***
Когда Ваасу исполняется одиннадцать, он наконец понимает, кто его мать. Вдруг становятся понятны сотни и сотни красно-темных линий, что расчерчивают ее кожу. Ваас еще не умеет читать татау, но он уже улавливает их суть: их мать служит богам. И это наполняет его трепетом. Жрица. Его мать жрица. И в какой-то момент он делится этим с Цинтрой. — Жрица, — заворожено повторяет Цинтра. Они отдыхают после обеда, забравшись на одно из деревьев, прячась от солнца. И сестра важно заявляет: — Я тоже буду жрицей. И Ваас кивает. Она будет жрицей как мать, а он станет великим воином, таким, каким был его отец.***
Табачный дым оседает в легких, растекается по телу приятным жаром и Ваас не может сдержать улыбку. Девка позади него мнется, не зная, что делать, и злоба возвращается обратно. Рыжая подходила лучше. Идеального цвета кожа. Идеальная фигура. А эта слишком высока. — Не загоняйся, — Карлос щелкает зажигалкой, и запах марихуаны наполняет воздух вокруг. Иногда Ваасу хочется прострелить этому ублюдку его башку. Но только иногда, в большинстве своем Карлос полезней многих на этом острове. Если бы только старый шакал не был таким ленивым… — Иди на хуй, — бормочет Ваас, он кидает недокуренную сигару в песок и выхватывает у Карлоса косяк. Одна, две, три, четыре затяжки, судорожно и лихорадочно, Ваас чувствует как трясутся его руки, как неприятно покалывает под кожей. Рыжая подходила лучше. Карлос молча достает второй косяк. Он крутит самокрутку в руках, словно не знает с какого конца ее зажечь. И Ваас сплевывает: что за дерьмо не хотел бы ему сказать Карлос, завтра придется с этим разбираться. — Кулон мутит воду. Ваас делает еще одну затяжку. Это дерьмо ничего не стоит. Карлос слишком мнителен. — Затянешь и опять придется перенабирать людей, — осторожно предупреждает его друг и наконец поджигает косяк. — Пошли, — Монтенегро не оглядываясь назад махает девчонке и оставляет замечание Карлоса без ответа. Обо всей этой суете он подумает как-нибудь потом.***
Карла чувствует, что только что выменяла свою жизнь. Она привыкла к грязным взглядам, щипкам и свисту, она вполне спокойно работает под них. Но вот крик Анны оседает в ее сознании паникой, и Карле хочется бежать. Но вместо этого она покорно следует за Ваасом, прихватив с собой туфли. Ей правда жаль Анжелу, но она бы ни за что не поменялась бы с ней местами. Карла горбится, лагерь кажется опустевшим, шум доносится только со спины, оттуда, где осталась Анжела и Анна. И мысль о них заставляет ее идти быстрее, догоняя Вааса. Они выходят к стоящему у края металлического забора трейлеру. Большой и чистый, он кажется пришельцем из другого мира. Из того мира, который Карла потеряла всего за один день. Когда Ваас поднимается в трейлер, Карла не теряет ни секунды и следует за ним. Она боится остаться одной. Ваас пока кажется меньшей из всех зол. К ее большому удивлению дом на колесах оказывается чистым, за исключением некоторой одежды, небрежно брошенной на небольшой диванчик у кухонного стола. — Иди сюда, — Ваас зовет Карлу из спальни и она послушно следует на звук его голоса. Она чувствует его неприязнь, видит то, как он презрительно морщится, когда смотрит на нее. И ее единственный способ сохранить себе жизнь — поменять его отношение к себе. Испачканные берцы сброшены у кровати, а сам Ваас, наклонившись над тумбочкой, осторожно чертит дорожки. Слишком толстые и длинные. Такими можно и слона завалить. Карла с беспокойством сжимает туфли. Она бы предпочла, чтобы единственный человек, который решал ее судьбу, не умер от передоза. Но Ваас лишь подмигивает ей и отворачивается обратно к тумбочке. Все три дорожки исчезают. — Ну и нахуй ты взяла эти туфли? — отряхивая нос, спрашивает пират. Его немного шатает. Он снимает кобуру убирает ее в тумбочку. — Я могу их надеть, — Карла облизывает губы, ее голос дрожит, она еле ворочает языком: она как в самом центре бури — один шаг — и она окажется за оком бури и ураган истерики подомнет ее под себя. Она заставляет себя