***
— Хочешь знать причину всего этого? — с безумной улыбкой говорил отец. — У меня было такое же детство, поэтому я не хотел, чтобы у кого-то из моих никчемных детей была счастливая жизнь. Сначала я не думал о том, чтобы лишить тебя этой жизни, но, как видишь, я передумал. Потому что, если бы ты не родился — твоя никчемная мать нашла бы другого мудака и она не вышла бы за меня. Всем в школе я платил за то, что они делают. Твоя мать не захотела участвовать в этом, потому мне пришлось и над ней повозиться, после чего убить! Поэтому, если бы ты просто не рождался она бы жила, возможно, прекрасную жизнь. Это твоя вина! Твоя! Твое существование приносит лишь проблемы и смерть! Убей себя!***
Твоя вина. Это твоя вина. Убей себя. Ты не заслуживаешь существовать в этом мире. Умри. Умри. Умри! — Заткнитесь.., — сквозь слезы шептал Изуку. Голоса не давали покоя, которые повторяли, что он виноват во всём. Он очень старается не поддаться и не верить этим словам. Эти дни, казалось, длятся уже не один год. Он боится каждого шороха, потому что думает, что это могут быть шаги отца или Хитоши. Шинсо тоже не отстаёт. Он снова повторил это. Изуку снова чувствовал эту боль, эти унижения. Старания держать слезы в себе пошли коту под хвост. Из-за чего над ним все больше издевались. На окнах решетки, замки заменили на новые, а телефон не работает. Мидория никак не может сбежать и с кем-то связаться. Неужели, после стольких страданий, всё не прекратится? Его настолько ненавидит судьба и этот мир? Его глаза снова стали такими же как и раньше: пустые, грустные, усталые. Каждый раз, когда тьма снова укутывает его и когтями вбивается в его сердце он пытается заполнить свои мысли Каччаном. Изуку надеется, что Кацуки пытается как-то его найти. Он ведь знает, что не безразличен ему. Мидория хочет снова почувствовать его крепкие объятия и услышать суровый, но заботливый голос. Изуку временами жалеет, что не рассказал Кацуки всё, ведь не хотел его в это впутывать. Изуку услышал шаги, поднимающиеся по лестнице. Кровь застыла в жилах и паника охватила его. Он не хочет снова чувствовать боль. В комнату зашёл Хитоши. Изуку пытался не делать лишних движений, продолжая дальше сидеть на холодном полу прижавшись к стене сзади. Парень подошёл ближе. — У тебя такое испуганное лицо. Неужели ты боишься меня? — ухмыляясь, сказал Хитоши. — Я люблю, когда у тебя на лице страх, а больше всего люблю слёзы. Ведь слёзы так подходят шлюхам. Я хочу опять увидеть их на твоих глазах. Он замахнулся и влепил больную пощёчину. Боль на лице жгла и слезы непроизвольно начали наворачиваться. — А ты стал ещё более никчёмным. Раньше ты и от десяти ударов писка не проронял, а тут от одной пощёчины. Ничтожество! И вновь удар. Слова приносили боль сердцу, а удары телу. Изуку ненавидит двойную боль. От нее хочется умереть еще больше. Голоса в голове чередовались со словам Шинсо. Из-за этой моральной и физической боли его глаза накрыла черная пелена, а сознание медленно покидало его. Усталость и недосып слишком ярко сказывался на нём, из-за чего он не мог ходить без падений и есть без тошноты. У него каждый раз, перед потерей сознания, было чувство будто он умирает, но Изуку всё равно приходил в себя. И снова, не успеет Мидория и глазом моргнуть как снова удары, попадающие на раны и гематомы нанесенные ранее. Эти нескончаемые мучения забавляют всех. Значит, Изуку просто игрушка? С ним делают всё, что хотят, говорят что хотят и при этом они смеются, словно у Изуку не существует души, которую можно ранить. У него впервые в жизни начало что-то налаживаться, но этому не дали дойти до конца, оборвав всё в самый неподходящий момент. Он чувствует себя свечой, которую намеренно задувают после того, как зажгли. Ему же просто хочется тепла и заботы. Разве он так много просит после этой пытки? Изуку постоянно шепотом просил о помощи, хотя знал, что кроме него этого никто не слышит. Но он продолжает, надеясь, что его мольбы будут исполнены. Тебе никто и ничто не поможет, ведь ты этого заслужил. Да, ты ничего не сделал для того, чтобы заслужить хоть капельку тепла. Тебе суждено умереть. Может, в следующей жизни ты не будешь таким ничтожеством. Но ты же неудачник, поэтому каждая следующая жизнь будет такой же. Ты не избавишься от этих мучений. Если тебе не нравится то, что сейчас происходит — не стоило рождаться. — Заткнитесь… Заткнитесь… Слезы непроизвольно текли ручьем. Боль сковывала грудь не давая вдохнуть. Он думал, что все слёзы уже давно выплаканы, но они будто нескончаемые. Ему кажется, будто это не он контролирует их, будто они живут своей жизнью. Каждый раз, когда он просил о помощи, он просил прощение у всех, в особенности матери. Ведь, по его мнению, она страдала из-за