shouldn’t have done that

— И где ты опять шляешься? — ни «алло», ни «привет», сразу претензия послышалась с того конца провода. — Ты же знаешь, что моя работа состоит не в написании песен. Могу я дома посидеть, — понуро отвечал парень, заваривая себе очередную чашку кофе. — Мы все понимаем, но не целую же неделю отсутствовать. Как минимум нам нужно суждение со стороны, которое ты даёшь. Ладно в студию не приходишь, но ты перестал ходить с нами в бары. Если ты заболел, мог бы сразу сказать, — злость сменялась на переживание и наоборот. Тяжело было сказать, что именно чувствовал его собеседник. — Я же говорил, что плохо себя чувствую, поэтому не могу прийти. Все, пока, — не дожидаясь ответа, он повесил трубку, глубоко вздыхая. Снова он был в том ужасном, ненавистном состоянии. Не мог понять, откуда оно бралось. Заварив кофе, он вернулся в кровать, где читал какой-то бульварный роман, найденный в закромах съёмной квартиры. Но уже через несколько страниц отложил его и, повернувшись на бок, снова позволил гадким мыслям проникнуть в мозг. Они давно поселились в голове, но время от времени отпускали. Парень смотрел куда-то вперед, не моргая, обдумывая вновь и вновь одно и тоже. Но плакать сил не было, как-то истерить тоже. Он уже просто смирился, что не сможет спокойно побыть один, без тревоги и переживаний. Стук в дверь, явно отбивающий ритм. Парень даже не пошевелился, гостей он не ждал, из друзей никто обычно не приходил без предупреждения. Он не был нужен особо там. Занимая роль менеджера и лучшего друга, он не чувствовал себя в своей тарелке. Бесполезный, жалкий, способный только сидеть с друзьями и молчать большую часть времени, слушая интересные истории от них, либо максимально глупо шутить. Стук повторился, но его упорно продолжали игнорировать. Он вспоминал: не забыл ли выключить воду, повесить белье, выкинуть мусор или помыть посуду. Максимально пытался отвлечься. Стук стал настойчивым настолько, что казалось дверь вот-вот вынесут. Парень неохотно встал и поплёлся встречать упорных гостей. Перед ним стоял его друг, как подобает, одетый во все чёрное, при том что сегодняшний день не был типичным для Лондона по своей погоде. Непривычная жара мучила всех жителей. Без приглашения он прошёл внутрь, что вторит его манерам. В упор не замечая хозяина, он отправился на кухню, чтобы перекусить чем-нибудь. — Я думал, вы на студии работаете, — пробормотал парень, осторожно обвивая руками талию. — Мартин и Дэвид — да. Сегодня у них песенный день, только и делают, что поют. Мне это неинтересно, — последнее слово он произнёс на выдохе и отстранился. — Ты давно не появлялся, мне стало интересно, что же с тобой такое приключилось. С нашим дорогим и горячо любимым Энди, — парень явно издевался, — Что такое? Порезался ножом и не можешь прийти? В магазине обидели? — на лице была хитрая улыбка, глаза прищурены. Ему нравилось смотреть в это разочарованное лицо, потухшие глаза. — Тебе там больше всех не хватает меня, да? — Конечно, — Алан прошёл мимо, задев его плечом и устроился на диване в гостиной, закинув ноги на журнальный столик. *** Уткнувшись со спины в шею друга, Энди потерся носом и пару раз быстро поцеловал. Он был тем, кто проявляет свою любовь прикосновениями. Постоянное желание прикоснуться не всегда было к месту, но он стремился это сделать. Ему было тяжело сдерживать свои порывы любви. Алан не хотел, чтобы кто-то имел хоть какую-то заднюю мысль про их связь и постоянно отталкивал его во всех планах. Когда они были в студии, он не позволял касаться себя никак, хотя Энди постоянно либо трогал кончик носа, либо взъерошивал волосы. Чтобы вопросов ни у кого не появлялось по поводу этих жестов в сторону одного Алана, Энди начинал приставать с ними к остальным. Мартин и Дейв никогда не были против. Сейчас, когда вокруг никого, он все равно сделал несколько шагов вперёд, отстраняясь, боялся, что их заметят. Проходила подготовка к концерту, одному из последних в туре. Все были вымотаны происходящим, что нервы начинали сдавать, но этот движ приносил им слишком много удовольствия. Надо было просто научиться распределять свое время, но каждый вечер заканчивался лютой тусовкой, после которой приходилось отсыпаться в автобусе и последующий день отходить от невыносимых болей из-за неудобных поз. Алан настраивал свои горячо любимые эмуляторы, проверял все ли работает. Его тонкие, изящные пальцы наигрывали какую-то мелодию, что-то из классики, что-то, чего не знал Энди. Он мог просто наблюдать за прикрытыми глазами, слабо покачивающимся в такт телом, как правая нога отбивает ритм, самодовольной улыбкой. Алан мимолетом сказал название композиции, но Энди, погруженный в свои мысли, запомнил только, что она связана с луной. Уайлдер старался не говорить, что любит играть классику, но, чтобы поразить Энди, всегда исполнял что-то простое, как ему казалось. Ему было важно увидеть эти раскрытые от удивления голубые глаза и нагло усмехнуться в ответ. Также и сейчас, краем глаза заметил восторг на лице друга и улыбнулся. Ему было смешно, что такие простые вещи воспринимаются как нереально сложные, с самого его прослушивания в группу. Но он все же понимал, что выходец из «лондонской аристократии», как называли это его согруппники, что только он в этой группе знает что-то больше, чем нотная грамота. Хотя Энди, казалось, даже ее не знал. С самого начала Алан не понимал, какова роль Флетчера в группе. Он общался с ним свысока, стараясь пристыдить за его бездельничество. Иногда даже в лицо ему говорил, что за столько лет стыдно не научится играть хотя бы одну песню. Очень часто они вступали в словесные перепалки, из которых Уайлдер, конечно, выходил победителем. Его раздражал не сам Энди, а его нежелание делать что-то, становится лучше. Он не любил бесполезных людей в любом деле. Из года в год ситуация не менялась, и Алан просто смирился. Иногда, в особо хорошем настроении, все равно любил подстегивать Флетча по самым разным причинам. Энди склонился над Аланом, через плечо глядя, что он там делал, ощущая его запах: сладкий аромат туалетной воды у шеи, резкий запах никотина в волосах, кожаная куртка придавала этой композиции ещё более непонятный привкус. Он закрыл глаза, наслаждаясь этой минутой. Он не мог никак описать свои чувства. В голове не было ни единой мысли, кроме «я люблю тебя». Это и убивало его изнутри. Последний раз он поцеловал разгоряченную шею и удалился, оставляя друга наедине со своими мыслями и эмуляторами. На другом конце сцены, не обращая на них никакого внимания, стояли Мартин и Дейв, распевались. В какой-то момент это стало «кто громче выкрикнет слово хуй», словно они дети малые. Им было достаточно весело. Увидев Энди, Мартин начал махать ему руками, приглашая его принять участия в занимательной игре, а Дейв чему-то смеяться. — Ну что, как там наш отшельник? — язвительно спросил Гаан. — Да нормально, настраивает аппаратуру. — Какой-то у тебя настрой вялый, пойдём пивка выпьем, — обнимая друга за плечо, что выглядело неловко из-за их разницы в росте, он повёл того в гримерку. Мартин шёл сзади и смеялся. Всего было две гримерки на всех четвёртых, делились они по принципу лучший друг с лучшим другом: Мартин с Энди, Алан с Дейвом. Смысла в этом не было никакого, потому что Дейв в любом случае ходил из одной в другую в трусах, предлагая всем выпить с ним. Ещё он любил складывать свои вещи к вещам Мартина, забывая об этом каждый раз. Они разместились в гримерке Алана и Дейва, на столе стояли пустые уже четыре бутылки, предположительно выпил их все Гаан. Он настойчиво предлагал Энди взбодриться бутылочкой, но тот отказывался, оправдываясь кучей дел со стороны менеджера. Не мог же он общаться с людьми в нетрезвом виде. Никаких дел у него не было, во время концертов с него снимались все обязанности, ему оставалось только участвовать в выступлении. К уговорам Дейва присоединился Мартин. Кому-кому, а ему противостоять он не мог. С самого юношества он шёл на поводу у него, доверял и верил в каждую авантюру. Мартин единственный, с кем он был по-настоящему честным. — Если ты не пил, то чего у тебя уши красные? — улыбаясь, спросил Мартин, щёлкая тот по уху. — В кого влюбился? Колись. — Ни в кого, — буркнул Энди в ответ, глядя в уже пьяные глаза. Он знал, что это единственный способ убедить его в чём-либо — не отводить взгляд. Он чувствовал стыд за свое вранье такому близкому человеку. — Ну и не рассказывай, пойду тоже проведаю Алана, вдруг уши тоже красными станут, — звонко смеясь, он ушёл из гримерки. *** — Не можешь поиздеваться над ними? — Энди поставил свежий кофе на столик рядом с ногами Алана, сел напротив и прикрыл глаза. Для него это обыденность: сразу сделать кофе, приготовить поесть, предоставить ему вообще все блага человечества, уронить к его ногам. Он знал, что тот уже читает какой-то журнал, притащенный Дейвом. Хотя хотел, чтобы его уничтожали взглядом. Лучше это, чем полное безразличие. На вопрос ответа не следовало, напряжение висело в комнате. Он чувствовал только как его сердце бешено колотилось, а дыхание участилось. — Дышишь, как будто марафон бежишь. Раздражает, — коротко и подло отрезал Уайлдер. Никакого уважение к хозяину. Никакого уважения к другу. Никакого уважение к человеку. Энди сразу чувствовал себя молекулой, такой мелкой и незаметной, что становилось тошно. Он пытался успокоиться, в животе крутило, голова начинала болеть. Все в доме казалось чужим, становилось неуютно, страшно. — Спасибо, что пришёл поиграть в молчанку, — спустя пару минут вновь начал диалог Энди, снова привычная тишина. Это злило его, но что-то сделать он был не в состоянии. Алан медленно встал, отхлебнул чёрный кофе, поморщился — это не был его дорогой любимый, с терпким и сладковатым вкусом, напиток, который он распивает после тяжелого дня; горький и противный, ещё и холодный — обошёл диван, где сидел Энди, и наклонился к самому его уху. Даже не глядя можно было сказать, что на его лице довольная и хитрая улыбка. Он слегка потрепал рыжие волосы, оставив руку на плече. Молчание не прерывалось, глаза Энди все ещё были закрыты. Он чувствовал лишь ровное, томное, тёплое дыхание, слегка щекотавшее. Вымотанный своими же мыслями, он не мог уже сопротивляться такому изящному, умному и хитрому. — Я беспокоился. Так не хватало в студии запаха старой бабки, — он усмехнулся. Сделав паузу, продолжил очень тихо говорить. Если бы он сошёл на шёпот, это было бы ещё более устрашающе. — Не хватало твоего смеха, вечно смешанный с Мартином. Не хватало твоих вечных недовольств. Частых встревоженных взглядов. Даже грустно становилось без твоих попыток, как ты говоришь, «покошмарить» меня. — Я рад за тебя, — он старался отвечать сухо, не подавать вида, что слова задевают его. Насмешка. Над ним буквально смеётся человек, которому он готов положить весь мир. — Расскажи мне, что такое опять случилось. Пойми, я не издеваюсь над тобой, — он поцеловал оголенное плечо, положив затем свою голову. Он вновь запустил руку в волосы, слегка почёсывая и перебирая мягкие пряди. — А выглядит как будто пытаешься высмеять, — голос дрогнул. Он не хотел больше держать в себе. Но этот страх. Отторжение. В голове оставалась мысль: «лучше так, чем без него». Алан посмеялся в ответ, вновь обошёл диван и сел рядом, подобрав под себя ноги. Для приличия он снял куртку, оставшись в чёрной рубашке. Он показательно пододвинулся, положив всё-таки одну на несчастный столик. Негласно приглашал. *** Громкая музыка выбивала перепонки. Энди не был фанатом или даже любителем подобного, он желал тишины. Но будучи участником такой знаменитой группы, приходилось мириться со всеми неудобствами, которые так нравились его друзьям. Он медленно пил пиво, наблюдал за остальными, как они покоряли дам своими познаниями во всех областях физики, химии, географии и языка. Дейв делал это буквально, не стесняясь целуясь с какой-то девушкой, Мартин просто флиртовал у бильярдного стола. Партия прекратилась, когда Дейву надоело проигрывать. В комнате не было только Алана, он ушёл довольно давно, но никто не спохватился его. Мальчик самостоятельный, взрослый, сам разберётся. Энди подсознательно переживал, не понимая этого, но пить уже не так хотелось, а тем более заводить увлекательные разговоры с незнакомками. Не в силах выносить этого, он вышел на улицу — освежиться. Зажигалка дрожала в руках, с н-ой попытки ему удалось прикурить, глубоко вдыхая дым. Закрыв глаза, он хотел оказаться дома, в спокойной обстановке. Не сдались ему эти тусовки, особенно сейчас. По возвращении в комнате он заметил Алана, сидевшего, как обычно, закинув нога на ногу, слегка покачивая, свободная от пива рука расположилась вдоль спинки дивана, он с улыбкой наблюдал за происходящим. Энди сел рядом, Алан сразу одернул руку и переложил в неё бутылку. Флетч наклонился к уху, в ответ — рука, отворачивающая от себя. Повторная попытка не увенчалась успехом. Алан ни разу не посмотрел на него за все время. Сейчас он внимательно глядел на Дейва, его забавило такое поведение. Низкое и грязное. Попытавшись привлечь внимание парня, Энди положил руку на коленку, но она была быстро скинута. *** — Долго будешь рассматривать? — поднимая бровь, он снова улыбнулся. На этот раз нежнее, теплее. — Почему ты это делаешь? — Что именно? — протянувшись через весь стол, он взял чашку и вновь отхлебнул «отравы». — Ты наконец созрел для взрослых разговоров? Никогда не подумал бы, что дети так быстро взрослеют. А ты смышлёный. — Алан, — дрожь выдавала его. Столько месяцев он ждал и чах, когда тот сам придёт и начнёт этот самый разговор. Теперь он не мог выдавить ничего, что было обдумано сотни и тысяч раз. Каждый день он придумывал речь, которую в порыве злости выскажет ему. Он представлял как смотрит в эти серые глаза, не боясь. Сейчас страшно было поднять взгляд, оторвать их от надписи «bong». — Я люблю тебя, — все-таки подняв взгляд, он не увидел хитрых глаз. Они смотрели куда-то вдаль. Снова молчание. — Я не могу тебе дать этого, — впервые не переводя темы Алан признался. Видимо, настал тот самый день «х», когда вселенная схлопнется. *** С другой стороны к Алану подсела девушка и начала оживлённо болтать с ним о чем-то. Ее явно не интересовал ещё один человек в компании, было не до него. Энди все-таки пересел на противоположное кресло — наблюдать за ними. По мере общения девушка пыталась прикоснуться к парню, как-то быстро поцеловать его, Алан незаметно и аккуратно предотвращал это. Только он мог непринужденно и легко остановить нежелательный контакт. Энди стала еще противнее окружающая атмосфера, он поспешил спрятаться в своей комнате мотеля, сославшись на усталость. Через пару часов в комнату зашёл парень. Он осторожно сел на кровать в попытке не разбудить, Энди не спал. Сев, он сразу обвил руками талию и начал оставлять поцелуи по всей шее. Алан смеялся в ответ и бормотал что-то о том, что грязный, потный и вонючий. Энди никогда не волновало это, ему хватало, что как последней дворняге ему бросают остатки еды и кости. Ему хватало, что получает немного желаемого. Продолжая смеяться, Алан неуклюже раздевался. То что он был пьян, было заметно издалека. Энди заботливо помог ему разобраться с курткой, но тот не остановился и продолжил с рубашкой. Флетч пытался узнать, зачем ему потребовалось ее снимать. Смех и бормотания заполняли маленькую комнату. Бросив и рубашку, и штаны на пол, Алан наконец залез под крошечное одеяло, прижимаясь к Энди. Его лицо на уровне шеи парня, тёплое дыхание вызывало мурашки по всему телу. Флетчер аккуратно провёл рукой по спине вниз и обратно, слегка щекоча. Алан улыбался сам себе. В своих размышлениях он пришёл к выводу, что поза все-таки не очень удобная для сна, он сначала отвернулся, устраиваясь удобнее на подушке. Почти сразу же повернулся назад, долго смотрел в лицо в друга, рука уже покоилась на его щеке, слегка поглаживая. Уайлдер прильнул к губам парня, втягивая в короткий поцелуй, что то пробормотал и вновь отвернулся. Как подушку он использовал руку Энди, переплетая ее пальцы со своими. Единственный вечер, когда он услышал слова «я люблю тебя». *** — Почему ты напрямую не скажешь, что ничего не испытываешь ко мне и просто издеваешься? Почему изо дня в день, от месяца к месяцу я должен терпеть это отношение? — он поставил начало разговора. Эмоции били через край спустя полторы недели апатии. Он готов был кричать в порыве злости. Слезы наворачивались на глазах. — Потому что это не так, — Алан отвечал сдержанно, будто каждый день у него происходят подобные диалоги с друзьями. — Тогда скажи мне сейчас: что мы есть? — он повернулся, в упор глядя тому в лицо. Снова полное игнорирование. — Я не знаю. — Ты постоянно игнорируешь все мои