***
Когда Леонид Боровиков вернулся в Блэк-хаус, он переоделся в вещи попроще, которые все равно разительно отличались от всего, что он носил раньше, и вышел в коридор, а затем на лестничную площадку и услышал, как из комнаты, что выходила в другой коридор на этом же этаже, доносится голос Сириуса, который напевал песню «Старый английский Ростбиф». Он пошел на голос и обнаружил крестного Гарри Поттера за полировкой метлы. — Планируешь полетать? — спросил он, входя в спальню Блэка. — Да я бы полетал, но Дамблдор не разрешает мне выходить из дома, — с досадой произнес Сириус. — Ты знаешь, что это за метла? Леонид покачал головой. — Эту метлу подарил мне твой отец на мой шестнадцатый день рождения. Как раз после этого я сбежал из дома. И моя дорогая мамаша выжгла меня с семейного гобелена. — А ты мог бы показать мне его? — спросил Леонид. — Да запросто! — произнес Сириус, порывисто вскочил и устремился к лестнице, дав знак своему крестнику следовать за ним. Гобелен располагался в специальной комнате на втором этаже. Он выглядел немыслимо старым, выцветшим и местами кем-то проеденным, но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы было видно ветвистое родословное дерево, берущее начало в глубине веков. Над деревом вилась лента с надписью «Благороднейший и древнейший род Блэк», а чуть ниже еще на одной ленте девиз: «Toujours pur». — Да, тебя здесь нет! — проговорил Леонид, внимательно изучив нижнюю часть дерева, относящуюся к современности. — Я вот где был, — и Сириус махнул в ту сторону, где в ткани было маленькое круглое обугленное пятнышко. — Моя дорогая мамаша выжгла меня отсюда, когда я сбежал из дому. Решил, что с меня хватит. — И куда ты отправился? — уточнил Боровиков, продолжая исследовать гобелен, что было непросто ввиду его состояния. — К твоему отцу, — ответил Блэк. — Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня, как родного сына, и все каникулы я провел у них. Правда, Дорея, как я думаю, поддерживала связь с моими родителями, она же тоже была Блэк. — А она есть на этом гобелене? — Должна быть, ты поищи. Когда мне стукнуло семнадцать, мне повезло, хотя и нехорошо так говорить, но что есть, то есть. Скончался мой дядя Альфард, которого тоже в семье не особо привечали, и, видимо, в отместку всем недоброжелателям, он оставил мне все свое состояние. Конечно, оно было несравнимо с тем, что хранится в основных сейфах Блэков, но тоже очень приличная сумма, а еще дом. С тех пор я жил сам по себе, но на воскресных обедах у лорда Поттера я всегда был желанным гостем. — Смотри, Сириус, я, кажется, нашел Дорею, но здесь есть еще кое-что, вернее, кое-кто… — И кто же там? — спросил Блэк без малейшего энтузиазма, лениво поворачиваясь к тому месту, на которое указывал его крестник. — Да это же ты, Гарри! Под портретом Дореи Блэк было более мелкими буквами указано «леди Поттер», а от ветви, на которой он располагался, отходил слабо просматривающийся росток с портретом Гарри Поттера и подписью под ним: «Гарольд Джеймс Поттер, наследник Поттер, потенциальный наследник Блэк». Этот же росток соединялся с местом, где раньше был портрет Сириуса, рядом с которым находился портрет молодого человека, обозначенного как «Регулус Блэк». Рядом — дата рождения и дата смерти. — Это ты! — удивился Сириус. — Ты потенциальный наследник Блэк! Ну конечно, если я отсечен от рода, а Регулус умер… В самом деле, не отдавать же все наше состояние Малфоям! — Послушай, Сириус. Ты ведь мой крестный отец, и поскольку мой родной отец давно умер, ты должен мне его заменить. Я правильно понимаю? — Да, а к чему