Перекресток двух судеб.

Жизнь Оливии наконец-то налаживалась. Буквально через пару часов она станет женой Кевина, а после оформит опекунство над Томасом. У нее будет полноценная семья. Как она и мечтала. Как же кардинально все поменялось, как только они встретились с Кевином. Тогда, в галерее. Он еще перепутал ее с другой девушкой. А сейчас этот парень ее жених. Интересно сейчас вспоминать, как девушка познакомилась с ним, как его первый раз увидела и что почувствовала, что подумала о нем, было как-то безразлично на него сначала, а потом... А потом он внезапно стал смыслом ее жизни. Она заулыбалась. Какой бывает все-таки непредсказуемой судьба. Месяц свадебного переполоха пролетел абсолютно незаметно. Изначально Оливия не хотела никакой пышной церемонии, просто расписаться и уехать отдыхать. Но разве отцу это объяснишь. Он был безмерно рад, узнав о том, что они решили узаконить их отношения. Казалось, что он самый счастливый отец на свете. Питер предложил все свои усилия и деньги, чтобы девушка никогда не забыла этот день. Он нанял для нее кучу помощников, которые носились с ней, как с писаной торбой, нанял уйму фотографов, репортеров и журналистов, созвал всех своих коллег и друзей, которых только смог вспомнить. Это будет слишком вычурно на ее взгляд и слишком шумно для такого интимного события, как ее свадьба. И сколько же теперь всего рушится на плечи в подготовке к этому заветному дню. Они с Кевином пришли к единогласному решению провести церемонию бракосочетания на природе. Их выбор пал на центральный парк Нью-Йорка, около Манхеттена. Наступила уже середина ноября, но на улице было довольно тепло. Да, солнце, конечно, не пекло как летом, но и приближение зимы не ощущалось. Боже, сколько же всего необходимо сделать. Нужно проследить, те ли цветы привезли, правильно ли их расставили, готовы ли музыканты, закуски, торт, хватит ли места для гостей… В огромное зеркало гостиной смотрела красивая юная девушка в белом свадебном платье. Она улыбнулась сама себе. Тугой корсет, декорированный стразами Сваровски, подчеркивал ее тонкую талию и упругую грудь, оголяя хрупкие плечики. Внизу была пышная юбка, усыпанная по всей длине маленькими белыми жемчужинами. Ступни украшали белые туфли на невысоком каблуке. Грейс бегала вокруг невесты, поправляя идеальную прическу и расправляя шлейф фаты. Ее руки и коленки слегка тряслись от волнительного ожидания. Там, за дверью, девушку ждала куча незнакомых людей, которая будет ее поздравлять, благодарить, что она их пригласила, заваливать различными подарками, половина которых ей и не нужна вовсе. Лично Оливии хватило бы Кевина с Томом и папы с Грейс. Остальные просто никто для нее. И что им тут делать, она не понимала. - Оливия, ты настоящая принцесса! – ахнул папа, подходя к дочери. Вид у него был веселый, но цвет лица какой-то нездоровый. За последнее время она обратила внимание, что он исхудал и немного осунулся. По ее многочисленным просьбам он ездил в больницу, но по приезду отмахивался, говоря что врачи ничего не нашли и сказали просто больше отдыхать. Лично девушке как-то не верилось, что это банальный стресс или усталость. Она прекрасно знала эти состояния, и выражаются они абсолютно иначе. Это явно какая-то болезнь. «Надо будет с ним серьезно поговорить и съездить к врачу с ним, а то он темнит», - выдвинула она убедительное предположение в своей голове. - Ты в порядке, пап? – приподняв подол платья и повернувшись лицом к отцу, Оливия вглядывалась в его глаза. Они тревожно забегали по комнате, словно пытаясь найти какой-то определенный предмет. «Да что с ним