улыбнуться глядя в темные глаза Ваас, она это может. Сколько раз до этого она притворялась? — Я могу сделать для тебя все, что угодно. Ваас смеется, кивает на кровать и Карла бросает туфли. Бежать некуда. Даже в спустившейся темноте она видела, как расхаживают часовые на вышках у забора. Даже если она дотянется до пистолета, лучше чтобы пуля отправилась ей в висок, думать что сделают с ней если возьмут живой не хочется. Поэтому она заползает на кровать, соблазнительно выгибая спину. — Qué eres puta[Какая же ты шлюха], — шепчет Ваас, и Карла решает, что это неплохо. Она постарается для него. Она оборачивается и подмигивает ему, но он не смотрит на ее лицо. Он крутит пальцем в воздухе, призывая ее повернуться, и она послушно разворачивается на спину. Его руки приподнимают ее ногу. Он закидывает ее себе на плечо и, прикрыв глаза, принимается ласкать ее кожу. Фут фетиш не смущает Карлу, ей вообще все равно почему он торчит, она сделает все что угодно. Он ласкает ее ноги, исследует каждый кусочек ее кожи. Обводит пальцем родимое пятно под коленкой. И, пока он занят ею, Карла изучает его. Невысокий, но широкоплечий, загорелый и грязный, но с тщательно выбритой бородкой и прической, он кажется полным противоречий. Он бы ей понравился, встреться они в Гонконге или где-нибудь еще. Его руки скользят все выше по ее бедрам, оттягивают ткань трусиков, покрытых блестками, и он ловит ее взгляд. Там нет лихорадочного блеска, нет ни капли возбуждения. А интерес, что читает в нем Карла, кажется, похож больше на интерес доктора. Его пальцы, перебинтованные испачканным пластырем, отодвигают ткань, и Карла делает вид, что она в предвкушении. Она стонет, стараясь сделать вид будто от наслаждения, а не от боли, когда два его пальца резко проникают в нее. — О, — тихонько выдыхает Карла, стараясь не морщиться. Его пальцы большие и ей чертовски больно. Это похоже на какой-то ужасный прием у гинеколога. Но Карла старается. — Заткнись, — хохочет Ваас. От нежности от исследования ее ног не остается и следа. Карла послушно замолкает, закусывая губу. — И сожми меня как следует, puta. И Карла так и делает. — Неплохо, — Ваас вытаскивает пальцы из нее и вытирает их об кровать. А потом встает. — Иди на место. Карла приподнимается на локтях. За десять секунд настроение в комнате меняется. И она хочет все исправить. Поэтому вместо того, что бы слезть на пол, туда, куда Ваас показывает пальцем, она опускается на пол на колени и подползает к Ваасу. — Я могу сделать тебе приятно, — шепчет Карла, потянувшись к его ремню. Ваас достает из кармана портсигар. Достает оттуда сигарету с зажигалкой и с интересом наблюдает, как она расстегивает его ремень. Как стягивает вниз его боксеры. Он не возбужден. Карла осторожно трет его, стараясь быть как можно мягче. Она на минном поле, один неверный жест и ей конец. — И как дела? — спрашивает пират выдыхая дым вверх, к потолку. Он смотрит, как Карла пытается, она прикасается к его висящему члену разукрашенными губами и ярость заполняет его. Ему нужна была рыжая! — Отъебись! — Ваас наматывает черные волосы на руку и, зажав сигарету в зубах, отвешивает пощечину. Девушка не издает ни звука. Слезы текут по щекам, и из разбитой губы стекает кровь. Она опускает взгляд в пол. — Я ничего не скажу, — стараясь не сорваться на плач шепчет Карла. И Ваас снова смеется: — Конечно, блять, не скажешь! А теперь марш на место. И Карла отползает к дальнему углу шкафа. Там через пол пропущен металлический прут и к нему приварена цепь с наручниками. Ваас защелкивает их на ней молча, а потом смотрит на нее долгим пронзительным взглядом, докуривая. — Ебанная рыжая блядь, — ругается он себе под нос, застегивая свой ремень. Карла старается на него не смотреть. Цепь оказывается холодной и Карле кажется, что она прожигает ей руки. Она задается вопросом, сколько здесь было таких же испуганных девушек как она? Сколько? И что с ними теперь?***