ты это, Гарри? — Пообещай мне, как отец, что никому не расскажешь о том, что мы сейчас увидели, а я попрошу дом закрыть доступ в эту комнату всем, кроме нас с тобой. — Почему ты так говоришь, Гарри? Ты думаешь, что кто-то из тех, кто бывает в доме, хочет тебе навредить? — А ты сам как думаешь? Зачем сюда приперлось все семейство Уизли? У них что, дома ремонт? Или обвалились потолки? Как я понимаю, они тут давно уже обитают, меж тем как я голодал, запертый в комнате, как в тюрьме. — Но Дамблдор сказал… — Да очнись ты уже, Сириус! Дамблдор — не бог и не святой. Подумай, чей план с Фиделиусом на доме моих родителей провалился? Кто взял у отца мантию-невидимку, лишив его шанса на спасение? Кто уже много лет председатель Визенгамота, очень удачно позабывший, что ты сидишь в Азкабане? — Что ты такое говоришь, Сохатик, — тихо пробормотал Сириус, прислонившись спиной к стене с гобеленом. — Пообещай мне, что сохранишь вот это в тайне, — и Леонид указал еще раз на свой портрет на гобелене. — И еще одно: подумай над тем, что я тебе сказал. Я не буду тебя ни в чем убеждать. Просто подумай сам. Боровиков развернулся на каблуках и пошел в сторону библиотеки, куда Кричер принес ему свернутое в маленькую трубочку послание, перевязанное кокетливым бантиком в горошек. «Кто-то из девчонок ещё нашелся», — подумал Леонид, разворачивая послание. Руна победы Хагаль, и хозяин ей Локи. Знать бы хотелось мне день, что назначен. Я бы пришла и на действие то посмотрела. ЕД «Да, назвать шефа девчонкой было опрометчиво. Ну, конечно! Горошки, как это я забыл… Судя по тексту, она сейчас профессор Бабблинг. Абсолютно ничего о ней не помню. Ну, да это и не важно. Она спрашивает про какой-то день, скорее всего, не помнит, когда будет суд, и хочет прийти на него. Надо ответить», — подумал Леонид и написал очень лаконичный ответ: «Рад слышать. 12 августа, Визенгамот, зал суда №10 около 8 утра. Я готовлюсь. Гриб». Алла Кораблева и Анастасия Митрофанова потихоньку сживались с образами Парвати и Падмы. Это было очень непросто. Никто из них толком не был знаком с индийской культурой, даже фильмов и сериалов этой страны девушки не смотрели. Радовало то, что у героинь была сохранена память, а тело само исполняло в нужный момент поклоны и иные движения, необходимые в разных случаях. Например, как выяснилось, они отлично умели заматываться в длинные полосы материала, вышитые шелком и, похоже, мелкими драгоценными камнями, именуемые сари. Каждая могла сделать это двенадцатью способами: драпировка в стиле Ниви, Махараштры, Мумтаз, Раджрани; Бенгальский, Индозападный, Лехенга и Гуджарати стиль, а еще «Русалка», сдвоенный способ, способ от Калпаны Шах, ну и, конечно, простой способ. И это был далеко не предел. Парвати и Падма много времени уделяли своей внешности и одежде, благо их семья было очень состоятельна, и они могли позволить себе не только занятия йогой, но и аюрведические процедуры, массаж, уроки танцев, которыми они занимались не только для удовольствия родителей, но и для поддержания фигуры, развития определенных групп мышц, а также придания их походке и жестам плавности и грациозности. Средства по уходу за волосами, лицом и телом им доставляли из Индии, где их изготавливали по секретным рецептам, в результате чего девушки могли похвастаться густой блестящей шевелюрой, идеальной кожей и белоснежной улыбкой. Идеалом, к которому нужно стремиться, с недавнего времени для сестер стала Айшвария Рай Баччан — индийская фотомодель и актриса, победившая на магловском конкурсе «Мисс мира» 1994 года. И они были недалеки от нее. Можно