него. Проводя лезвием по коже Изуку осознал, что это больше не помогает. Раньше, оно держало его, чтобы не убить себя. Ему кажется, что это конец и остаётся только умереть. Но он не хочет расставаться с Бакуго. Кацуки первый человек, который не стал вести себя как все остальные. Он помогает и не отталкивает Изуку. Поэтому, Мидория не хочет, чтобы тот чувствовал вину за его смерть. Только это держит Изуку в этом мире. Поэтому, он дальше будет терпеть боль, надеясь, ещё хоть раз, как-то увидеть Каччана. Он снова услышал шаги, но только уже двух человек, которые о чём-то разговаривали. И тот же страх опять его душил. Вошедшие в комнату отец и Хитоши имели у себя на лице безумные глаза и улыбку. Они приносили ужас, поэтому Изуку старался не смотреть на них. Хитоши подошёл к нему и взяв за подбородок, намекая, чтобы Изуку посмотрел ему в глаза, но он просто закрыл их. От Шинсо веяло тошнотворным запахом алкоголя, от чего все внутренности были готовы сами вывернуться наружу. Отец стоял рядом и курил. Едкий дым парил в комнате перекрывая и так тяжёлое дыхание из-за страха. — Помнишь, я тебе говорил о том, что хотел найти людей для групповухи? Так вот, такие люди нашлись. Я тебя поздравляю. Тело трясло, а сердце больно стучало. Тошнота подкатывала к горлу из-за страха. Он надеялся, что этого не случится, но, видимо, все эти надежды бесполезные. — Ты не рад? Как жаль, — притворившись грустным, выдохнул отец и потушил сигарету о шею Изуку. Маленький круглый ожог краснел на его шее, а его жжение ощущалось с каждым поворот головы. Изуку пытался не издавать, хотя бы, малейшего звука, но это раздражало их ещё больше. И опять эти удары. Но даже так он пытался молчать. Всё болело, а удары приносили ещё больше мучений. Но в один момент он перестает что-то чувствовать, будто все это резко пропало. Неужели смерть? Однако нет. Ему даже умереть не дают, не то что нормально жить. — Как же бесишь! — снова ударил отец. — Надоел, у тебя есть два часа, чтобы выглядеть нормально, до того момента как мы вернёмся. Если этого не будет сделано и они откажутся тебя трахать — буду мучить до смерти! Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Когда они вышли из дома и заперли его, он на дрожащих ногах пошёл в ванную. Изуку и так хотелось как-то привести себя в порядок, потому что ему уже противно от себя. Смотря в зеркало, на свое побитое и усталое отражение было отвратительно. Синяк, расцветающий на его щеке, разбитая губа, из которой по подбородку стекала кровь. Усталость глаз подчёркивали синяки под ними. Он не выдержал и разбил зеркало кулаком. Осколки впились в руку, кровь капала в раковину. Вынув части зеркала из руки он не чувствовал боли, а кровь завораживала. Когда Изуку снял с себя одежду и видел все увечья его вырвало, после чего стало только хуже. Он, сидя в наполненной водой ванне, смотрел на кровавые бинты лежащие на полу. Он не мог отвести от них взгляда, несмотря на то, что у него начинала кружится голова. А из-за голосов болела голова и темнело в глазах. Ему хочется сбежать от этого всего. Ему ненавистен этот дом. Постоянный холод, тьма, страх, боль. Всё это стало частью его жизни, впилось в самые глубочайшие раны, сьедая надежды изнутри. Может, он и ненавидит эту боль, этих людей и себя, но он никогда не желал смерти даже тем, кто приносил ему невыносимую боль. Он желал, чтобы они просто прекратили это и оставили его в покое. Многие бы на его месте делали бы все по-другому, но он понимает, что желая всем смерти он не будет отличаться от этих плохих людей. Ненависть — обычное чувство знаковое всем, оно не делает человека плохим. А вот желание, чтобы кто-то умер — отвратительно и плохо. Изуку сидел на полу в своей комнате и клеил новые пластыри, заматывал своё тело бинтами. Он даже забыл что должно произойти сегодня, а вспоминая это — не мог успокоиться. Может это и будет эгоистично с его стороны, но, если это и правда произойдет, Изуку убьет себя, без малейших сомнений. Мидория будет чувствовать вину перед Кацуки, но без него Бакуго будет лучше жить и найдет другого человека, которого снова полюбит. Входная дверь открылась, после чего были слышны голоса, как и знакомые так и нет. Паника снова овладела им. Он услышал как люди поднимаются на второй этаж. Но тут послышался грохот, после чего последовали крики отца и Хитоши, которые матерились. Через пару минут настала тишина. Сердце выскакивало из груди от страха. Изуку задавался вопросом о том, что там происходит. Тело оцепенело, когда он услышал шаги возле своей комнаты. Дверь отворили и в комнату зашли двое мужчин. Одеты они были в полностью черную одежду, лиц не было видно. Они не сразу увидели Изуку, а когда заметили то сняли капюшоны. Одного из них он не знал, но