Приятный вечер в ужасной компании

      — Тебе придется объяснить подробней, девчуля.       Люмин оперлась локтями на стол и начала говорить медленно и раздельно, будто разжевывала прописные истины необучаемому ребенку:       — Смотреть, как я трахаюсь с другим мужчиной — это безобидный и по-своему даже милый фетиш. А вот вызвать древнего монстра из глубин океана, чтобы он разрушил густонаселенную столицу целого государства…       — Ты мне это до самой смерти будешь припоминать!       — Мда, — согласилась Люмин. — Это было незабываемо.       Чайлд довольно ухмыльнулся, и Люмин пришлось уточнить:       — В плохом смысле, Чайлд.       Он беззаботно пожал плечами.       — Но незабываемо же. Так что, прикол в том, что он безобидный, а я опасный?       — Во-первых, не говори о Томе так, будто его здесь нет…       — Окей! — Чайлд не дал ей продолжить, тут же энергично повернувшись к Томе. — Прикол в том, что ты безобидный, а я опасный?       Тома не спешил с ответом — неторопливо отпил вина, переглянулся с Люмин, которая буравила Чайлда взглядом и выглядела так, будто вот-вот кинется на него прямо через стол. Она всегда очень остро реагировала на то, что люди были склонны принижать и недооценивать Тому, принимала это почти как личное оскорбление. Было приятно, что она так пеклась о его чести, но ему совсем не хотелось, чтобы она волновалась по таким пустякам.       — Думаю, «прикол» скорее в том, что я не опасен лично для Люмин.       — Так я тоже!       — Ты буквально пытался убить меня, — напомнила Люмин.       — Но не убил же!       Повисла пауза. Чайлд, судя по всему, действительно не видел проблемы в неудавшейся попытке убийства. Это вызывало у Томы много, много новых вопросов. Причем, не только к Чайлду, но и к Люмин.       Она заранее рассказала, что их возможный будущий гость — фатуи, да не рядовой, а один из Предвестников, тот самый, с которым она сражалась за гнозис Властелина Камня. Само собой, Томе уже тогда показалось странным, что Люмин выбрала для дела именно такого человека, но он слишком доверял Люмин, чтобы ставить ее решение под сомнение. Теперь многое ему становилось понятней, но в то же время и запутывалось больше. Что именно связывало этих двоих?       Чайлд первым не выдержал тишины.       — К тому же, — обвинительно ткнул он пальцем в сторону Люмин, — тебе понравилось со мной драться! Ты любишь со мной драться, обожаешь просто!       — Я люблю, — ощерилась Люмин, — тебя побеждать! Бой для меня — это средство достижения цели, а не самоцель, как у тебя!       — Вре-е-ешь, — весело протянул Чайлд. — Ты любишь сражаться со мной, потому что только со мной можешь не сдерживать силы — знаешь, что я не сломаюсь, как ломаются под тобой другие! Хоть себе-то не ври, Люмин. Такие мы с тобой люди — по-настоящему живем только в бою.       — Значит, я больше не хочу быть таким человеком!       К этому заявлению Чайлд оказался не готов — он заметно опешил и не сразу нашелся с ответом. Люмин продолжила уже тише, спокойней:       — Я хочу, чтобы у меня был шанс на нормальную жизнь.       Тома ждал, что Чайлд снова поднимет ее на смех, но тот вдруг стал непривычно тих и серьезен.       — Думаешь, это возможно?       Люмин провела ладонью по столешнице, стряхнула невидимые крошки.       — Не знаю.       Чайлд поерзал и все-таки просунул ноги под столик.       — У тебя она хоть когда-то была? Нормальная жизнь?       — Не знаю, — повторила Люмин. — Не помню. А у тебя?       Чайлд задумчиво помычал. Поднял руку, отмеряв где-то метр над полом.       — Пока не вырос вот настолько. Лет до двенадцати, получается. Или четырнадцати? Тоже не помню уже.       Люмин кивнула.       Тома слушал и молчал. Сам себе он сейчас казался ребенком, подслушивающим сложный, слишком взрослый для него разговор двух стариков. Наверное, стоило извиниться и оставить их наедине, но он как будто прирос к полу.       Он до сих пор не знал, что именно навсегда потушило взгляд Чайлда, сделав его глаза тусклыми и пустыми, как у мертвой рыбы, но теперь знал, насколько юным тот был, когда это случилось — и этого для Томы уже оказалось почти слишком много.       Он до сих пор не знал, кем или чем была Люмин в прошлом, но ее спокойное принятие неизбежности зла разбивало ему сердце.       — Ты вообще собираешься возвращаться к мирной жизни? — спросила Люмин с непонятной смесью осуждения и надежды в голосе.       — Подумаю об этом, когда мирная жизнь наступит. Война Царицы против небесного порядка только началась.       — Войны имеют свойство затягиваться, — хмуро заметила Люмин. Сколько войн она успела увидеть на своем веку? Тома хотел и боялся узнать ответ. — Особенно такие глобальные.       — Боишься не успеть пожить для себя?       — Боюсь.       — И этот, — Чайлд кивнул на Тому, — мистер нормальный парень — твой счастливый билетик в хорошую жизнь?       — Ты так говоришь, будто это что-то плохое.       — Просто пытаюсь понять, что у него есть такого, чего нет у меня.       — То есть, кроме совести?       Чайлд расхохотался.       — Допустим, кроме!       Люмин надолго замолчала. Чайлд ее не торопил, и это было, пожалуй, самым пугающим. Он не был похож на терпеливого человека, но ради ответа Люмин сдерживался, сидел тихо и даже почти не ерзал.       — С ним я начинаю верить, что могу стать лучше, — наконец сказала Люмин. — Когда он дома, я хочу туда возвращаться, даже если мне плохо, или грустно, или я очень устала. А когда я с тобой, Чайлд, то я чувствую, как становлюсь хуже. И делаю хуже тебя. Мы с тобой не тот случай, когда минус на минус дает плюс. Ты и сам это знаешь.       Чайлд сделал глубокий вдох, а выдохнув, тяжело плюхнулся на татами, будто этот разговор вытянул из него все соки, и сил не осталось даже на то, чтобы просто держать спину прямо.       — Вот надо тебе было резать правду-матку, — пожаловался он потолку. — Могла бы просто сказать, что у него член больше — я б сразу отстал.       — Ты б правда предпочел, чтобы я соврала?       Чайлд тут же оживился:       — Насчет его члена?       Люмин отвесила ему щелбан. Тома был уверен, что Чайлд мог увернуться, если бы захотел, но почему-то не стал. Принял щелчок по носу, только чуть поморщившись.       — Дурында, — сказала Люмин почти ласково. — Насчет настоящей причины.       Чайлд взял Люмин за запястье, задержал ее ладонь у своего лица.       — Нет. Спасибо, что сказала правду. Хотя это, конечно, и больно.       Следующая просьба Чайлда застала врасплох уже Тому.       — Поцелуй меня?       Люмин хмыкнула:       — В уязвленную гордость, чтоб быстрее заживала?       — Это уже не заживет, — мирно улыбнулся Чайлд. — Просто поцелуй. — Он обернулся к Томе: — Можно же?       Горло вдруг пересохло, так что слово вылетело изо рта сиплым, как воронье карканье:       — Конечно.       Люмин склонилась к Чайлду так низко, что ее полная грудь мягко смялась об его грудь. Он заправил длинную прядь волос ей за ухо. Тома предположил — чтобы та не щекотала ему щеку. И оказался не прав.       — Так лучше видно? — спросил Чайлд, лукаво глядя на Тому. Люмин улыбнулась и тоже посмотрела на него. Их с Чайлом лица были так близко, что наверняка нельзя было разобрать, где чье дыхание.       Тома с трудом сглотнул. Приказал себе сидеть ровно, хотя очень хотелось броситься к ним, лечь рядом, поближе, чтобы наверняка рассмотреть каждую деталь. Но на это еще будет время.       — Лучше. Спасибо.       Поцелуй был неожиданно нежным. Они не торопились, не боролись, просто наслаждались друг другом, будто и не спорили каких-то пять минут назад так горячечно, что воздух едва не искрил. Иногда в темном зазоре между их соприкасающимися ртами Тома мог разглядеть влажный блеск языков. Тихая гостиная наполнилась звуками поцелуев — мокрым, скользким причмокиванием и короткими вздохами.       Тома понял, что все время их поцелуя задерживал дыхание, только когда в груди начало больно давить. Он осторожно, чтобы не дай боги не нарушить магию момента, сделал вдох.       А потом Чайлд попытался согнуть ноги — и ожидаемо треснулся коленями об столешницу. От внезапного звона посуды у Томы чуть не разорвалось сердце. Он успел удержать два бокала, которые были ближе — свой и Чайлда. Третий опрокинулся, проливая дорогое одуванчиковое вино в тарелку с трехцветными данго.       — Говорила же не разбрасывать копыта под столом, — укорила Люмин.       Чайлд даже не притворился, будто ему стыдно за испорченный стол.       — Ну так покажите, где мне их разбросать получше. В идеале без штанов.       Люмин заинтересованно склонила голову к плечу.       — Так ты согласен поучаствовать в нашем развлечении?       — Обратного я никогда и не говорил.       — Ломался для вида, значит? Напрашивался на комплименты?       — Зачем мне напрашиваться, когда ты сама мне польстила?       — Это когда я успела?       — В письме! Признанию в любви я всегда предпочту приглашение на групповушку.       — Это не групповушка, — закатила глаза Люмин.       — Ну тройничок.       — И не тройничок, — настаивала она.       Чайлд выразительно перевел взгляд с нее на Тому и обратно.       — Нас трое и мы будем заниматься сексом. Это тройничок!       Люмин навалилась на него всем телом, сжала рукой за щеки так, что красивый рот Чайлда сложился гармошкой.       — Ты мое письмо по диагонали читал? Заниматься сексом будем мы с тобой. Тома будет смотреть.       — И фсе?! — возмутился Чайлд, неловко шевеля сжатыми губами.       — А тебе мало? — Люмин лукаво улыбнулась и повернула голову Чайлда к Томе. — Что, хочешь его?       Взгляд темных, пустых глаз внимательно прошелся по Томе от макушки до подошв стоп. Тома выдержал осмотр достойно — не сжался и не отвел глаза.       Люмин отпустила лицо Чайлда, и он облизнулся — быстро и голодно.       — А чего ж там не хотеть…       От такой простой и наглой демонстрации желания Тома тихо, но искренне рассмеялся.       — Спасибо, я польщен.       — Ты спишь с мужчинами? — живо спросил Чайлд.       Люмин облокотилась на его грудь, заинтересовано прислушиваясь к разговору.       — Не имел удовольствия, — осторожно ответил Тома.       — А хотел бы? — Чайлд улыбнулся широко и паскудно. — Поиметь удовольствие.       Тома потупился, вдруг смутившись.       — … Пожалуй, да.       — Ха! Слышала? Он может не только смотреть!       Люмин шлепнула его ладонью по груди.       — Конечно, может! Дело не в этом. Ты вообще знаешь, что такое фетиш?       — Еще б мне не знать! У меня у самого их есть парочка…       — Парочка?       — Ну может не парочка, может десяток.       — И только?       — Ладно, сотня. Тысяча. Миллион миллионов!       — Это называется триллион, умник.       — Не уходи от темы! То, что у тебя фетиш на секс при посторонних не значит, что твоему бедному парню нельзя участвовать!..       — Это не ее фетиш, — прервал их спор Тома, — а мой.       Он говорил негромко, но твердо, и Чайлд тут же переключил на него все внимание. Пока он поднимал с пола отвисшую от удивления челюсть, Тома поймал на себе взгляд Люмин — спокойный и ласковый. Его, наверное, можно было назвать любящим. Или даже влюбленным…       Сердце Томы пропустило удар, когда он понял, что Люмин не стала исправлять Чайлда после того как тот назвал Тому ее парнем.       Пока способность к речи еще не вернулась к Чайлду, Тома предпочел сам расставить все точки над i.       — Весь сегодняшний вечер был моей инициативой. Со стороны Люмин было очень любезно пойти мне навстречу и согласиться на эту авантюру.       — Любезно, — заторможено повторил Чайлд, — ага… Так это ты меня выбрал?       — Ни в коем случае. Я бы ни за что не стал форсировать на Люмин свой выбор. Партнера для себя она искала сама.       — И как я тебе? — криво ухмыльнулся Чайлд, заложив руки за голову. Он пытался сохранять беззаботный вид. Если не сильно присматриваться, то можно было даже сказать, что у него получалось.       Тома помолчал, прежде чем ответить. Во-первых, потому что Чайлда это заметно нервировало, и это было приятно. Во-вторых, ему правда нужно было пару мгновений, чтобы правильно сформулировать мысли.       — Не буду врать, сперва выбор Люмин меня удивил. И, признаться, не в лучшем смысле. Но это первое впечатление быстро развеялось. Благодаря тебе, Чайлд, я уже узнал Люмин с другой, новой стороны. Для меня это очень ценно. Так что можно смело сказать, что я глубоко одобряю ее выбор. Спасибо, что принял наше приглашение, — Тома расплылся в улыбке. — Ты нам чудесно подходишь.       На секунду на лице Чайлда появилось какое-то отчаянное, едва ли не загнанное выражение. Оно тут же пропало, но скулы остались гореть румянцем, выдавая его с головой. Да, он явно не привык к похвале и реагировал на нее очень остро. Тома уже мог представить, как Чайлд развалится, если в нужный момент назвать его хорошим мальчиком. Наверняка таким нехитрым способом его легко довести до слез. И, ох, как же слезы будут ему к лицу. С его-то комплекцией кожи — светлой и припорошенной тут и там рыжими веснушками. От слез даже его жуткие, неживые глаза заблестели бы, как драгоценные камни. Было бы прелестно поиграть с ним, перекидывая из холода жестких приказов Люмин в тепло ласковых комплиментов Томы. Может, однажды… Но не сегодня. Для сегодняшней ночи роли уже были определены, и, честно сказать, Тома предпочитал именно такой расклад. Он всегда любил угождать.       — Не пора ли нам пройти в спальню?