сказать, что Падма и Парвати были настоящими индийскими красавицами. — Я вот что думаю, Насть, — сказала Алла Кораблева, убедившись, что их никто не слышит. — И чего мы с тобой ждали от жизни с такой-то внешностью, сидя на попе ровно? Кто мне мешал заняться той же йогой? — Да уж, Алл, с внешностью нам в этом тренинге точно повезло. Ты лучше скажи, что ты помнишь о близняшках, кроме крайне неудачного рождественского бала из четвертой книги? — Да почти ничего. Тебе должен прийти значок старосты Рейвенкло. В этом году письма придут позднее, чем обычно, это связано с отсутствием назначения преподавателя ЗоТИ, и пока мы еще об этом не знаем. — Не помню, а кто будет старостой от мальчиков? — Энтони Голдстейн. Патил точно были в ОД, хотя совершенно не понимаю, зачем им это было надо. Они сами были чистокровными волшебницами из уважаемой богатой семьи. Хотя Парвати очень нравится Поттер, несмотря на фиаско с рождественским балом в прошлом году. — Хорошо хоть, Падме не нравится Уизли. Меня бы стошнило, если бы вдруг пришлось с ним хотя бы целоваться. — Это пусть Маринка думает, она же у нас Лав-Лав. — Но роман у них будет только на шестом курсе. Надеюсь, что столько мы тут не проторчим. — А я не против, — мечтательно завела глаза Алла. — Что у меня там хорошего? А здесь я красавица, да еще и предки богатые. Тем более, что вернемся мы почти в то же время, что вывалились оттуда. — Надо Маринке написать, мы же ей еще вчера обещали. — Назначь ей встречу завтра утром в «Чайном пакетике Розы Ли» на Диагон-аллее. Вроде бы у нас нет никаких занятий. — А почему не у Фортескью? — Нефиг начинать день с мороженого, выпьем по чашечке Нилгири, это единственное место в Магической Британии, где он есть. — Может, ты ей напишешь? Она твоя лучшая подруга. Вы с ней претесь от Прорицаний и Сивиллы Трелони. Так что тебе надо привыкать, так как в школе вы будете проводить много времени вместе. — Да, с этим мне не повезло. Ладно, давай, я черкну ей пару строк.***
Ксенофилиус Лавгуд после завтрака отправился поработать, а Ирина Павлова осталась в кухне на первом этаже Башни и осмотрелась. Все здесь было необычным, и неудивительно — у таких-то хозяев. Вся мебель, что стояла вдоль стен, была выгнутой формы, что было логично для круглой башни. Судя по очень яркой росписи дверок шкафов в виде многоцветных птиц, она была сделана Луной и должна была ошеломлять каждого, кто входил туда без подготовки. Возможно, ведьма таким образом защищала себя и Ксено, отвлекая внимание незваных посетителей от них самих. «Надо приготовить обед, а то месяц такой кормежки мой желудок не выдержит. Да и Ксено не помешает некоторое время поесть нормально», — подумала Ира и взбежала по винтовой лестнице на самый верх Башни, где находилась ее комната, чтобы переодеться для выхода за покупками, так как в кладовке были только корзинка с зелеными сливами и десяток яиц, как она надеялась, куриных, а не какой-нибудь магической птицы. С одеждой все было непросто. Видимо, девушке ее покупал Лавгуд, у которого была нездоровая тяга к ярко-желтому цвету. Дозированно против него Ирина ничего не имела, но постоянно походить на огромный подсолнух не собиралась. Поэтому она выбрала понравившееся ей легкое летнее платье и заклинанием перемены цвета сделала его небесно-голубым, надела, а затем посмотрелась в зеркало. В таком виде наряд очень шел к ее необычайно светлым волосам и голубым глазам. Выглядела она очень мило. В ящике своего стола Павлова обнаружила кошелек, полный галлеонов, сиклей и кнатов, а также бумажных фунтов и даже вышедших из оборота шиллингов и