такое? Неужели он мне врет?» - нахмурив сердито брови, подумала девушка. - Милая моя, у меня все хорошо, не волнуйся, - уставившись в свое отражение в зеркале, проговорил он. Мужчина и сам заметил, что стал выглядеть иначе. Болезнь прогрессировала. «Но не говорить же ей об этом в самый прекрасный день в ее жизни. Я не допущу, чтобы моя Лив расстраивалась сегодня. Вот приедут они из путешествия, и я ей во всем сознаюсь. Надеюсь, она меня простит за это», - вздохнул глубоко Питер и взглянул во внимательные глаза дочери. – У тебя и так волнения предостаточно, - улыбнулся ей он как можно более лучезарно. – Поехали, давай, а то опаздывать не хотелось бы. Кевин тебя заждался наверно у алтаря, - засмеялся он и протянул девушке руку, ведя к белоснежному лимузину. Лимузину, который увезет ее к ее единственному. К ее счастью. *** И вот играет та самая всем известная музыка. Отец ведет Оливию под руку по красной бархатной дорожке к алтарю, у которого стоит взволнованный не меньше ее Кевин. Гости сидят на своих местах и тихонько шепчутся. Все внимание сейчас устремлено только на нее. Это смущает. Вы бы только знали насколько. Сразу появляется ощущение, что макияж растекся, волосы потрепаны, платье слишком открыто, а идешь ты словно пьяная. А они с папой еще идут так медленно, что создается некая иллюзия, что этот путь попросту бесконечен. Шаг. Еще шаг. Вспышки фотоаппаратов повсюду. Они даже слепят. Нужно отвлечься, иначе девушка сейчас развернется и убежит прочь от этого. Кевин стоит в костюме стального цвета, который прекрасно оттеняет цвет его голубых глаз и придает некую очаровательность и загадочность его образу. Он улыбается ей, и она не может сдержать ответную улыбку. От счастья у нее в груди клокочет стая птиц, отдавая трелью в ушах девушки. Папа целует дочь в обе щеки и передает ее руку будущему мужу. - Ты прелестна, - шепчет, наклонившись к уху Оливии, он. От его голоса у нее бегут мурашки по спине. - Ты тоже, - шепчет ему в ответ она, и переводит свой взгляд на священника, который принимается произносить уже давно им заученную речь. - Добрый день, уважаемые новобрачные и гости! Поскольку ни на что не было указано, что могло бы воспрепятствовать этому брачному союзу, я спрашиваю тебя, Кевин Райт, согласен ли ты взять в жёны Оливию Соммертсон? Будешь ли ты любить, уважать и нежно заботиться о ней и обещаешь ли ты хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас? Если это так, подтверди это перед Богом и свидетелями словами "Да, обещаю". - Да, обещаю, - незамедлительно отвечает Кевин. Голос тверд и уверен, впрочем, как и всегда, но сейчас он также отдает теплом и нежностью. - Оливия Соммертсон, согласна ли ты взять в мужья Кевина Райта? Будешь ли ты любить, уважать и нежно заботиться о нём в Господе, и обещаешь ли ты хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас? Если это так, подтверди это перед Богом и свидетелями словами "Да, обещаю". - Да, обещаю, - слегка дрожащим от волнения голосом отвечает девушка и улыбается. Она сейчас расплачется. Это словно сказка. - Прошу вас в знак любви и преданности друг другу обменяться обручальными кольцами, - произносит священник и наблюдает, как они с Кевином одевают друг другу кольца. - Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту, - улыбается он, глядя на слегка разволновавшегося парня. Кевин медленно поднимает с ее лица фату и нежно касается губ невесты. Овации, поздравления, улыбки гостей, для них это сейчас совершенно неважно. Мир вокруг ненадолго утих. Потерялся. Есть она, и есть он. И им не нужно ничего лишнего в эту секунду. Они