Приятный вечер в ужасной компании

      Тома был уверен, что ослышался. Не могло быть такого, чтобы ему было позволено не просто коснуться Люмин, а проникнуть в нее.       Ее охрипший голос вывел его из оцепенения.       — Живее.       Тома кивнул и быстро подготовил все необходимое — сполоснул руки и достал из шкатулки жестяную баночку со лубрикантом. Делая все это, он старался концентрироваться только на движениях собственного тела. Буквально мысленно проговаривал мельчайшие действия: «не горбись, не забывай дышать, ногу вперед, теперь другую, снова первую…». Боялся, что в противном случае слишком глубоко задумается о том, что ему предстояло сделать, и тогда хорошо, если взорвется у него только член, а не, скажем, голова.       Чайлд широко расставил ноги, чтобы Тома мог опуститься между ними на колени. В такой близости от Люмин и Чайлда запах их тел окутал Тому, как жаркое пуховое одеяло. Слюны во рту сразу стало как-то слишком много, а голова сделалась легкой, как воздушный шарик. Тома на короткий миг прикрыл глаза и постарался дышать через рот.       Люмин умела довести его до оргазма без прямой стимуляции, одними словами и взглядами, звуками и запахами, невесомыми касаниями к лицу и волосам. Может, из-за этого Тома стал таким чувствительным? Сейчас привычных стимулов было слишком много, и он уже едва удерживался от того, чтобы не кончить под их ласковым весом. Стояло у него колом с того самого момента, как Люмин вцепилась в горло Чайлда зубами и чуть не сломала ему кадык.       — Живее, — повторила Люмин и нетерпеливо потерлась о член Чайлда, заставив того застонать.       — Прошу прощенья, — извинился Тома, не зная, как подступиться к заданию. — Мне придется… коснуться.       Член Чайлда стоял прямо и гордо, как стражник в почетном карауле у замковых ворот, и надежно закрывал собой промежность Люмин. Чтобы добраться до нее, Томе пришлось бы взять член в руку и отодвинуть, а касаться Чайлда Люмин все еще не разрешала.       Чайлд, конечно, мог просто приподнять ее и отсадить подальше от себя, но совершенно, вот просто ни капельки не спешил облегчать Томе жизнь. Вместо этого он радостно оскалился.       — Ничего не поделаешь! Надо так надо.       Люмин проворчала что-то неразборчиво, но явно недовольно. Чайлд тут же сменил тактику.       — В смысле… О не-ет! Фу, Тома, не смей! Ненавижу, когда красивые мужчины чистыми руками трогают меня за член!       — И бросают тебя в терновый куст? — сухо спросила Люмин.       — Зачем? То есть… Конечно. И это тоже.       Пользуясь тем, что Люмин не видит его лица, Чайлд выразительно загримасничал, мол, «не понял, но хрен с ним, главное, чтоб сработало!». Люмин заехала ему локтем по ребрам.       — Почему ты все превращаешь в цирк!       — Не знаю! Натура у меня такая!       — Клоунская, — припечатала Люмин. Чайлд не обиделся.       — Я еще и фокусы показывать умею. Где там мой Глаз Бога…       Тома снова порадовался, что убрал его подальше с кровати. Если бы Люмин знала, что это именно он сделал, точно сказала бы ему спасибо.       — Избавь меня… Тома! Делай, что должен.       Не зная, чего бояться больше — что передумает Люмин, он сам или Чайлд — Тома поспешно схватился за член последнего.       Держать его оказалось совсем не странно. Даже наоборот — это показалось Томе чем-то естественным. В руку член лег так хорошо, будто всегда там должен был быть. Приятно было ощущать его вес, настойчивый жар, контраст между нежнейшей кожей и упругой плотью под ней. Приятней было бы разве что почувствовать все это не ладонью, а языком.       Тома усилием воли отказался развивать эту мысль дальше. Аккуратно наклонил член в сторону, чтобы открыть себе доступ к промежности Люмин, а свободной рукой зачерпнул немного смазки из баночки. Лубрикант Люмин готовила сама; она много времени провела за алхимическим столом, совершенствуя состав и испытывая его на себе и Томе, пока не добилась желаемых результатов. Субстанция была желеобразной и быстро согревалась от тепла тела, становясь текучей и вязкой, но не клейкой. Прозрачная, как слеза, она не имела ни выраженного вкуса, ни запаха.       Тщательно смазанными пальцами Тома наконец коснулся половых губ Люмин. Не удержался и погладил их, наслаждаясь тем, какими они стали пухлыми и упругими. Люмин шевельнула тазом, подаваясь навстречу его руке. Дальше искушать судьбу Тома не стал.       