соверенов, — всё вперемешку. Она добавила туда еще два галлеона, пять сиклей и банкноту в пятьдесят фунтов, собранные по разным поверхностям в Башне, где, видимо, их забывал хозяин. Затем рассортировала все и обнаружила, что является обладательницей приличной суммы, большую часть которой она сгребла в ящик, а в кошельке оставила только фунты. Насколько она помнила, Оттери-Сент-Кэчпоул, которую она хорошо видела из своего окна, была магловской деревней, и ей не хотелось удивлять продавцов в магазине, пытаясь всучить им золотые монеты. Поход за продуктами прошел удачно. Купив овощи, курицу, пачку риса, кофе, молоко и хлеб, девушка решила приготовить, как дома, несколько блюд из одной тушки. Выбор пал на куриный суп из косточек, шеи и крыльев, плов из ножек и котлетки из грудки. Готовить Ирина умела и любила, но пожалела, что у Лавгудов нет домовика, которых хотя бы мыл посуду и чистил овощи. Ксенофилиус Лавгуд был занят версткой нового выпуска «Придиры», когда до него с первого этажа, где находилась кухня, донеслись очень аппетитные запахи. Такого не было уже очень давно. С тех пор, как погибла его обожаемая супруга Пандора, он сам готовил для них с дочкой. И хотя порой это у него выходило не слишком хорошо, его малышка всегда ела его стряпню и никогда не жаловалась. То, что его Луна сейчас готовила сама, до крайности умилило Ксено. А когда дочь позвала его обедать, он, попробовав ее стряпню, пришел в восхищение и, посмотрев на Луну, сказал: — Ты совсем уже взрослая, детка! — Да, папа, так и есть. А потому у меня к тебе взрослый вопрос: скажи, у нас есть деньги? — Деньги? Какие-то есть. Ты хочешь себе что-то купить? — Я хочу полностью поменять наш с тобой стиль одежды. Пора нам с тобой оставить прошлое позади и начать новую жизнь. Лавгуд, которому, видимо, было все равно, во что он будет одет, с готовностью согласился и сказал, что каждый месяц получает какие-то письма из банка, но забывает их читать и складывает на полку этажерки в своем кабинете. Они вместе поднялись на этаж выше, который одновременно был и кабинетом, и спальней Ксено, и он указал девушке на кучу больших и толстых конвертов на изогнутой полке довольно хлипкого предмета мебели, именуемого этажеркой. Ирина собрала их и понесла к себе наверх. Разложив письма по датам, благо педантичные гоблины указывали их на конвертах, она открыла самое последнее, полученное три дня назад. Внутри оказался отчет о состоянии финансов самого Лавгуда и его покойной супруги, Пандоры Лавгуд, в девичестве Гамп, которыми он управлял до совершеннолетия дочери — наследницы своей матери. «Придира» не был убыточным предприятием и приносил семье неплохой доход, большую часть которого Ксено тратил на путешествия в самые фантастические точки мира, вроде Тибета и Огненной Земли, а на оставшиеся средства они жили. Помимо дохода от продажи весьма специфического журнала, в сейф также поступала прибыль от финансовых вложений, сделанных еще отцом и дедом Ксено. Она не тратилась, а добавлялась к основному капиталу, который оказался весьма солидным. Лавгудов нельзя было назвать богачами, но они далеко не бедствовали. В сейфе матери хранилось около ста тысяч галлеонов, и сумма потихоньку росла. Судя по документам, доход также приносили небольшие, но прибыльные инвестиции. В общем, Луна должна была котироваться на рынке невест, будучи чистокровной, не бедной и красивой. Последнего пока никто заметить не успел, так как все обращали внимание на ее серьги из редиски и ожерелье из пробок. Завтра она возьмется за себя и за Ксено. Хватит уже изображать местных сумасшедших.