Вначале Анжеле кажется, что она может все перетерпеть, что все просто пустяк, она отводит взгляд и закусывает губы. Она обещает себе не кричать, не плакать. Но не проходит и десяти минут, как она нарушает все клятвы. Она хочет спрятаться, но у Анжелы не получается. От боли невозможно спрятаться. Она огненным прутом проходится по всему ее телу. И только к утру бесконечная вереница чужих тел заканчивается. Собственное тело ощущается резиновым костюмом, словно кто-то натянул его с силой на нее настоящую. И Анжела сворачивается в клубок, поджимая под себя ноги. Внизу живота все болит. Ей кажется, что там она чуть ли не вывернута наизнанку. — Вставай! Анжела даже не думает двигаться. Болит вообще совершенно все. Она не может даже закричать: горло саднит и ей кажется, что задняя стенка ее горла — один сплошной синяк. — Вставай! — Кто-то толкает ее ботинком в бок, а потом приподнимает вверх за волосы. Но Анжеле уже все равно. — Ты думаешь, что это пиздец? Анжела смотрит на чернокожего пирата, того самого Амаля, что Ваас обещал пустить по кругу. И злобная мысль удавится, только чтобы этот ублюдок оказался там же где и она, внезапно посещает ее. — Если Ваас решит, что ты всё, кончилась, сдалась. О, поверь, тогда будет намного хуже. Поэтому поднимай свою тощую задницу и двигай за мной. Амаль опускает ее обратно. И Анжела сначала хочет остаться лежать здесь, на мокром и вонючем матрасе, но что-то внутри, что-то, что сжималось, глядя в темные глаза Вааса, съеживалось и впадало в панику, хочет жить. Поэтому Анжела заставляет себя встать. Ее ноги похожи на две тонкие спички, которые переломятся от любого неосторожного движения. К ее большому удивлению на улице раннее утро, туман, пригнанный с океана, скрывает джунгли и весь берег, даже крайние ряды построек, тех людей, кто стоят прямо у забора, еле можно разобрать. Лагерь находится в промежуточном состоянии: кто-то только собирался ложится спать после бурной ночи, кто-то же, наоборот, только-только проснулся. Анжеле было все равно, сколько людей увидят ее голой, ей на самом деле даже не было интересно куда ее ведет Амаль. Она просто заставляла себя переставлять одну ногу за другой. — Диего! — заорал чернокожий пират и дернул девушку за руку поближе к себе. Кто-то засвистел. — Эту тоже забирай. Диего сплюнул на землю. Только возни с умирающими бабами ему не хватало. — Вот видишь, красотка, можешь, когда хочешь, — Амаль улыбнулся Анжеле и потрепал ее по опухшей щеке. — Двигайся! — Диего толкнул Анжелу в спину. — Твоя подруга уже там. При упоминание подруги Анжела ожила и уверенна шагнула вперед, заходя в небольшое бунгало. Анна сидела на деревянном табурете. Ее красивые светлые волосы напоминали птичье гнездо, а на лице не было живого места. Левая рука висела вдоль ее тела и на плече расходилась огромная гематома. — Анжела? — Анна посмотрела не нее, не веря своим глазам, ее осипший от криков голос еле можно было различить за шумом воды. Рыжая кивнула. Анна представляла из себя жалкое зрелище. И наверняка сама Анжела была не лучше. — Мойтесь быстрей! — донесся с улицы голос Диего и Анжела покорно шагнула к свободному душу.***
Им дали одеться и Анжела почувствовала себя благодарной. Словно было за что. — Воды? — как-то совсем по-дружески предложил им Диего, и Анна первая схватила бутылку. И только сейчас Анжела поняла, насколько она хотела пить. Она не ела и не пила со вчерашнего дня, но то, что сейчас наполняло ее желудок, просилось наружу от одной только мысли о еде. А потом их отвели к клеткам. Около десятка бамбуковых клеток стояли посреди лагеря. Какие-то были пустыми, а где-то сидели люди. Анжела не смогла заставить себя осмотреться вокруг, усталость и обреченность брали свое, всё, чего она хотела — это просто забыться во сне. И стоило ей опуститься на раскаленный песок, как она тут же провалилась в сон от усталости.***