Средний палец вошел почти без сопротивления, так что безымянный Тома ввел сразу следом. Стенки влагалища крепко сжали его пальцы, но, чуть погодя, отпустили. Люмин забросила руки за голову, обняв Чайлда за шею, и расслабилась. Чайлд, наоборот, чем дальше, тем больше нервничал — хмурился, терзал зубами надорванную губу и смотрел на Тому до того жалобно, что тот не рисковал лишний раз поднимать голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Это все равно не помогало — член Чайлда тоже выглядел так, будто просто умолял себя подрочить. Донельзя напряженный, с покрасневшей головкой и четко проступившими венами, он исходил блестящей смазкой и коротко подрагивал в кулаке Томы. Если бы Томе было позволено, он бы без вопросов облегчил страдания Чайлда, но…       Чайлд не оставил ему выбора — толкнулся в его кулак сам, потревожив Люмин.       — Ты можешь хоть минуту посидеть спокойно? — цыкнула она языком.       — Не могу!       — А кто мне обещал сдерживаться?       — Не знаю. Не я. Кто-то другой. Какой-то кретин сумасшедший!       Люмин устало вздохнула. Чайлд зарылся лицом ей в волосы, законючил на ухо:       — Ну Люмин, ну пожалуйста, ну пусть он и меня потрогает! Ты же надела кольцо, ну что такого страшного может случиться?       Кольцо? Тома заглянул под руку, которой держал Чайлда, и действительно увидел узкую золотистую полосу каменного кольца, плотно пережавшего член у самого основания. Стало немного понятней, почему Чайлд так активно бился головой об стену, пока они с Люмин были наедине в коридоре.       — Если он сам будет тебе дрочить, ты обещаешь не дрыгаться?       — Торжественно клянусь!       — Это чем же теперь? Воинскую честь ты уже просрал.       — Жизнью? — не слишком уверенно предложил Чайлд.       Люмин нехорошо улыбнулась.       — Сойдет.       Чайлд шумно сглотнул. На лице его застыло странное выражение: вроде счастливое, но и загнанное тоже. Люмин снова расслабилась, прикрыв глаза.       — Третий палец.       Томе никогда не приходилось так широко растягивать Люмин даже для себя, не говоря уже о том, чтобы для кого-то другого, так что он был благодарен ей за подсказки. Его пальцам она всегда предпочитала язык, и сам Тома тоже любил доводить ее до оргазма ртом. Больше, чем двумя пальцами, он в Люмин никогда раньше не проникал. Теперь, ощущая настойчивое давление стенок ее влагалища, он не мог отделаться от мысли, что так же жадно они могли бы сокращаться вокруг его члена.       Так же жадно они будут сокращаться вокруг члена Чайлда.       Бездомные котята, бездомные котята, бездомные котята, шторм, потеря Глаза Бога, удар мусо но хитотати, несущий неминуемую смерть каждому, кто посмеет противиться Вечности…       Тома тихо перевел дыхание и пообещал себе осторожней задумываться о ближайшем будущем. Иначе оно рисковало не случиться. Нужно было просто сосредоточиться и делать то, что от него требовали: растягивать Люмин, не забывая о Чайлде.       Тома до сих пор не знал, как именно тот предпочитает, чтобы его трогали. Осторожно разводя пальцы левой руки внутри Люмин, правой он экспериментально провел вверх и вниз по члену Чайлда. Тот довольно прищурился и издал странный звук: что-то среднее между ворчанием и мурчанием. Тома зачерпнул немного лубриканта и, не согрев его в пальцах, размазал по стволу и головке, заставив Чайлда напрячься от прохладного касания. Желе быстро растаяло, и ладонь заскользила легко и свободно. Звуки, правда, при этом из-под нее вылетали совершенно неприличные, но никто не стал возражать.       Чайлд снова зарылся носом Люмин в волосы.       — Какие хорошие руки, — выдохнул он. — Такие хорошие у него руки, Люмин, скажи же, очень… Очень хорошие руки…       — Ну не самые противные, — ответила Люмин, не удосужившись даже приоткрыть глаза.       Тома с трудом подавил улыбку. По правилам, установленным самой же Люмин, ей было запрещено хвалить Тому. Технически она с этим справлялась, но все равно не скатывалась до банальных оскорблений, отвечая скорее туманно и размыто. Может, щадила его. Может, просто даже в шутку не могла сказать ему злого слова.       — Четвертый.       