вторым оказался отцом Кацуки. — Изуку, давно не виделись! Ты как? — сел на корточки возле него мужчина. — Чт-то вы здесь делаете? — слегка дрожащим и тихим голосом спросил Мидория. — Поймать преступника и тебе помочь, — ответил незнакомый мужчина. — А вы кто? — Отец Эйджиро, Коетсу Киришима. Ответь, знал ли ты о преступлениях своего отца? — О каких? — Убийства, наркотики и нелегальная продажа человеческих органов. Так же он связан с организациями по типу мафии. Это лишь краткая часть всех злодеяний. Ошарашенный Изуку не мог подобрать слова. Он даже представить не мог, что отец такое вытворяет. — Н-Нет… Впервые об этом слышу… — Хорошо. Вы идите к машине и уезжайте домой, а мне нужно вызвать остальных людей из тайной полиции, чтобы разобраться. — Тайная полиция? — Да, она разыскивала его уже как десять лет. Он просто был потрясён. Все эти годы он жил в одном доме с очень опасным преступником. От одной только мысли его начинало трясти. — Сейчас ночь, поэтому, наверняка, ты устал. Завтра проведём допрос, где ты должен рассказать всё, что знаешь, хорошо? Изуку смог только кивнуть. — Ты можешь встать? — спросил Масару. — Д-Да… Вроде… — Тогда давай я помогу тебе собрать вещи и поедем к нам. Кацуки очень переживал за тебя, места себе не находил. «Переживал…» — У тебя есть какие-то раны или ещё что-то? — Они незначительные, поэтому всё хорошо. — Но они же есть, тогда лучше отведу тебя к машине. Там сидит Руи, мать Денки, она тоже работает в тайной полиции, но только врачом. Поэтому она тебя осмотрит. — Хорошо… Недопонимание преследовало его, потому что всё произошло так внезапно. Только выйдя на улицу ему стало легче. Изуку не понимает почему, но этот уличный холод приносил спокойствие. Снег медленно падал на землю, которая уже была покрыта снегом. Когда они подходили к машине из неё выскочила Мицуки и с объятиями налетела на него. — Изуку! Как я рада тебе видеть! Мы с Кацуки переживали за тебя! — Не стоит… Я в порядке, — слегка улыбнулся Изуку. — Не поверю, что ты в порядке, пока Руи тебя не осмотрит! — Хорошо, как скажите, — неловко ответил он. Познакомившись с матерью Денки они сели в машину. Кроме них никого в ней не было, чтобы не мешать. Было непривычно, когда впервые кто-то кроме него видел неприятные отметины на его теле. — Некоторые раны придется зашить. Хорошо, что ты смог их забинтовать. Ничего, если я буду зашивать без обезболивающих? — Ничего, я нормально переношу боль, — от части соврал Мидория. — Хорошо, но если станет плохо — скажи. То, как иголка протыкала его кожу, не давало погрузиться в свои мысли, что очень радовало. Ему не терпится увидеть Каччана. Он так по нему скучает. Но ещё, ему интересно то, как все узнали где находится преступник и он? — Тебе наверняка хочется знать, как мы узнали где ты находишься, да? «Она умеет читать мысли?» — удивленно подумал Изуку. — Да. — Это все благодаря Кацуки. Если бы он не рассказал, что знает и не подслушивал бы наши разговоры о тайной полиции, кто знает сколько бы ещё мы искали где находится этот преступник и ты. «Благодаря Каччану…» — Кстати, а вы встречаетесь? Просто он что-то такое упоминал, но я не могу понять было ли это на самом деле. — Да. — Я так рада! Нужно обязательно его обо всем расспросить! Уже представляю его недовольную мину, — посмеялась женщина и Изуку тоже немного. — Он дома? — Да, вместе с Денки и Эйджиро. Я им оставила на всякий случай шприц с снотворным, если Кацуки захочет побежать к нам. Возможно, он сейчас спит, но сон ему не помешает. Насколько я знаю он практически не спал пару дней. «Он так волновался?» — подумал Мидория с неким чувством вины. — О Боже! Что у тебя за шрамы? — обеспокоенно воскликнула Руи. Изуку сразу закрыл часть руки кофтой и со стыдом поджал губы. Никто раньше не видел их, абсолютно никто. У него сразу появились мысли о том, что о нём подумают плохо. — Прости! Не нужно было мне так реагировать… — Все хорошо, не извиняйтесь! — В знак извинения я тебе дам вот эти повязки, — она протянула две черные тканевые повязки. — Их надевают, если после большого ожога появляется большой шрам, но некоторые их носят и просто так. — Не стоит… — Ещё как стоит! Бери, иначе я не перестану себя винить! — пыталась уговорить его Руи. — Ох… Хорошо, спасибо вам большое! — Не за что! Я уже все зашила, поэтому пытайся не делать каких-то резких движений и не напрягайся. — Спасибо большое. — Тебе повезло, что с такими синяками у тебя не было переломов. — Ага. После этого он сходил вместе с Масару забрать пару вещей Изуку. Мидория понимал, что одними словами не отблагодаришь, но после того, как он спросил как их отблагодарить они лишь начали его уверять, что все хорошо и благодарить не надо. Однако, Изуку всё равно попытается что-то сделать.