Ваасу снилось море. Не такое, каким его рисуют на чертовых туристических брошюрах, нет, Ваас видел его другим. Видел его беспредельной морской пучиной полной темноты и свободы. Сверху километры воды, снизу безнадежная темнота. И где-то там, в самом далеком участке темноты, тихий рваный ритм дыхания дремлющего древнего бога, что поднимает волны. Его сон кончился так же, как и сотни таких же: привкусом соли на губах и усталостью мышц. Звякнула цепь и он удивленно посмотрел на девушку. Он плохо помнил вчерашний вечер. Брюнетка была напугана и воняла страхом, наполняя им всю комнату. Ваас фыркнул. Ему нужно было все подготовить, пока он не начал выходить из себя.***
— Три куска. — Ставлю пять, что она его подстрелит. Анжела открыла глаза. Вокруг нее было шумно. Несколько пиратов, окружив ее клетку, спорили, то и дело показывая на нее пальцем. Она сначала не могла понять о чем идет речь, но через несколько минут поняла, что один из пиратов, тот что носил ужасные дреды и был какой-то жалкой пародией на Боба Марли, принимал ставки. — Ямаяц, ставлю десять кусков, что она пустит пулю ему прямо в лоб, — заявил Амаль и сплюнул в песок. Он поймал удивленный взгляд Анжелы и подмигнул. Внутри девушки завязался толстый узел страха и отвращения. — Она строптивая, может и не такое выкинуть. Анжела была благодарна, что она ничего не ела. При словах пирата тошнота подкатила к ее горлу. Она прекрасно помнила, что сделал с ней этот монстр. — Ставлю двадцать, что она сбежит. Вокруг клетки наступила тишина. Ямаяц державший во рту еще не подожженную сигарету, вытащил ее, покрутил в руках, а потом убрал за ухо. Что-то навязчиво дикое было в этих людях. Отталкивающе неестественное. Разве так мог поступить человек с человеком? Держать его в клетке и делать ставки на его судьбу? — Расходимся, господа, — наконец сказал Ямаяц, — ставки сделаны, дальше дело рук судьбы. И окружавшие ее пираты принялись уходить. Последним ушел Карлос — он, натянув бандану на лицо, подмигнул ей. И только сейчас Анжела заметила, что Анны не было рядом. Должно быть, ее забрали, пока она спала. Но в одиночестве Анжела пробыла не долго, она не успела даже толком осмотреться вокруг, как рядом появился Ваас. — Как твои дела, hermosa[красотка]? Как оно, а? — пират был явно в приподнятом настроении духа. Его улыбка, вчера представляющаяся ей оскалом, теперь казалось излучала добродушие. Но, как бы сильно Анжеле не хотелось обмануться, страх гремучей змеей пробирался внутрь. Он смотрел на нее, явно ожидая ответа, а разрастающийся ужас давил, угрожая закончиться истерикой. Она обхватила свои колени руками, надеясь, что просто исчезнет и ей больше не придется терпеть этот вытаскивающий из нее душу взгляд. -Hermosa, — позвал ее Ваас и она подняла взгляд. Зеленые глаза смотрелись до безумия странно. На его загорелом лице, с этим испанским акцентом, зеленые глаза были словно чужие. — Не вежливо молчать, когда к тебе обращаются. — Все хорошо, — не зная, куда деть свои руки, ответила Анжела. Ее пальцы с сорванными ногтями болели и саднили, но это не имело значения, она принялась расчесывать покрытые синяками ноги, стараясь хоть чем-то занять себя, хоть чуть-чуть отвлечься от издевательски доброго тона. — Знаешь, я чертовски рад, что тебе нравится у меня дома, — Ваас присел на корточки рядом с клеткой, поймал ее взгляд и произнес: — Я чертовски рад, что все вы сегодня здесь. Он явно чего-то ждал от нее, но она не могла понять — чего. Ей следовало поблагодарить его? — Эй! Nena[Детка]! — Ваас ткнул ей в ногу и она зашипела. Сама того не заметив, она расцарапала свои икры до крови. — Это джунгли, из-за этого дерьма ты сгниешь заживо. И Анжела в ужасе отдернула руки от ног. — У меня есть для тебя задание, мой ангел, — Ваас достал пачку сигарет и закурил. — Твоя подружка вчера вытянула счастливый билет. И, как полагается друзьям, ты ей сегодня поможешь.***