Мизинец присоединился к предыдущим трем пальцам. Понадобится ли вводить пятый?.. Тома присмотрелся к члену Чайлда. От ласк Томы тот как будто стал еще больше, хотя казалось бы — куда уже. Да, похоже, не повредит растянуть Люмин всеми пятью пальцами, сложив их щепотью.       Прилив злости был слабым, но все равно неожиданным. Это была даже не зависть, просто обида, продиктованная заботой о Люмин. Умом Тома понимал, что она сама выбрала именно Чайлда, хорошо зная его нескромные габариты, значит, не боялась, что он может ее ранить. Но мысль о том, что, не смотря на все предосторожности, Чайлд все равно может сделать Люмин больно, зазвенела в голове набатом.       Еще не зная, чего именно хочет добиться, Тома сомкнул большой и указательный пальцы плотным кольцом прямо под головкой члена. Задвигал рукой вверх-вниз быстро и коротко, перепонкой между пальцами стимулируя только уздечку. К чести Чайлда стоило отметить — он все-таки не вздрогнул и не задергался. Но в ляжки Люмин вцепился с такой силой, что мог бы оставить синяки.       Люмин медленно приоткрыла глаза.       — Пятый, — бросила она Томе спокойно. Он подчинился, не сбавляя напора на Чайлда, и тогда она обратилась уже к нему: — Тебе жить надоело?       Чайлд попытался что-то ответить, но не смог — только хватал ртом воздух.       — Он не остановится, — холодно предупредила Люмин, — пока я не прикажу. А я этого делать не буду. Мы с тобой давно не бились насмерть, Чайлд. Я соскучилась по хрусту твоих костей. Мне всегда нравилось их ломать.       С надорванной губы Чайлда протянулась упругая нитка слюны, розоватая от крови. Тома сжал пальцы крепче, резко крутанул ладонь вправо… влево… снова вправо… Между каждым движением он делал недолгие паузы, чтобы Чайлду начинало казаться, будто пытка закончилась. Тем сильнее был шок от новой стимуляции.       Люмин лениво потянулась.       — У меня был тяжелый и долгий день, так что я дам тебе поблажку. Ты можешь сам остановить Тому. Скажи ему: «о, господин управляющий комиссии Ясиро, слуга почтенных господ Камисато, Тома, нижайше прошу — оставьте в покое мой мерзкий, уродливый член, я не хочу умирать!».       Чайлд вылупился на нее как на душевнобольную. Люмин звонко рассмеялась.       — Что, слишком сложно? Ну ладно! Тогда просто кричи «пощады!» как погорелец. На это твоих невеликих способностей хватит?       Чайлд оскалился, демонстративно крепко сжав зубы, тоже подкрашенные кровью. Между ними запузырилась слюна, когда Тома вернулся к резким, коротким штрихам перепонкой по уздечке. Надолго упорства Чайлда все-таки не хватило.       — Пощады! — выкрикнул он, уронив голову. Даже когда Тома отпустил его член, Чайлд все продолжал мямлить: — Пощады, пощады, пощады…       — Тебе идет умолять, — похвалила его Люмин, ласково растрепав слипшиеся от воды и пота волосы.       — Мой член не мерзкий, — не очень уверенно, но очень обижено буркнул Чайлд.       — Я тебе больше скажу — он даже не уродливый.       — Тебе нравится? Правда? — спросил Чайлд с надеждой и большим энтузиазмом, как ребенок, чью любимую игрушку впервые похвалил кто-то важный и уважаемый.       — Нравится. Правда. Может, мне даже понравится, когда он окажется внутри меня.       Чайлд лизнул ее в щеку.       — Не сомневайся.       Вместе они с Люмин выразительно уставились на Тому. Руки Чайлда все еще были заняты, а своими Люмин так и держалась за его шею и, судя по всему, отпускать ее не собиралась.       Только в самых смелых фантазиях об этом вечере Тома позволял себе мечтать о подобном — что ему будет позволено настолько напрямую участвовать в происходящем. Он глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы унять волнение, которое могло перерасти в неприятную дрожь в руках. Вынул из Люмин пальцы и щедро смазал ее выделениями, смешанными с остатками лубриканта, член Чайлда. Снова взял его в руку, теперь уже не стараясь сделать приятно или больно — даже близко не коснулся головки. Чайлд приподнял Люмин, и Тома направил его член к ее входу.       