спускаются со ступеньки и за руки идут навстречу гостям, которые уже ринулись к ним. Где-то вдалеке мелькнул солнечный зайчик, и Оливия слегка зажмурилась, опустив ресницы. И в этот миг ее словно дернуло током. Молния прошлась по всему телу девушки, остановившись в области груди. Она не думает. Она просто стоит. Лица меняют свое выражение радости на ужас. «Что случилось? Надо сделать вдох. Но почему не выходит? Что не так?» - мутно летают в ее голове вопросы. Девушка опускает глаза на платье и видит, как на ее прекрасном белоснежном корсете в области грудной клетки появляется ужасное красное пятно. «Что за чертовщина? Что происходит? Не понимаю. Так холодно. Почему так холодно?» - Оливия открывает рот, но не может произнести ни звука. Она просто глотает воздух. И медленно оседает на колени, а после и вовсе на спину. Кевин что-то кричит, но девушка его слышит словно с глубины колодца. К ней с другой стороны подлетает перепуганный отец и тоже пытается о чем-то ее спросить. А она просто смотрит на них и не понимает. «Боже, как же холодно…» - она смотрит на Кевина, который, что есть сил, прижимает то самое красное пятно, делая ей лишь слегка неприятно, и ревет. «Милый, не плачь», - Оливия тянет руку к его лицу. «Какой же он горячий…Или это я такая холодная…Любимый, согрей меня» - перед глазами все тускнеет и пропадает. «Так хочется спать…» - последнее, о чем она думает, закрывая глаза. *** «Что собой представляет смерть? Когда тело человека переходит в иной мир? Когда улетучивается душа?» - хм, хороший вопрос. Вроде вот люди ходят, живут себе и живут, смерти для них нет, пока еще нет. А когда наступает смерть, этих же людей уже и нет вовсе. То есть, получается, смерти нет ни для живых, ни для мертвых? Что-то не складно получается. Она ведь есть. Оливия медленно, прикладывая огромные усилия, открыла веки и уставилась в белый потолок. Яркий свет люстры резал ее глаза и принуждал виски жутко сдавливаться. Она закрыла глаза обратно и вздохнула. Окат боли в ту же секунду получила ее грудь, а за ней и все ее тело. Девушка сморщила лицо и неприятно застонала. - Лив…Милая моя…Боже, ты очнулась…Врач!? Медсестра!? – Кевин в принципе кричал и не так уж громко, но для нее все было так, будто бы он орал в рупор. Причем с усиливающим эффектом. Или как целая трибуна бешенных футбольных фанатов. Слишком громко для нее, в общем. - Тише… - ее голос был ломанный и хриплый, два этих слога дались ей с немалым трудом. Кевин подвинул стул для врача, но последний и не думал садиться. Первым делом он открыл сперва один глаз девушки, потом другой, светя в них ярким фонариком. «Господи, он же мне сейчас всю сетчатку глаза выжжет», - Оливия постаралась отвернуться. После такой экстремальной проверки зрения, она могла спокойно открыть глаза, не переживая, что они будут болеть. Хуже, после того, что сделал только что этот врач, уже явно не будет. Как она поняла, девушка была в больничной палате. «Что-то случилось. На моей свадьбе. Мы обменялись кольцами. Спустились со ступеньки, и пошли к гостям. Солнечный зайчик. Горячая щека Кевина…» - она составляла хронологию последних событий, которые помнила. В нее стреляли. Но кто? Кому это надо? Здесь, в Нью-Йорке. Мафия вроде осталась в Венеции в тюрьме. «Боже, как же болит голова», - Оливия понимала, что врач что-то у нее спрашивает, но из-за гула в ушах плохо разбирала, что именно. Доктор подошел к нижнему бортику ее кровати и снял оттуда планшет с бумажками, в которых торопливо написал что-то и вышел, кинув пару слов Кевину. - Малышка моя, - парень сидел совсем рядом и гладил ее волосы. Выглядел он ужасно, если честно. Волосы сальные и потрепанные, под глазами синяки, губы как у утопленника и потрескавшиеся. Он был в темном джемпере с рукавами, замотанными по локоть, и черных джинсах, слегка зауженных снизу. Он как будто носил траур по кому-то. - Воды, - следующее слово, которое смогла прохрипеть девушка. Прогресса никакого. Ну, может голос чуть поувереннее. Губы были безумно сухими, что аж жгло, а слюней не было вовсе, чтобы облизать их. - Да, конечно, - Кевин потер руками глаза, на которые накатывались слезы, и поднес ей стакан с водой, помогая делать неуверенные глотки. Ну вот, намного лучше. - Сколько я здесь? – она сделала последний глоток и легла обратно на спину. Голова по-прежнему трещала, а дышать глубоко ей было неприятно. Еще этот мерзопакостный пикающий аппарат, который измерял частоту ее пульса. Мигрень начинала губить нервные клетки. - Ты здесь уже два дня, - Кевин сидел на стуле, сжимая ладошку жены и держа ее около своих губ. Они были такими теплыми. А вот ее рука. Костлявенькая. Бледная. Холодная. – Стрелка поймали. Сейчас он в тюрьме и останется там до конца дней. По документам он русский… - С кем Том? – ей совершенно не хотелось знать, кто это был. Хоть она и поняла. «Лучше бы я подожгла его тогда в номере отеля», - подумала девушка. Но теперь все позади. Раз он в тюрьме. Оливия провела ладошкой по щеке Кевина, а он наклонил голову, прижимая ее сильнее к себе. - С ним Грейс, не волнуйся. Тебе нужен отдых, - он прошептал ей эти слова и поцеловал в лоб, садясь обратно. - Муж, - слабо подняв уголки губ в попытке улыбнуться, она взглянула на него. – Езжай домой, поспи и приведи себя в порядок. А потом вместе с Томасом приезжай ко мне, - всем своим видом она пробовала дать ему понять, чтобы он не спорил с ней. – Мне не надо, чтобы ты умер тут в палате от голода и покрываясь плесенью. Малышу тем более ты сейчас нужен больше. А я хочу поспать, - девушка, наконец, завершила свой монолог. Говорить уже легче, неплохо. Он еще минут 5 сидел около нее, грустно вздыхая и жалобно смотря, но остаться она ему так и не позволила. - Люблю тебя, - он поцеловал жену легонько в губы и, шатаясь от недоедания, направился из палаты. Как только Кевин закрыл за собой дверь, Оливия села, спустив ноги на холодный пол. Голова слегка кружилась и, вероятнее всего, если бы тут был врач, он запретил бы ей вставать. Но девушке жутко хотелось в туалет и умыться. Холодной водой. Может, это все было глубоким кошмаром? И она проснется в кровати в обнимку с Кевином? Ну да, как же. Вот всегда так. Стоит только произойти чему-то ужасному у человека, он мечтает проснуться. Надеется, что все это не правда. Насколько же наивно человеческое сознание. А почему нет? К чему отрицать то, что уже произошло? Это ведь никак не изменит ничего, что происходит вокруг. Так принимай реальность. Глотай эту ядовитую действительность. Корчись от боли, физической или душевной, не важно. Свыкнись с миром, далеким от совершенства. Прекрати надеяться на чудо, перемещающее тебя во времени. Живи сейчас, с тем, что есть. Оливия сжала рукой штатив, на котором висела капельница, и медленно поволокла его за собой в уборную. Отражение в зеркале никоим образом не напоминало ей, что буквально 2 дня назад она была невестой-красавицей. Бледная впалая кожа на щеках, больничный халат, потрепанные волосы. Ужас. Девушка умыла лицо. «И сколько же мне тут еще лежать? Ненавижу больницы со всем, что в них находится. Надо поговорить с Кевином. Я могу отлежаться и дома», - она еще раз оглядела свой внешний вид и печально вздохнув, поплелась обратно в койку.