Это рыжая была чем-то похожа на нее. И Ваас всё не мог это выкинуть из головы. Он нуждался в ней, как запертый зверь нуждается в свободе. И только мысль, что завтра всё будет как должно, убаюкивала того самого зверя внутри него. Анжела была покладиста и послушна. И Ваасу это не нравилось. Она не такая. Карлос уже приготовил всё, что было нужно. Большая купальня была установлена перед его трейлером и несколько пиратов в недоумении таскали воду, чтобы ее набрать. Ваас зашел в трейлер и, сохраняя молчание, снял цепь с ног девушки. И если рыжая была напугана и подавлена, то брюнетка сохраняла живость духа, и надежда на лучшее ясно виделась в ее глазах. Что-то старое, что-то, как ему казалось, что он уже успел позабыть, колохнулось в нем. Сочувствие. Горькое и бессмысленное, но раздражающе теребящее так и не зажившие раны. Ваас погладил шрам, словно стараясь напомнить самому себе, чем в прошлый раз обернулось его сочувствие. — На выход, — резко бросил он и первым покинул трейлер. Карла не сразу узнала Анжелу. Дело было не только в кровоподтеках на ее лице, казалось, что даже ее яркие волосы стали тусклыми и безжизненными. Карла не сразу поняла, что хочет от нее Ваас. Купальня перед ней была словно вырезана из цельного куска камня и она даже не могла представить, как ее сюда поставили. Она была достаточно большой, чтобы вместить ее. От воды поднимался пар и легкий запах трав и цветов. Карла все еще была голой после вчерашнего, она прикрывалась руками и старалась не обращать внимание на сальные взгляды пиратов. — Ну же, — Ваас толкнул ее в поясницу, призывая залезть в ванну. Вода была горячей. Не настолько, чтобы оставить ожоги, но Карла никогда бы не залезла в такую добровольно. Сжав зубы и стараясь не издать ни звука она села на дно. — Ты, — пират пальцем в рыжую и кинул ей губку, — Позаботься о подруге. Наверно это было бы нелепым, если бы сам Ваас не уселся напротив. Он наблюдал за каждым их движением, раскуривая сигару. Анжела сдерживала слезы из-за всех сил. — Скажи, chica, мама никогда не учила тебя мыться? — Ваас затушил сигару и откинул ее в сторону. Анжела сжалась, когда он, резко встав, шагнул к ней. Он вырвал у нее мочалку и присел у края купальни. Его движения полностью отличались от ее, он положил руку Карлы себе на плечо и, смочив губку, принялся осторожными бережными движениями очищать кожу девушки. — Вот так, chica[девушка], ты должна быть чертовски аккуратна. Ты ведь не хочешь сделать ей больно или поранить ее? — Пират взглянул на Анжелу и улыбнулся. Тошнота подступила к ее горлу. Он был безумен. — Comprendo[Понятно]? -Да, — еле выдавила из себя девушка. Карлос, словно по команде принес вторую губку. И они принялись вытирать Карлу вместе. Руки Анжелы жгло. Все ее ногти были сломаны и горячая вода была подобно огню. Ее тело ломило и болело, в то время как Карла, вместо которой она могла вчера оказаться, была совершенно целой. И прямо сейчас монстр, что отдал ее на растерзание другим пиратам, тихо насвистывая, нежно мыл ее. Она могла быть на ее месте. Она, а не Карла… -Ай! — Карла вскрикнула, одергивая ногу, которую мыла Анжела. -Я случайно, — сквозь зубы процедила Анжела. Она разозлилась и пару раз провела несколько сильней, чем следовало. Это было ничем по сравнению с тем, через что пришлось пройти ей или Анне. Но Ваасу было все равно, это было понятно по его резкой смене настроения. Пощечина, которую он тут же влепил Анжеле, опрокинула ее на землю. — Следи за своими руками, puta, — закричал пират, он обхватил ее лицо рукой, с силой сжимая челюсть. — Иначе я их отрежу! И Анжела ему поверила. — Ты меня поняла? — прорычал он ей в лицо. Его пальцы как тиски впивались ей в щеки, и, не имея возможности ответить, Анжела кивнула. И гнев подобно волне полностью схлынул с него. Его злость исчезла так же внезапно, как и появилась. И теперь эти же пальцы аккуратно поглаживали ее щеки. — Хорошо, замечательно, chica, — весело приговорил Ваас и хлопнул ее по плечу, призывая вновь сесть у купальни, — Закончи здесь, а я пока принесу платье. Знаешь, я и nena, мы съездим прогуляться, у нас будет прекрасная ночь. Все должно быть идеально. И у меня есть то прекрасное платье… Анжела не могла сосредоточиться на словах пирата, то ли от удара, то ли от страха у нее звенело в ушах и она пыталась справиться с дрожью в руках. Лишь только когда она услышала шепот Карлы, девушка поняла, что Ваас их оставил. — Мне жаль, — Карла крепко держалась за шлифованный край ванны, она смотрела на Анжелу этим полным фальшивой жалости взглядом. Анжела ей не верила. Она, проклиная про себя татуировку, продолжала ее мыть. Ваас вынес платье. Белый сарафан с цветочным узором. Такой бы Анжела себе купила пару дней назад. Но прямо сейчас смотря, как пират аккуратно его держит, как улыбается Карле и что-то шепчет ей на ухо, Анжела чувствовала лишь ненависть.***