Даже головка протискивалась внутрь тяжело, а ведь она была не самой широкой частью — член Чайлд в середине раздавался вширь, снова немного сужаясь к обоим концам. Люмин издавала какие-то неопределенные звуки и часто просила остановиться. Они делали перерыв и по ее команде возвращались к делу. Действовали все, кроме Люмин, тихо и молча. Даже Чайлд каким-то чудом держал язык за зубами, хоть это явно и давалось ему великим трудом — он вспотел, на скулах и углах челюсти проступили желваки, на лбу и горле вздулись вены.       Когда головка начала проскальзывать внутрь почти без сопротивления и дело дошло до самой широкой части члена, Чайл проворчал что-то на своем неласковом языке и заскулил:       — Почему ты такая узкая?       — Что за тупой вопрос? — пропыхтела Люмин. Она старалась дышать неглубоко и из-за этого немножко задыхалась.       — Ну у тебя же есть парень!       Тома от неожиданности чуть не поперхнулся. Признание статуса все еще отдавало новизной и приятно щекотало, но сейчас Тому поразило другое. Похоже, ублажать женщин Чайлд научился, но принцип работы их тел так и остался для него загадкой. Удивительный, конечно, человек.       — Это как вообще связано? — Люмин скривилась. — Знаешь что, лучше не отвечай! Опять ляпнешь какую-нибудь глупость, а мне сейчас и так тебя терпеть тяжело… во всех смыслах.       — Слушай, если тебе правда так неприятно, то давай я выну! Что мы, других способов потрахаться с огоньком не найдем?       Чайлд уже перехватил ее покрепче под бедра, готовясь снять со своего члена, но Люмин быстро вцепилась ему в предплечья и надавила.       — Ну уж нет! Начали — так закончим.       Чайлд задумчиво прищурился, но сопротивляться не стал.       — А почему ты так упорствуешь? Ты обычно не делаешь того, что тебе не нравится. Ты ему что ли пообещала? — Он ткнулся носом Люмин в висок, посмотрел на Тому с непонятным выражением в темных, неживых глазах. — Это твоя просьба, Тома? Люмин любезно согласилась насадиться на мой член ради тебя?       Чайлд мелко толкнулся бедрами ей навстречу. Люмин зашипела, но в интонациях ее не было недовольства.       — Или тебе самой это просто нравится?.. — прошептал Чайлд ей в ухо. Мокро лизнул покрасневший хрящик, прихватил губами и помусолил.       — Похоже по мне, что мне это нравится? — процедила Люмин.       — Честно? — спросил Чайлд невинно. — Да, похоже.       Тома был с ним согласен. Люмин не вырывалась и не пыталась остановить Чайлда. Любые ласки она принимала стоически, но Тома хорошо знал язык ее тела и понимал, что ей… как минимум не неприятно. Покраснели у нее не только щеки и уши, но и шея. Краска спускалась даже на высоко поднимающуюся на вдохах грудь. Тома мог по пальцам пересчитать случаи, когда видел Люмин настолько разгоряченной. Оставаясь в полном контроле, она всегда сохраняла хотя бы видимость холодности. Сейчас и та таяла, как льдинка над пламенем свечки.       — Сними кольцо, — попросил Чайлд тихим, проникновенным голосом, — пожалуйста.       — Это зачем еще?       — Оно давит, и это отвлекает. А я хочу чувствовать только тебя. Как ты сжимаешься вокруг моего члена так отчаянно, будто задушить его хочешь.       — Не будто. Ладно. Но смотри у меня — кончишь раньше, чем я, и я тебя правда задушу.       — А может я и не против!       — Насмерть, Чайлд.       — Силенок не хватит.       — Вот и посмотрим.       Кольцо развеялось элементальной энергией, оставив после себя только золотистую пыльцу, которая быстро растаяла в воздухе. Чайлд облегченно вздохнул.       — Как же в тебе хорошо… Стоило ждать этого целых два года.       Наверное, Тома вздрогнул. Или слишком сильно сжал член Чайлда, уже погруженный в Люмин почти на две трети. Или просто настолько изменился в лице, что Чайлд это заметил и понял — такой новости Тома не ожидал.       — Ага, — усмехнулся Чайлд. — Ты не знал? Она никогда не позволяла себе вставить.       — Хочу кляп в хавальник твой грязный вставить, — вяло огрызнулась Люмин. Она снова расслабилась, закинув руки за голову и обняв Чайлда за шею.       — Да не вопрос. Дай только это договорю. Томе наверняка интересно. Пусть гордится, что успел задвинуть тебе первым, хотя я с тобой знаком в два раза дольше.       Люмин расплылась в широкой и мягкой, но очень недоброй улыбке.       — Ты гордишься, Тома?       Он отпустил член Чайлда и сложил влажные от смазки руки на коленях. Ответ дался сложнее, чем Тома ожидал.       — Нет.       — Сдурел? — вскинулся Чайлд.       — Мне нечем гордиться, — уточнил Тома.       — