Живым и невредимым

      Вечером, наученные горьким опытом, ребята проводили друг друга до дома. Первым, как всегда, благополучно довели Хюку, мельком пересеклись с Бахи и Леей (последняя чутка стушевалась при виде Ёнджуна, но ребята списали всё на трость). Бомгю возвращаться к себе категорически отказался, вцепившись Тэхёну в руку. Тэ просиял какой-то двусмысленной улыбкой и сказал, что Бомгю к нему уже почти переехал, так что не доставит неудобств. Отношения этих двоих перестали быть для друзей загадкой.       Субин и Ёнджун остались наедине. Ёнджун порядком вымотался, а потому больше хромал на ногу и почти вис у Субина на руке, но признавать боль категорически отказывался.       — Твоя мама просила позвонить, — тихо напомнил Субин.       — Я помню. Ты устал?       — Н-нет…       — Ты можешь ответить честно. Я знаю, как можно устать от общества. Я не обижусь.       — Нет, я не устал. Просто твои родители будут волноваться.       Ёнджун замолчал, потупив взгляд.       — Я не хочу расставаться с тобой. Даже на ночь, — пробормотал он.       — Я тоже, — признался Субин.       Тишина угнетала, а время начинало поджимать.       — Я мог бы договориться с Минсу, чтобы она подвезла тебя утром до больницы, — предложил Субин, но только произнеся слова, неприятно удивился своей беспечности.       — Было бы славно, — тем не менее ответил Ёнджун и вытащил из кармана телефон. — А то я теперь дома, как Рапунцель. Скоро зачахну от этой опеки…              Минсу удивилась, увидев у них на пороге Ёнджуна, но возражать не стала и даже согласилась на предложение Субина. Лишний раз осведомившись, знает ли Союн о сегодняшней ночёвке, она и вовсе исчезла из их поля зрения в гостиной.       Ёнджун проковылял в комнату Субина, то и дело озираясь по сторонам, будто перед ним была не скучная, пыльная, тесная комнатушка, а какой-то храм. Он осматривался осторожно, с уважением и печальной ностальгией в глазах. Субин наблюдал за ним со стороны, спиной прижавшись к двери.       — Ты как? — спросил он, чтоб заполнить пустоту молчания.       — Сам как думаешь? — с хитрым прищуром откликнулся Ёнджун. — Давно не был здесь. Соскучился.       С этими словами он отставил трость к тумбе, подошёл к кровати и лёг поперёк неё, прикрыв веки и свесив ноги. Недолго думая, Субин завалился рядом, подперев щёку кулаком. Если Ёнджун оглядывал комнату, то Субин не мог отвести глаз от Ёнджуна: от его мирного лица и изящно сомкнутых губ.       — Хочешь спросить что-то? — сорвалось вдруг с них.       — Почему ты начал читать «Мизери»? — спросил Субин первое, что пришло в голову.       — Из всех вопросов, что ты мог задать, ты выбрал именно вопрос про книгу? — удивился Ёнджун.       — Ты спросил — я ответил, — с деланным снисхождением проговорил Субин. Ёнджун улыбнулся.       — Раньше я воспринимал Кинга как автора для развлечения… Знаешь, такой книжный аттракцион, чтобы пощекотать нервишки и отдохнуть. Теперь вижу его как-то по-новому.       — Не понимаю, — покачал головой Субин.       — Ну… У него очевидно есть социальный посыл. «Оно» — значимость дружбы, борьба со страхом, безразличие взрослых к проблемам детей. «Зелёная миля» — несовершенство системы правосудия, уничтожение людьми божественного чуда, если можно так сказать… Даже «Клатбище домашних жывотных», которое я терпеть не могу, всё равно несёт какой-то посыл. О необратимости смерти, банально.       — А «Мизери»?       — «Мизери», конечно, про творческого человека. Про то, как автор становится заложником своих фанатов в прямом смысле этого слова. Но для меня эта книга откликается в другом… — Ёнджун быстро опустил взгляд на свои ноги, затем поднял на потолок и нервозно поджал губы. — Мне так проще пережить это.       — Но ведь эта книга только напоминает о трагедии. Не проще ли забыть?       — Субин, такое невозможно забыть, — проговорил Ёнджун твёрдо. — Изоляция от этого ни к чему не приведёт: боль будет копиться, копиться и копиться — до тех пор, пока не выплеснется с такой силой, что её будет уже не сдержать. Поэтому можно лишь напоминать себе об этом. Снова и снова. Пока не смиришься с этим и не оставишь в прошлом.       Субин задумался над его словами. Он ведь и сам пытался сбежать от проблемы, от страха. Дало ли это плоды? Нет. Значит, в чём-то Ёнджун был прав.       — Тебе это психолог посоветовал?       На лице Ёнджуна появилась ироническая полуулыбка.       — «Для того, чтобы пережить страдание, человек должен пережить его целиком», — так он сказал. По его словам, я не должен «запечатывать» в себе эти чувства, а просто выплеснуть их и смириться с тем, что это было. Не делить жизнь на «до» и «после»…       — Но как?       — Думаешь, я не задаюсь этим вопросом?       — Хюка как-то сказал, что твоя пропажа — это наше общее. И мне до сих пор трудно признать, что это случилось с нами. Трудно не делить, трудно смириться… Поэтому я не понимаю как.       Ёнджун ничего не ответил. Субин почувствовал себя ужасным эгоистом.       — Прости, я…       — Нет, поговори со мной, — перебил его Ёнджун. — Мне важны твои мысли. Я ни с кем не могу это так обсудить.       Их взгляды встретились. Ёнджун говорил правду. Субин доверился ему.       — С тех пор как ты исчез, мне постоянно снились кошмары. Когда ты вернулся, я надеялся, что они исчезнут. Но они мучают меня даже сейчас. Я просыпаюсь с криком или в слезах… Мне очень страшно, пусть я и понимаю, что это всего лишь сны.       Ёнджун молча смотрел на него.       — У тебя не было подобного? — надтреснуто спросил Субин.       — Нет, мне ничего не снится. А если снится, то я быстро забываю. Меня не пугает сон, мне страшно просыпаться.       — Почему?       — Я боюсь, что открою глаза, а будет темнота. Или потолок с кривой штукатуркой. Боюсь услышать шаги Мансама… Иногда мне кажется, что я просто в очередной раз потерял сознание и мне всё сейчас чудится. Что я не вылезал никогда из подвала и остался там. И каждый раз, когда мне так кажется, я думаю: «Если это сон, то я не хочу просыпаться».       — Но это не сон, — возразил Субин.       — Верно, это не сон.       — И ты здесь.       — Да, я здесь. И я счастлив, что это не сон.       Молчание нагнетало. Ёнджун смотрел на Субина, будто чего-то ожидая. И Субин почти решился, как вдруг за спиной послышался стук в дверь, разрушив хрупкую атмосферу. Субин крупно вздрогнул, озираясь. Ёнджун лишь поднял взгляд.       — Мальчики, я вам даже не предложила поужинать, — сказала Минсу, бодро распахнув дверь. Ёнджун, глядя на растерянность Субина, рассмеялся.       — Я не голоден, — тихо ответил Субин, краснея от своей неловкости.       — Я тоже, мы перекусили на прогулке, — договорил за него Ёнджун. — Но спасибо за предложение.       — Как хотите, — пожала плечами Минсу и широко зевнула, прикрыв рот кулаком. — Я иду спать, и вы не засиживайтесь!       — Не будем, — с улыбкой проговорил Ёнджун.       — Спокойной ночи! — бросила Минсу, прежде чем закрыть дверь.       — Ночи, — эхом отозвался Субин.       — Ох уж эти экстремальные условия! — рассмеялся Ёнджун, протягивая к Субину руки, пальцами цепляясь за шею.       — Прекрати, — пристыжённо пробубнил Субин.       — Не обижайся. Ты очень милый, когда растерянный. Я люблю это.       Субин покорно склонился для Ёнджуновых ласк. Что ж, по крайней мере их никто не потревожит.       Чтобы не навалиться на Ёнджуна всем весом, Субин упёрся ладонью чуть поодаль от его головы. Коварно улыбнувшись, Ёнджун уместил тёплые ладони у Субина на шее, пальцами трепля волосы на затылке. Недолго думая, Субин впечатался в мягкие губы Ёнджуна поцелуем и спустился на локоть. Ёнджун быстро вовлёкся: отвечал смело, жадно, с упоением, крепко держал Субина и отказывался отпускать — льнул ближе, теснее прижимал к себе. Он словно хотел не просто окутать Субина своими объятиями, а впитать его в себя, как губка.       Субина будоражило. По этим мягким, но напористым поцелуям он скучал. По этим прикосновениям. По этому теплу чужого тела. Субина переполняла любовь. Она бурлила и кипела в нём, и если бы выплеснулась единым потоком чувств, то непременно ошпарила бы Ёнджуна, как вода фонтанирующего гейзера.       Ёнджун отстранился. Есть что-то такое, чтобы просто смотреть друг другу в глаза. Тогда во взгляде проносится уловимая искра куда красноречивее любых слов. Было очевидно — Ёнджун хотел больше, чем тихушные поцелуи.       Когда же Субин осознал, что возбуждён, ему стало странно. В первый раз подобное чувство было схоже с мандражом и робостью, возникшими от факта предстоящей интимной близости. Сейчас всё обстояло иначе: Субина одолевал откровенный стыд. Он боялся по неуклюжести и незнанию всё испортить, ещё хуже — навредить. Совсем недавно Ёнджун был слаб и беспомощен, его тело явно изменилось не в лучшую сторону, казалось хрупким, хоть и возвращалось в прежнюю форму. Но Субин хотел Ёнджуна даже таким и оттого чувствовал себя неправильным и даже аморальным.       Ёнджуна раздражала отвлечённость. Он был из тех людей, кто всегда хочет овладеть вниманием полностью, сконцентрировать его на себе. Он торопливо заключил лицо Субина между своих ладоней. Коротко чмокнув его в губы, он спустился к подбородку, очертил губами кадык и несколькими короткими поцелуями спустился к ключицам. Перед этим трюком Субин был бессилен: там, где касались Ёнджуновы губы, кожа горела. Пылали щёки и уши, в животе завязывался тугой узел.       — Ты правда хочешь этого? — прошептал Субин, прежде чем провалиться в тупое чувство вожделения.       — Боже мой, Субин, у меня тоже есть потребности! — фыркнул Ёнджун, вновь притягивая Субина к себе для влажного поцелуя, полного такого жгучего желания, что Субин боялся обратиться в пепел.       Отстранившись, Субин помог Ёнджуну с ногами залезть на кровать. Тот был в своих движениях ещё немного скован, поэтому, приземлив голову на подушку, благодарно улыбнулся Субину. Сразу после он с непорочным видом стащил с Субина футболку. Для того это было слегка неожиданно, поэтому он застрял в вывернутой наизнанку вещи. Ёнджун прыснул коротким смешком.       Выпутавшись из футболки, Субин нахмурился.       — Не обижайся, — мягко сказал Ёнджун, привлекая к себе за руки, оглаживая пальцами Субиново неказистое тело: в меру атлетически рельефное, не худое и не полное, не бледное и не смуглое — совершенно обычное, разве что большое и неуклюжее.       — Прикоснись ко мне, — попросил Ёнджун тихо. Субин с умеренным любопытством запустил руки ему под футболку, ощупывая мягкий живот и поднимаясь выше. Ёнджун млел и не противился щекотно скользящим по коже ладоням.       — Стой, — лишь на секунду остановил он, чтобы раздеться самому.       Живот и грудь Ёнджуна были чистыми: черные гематомы на них давно исчезли, лишь пара осталась желто-зеленоватыми пятнами на тусклой коже. Но, начиная с боков, к позвоночнику спускались розовые и белые пятна — шрамы. Субин очертил пару пальцем: где-то кожа вспухла в центре ожога, где-то осталась углублением, вспухшим по ореолу. Само наличие этих шрамов пугало, но с тем помогало привыкнуть, избавиться от тяжести предубеждений. Со шрамами или без — это всё ещё был Ёнджун. Желанный, любимый Ёнджун.       — Что я могу сделать для тебя? — прошептал Субин.       — Ты можешь… эм… спуститься ниже?       Кончиками пальцев Субин провёл вдоль по животу, следя, как сокращаются вслед за невесомыми касаниями мышцы и Ёнджун еле слышно блаженно стонет, откидывая руки на подушку. На подмышках росли тонкие чёрные волосы, но Субина это нисколько не смущало, даже привлекало: Ёнджун был настолько естественным, настоящим, осязаемым. К нему хотелось прильнуть, испробовать той живой силы, что наполняла его.       Субин вытащил пуговицу джинсов из петли и, не расстёгивая ширинку, стащил те с ног Ёнджуна. Теперь Ёнджун лежал перед ним в одном белье — румяный и раскрепощённый, — и выжидающе глядел на Субина из-под набрякших век блестящими глазами.       — Сними, — сказал Субин, зацепившись пальцем за резинку трусов Ёнджуна, и отсел, помогая их стянуть. Оставшийся предмет одежды бессмысленно повис на щиколотке. Субину это нравилось. За домашней небрежностью терялась картинность близости. Эта простота подпитывала его возбуждение.       — Что? — усмехнулся Ёнджун, когда внимание к его телу стало слишком пристальным.       — Наслаждаюсь видом, — лучезарно улыбнулся Субин.       — Лучше сделай с этим что-нибудь, — пробормотал Ёнджун на выдохе, еле смыкая губы. В тоне звучала леность, граничащая с эротизмом.       От прикосновения к его возбуждению Ёнджун невольно ахнул, отведя здоровое бедро. Субин спустился на локти и уложил больную ногу Ёнджуна себе на плечо. Вдоль неё тянулся ещё один шрам. Это была длинная розовая полоса, по краю которой иной раз виднелись крохотные точки — следы недавних швов. Субин разглядывал её внимательно, свыкаясь с мыслью, что теперь этот шрам — такая же часть Ёнджуна, как сама нога; часть его прошлого и напоминание о том на долгую жизнь.       Недолго размышляя, Субин оставил несколько поцелуев на внутренней стороне бедра. Ёнджун прикрыл лицо запястьем, глубоко дыша. Субин поднялся выше, чувствуя источаемый чужим телом жар.       Он не подумал бы никогда, что будет заниматься чем-то настолько омерзительным и непотребным на первый взгляд. Если честно, то само по себе соитие — ужасно противная глупость, но вместе с тем такая приятная. Как погружение в транс, но только для вас двоих; маленький греховный рай.              — Мы отвратительные, — рассмеялся Ёнджун в ожидании салфетки. Субин рылся в тумбочке, блуждая размытым взглядом. Дико хотелось то ли плакать, то ли обниматься, то ли спать… то ли всё и сразу.       Они действительно были отвратительными. Взъерошенные, распалённые, влажные от пота и ужасно липкие. Разморенными телами тащиться в душ не хотелось, да и ненароком попасться Минсу на глаза — тоже. В общем, душ подождёт до завтра, а пока стоило убрать видимую «грязь».       Наконец выудив из ящика влажные салфетки, Субин обтёрся сам, а затем вытер ладонь и живот Ёнджуна.       — А ты подготовился, — рассмеялся Ёнджун.       — Знаешь, история салфеток в моей тумбочке сейчас последнее, о чём я хочу думать, — пробормотал Субин, комкая салфетки в один влажный комок.       — А у них есть история? Расскажи.       — Боже, это так глупо… — вздохнул Субин от нелепости ситуации.       — Тебе трудно рассказать мне?       Субин закатил глаза: не отстанет ведь, пока не узнает.       — Мне их Минсу подкладывает лет с тринадцати, типа «Ой, а вдруг пригодится в твоём возрасте». Вот и вся история.       — Оу…       — Что?       — Это ужасно не секси.       — А если бы я сказал, что покупаю их себе для самоудовлетворения каждую неделю, было бы по-другому?       — Нет, это тоже ужасно не секси.       — Тебе прям не угодить.       Ёнджун сладко потянулся, втягивая живот и запрокидывая руки. Субин загляделся на его фигуру в глухом свете ночника.       — Ты ужасно красивый, — слетело с уст само собой, прежде чем Субин успел обдумать.       — Ты тоже, Субин-а.       — И… ты знаешь, ты мне ужасно нравишься, и я мог бы смотреть на твоё тело вечно, но, пожалуйста, оденься.       Ёнджун рассмеялся и кое-как натянул бельё.       — Ты же предоставишь дорогому гостю футболку утром?       — Зачем тебе?       — Старая пропиталась потом, пока ты меня морил, — пожаловался Ёнджун.       — Не придумывай, ты ещё другую мне не отдал.       — Какую?       — Ту, с надписью.       — Хе, нет, теперь она моя, — с весёлым прищуром протянул Ёнджун.       Субин встал с постели на ватных ногах, бегло собрал с пола их вещи и бросил одним комком на стул. Затем осторожно вытащил из-под Ёнджуна тонкое одеяло и укрыл его им.       — Пора спать, — вслух подумал Субин. От усталости уже глаза слипались.       — Ты можешь лечь ближе к стене? — спросил Субин у Ёнджуна. Тот непонимающе взглянул на него, кивнул и передвинулся.       — Я же никогда так не спал.       Субин забрался под покрывало и взглянул Ёнджуну в лицо. Не хотелось портить момент, но и врать уже не имело смысла.       — Лучше я упаду во сне и проснусь от удара, чем проснусь и не увижу тебя рядом.       — Субин…       — Я знаю, что всё закончилось и теперь тебе ничего не угрожает. Это всё из-за кошмаров. Поверь, мне просто будет спокойнее, если ты будешь лежать у стены.       Ёнджун подполз ближе и заправил прядь Субину за ухо. Он смотрел понимающе.       — Мне ночью тоже страшно. Я почти не засыпаю в тишине, — признался он.       — И что ты делаешь?       — Включаю музыку. Она играет, пока я не усну. В тишине кажется, что где-то рядом скоро послышится скрежет двери.       — Давай включим твою музыку?       — Я не против.       Субин стащил с тумбочки свой телефон, разделил наушники с Ёнджуном и вручил мобильный ему в руки. Ёнджун быстро нашёл что-то и включил. Началась странная мелодия, будто сыгранная на одной струне бас-гитары. Субин взглянул на экран телефона.       — «Сигареты после секса»? Одного пункта не хватает, — подметил он.       — Давай без курения в постели, — сказал Ёнджун и сунул телефон под подушку. Теперь была только музыка и они.       Ёнджун притянул Субина к себе, склонив тому голову, и мягко поцеловал в лоб. Его губы были тёплыми. Значит, Ёнджун был рядом. Живой и почти невредимый.       «Nothing's gonna hurt you baby. Nothing's gonna take you from my side», — эти строчки уносили Субина в мир сновидений. И Субин засыпал, чтобы завтра проснуться в объятиях Ёнджуна.

Конец