Карлу бил озноб. И это было никак не связано с погодой. Все вокруг нее было сюрреалистичным. Полным издевки. Ваас, смотрел на нее совершенно иначе, чем вчера. Его движения полные трепета. — Это для перестраховки, — Ваас заглянул девушки в глаза, успокаивая ее. Запах ее страха, гнилисто-сладкий, был назойливым и перебивал травяной, в котором он ее искупал. Ее собственного запаха было уже не учуять. Карла кивнула, послушно держа руки перед собой. И Ваас осторожно связал ее крепкой веревкой. Два толстых узла и они уже садились в машину. — Присмотри за лагерем, — Ваас кивнул Бену и завел двигатель. Ехать до бухты было недолго. Но каждая секунда играла против него. — В бардачке фляга, выпей — скомандовал Ваас, он надеялся, что алкоголь поможет ей расслабиться. Девушка послушно открыла бардачок и взяла флягу. Запах алкоголя, не того, который таскал на остров Хойт или он сам забирал с кораблей, а настоящей дикой настойки тут же ударил в нос и Ваас не сдержал улыбки. Карла с силой сжимала металлическую флягу, то и дело поднося ее ко рту. Напиток внутри был ни на что не похож, растекался внутри нее огнем и сильно бил в голову. Но Карла даже не обращала на это внимание. Происходило что-то странное, и девушка была уверена, смертельно опасное. Что-то, чего стоило бояться. Но с каждым глотком страха становилось меньше, сонливость и усталость занимали его место. Джип остановился резко. И Карла вылезла из машины первой: ей хотелось оказаться как можно дальше. — Тише, — Ваас подхватил ее, когда она уже собиралась броситься прочь через джунгли. — Не надо, nena. — Пожалуйста, — Карла шептала, губы почему-то у нее были холодными, все тело становилось мягким и податливым. Она вцепилась в красную ткань майки, стараясь найти опору. Тут, в тихой гавани, окруженной тропическим лесом, должно было случиться что-то ужасное. Карла это чувствовала. — Пожалуйста. Она поймала его взгляд. Такой спокойный. Лишенный лихорадочного блеска, совершенно безмятежный. Обычный. И он отпустил ее. Карла упала в дорожную пыль, пачкая белое платье, а он вернулся к машине. Карла не оборачивалась. Что-то было не так с напитном. Она хотела бежать, но уже не было сил встать. Ее ноги были ватными. Позади нее хлопнула дверца и Ваас снова вернулся к ней. — Держи, — он положил в ее руки флягу. А Карла уже было поверила, что у нее есть счастливый билет.***
Анжела старалась успокоиться. Истерикой она себе никак не могла помочь. Вообще, Ваас сказал Амалю, чтобы он убрал ванну, но стоило главарю пиратов уехать, как Амаль кинул Анжеле ведро. — Поторопись, — пират сидел на лестницы фургона, покуривая. Сальная улыбка не сходила с его лица. Анжела поспешила отвернуться. От одного звука его голоса ее тошнило. Ей хотелось исчезнуть из-под его пристального взгляда, от его насмешливой улыбки. Но вместо этого она лишь набирала очередное ведро и тащила его к стоящей поодаль пальме. Солнце было очередным беспощадным мучителем. Единственное, что помогало хоть как-то держать себя в руках — это счет шагов до пальмы. Двадцать три туда, двадцать три обратно, снова зачерпнуть ведром воду и все заново. Двадцать три туда, двадцать три обратно. Анжела снова зачерпнула воду и остановилась, утирая пот с лица. Ее руки дрожали. Она хотела просто упасть и не двигаться. Это ванна была просто огромна. Она даже не могла представить, как ее могли сюда притащить.***
В грот Ваас заносил ее на руках. Каждый раз заходя в пещеру Ваас чувствовал, как старые раны начинали ныть. И даже что-то похожее на сожаление с сочувствием просыпалось где-то глубоко внутри. Карла держала фляжку, крепка сжимая, словно ища в ней спасение. Это было иронично, наверно именно поэтому Ваас всегда предпочитал опаивать их. Это было не чувство вины, что-то скорей похожее на милосердие охотника. В пещере уже было все готово, Карлос постарался на славу. Возле воды был расстелен красный плед, вино и шоколад даже были сложены в плетеную корзину. И свечи, Карлос никогда не ленился зажечь их все. Карла была в растерянности. Солнечный свет практически не проникал в грот и огонь свечей превращал его в в поистине волнующее место. Ваас опустил Карлу на плед и развязал ей руки. — Пей, — кивнул на фляжку пират и снял кобуру с пистолетом. Он отошел к стене. Там в высеченных углублениях стояли свечи, воск стекал вниз, скапливаясь огромными кусками на неровном полу. Казалось, что эти свечи были здесь десятилетиями. — Тебе лучше выпить все. Карла послушно поднесла флягу к губам. Этот Ваас не был похож на вчерашнего. Даже на того, кто сегодня ее мыл. Он казался совершенно в здравом рассудке. Ваас положил кобуру рядом со свечами и достал нож. — Карла, да? — спросил он, стоя к ней спиной. — Да, — руки у нее задрожали, она выронила уже пустую фляжку. Страх, дикий, пробирающий до самых костей, вызвал дрожь. Ничего ужасного не происходило, она была жива, цела и невредима, но казалось, что ее подсознание, предчувствуя беду, взывало к разуму, умоляя ее бежать. Раздался скрежет — Ваас принялся что-то царапать на стене. Звук заполнил пещеру. Карла оглянулась, казалось, что звук расходился по воде волнами, вызывая легкую рябь. Ваас откинул нож и повернулся к ней. Свечи за его спиной освещали неровную стену пещеры.***
Тридцать. Анжела выронила ведро. Тридцать. Она не могла ошибаться. Было двадцать три. Анжела дотронулась до дерева и оглянулась на ванную. Сейчас она насчитала тридцать шагов. Уставшая, чувствующая как практически разваливается на части, она конечно же могла ошибиться. Еще эта ужасная жара. Она совершенно точно ошиблась. Просто пару лишних шагов. Вот и все. — Хули ты остановилась? Анжела напряглась и вжала шею в плечи. От одного голоса пирата ее мутило. Не смотря себе под ноги она схватила ведро и пошла обратно. Ее босые ноги были испачканы и она больше всего на свете была уверена, что острая боль в левой ступне — это осколок стекла. Двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три. Костяшки пальцев у девушки побелели от напряжения. Она смотрела на остатки мутной воды в недоумении. Этого не могло быть. Так не должно быть. Заскрипели ступени и Анжела подняла взгляд на чернокожего пирата. Он, устроившись по удобнее, крутил пачку сигарет в руках. На секунду их взгляды пересеклись и пират подмигнул ей. И Анжела быстро зачерпнула ведро. Больше всего на свете она хотела стереть эту мерзкую улыбку с его лица. Сделать ему также больно, как и он ей. Так, чтобы и он орал и бился в агонии. Но вместо этого она считала шаги, подходя к пальме. Тридцать. Анжела оглянулась. Она шла одной и той же дорогой каждый раз. Тропинку протоптанную ею ни с чем нельзя было спутать.***
Но беда приходит совершенно неожиданно. Не успело Ваасу исполниться и двенадцать, как приходит голод. Ваас не может узнать Рук Айленд. Острова меняются, чахнут с каждым часом и он с диким ужасом отмечает, как пропадают животные. На острове больше не слышны ни павлины, ни рев тигров, даже гикконы таинственно образом исчезают. И деревню наполняют слухи о злом роке. Штормы, подобных которым Ваас еще не видел ни разу в своей жизни, затапливают берега и режут новые бухты. А поля высыхают, несмотря на буйство океана. И тогда он впервые пробирается на закрытую церемонию. Его мать покинула деревню еще несколько недель назад, ушла в храм, забрав с собой все свои бусы и красный саван, что только недавно закончила расшивать золотистыми нитями. Храмов на островах огромное множество: те, что глубоко под землей нельзя было