось слишком приятным, чтобы задумываться о том, насколько это странный жест с его стороны. Какая-то важная персона попросила его присмотреть за своими владениями, пока сама персона, личность которой маг не огласил, будет отсутствовать. Подобное заявление вызвало у парня лишь больше вопросов. Получается, что Стефан всё-таки контактирует с различными существами и те наверняка тоже имеют какой-то определённый статус. Питеру было чертовски любопытно. Вот только врядли Стрэндж посветит его в подробности, поэтому приходилось довольствоваться уже имеющейся информацией. Как, впорочем, и всегда. Паркер привычно весь день занимался различной незамысловатой рутиной. Он даже планировал прогуляться, но затем резко вспомнил о браслете. У него ведь снова появилась возможность заглянуть в прошлое своего загадочного бойфренда, а это было куда интереснее всяких прогулок. Поэтому, недолго думая, парень начал подготавливать себе место для уже знакомого ему ритуала. В этот раз он подошёл к нему более продуманно и взял подушки, чтобы потом поясница не так сильно болела от долгого сидения на полу. Правда, проводить сеанс без Мелевента было непривычно и даже немного грустно: всё же он был неплохим компаньоном, а главное — надёжным. Питер неоднократно удивлялся отношению плаща к нему: тот ведь не только пошёл против воли своего хозяина, но и всячески прикрывал его паучий зад, неоднократно спасая его от неприятностей. Чего стоило одно его погружение влед за парнем в морозную зиму из воспоминаний, чтобы укутать собой хрупкие продрогшие плечи. Но, по всей видимости, сегодня Стрэнджу плащ был нужнее, чем Паркеру. Глядя на Стефана в прошлом, Питер понял одно — после смерти сестры тот перестал быть идеалистом. Ведь как бы тот ни старался, жизнь всё ещё была несправедливой сукой и стоило принять тот факт, что спасти всех этом мире просто невозможно. Даже если этого очень сильно хотелось и ты был готов пожертвовать даже собственным здоровьем или даже жизнью. Казалось, юный Стрэндж отсчитывал дни до момента, как он наконец окончит школу. И поэтому Паркер не был удивлен, когда тот уехал от родителей в Нью-Йорк, поступив в мед училище. Его мать была твёрдо уверена в том, что это решение напрямую зависит от их близких взаимоотношений с сестрой и постоянного желания младшего Стрэнджа помочь, выступить в роли опоры и просто быть рядом. Но и ничего против этого решения она не имела. Ровно до того момента, пока сама не умерла. Тогда факт того, что Стефан так быстро съехал, буквально сбежав из родительского дома, становился более чем понятным. Питеру даже не показали из-за чего это случилось: его словно поставили перед фактом, когда он видел перед собой ссутуленный силуэт парня — почти уже мужчины — на похоронах. Он выглядел таким разбитым и подавленным, словно что-то внутри него сломалось и пыталось выстроиться заново прямо там, перед могилой, оставляя за собой непоправимые изменения. Но даже смерть ещё одного близкого человека не помешала Стефану окончить медицинское училище и получить свой заслуженный красный диплом. С первых дней работы Стрэндж показывал первоклассные результаты, приближенные к работе настоящего профессионала. Мужчина довольно быстро превзошёл не только своих коллег в больнице, но и с каждым разом он старался прыгнуть выше головы и превосходил самого себя, полностью отдаваясь работе. Питеру почему-то вспомнился их день знакомства,а именно тот момент, когда Стефан обрабатывал ему раны и вправлял плечевой сустав, чему парень так активно сопротивлялся. Это вызвало невольную усмешку: оказывается он был в невероятно умелых руках. Пока Стрэндж взлетал по карьерной лестнице вверх, достигая немалых успехов в хирургиии, в это же время его отец, которого тот тдаже не навещал, сильно заболел, и в один из бесконечной череды рабочих дней мужчине позвонили из полиции, чтобы сообщить о его кончине. Хоть Стрэндж и не любил отца, но смерти ему он явно не желал. На похоронах он не присутствовал, но лишь потому, что считал, что не выдержит при виде мёртвого тела ещё одного и на этот раз последнего его родственника. Как бы сильно у них не были натянуты отношения, Юджин всё же был его семьёй и оставался ей до последнего, пусть даже и формально. Это громкое, слишком яркое осознание того, что у него больше нет семьи ударило по нему куда сильнее, чем Стрэндж сам когда-либо это себе представлял. Казалось, каждая смерть отравляла его, выедая изнутри, и было тяжело не догадаться, что характер мужчины также переломился в абсолютно неблагополучную сторону. Вероятно, нужно было быть совсем слепым, чтобы этого не увидеть. Хоть Питера можно было отнести к своего рода мазохистам — к тем самым жалостливым ребятам, которые допытываются про причины плохого настроения у каждого хмурого лица — всё же совсем отбитым он не был и прекрасно понимал, что характер у его парня очень сильно далёк от сладкого и отдавал скорее неприятной горечью. Той самой болезненной, почти удушливой, к которой он так долго вырыбатывал иммунитет и от проявлений которой страдал до сих пор. Просто людям свойственно привыкать даже к неприятным им вещам ради моральной безопасности и большей выносливости и он сам вроде как... Наловчился с этим справляться. Если вообще понятие "справляться" было употребимо к его со Стивеном отношениям. Парень наблюдал за тем, как Стрэнджа переводят в другое отделение. Видел, как в очередной рабочей спешке тот столкнулся с кем-то в коридоре, уже было собравшись высказать всё своё недовольство по поводу невнимательности того, кого же сам и сбил, однако... — Боже, прошу, простите меня: я сегодня сама не своя! Столько дел на меня спихнули, совсем уже никого перед собой не вижу... — тараторил женский голос, пока его обладательница пыталась собрать в кучу разлетевшуюся по полу документацию. — Если Вам так тяжело работать, то не стоит оставаться на своей должности, — ответил Стефан гораздо более резко, чем ожидал от него даже Питер. Парень даже скептически изогнул бровь и фыркнул, выражая этим звуком своё возмушение, которое никто из действующих лиц не мог услышать: Стрэндж ведь сам виноват. — Мне просто стоит собраться с силами... — девушка, погружённая в себя и свои разбегающиеся вголове мысли, никак не отреагировала на колкое замечание. Она торопливо собрала все бумаги обратно в папку и поспешила продолжить ту самую работу, которой ей "не стоило заниматься". — Ещё раз простите, мне нужно бежать... Мужчина проводил её внимательным взгялядом, полным презренния, пока та не скрылась из поля его зрения за ближайшим поворотом коридора, и направился в ординаторскую, чтобы также вернуться к работе. Следующая встреча с той самой незнакомкой произошла уже не в такой спешке и совершенно в других обстоятельствах — в тех, в которых не было повода её словесно опустить. По крайней мере, не сразу. Питер был уверен, что артефакт показывает их встречи не просто так. — Слышала, что Вы тот самый преуспевающий новичок в нашем отделении, — сказала девушка, глядя на сомнительного вкуса кофе в своём бумажном стаканчике. Поначалу Стефан промолчал. В тишине ночного отделения можно было слышать лишь звук пикающих аппаратов и автомата, делающего не самого хорошего качества кофе, от мерзотного вкуса которого появлялась надежда у всякого неопытного интерна и силы на то, чтобы пережить очередное дежурство — у каждого уставшего, функционирующего на честном слове и чистом упрямтсве врача. Питеру самому, чувсвуя яркий аромат плохо сваренного эспрессо, захотелось сделать глоток целительного кофеина. Желательно с тремя пакетиками сахара, чтобы перебить любой намёк на вкус этого самого бодрящего кофеина, перебить его на корню и сделать тем самым напиток чуть более сносным. Ну и зачем, спрашивается, он чувствует запахи в чужих воспоминаниях? — Так и есть, — всё-таки ответил мужчина с присущей ему лаконичностью и уже было сделал шаг в сторону выхода, собираясь покинуть помещение уже со своим стаканчиком с положенной ему дозой бодрости. — На самом деле это хорошо: нам не помешают талантливые люди, — сказала девушка, всё также глядя на остатки своего кофе. — А у вас что, такая проблема с медиками? Хотя не отвечайте, я и сам это вижу. Питеру показалось, что тот закатил глаза если не в отвращении, то в очевидном раздражении, которое было отчётливо различимо в его интонациях. — Ну-у, вам виднее. Простите ещё раз за тот случай. Меня, кстати, зовут Кристина. Кристина Палмер, младшая медсестра, — сказала девушка и наконец оторвала взгляд от несчастного куска картона, подняв его на собеседника, и поправила свои густые волосы, стеснительно заправляя русые пряди за ухо в неосознанном жесте. И, удивительно, но Стефан, тот самый мистер "я-не-люблю-людей-держитесь-от-меня-подальше", кажется, слегка оттаял. А возможно даже не слегка, ведь он всё-таки решил остаться и даже удостоил свою собеседницу чести не только ощутить на себе изучающий взгляд лазурных глаз, но и получить вполне себе адекватный ответ. Адекватный в понятии самого Стрэнджа, конечно же. — Стивен Стрэндж, помощник нейрохирурга. Если бы Питер имел такую возможность, то он наверняка хлопнул бы этого заносчивого засранца — а назвать его иначе просто не поворачивался язык — по спине. Да хорошенько так, со всем своим искренним негодованием, чтобы снять зудящее ощущение в ладонях и проявить свою если не геройскую, то чисто джентльменскую натуру с хорошим воспитанием, заступившись за эту девушку, которая вот уж точно не заслуживала к себе такого отношения. В отношении других людей, на которых Стрэндж был так озлоблен, это ещё можно было пережить, но уж точно не тогда, когда это было направлено в сторону человека, который искренне старался показать доброжелательность! В самом деле, как вообще можно так самодовольно представляться? От сочетания вечно хмурого лица и нескончаемого пафоса, который может и оправдывался безупречной работой, но точно не должен был присуствовать в таком количестве даже у человека со здравой самооценкой, Питер невольно задавался вопросом, как у мужчины ещё рога не выросли. Огромные такие и сучковатые, чтобы образвывали корону и без всяких слов говорили о том, какой этот Стрэндж самолюбивый хрен. Ох, он бы на это посморел! Даже наколдовал бы на пару часов с больши удовольствие. Но только ради безопасности и благополучия окружающих, конечно же. — Приятно познакомиться. Я видела швы, которые вы вчера наложили пациенту из сорок третьей палаты. Должна сказать, это прямо-таки ювелирная работа. У меня бы, наверное, невероятно дрожали руки... — продолжила Кристина ненавязчивый диалог. — Если бы у меня дрожали руки, я бы не пошёл на эту работу, — фыркнул Стрэндж, попивая кофе со своего стаканчика. — На самом деле я удивлена тому, как Вам удается контактировать с пациентами. С такой-то манерой общения. Мне казалось, что помощники нейрохирурга должны получать удовольствие от работы с тяжелыми пациентами, но в Вашем случае кажется, что Вы просто готовы задавить их своим высокомерием, — хмыкнула Палмер и растянула губы в наглой усмешке, а Стефан, не ожидавший подобного выпада — буквально выстрела в лоб — не просто подавился, а чуть не захлебнулся своим кофе. Питер, наблюдающий за этой сценой, прыснул со смеху. Эта девушка ему определенно нравилась. Паркер оказался чертовски прав, когда строил у себя в голове предположения насчёт этих двоих: после того, второго, инцидента, где Кристина отстояла себя с поразительным успехом, они со Стрэнджем начали общаться. Их диалоги были ненавязчивыми и с каждым разом в словах мужчины было всё меньше неприязни. По крайней мере в сторону Палмер. Они становились ближе с каждым днём. Что было удивительным: Стефан буквально таял на глазах, позволяя девушке пробираться сквозь своё высокомерие, которое в отношении остального мира только крепчало, раздуваясь до невообразимых масштабов. Спустя каких-то пять лет Стрэндж стал невероятно успешным нейрохирургом с большой известностью. Кристина тоже от него не отставала, заняв должность старшей медсестры, из-за чего они постоянно пересекались на работе и тесно контактировали, образуя со временем полноценный симбиоз. Питер видел, как Стефан смотрит на неё: с такой искренней любовью, что её было крайне тяжело описать, передать словами. Но он ощущалась чуть ли не в каждом его вздохе, буквально висела между ними миллионом невидимых нитей, сплетённых меж собой в огромную плотную паутину. Он не чувствовал ревности, вовсе нет. Наоборот, парень был рад видеть Стрэнджа влюблённым, ведь это делало его таким счастливым, что он одного его вида у Паркера сжималось сердце. Даже несмотря на то, что это была лишь проекция прошлого. Он даже узнал те самые часы, которые, оказывается, Кристина подарила Стефану на одном из свиданий. Питер не раз видел их у Стрэнджа на запястье, даже когда они уже встречались. Но где же тогда была сама Палмер? Что с ней произошло? Ответы на эти вопросы незамедлительно пришли вместе с новым видением. В нём Стефан и Кристина о чём-то болтали в машине. Стрэндж был так поглощен диалогом с возлюбленной, что не заметил, как на встречную полосу внезапно выехала фура. И даже резкий поворот руля до упора, сделанный в последний момент, не спас их от столкновения. Вслед за яркой ослепляющей следуют смазанные очертания палаты, постепенно приобретающие форму и даже ощущение осязаемости. И, чёрт, Стефан выглядел так плохо! Судьба самолично уложила его на больничную койку, и Питер был свято убеждён в том, что выжить в подобной аварии было не иначе как самым настоящим чудом. Стрэндж, отходя от наркоза долго и мучительно, всё равно умудрялся спрашивать о своей спутнице через пелену бреда. «Как она? Всё ли с ней в порядке?» Но врачи каждый раз его игнорировали, оставляя мучаться в неведении. Ровно до тех пор, пока мужчина не собрался с силами и не проявил присущее его натуре упрямтсво, перестав принимать препараты и каждый раз отказываясь от еды. — Нам очень жаль Стивен, она скончалась на месте… — сообщил ему один из врачей, который работал с ним ранее. — Нет, ты... Что ты говоришь?! Она не могла погибнуть! — мужчина напрочь отказывался в это поверить. — Прости, Стивен. Я понимаю, это сложно принять, но у неё были повреждения, несовместимые с жизнью, — его знакомый старался звучать мягко и понимающе, но при этом достаточно убедительно, чтобы мужчина ему поверил. И, конечно же, эта попытка вызывая у того лишь отчаянный и бессильный гнев. В тот вечер Стрэндж кричал так громко, что ему пришлось вколоть двойную дозу феназепама и прописать капельницы с успокоительными хотя бы до тех пор, пока его кровоточащие швы, которые разошлись от перенапряжения, не придут хотя бы в относительно нормальный вид. Питер видел своими собственными глазами, как Стрэндж разваливается на части, на совсем крохотные кусочки, которые, казалось, уже было невозможно собрать снова. Он потерял единственного близкого человека — человека, который заменял ему семью — и одновременно с этим лишился своей карьеры. Того, что могло стать хотя бы небольшой отдушиной, должно было засосать его, как трясина, и помочь пережить горе. Но его изуродованные последствиями тяжёлой травмы руки едва ли могли удержать даже ложку — что уж тут говорить о скальпеле.Стрэнджу не удалось притупить свою боль даже любимой работой.
Делом, на которое он положил всю свою жизнь.
Стрэндж истратил все свои средства на исцеление, опробовал на себе все способы, испытал абсолютно все возможности современной медицины, но ничто не смогло вылечить его руки от нескончаемого тремора. Коллеги предложили ему должность помощника или консультанта в клинике, но тот был слишком горд, чтобы согласиться. Стефан был уверен, что, если бы Кристина была жива, она бы его поняла и обязательно подержала. Так, как ему было нужно. Так, как этого не мог сделать никто другой. Когда деньги всё-таки закончились, он был вынужден выполнять различные незаконные хирургические операции. Он не мог не пытаться. Питер даже представить не мог — и, честно говоря, немного побаивался это прочувствовать — что мужчина чувствовал в тот момент, из раза в раз запивая своё отчаяние спиртным. От одной неудачной операции к другой. Видение снова стало размытым, и парень уже хотел остановиться и отдохнуть от увиденного, однако новые события, возникшие перед глазами совершенно внезапно, заставили его остаться, буквально пригвождая к месту, едва ли оставляя возможность для нормального вдоха. Дыхание замерло вместе с его похолодевшими конечностями. Он видел, как Стефан говорит с какой-то женщиной. Как Паркер узнал позже — мужчина говорил с Древней. Теперь он наконец мог узнать и даже увидеть, откуда начался путь Стрэнджа, как чародея. Совсем отчаявшись и разумно решив, (благо, в нём остались хоть какие-то крупицы благоразумия) что