слова, жесты, внимание. Я каждый раз говорю словно правда со стеной. — Все потому, что я — близнец, а ты — рак, — перебил его парень, улыбаясь. — Даже сейчас ты пытаешься язвить. Пожалуйста, послушай меня внимательно хоть раз. Почувствуй, что я пытаюсь донести до тебя, — Алан тяжело вздохнул, встал и ушел на кухню, прячась от надвигающегося шторма из претензий и вопросов, на которые отвечать он просто не хотел. Даже если они поговорят сейчас, конфликт решен не будет. Им не прийти к чему-то общему. Понимания достичь в подобной ситуации было невозможно. Энди подскочил следом. — Почему ты думаешь, что можешь спокойно приходить без приглашения? Почему, когда тебе плохо, нужно обязательно приехать сюда и, разволновав меня, слинять потом? Почему, когда мы одни, позволяешь трогать себя, понимая значение этих жестов? Почему ты считаешь, что можешь так издеваться над моими чувствами, не имея ничего? Почему в один вечер у нас все хорошо, в следующий я не могу дозвониться? Почему, когда плохо мне, ты делаешь вид, что не замечаешь? Все мои попытки получить поддержки в такие периоды обращались против меня, становилось намного хуже. Лучше бы я не просил у тебя ничего. — вопросы сыпались из Энди водопадом. Он уперся о стол, ноги предательски подкашивались. Алан все-таки смотрел сейчас на него. Красного, задыхающегося, разгоряченного со слезами на глазах. Они падали на очки каждый раз, когда Флетч опускал голову. — Почему я получаю весь этот холод от тебя? — теперь он не мог остановиться, раньше боялся начать. — По-твоему мнению, что я сейчас должен сделать? Объясниться? Отчитаться? Нам уже под тридцать, почему ты разводишь драму как пятнадцатилетняя девчонка, которая первый раз влюбилась? — Наверное, потому что я первый раз влюбился, — на некоторое время повисло молчание. Алан смотрел, как Энди опустил голову на руки, сжимая волосы, на его лице ничего не выражалось. *** Телефон разрывало от звонка, только он переставал противно трещать, как через пару секунд начиналось все сначала. Энди просто лежал и думал, кто додумался позвонить в четыре утра. С полчаса он играл глухого, но окончательно проснувшись, решил все-таки ответить. Может, кто-то умирает. Через полчаса он стоял на крыльце дома в ожидании машины. Продрогший до самых костей, перед выходом он не подумал накинуть что-то сверху. Была всего-то середина октября, разгар жары. Горячие руки обнимали холодную шею, футболка сразу впитала капли на куртке, в том районе уже шел дождь, дым окутывал их. Алан встревоженно рассказывал о своих переживаниях и страхах. Подобное случалось достаточно редко, но каждый раз он приезжал в этот дом. Как будто инстинктивно, было необходимо. Неизвестно, кому было тяжелее в эти моменты. Энди не мог смотреть, как его друг страдает, говорил ему постоянно самые нежные, тёплые слова, уверял в обратном на все плохое, что тот говорил про себя. Он всегда держал его руку крепко в своей и, слегка обнимая, целовал. Алан периодически кусал свои руки, чтобы облегчить душевную боль, которая вырывалась прерывистыми вздохами. Засыпая, Уайлдер знал, что через несколько часов уедет, не предупредив. Энди не мог сразу заснуть, обдумывал случившееся, проверял спит ли друг, переживая. *** — Ты хочешь банального внимания, — не поднимая головы продолжал Энди. — Тебе нужно, чтобы ночью тебя крепко обнимали, а утром готовили завтрак. Ты хочешь, чтобы тебя нежно гладили и перебирали волосы. Ты хочешь, чтобы в порыве слушали новые мелодии или твою вдохновленную игру на рояле. Ты желаешь, чтобы был кто-то, кому ты будешь доверять больше, чем себе. Тебе необходимо внимание, а не любовь. Это самое грустное, — Алан оцепенел от услышанного. В этих слова и крылась правда. Он до последнего сопротивлялся этой мысли, но раз уж это заметно со стороны, оставалось только признать. Неосознанно он прикрыл рот рукой, кусая кожу между большим и указательным пальцами. Энди растер по лицу слезы, глубоко вздохнул и подошёл к другу, обнимая. — Я дам тебе это внимание, — шептал он на ухо, сжимая рубашку в кулаках. — Я буду рядом, пока ты не скажешь прекратить. Последнее слово всегда за тобой. — Если я отдам тебе своё сердце, сохранишь ли ты его?