посещать никому кроме жриц и их воинов, те, которые ушли под воду, запрещено тревожить даже жрицам, а в те, что были в джунглях, открыты для всех только на праздники. Чувство паники и страха толкало Вааса искать тот храм, в который ушла его мать. И даже страх перед древними божествами с их ужасными дикими нравами не мог его остановить. Среди десятков пустующих лишь в одном от каменных стен отражались знакомые напевы старшей жрицы. Ваас никогда не был смельчаком. И, смотря на расхаживающий вдоль храма караул, он точно бы предпочел не рисковать. Только дождавшись ночи Ваас решился действовать. Гонимый любопытством и ужасом предчувствия беды он карабкался по каменной стене вверх, цепляясь за каждый выступ. Стертые пальцы и колени саднили, но Ваасу было все равно, вытерев кровь с рук о штаны, он позволил взять себе пару минут отдыха, устроившись на крыше. Его сердце гудело, билось в такт барабанам, доносившимся снизу. Паника была подобна водной лавине сошедшей с гор и всё росла. Что-то ужасное мерещилось среди звезд на небе. Искушение уйти, вернуться домой и забыть о гуле барабанов, заставляющем леденеть душу, было велико. Но Ваас помнил, как звенели браслеты на руках матери при прощании несколько дней назад, как она умоляла его позаботиться о сестре. И эти воспоминания вели его к открытому куполу храма, туда, где, поднимаясь вверх, круглый купол обрывался, образуя дыру, открывающую небо над огромным алтарем. К его удачи купол был не крутым, и Ваас легко держался на краю, заглядывая внутрь храма. Старшую жрицу было трудно перепутать с кем-то другим. Она была похожа на высушенное на солнце чучело, бряцала своими браслетами. Ее руки тряслись в старческой манере, и двум более молодым жрицам приходилось помогать ей, зажигать благовония. Барабаны стали стихать один за другим и темный напев жрецов звучал теперь как потревоженный пчелиный рой. Хлопнула дверь и к алтарю подошли двое, неся большие жаровни полные раскаленных углей. Жаровни опустили на пол возле алтаря. И тут Ваас заметил свою мать: она вышла из тени боковых колон и опустилась на колени перед жаровнями. Пар поднимался вверх, закрывая ее лицо, но Ваас видел — от взволнованности и страха прошлой встречи ничего не осталось. Она была спокойна. И поэтому, когда старая жрица подошла к ней, страх змеёй окутал Вааса. Его мать была неподвижна, лишь легкий перезвон стеклянных бус да ее тихий шепот мешал принять ее за каменное изваяние. Она молилась. Молилась богам о которых Ваас раньше не слышал, ее молитву, еле слышный напев, Ваас слышал даже за звоном барабанов. Как только ее молитва смолкла, старая жрица вытащила ритуальный нож и повернула его мать к себе лицом. Сначала Ваас не понял, что произошло, но потом жрица кинула что-то в раскаленные угли. Раздалось шипение и Ваас, пытаясь рассмотреть, что происходит, подтянулся выше. Он оцепенел, не веря в увиденное. Запах печеного мяса поднимался вместе с дымом от жаровни. Ваас не мог точно сказать, в какой момент его мать начала кричать. В один момент казалось, что мир вокруг него остановился, исчезли звуки джунглей, смолкло пламя факелов и только каменные трещины пола, что он так хорошо видел сверху, заполнялись кровью. А потом мир снова ожил, обрушился на него криками боли матери, шумом ветра и молитвой, что тянули нараспев младшие жрицы. Когда старая жрица подхватила своими скрюченными пальцами мясо прямо с углей и засунула его в рот, у Вааса закружилась голова и охватила слабость. Он ничего не мог поделать, когда его пальцы разжались и он кубарем полетел вниз по куполу. Ужас застрял внутри, мучал его видом истерзанной плоти собственной матери. И, лежа на сухой земле, Ваас не мог пошевелиться. Боль после падения даже не привлекала его внимание. Даже когда начялся дождь, он все еще слышал то, как причмокивала жрица. Звук ее иссохших губ заглушает все вокруг, ему не помогало даже понимание того, что он никак не мог этого слышать — не за шумом молитвенного хора, что это был лишь плод его воображения.