терять ему больше нечего, Стефан направился в Камар-Тадже, надеясь получить там исцеление. Но вместо здоровых рук он получил нечто гораздо более ценное: мужчина нашёл древний артефакт с камнем времени, который был способен этим самым временем управлять, и все его планы как-то резко поменялись, а и без того неспокойная жизнь совсем перевернулась на все пятьсот двенадцать градусов. Древняя и Вонг, прекрасно зная о намерениях Стефана, ровно также как и о том, что попытку его переубедить можно смело приурочивать к самоубийству, лишь предупредили мага о том, что подобное безумтсво будет невероятно опасно не только для него самого, но и для целой реальности. Но Стрэнджа это абсолютно не интересовало: наплевав на слова наставницы, он всё-таки воспользовался камнем. Чародей отмотал время, надеясь спасти свою Кристину от смерти, но жизнь той постоянно ускользала из рук. Из раза в раз она умирала, словно её гибель, была записана на пластинке, которая с каждым разом проигрывалась заново. И каждый раз маг переживал её смерть заново. Глядя на этот бесконечный поток безрезультатных попыток, выглядщий как форменное и изощрённое издевательство над собой и своими нервами, Питер только сейчас осознал, что он бы мог поступить также. Он мог попытаться вернуть кого-то из своих близких, но судьба бы не позволила ему это сделать. Она окончательно поставила точку в их жизнях. И в подтверждение тому стали слова наставницы чародея: — Смерть Кристины Палмер — это «абсолютная точка» во времени, которую нельзя изменить или отменить. Но Стефан абослютно не проникс её словами: казалось, тот их даже не слышал. Не желал услышать. Используя силу уже знакомого Паркеру Тёмного измерения, Древняя раздвоила Стрэнджа: один из двойников принял смерть возлюбленной, а другой — начал поглощать силы магических существ и стал «Верховным» Стрэнджем. Питер понимает, что именно здесь, после этого решения, всё пошло не по плану. Стефан, которого сейчас знает Питер, оказался сильнее и победил свою слабую, не способную сражаться за чужую жизнь версию и поглотил её. Использовав всю поглощённую магию, «Верховный» Стрэндж воскресил Кристину вновь, и от этого вопиющего бесчинства, буквально покушения против судьбы и времени, реальность разорвалась. Чародей просил Наблюдателя о помощи — ради этого даже пришлось поумерить собственную гордость — но тот напрочь отказался вмешиваться. — Что же ты наделал, Стивен… — шепчет Питер в прижатые к губам ладони, наблюдая за тем, как Кристина в очередной раз погибает на руках Стрэнджа, а пространство окончательно расходится по швам. Маг слишком поздно осознал, что он натворил, и к тому моменту каяться уже было поздно. Парень будто на своей шкуре чувствовал, как тот утопает в скорби и забвении. А ещё Питер почувствовал на себе холодный взгляд, и его тут же бросило в дрожь, ведь кроме Стрэнджа в видении никого не было. Не может же это значить, что... На самом деле не так важно, что именно ударило ему в голову: было это шестое чувство или же это сработали те жалкие остатки паучьего чутья, однако парень почувствовал. Его словно вытолкнули из туманного марева, возвращая в реальность, в которой перед ним стоял невероятно, невозможно до жути разгневанный Стрэндж. — Медитации, значит… — искажённый злостью голос прозвучал совсем рядом из-за чего парень крупно вздрагивает всем телом, дёргаясь в попытке отстраниться, отползти от опасности, о которой изо всех сил вопили остатки паучьего чутья. Кажется, в этот раз опасность была действительно крайне существенной. Мужчина медленно перевёл свирепый взгляд с лица парня на лежащий рядом браслет. Питер, предугадывая события, кинулся в сторону артефакта, но добраться до него ему помешали, с лёгкостью сметая с ног. Мощная магическая волная швырнула его прямо к противоположной стене, и парень болезненно захрипел, когда его спина соприкоснулась с твёрдой поверхностью, радом выбивая из лёгких весь воздух. Чародей подобрал артефакт, внимательно разглядывая тёмные камни агата, которые перебирал пальцами в своей руке. — И как далеко ты зашел в своей медитации? — спросил Стрэндж обманчиво спокойно, словно скинул с себя спесь злости, которуя не смог сдержать буквально пару секунд назад, подходя к парню ближе. — Я увидел совсем немного, честно... — ответил Питер, сцепив руки в замок за спиной, чтобы попытаться свести болезненно ноющие лопатки, и тряхнул головой, пытаясь оценить своё состояние самостоятельно и понять, не было ли у него сотресения от столь близкого, почти интимного знакомства с каменной кладкой. — Да что ты говоришь… — сказал чародей, и тело парня тут же напряглось, готовое сорваться с места в любой момент, вот только оно бы при всех стараниях не смогло соревноваться с чёртовыми щупальцами, которые превосходили его не только в скорости, но и в количестве. Они схватили его мгновенно, обвиваясь вокруг запястий и лодыжек, и болезненно, до алой кожи и ярких кровоподтёков сжали, припечатывая обратно к стене. — А я всё думал, почему спасённое тобой существо утверждало, что подарило тебе артефакт, когда ты так актитвно утверждал, что это всего лишь украшение... Я давно так не ошибался. Удивительно, что тебе вообще удалось узнать о нём раньше меня, — произнес чернокнижник, после чего с силой сжал пальцы, и камни треснули в его руке, рассыпаясь на груду крохотных кусочков, которые тот с демонстративным отвращением стряхнул на пол. — Наш маленький своевольный паучок не был в силах сдержать своё любопытство. Что же ты там такого интересного увидел? — и без того низкий баритон сорвался на рокот, переходящий в рык, а на Питера глядели два невозможно ярких глаза с огромными зрачками, стремящимися поглотить радужку, заполнить её без остатка. Этот жуткий взгляд явно принадлежал не ему — Стивену, которого парень знал и любил, которому сопереживал до дрожи в худых коленках и которого так сильно сам хотел защитить. — Стефан, прекрати. Ничего страшного ведь не произошло. Я просто узнал о тебе немного больше, мне правда жаль, что так получилось, ведь… Кхх! — Да что ты знаешь обо мне! — крикнул чародей, не в силах сдерживать клокотавшую внутри ярость, и схватил парня за горло, крепко сжимая на нём свои длинные пальцы. — Моё прошлое тебя абсолютно не касается! Тебя не должно волновать ни одно мгновение из того, что ты видел, тебя ясно?! — шипел Стрэндж в покрасневшее ухо, и сжимал пальцы сильнее, практически полностью перекрывая кислород, от чего у Питера уже начало темнеть в глазах. Из-за недостатка кислорода у него не было сил не то что отбиться, а даже просто пошевелиться: мощные щупальца перекрывали любую возможность к передвижению. Паркер даже не был уверен в том, из-за чего конкретно у него пошли слёзы: от удушения или от животного и асболютно неконтролируемого страха перед подобной смертью, которая, казалось, вот-вот его настигнет. После стольких угроз и попыток ему навредить, неужели именно эта окажется настоящей? — Ну-ну, чего ты плачешь? Правда думаешь, что я убью тебя? Ну уж нет, ты чего. Только подумай: зачем мне делать это снова, когда твоя жизнь и так уже принадлежит мне, — маг уже откровенно, совсем по-звериному рычал, крепко вжимаясь в распластанное по стене, как муха по стеклу, телу. Питер видел его силуэт совсем размыто, даже не пытаясь сосредоточить зрение на деталях. — К-кхх, К-кристина бы не од-добрила п-подобного… — прохрипел он с большим трудом, едва слышно, но Стрэнжд его услышал. Его всего передёрнуло и он резко отстранился, словно обжёгся, после чего наконец разжал пальцы. Питер тут же бессильно повалился на колени и зашёлся удушливым кашлем. Он никак не мог сделать вдох, упираясь дрожащими руками в пол и едва сдерживая рвотные позывы. Его рот то и дело открывался в попытка отхватить себе хоть немного воздуха, но этого никак не получалось сделать, а те нельшие крупицы, которые всё-таки попадали внутрь, застревали где-то в районе гортани, и парень давился ими снова и снова, чувсвуя, что ещё несколько таких минут, и он сам не справится — умрёт снова, прямо тут, в луже собственной рвоты. Но самое страшное заключалось в том, что даже смерть не спасла бы его от цепких лап чародея, которыми тот его ещё совсем недавно душил, щедро демонстрируя всю свою власть и превосходство. — С завтрашнего дня ты больше никуда не выходишь, — сказал Стрэндж, и Питеру больше ничего не оставалось, кроме как молчаповиноваться.