Приятный вечер в ужасной компании

      Тома как раз заканчивал готовить последние закуски, когда Люмин, помогавшая ему сворачивать длинные, тонко нарезанные полоски огурцов в аккуратные розочки, вдруг резко развернулась в сторону двери.       — Это он? — спросил Тома почему-то шепотом. Обитель была тиха, но Люмин, как ее хозяйка, могла просто почувствовать чужое присутствие.       Ответом Томе послужил стук в дверь — такой громкий и частый, будто колотили сразу в четыре руки — и веселый окрик:       — Сова, открывай! Медведь пришел!       «Наверное, какое-то традиционное снежное приветствие», подумал Тома.       — Жди здесь, — предупредила Люмин и двинулась к двери. Прежде чем она ушла, Тома успел увидеть выражение ее лица — сжатые в нитку губы и грозно нахмуренные брови. С таким видом идут в бой, а не встречать гостей.       То, что Люмин открыла входную дверь, он понял по тому, как по ногам протянуло сквозняком. Тома сам только недавно смазал петли, так что теперь они проворачивались бесшумно. Но Обитель, устроенная в землях Инадзумы, отличалась влажной духотой, поэтому окна в доме держали открытыми, и между комнатами гуляли сквозняки.       Незнакомый веселый голос стал громче:       — Ну здравствуй, девчонка!       — А где все, что я просила купить?       — Я так спешил к тебе, что не успел ничего взять! Но ты не расстраиваешься, да? Ведь самое главное, что я здесь!       По ногам снова потянуло сквозняком — видимо, Люмин пыталась закрыть дверь, причем, у гостя прямо перед носом, судя по тому, как он тут же завопил:       — Да брось ты, шучу я! Вот оно все!       Одна из петель все-таки скрипнула. Тома поморщился. Надо будет снова проверить их утром. Или ночью, когда эти двое уснут. Если у него самого еще останутся силы. Должны остаться. У него — должны.       Щелкнул замок. Люмин спокойно сказала:       — Да не суй ты мне их в руки, сам держи. Это Томе.       — Какой Томе? Я думал, мы будем только вдвоем.       — Я буквально написала тебе, что нас будет трое. Ты мое письмо читал дальше первой строчки?       — Да! Последнюю я тоже прочитал. Между ними? Увы и ах...       — Ты дурак?       — Но мне и их хватило!       — Дурак.       — Ведь в них было написано все самое важное! Что ты ужасно, чудовищно соскучилась…       — Не было такого.       — И ждешь не дождешься увидеть меня!..       — Просто жду.       — … в такое-то время такого-то дня в своем Чайнике Безмятежности. Ничего себе домина, кстати! И что это за посудина на крыльце такая? Мне показалось, на меня из-под крышки кто-то зыркнул, но тут же спрятался.       — Это Пухляш, она очень славная, строит тут все… — Люмин прервалась и разочаровано щелкнула языком. — Неважно! Ты что, правда не читал письмо?       — Ну ты столько настрочила, а мне его доставили только вот сегодня утром. Я чуть в лепешку не расшибся, чтобы достать, что ты просила, и успеть сюда вовремя. Могла бы и похвалить!       Тома ухмыльнулся. Наверняка Люмин на это закатила глаза. Вместо того чтобы похвалить гостя, она спросила:       — Где ты был, что письмо шло до тебя почти неделю?       — Где был, там меня больше нет, — туманно ответил гость и снова заканючил: — Ну давай, ну скажи, какой я молодец, я так старался, так спешил, вон аж вспотел весь!       Послышалась возня, шорох ткани и бумажный хруст, что-то глухо звякнуло, и гость вдруг зашипел сквозь зубы.       В голосе Люмин звучала улыбка:       — Ничего ты не вспотел.       — А ты не там трогаешь… — ответил гость, чуть задыхаясь, но очень довольным тоном.       Тома сглотнул слюну, ставшую разом слишком вязкой.       Люмин заранее предупредила, что встретит гостя сама и попросила Тому не выходить к ним раньше времени — хотела сначала убедиться, что «эту собаку сутулую вообще можно пускать за порог». Ее слова, не его. Стоило ли ему выйти сейчас? Или лучше дальше ждать, пока Люмин позовет? Ему не было неприятно слушать их, чем бы они там ни занимались, но теперь очень захотелось увидеть, что именно заставило гостя шипеть и задыхаться…       — Вот оно! Это твое выражение лица, как будто ты меня сейчас кулаком по зубам погладишь! — выдохнул гость радостно и снова зашипел. По интонации невозможно было понять, от боли или удовольствия.       — Не выдумывай.       Вдруг что-то грохнуло, будто нечто тяжелое хряпнулось об пол. Гость застонал:       — О-ох… Как я скучал по этому, Люмин!.. Просто чтоб ты знала — будешь так давить, я прям сейчас в штаны кончу.       — И вылетишь за дверь. Ты этого хочешь? — спросила Люмин негромко. Гость взрыкнул, но ничего не сказал. — Тогда веди себя прилично. Мы не одни, если ты забыл.       — Ладно… Ладно, понял! Пусти. — Снова послышалась возня и шорох одежды, а потом гость хмыкнул совсем беззлобно: — Бешеная.       — А сам-то?       Гость хохотнул, будто это было комплиментом.       — И я не пальцем делан. Ну, где там твоя Тамара?       — Какая Тамара?       — Ну Тома!       — А, Тома!       Это уже точно был сигнал. Тома сделал глубокий вдох, чтобы поуспокоиться, и вышел в холл. Неглубоко поклонился.       — Добрый вечер.       — Тома! — лицо Люмин тут же осветилось улыбкой.       — Тома? — вылупился на него удивленно гость.       Сутулым он вовсе не был, да и ничего собачьего в нем Тома не заметил — ни ушей, ни хвоста, как, например, у генерала Горо. Обычный молодой мужчина. Высокий, хорошо сложенный, с прямой спиной и широким разлетом плеч. Но Тома сразу понял, почему его можно было не хотеть пускать через порог — не смотря на опрятный костюм, гость выглядел опасным. Тома видел таких бродячих псов — они казались мирными, не рычали и не скалились, просто молча кидались с явным намереньем убить, если им что-то не нравилось. Столкнись с ним Тома в городе, а не в безопасности Обители Люмин, точно перешел бы на другую сторону улицы. От греха подальше.       Может, такое впечатление гость производил из-за того, что волосы его, и так не самые послушные, были безобразно растрепаны с одной стороны? Наверное, Люмин оттаскала, пока они тут возились. От этого он так сладко шипел? Или было что-то еще?       На беглый взгляд Тома отметил хвостики шрамов, тут и там змеящиеся из-под опрятной одежды гостя. Самый заметный тянулся из-под отглаженного воротника рубашки вверх по шее и уходил за ухо, украшенное серьгой с красным камнем.       На глазах гостя Тома старался не задерживаться, и не только потому, что это было невежливо. Смотреть в них было просто неприятно. Вроде яркие, насыщенного синего цвета, они, казалось, не отражали свет, а поглощали его.       Когда Люмин описывала гостя Томе до этой встречи, то выразилась кратко и не очень лестно: «рыжий, громкий, и взгляд у него как у дохлой рыбы; не заебет так зацелует, пиздит как дышит; не верь ни единому его слову». В правдивости последних утверждений Томе еще предстояло убедиться, а первые сомнений уже не вызывали. Действительно рыжий, действительно громкий, и действительно с глазами мертвеца.       — Тома! — воскликнул гость, широко шагая к нему с букетом цветов и протянутой для рукопожатия рукой. — Здаров, мужик. Прости, не понял, что тебя так и зовут. Я Чайлд. Будем знакомы!       Ладонь у него оказалось широкой, как лопата, с короткими, крепкими пальцами. Мозоли царапались даже сквозь ткань черной перчатки, но все это Тома регистрировал уже самым краешком сознания, слишком увлеченный букетом цветов. На сгибе локтя, осторожно, как спеленатого младенца, гость — «Чайлд», напомнил себе Тома, «надо привыкнуть звать его по имени» — держал пышную охапку ветряных астр и сесилий.       — Ах да! Это тебе, — Чайлд сунул букет ему в руки. От цветов веяло прохладой — видимо, их держали в холоде, чтобы довезти из Мондштадта свежими.       — Мне? — Тома нашел взглядом Люмин. Она жестом заправского официанта показала бутылку вина этикеткой вперед.       — И вот еще. Одуванчиковое.       — С этой их модной винокурни, — важно кивнул Чайлд, — как ее там…       — «Рассвет», — закончил за него Тома. Благодарно улыбнулся Люмин: — Спасибо.       — Не понял, — тут же встрял Чайлд. — Почему ты благодаришь ее? Это я! — он стукнул себя в грудь. — Я все привез!       — Чуть в лепешку не разбился! — передразнила его Люмин, на удивление хорошо копируя интонации. — Так старался, так спешил, аж весь взмок!       Тома спрятал смешок за букетом. Свежий, нежный аромат цветов окутал его, напомнив о доме, и детстве, и маминых объятьях.       — А ты докажи, что это не так, — уперся Чайлд.       — Каждый цветочек сам рвал! — продолжала ломать комедию Люмин. — И одуванчики для вина — тоже! Вот этими вот самыми руками!       — Опять же! Какие твои доказательства!..       — Спасибо и тебе, Чайлд, — прервал их перепалку Тома. — Это очень неожиданный и приятный подарок.       Чайлд удивленно моргнул и даже рот захлопнул не сразу. Видимо, хвалили его не часто. Это стоило запомнить.       — Да ладно, мне не сложно было, — отмахнулся он, быстро приняв беззаботный вид. Люмин фыркнула, но прежде чем Чайлд успел окрыситься на нее за это, Тома попросил их к столу, а сам отлучился на кухню заняться цветами.       Пока он искал подходящую вазу и подрезал стебли, организовывая букет, Люмин и Чайлд переговаривались в гостиной.       — И тут эти маленькие пыточные столики…       — Ты дурак? Не вытягивай под ним ноги!       — А куда еще мне их девать?       — Сядь на колени.       — Ух, мне нравится, как ты это произносишь…       Люмин цыкнула зубом.       — Или в позу лотоса.       — Это как?       — Ну вот так.       — Мне не видно, как ты там ноги сложила, подними юбку…       За этим последовал уже знакомый звук возни и приглушенный смех. Тома тоже не сдержался и улыбнулся.       — А где твоя малая? — перевел тему Чайлд. — Я ей тоже кое-что привез.       — В сотый раз тебе говорю — не называй ее так. Звучит будто она мой ребенок. Чего ты там ей приволок?       — Да так, всего лишь купон на бесплатный обед в одном хорошем месте…       — Серьезно, Чайлд? Это ж Глазурный павильон. И купон истекает завтра утром.       — Ладно, поймала с поличным, я хотел остаться с тобой наедине и думал так спровадить Паймон куда подальше.       — В Ли Юэ. Из Инадзумы!       — Хочешь сказать, ради мяса Тяньшу она не полетела бы через океан прямой наводкой? Да прямо пулей — фьють!       После паузы Люмин призналась:       — Не знаю, что меня больше пугает — то, что Паймон реально бы на это купилась или то, что ты достаточно хорошо ее знаешь, чтобы понимать, чем ее купить.       — Я всегда тебе говорил, что меня опасно недооценивать.       — Спешу напомнить, что твой гениальный злодейский план остаться со мной наедине все равно провалился, потому что ты тупо не удосужился прочитать письмо!       Букет получился чудесный. Часть цветов Тома отложил, чтобы из них позже сделать отдельную композицию, которая подошла бы спальне Люмин. Взяв вазу и винные бокалы, он вернулся в холл.       Люмин и Чайлд сидели каждый по свою сторону столика и увлеченно спорили.       — Вот ты привязалась с этим письмом! Щас возьму и прочитаю! — Чайлд принялся хлопать себя по бедрам и заду, проверяя карманы.       — Оно у тебя с собой что ли?.. — спросила Люмин неожиданно севшим голосом.       — Ну да… — Чайлд выудил чуть потрепанный и свернутый вдвое листок из внутреннего кармана своего… пиджака? Кителя? Тома затруднялся дать определение его костюму, слишком похожему на военную форму. — Видишь, у сердца ношу!       — Читай, — велела Люмин сухо. От Томы не ускользнуло, что она волновалась, хоть и пыталась не подавать вида. Лицо ее снова приобрело закрытое, суровое выражение, которое, как казалось Томе, она уже разучилась делать. Люмин немного расслабилась, когда ее взгляд скользнул с Чайлда на Тому и букет. Она улыбнулась. — Ты умудрился сделать их еще красивее.       — С такими цветами это несложно, — скромно ответил Тома, расставляя блюда с закусками так, чтобы никому не пришлось далеко тянуться. — Они, по сути, все сделали за меня.       Пока Тома разливал вино по бокалам, Люмин то и дело бросала короткие взгляды на Чайлда, притихшего над письмом. Читал он молча, но лица корчил очень красноречивые. Содержание письма Тома знал только примерно, но даже этого знания было достаточно, чтобы понимать волнение Люмин и веселье Чайлда. Она не просто так выбрала объяснить цель приглашения именно письмом. Явно хотела избежать того, что сейчас происходило.       Тома по мере сил старался отвлечь ее беседой. У него уже начало получаться, когда Чайлд вдруг шлепнул письмо на стол, да так, что посуда вздрогнула.       — У меня есть вопрос!       Люмин вопросительно подняла брови.       — Только один?       — Ага, — легко ответил Чайлд, и Тома понял, почему Люмин говорила не верить ни единому его слову. Он врал так уверенно, будто сам искренне верил в свою ложь.       — Спрашивай.       — Почему он, а не я?       К этому они тоже были готовы. Люмин заранее предупредила Тому, что Чайлд очень азартен и любит соревноваться даже по пустякам.       — Это правда все, что тебя волнует? — спросила Люмин. Она старалась говорить спокойно, но Тома видел, как гневно подрагивали ноздри ее носа.       — Ага! — снова непринужденно соврал Чайлд.       — Уточни, что ты имеешь в виду.       — Ты живешь с ним, — пожал плечами Чайлд. Люмин и Тома не стали отрицать, хотя Тома не подозревал, что это было так очевидно. Технически он все еще был просто гостем ее Обители. — Вас связывает… — Чайлд замялся, приподнял брошенное письмо, будто под ним могли прятаться нужные слова. — Не знаю, что-то нешуточное связывает, раз вы не боитесь выделывать такие штуки. Вот я и спрашиваю — почему ты выбрала его, а не меня?       — Потому что ты на голову больной, а он нет, — ответила Люмин без запинки.       Чайлд звонко рассмеялся. Махнул письмом в сторону Томы:       — Он хочет увидеть, как тебя трахает другой мужчина, но больной на голову — я?       Люмин ухмыльнулась.       — Ага.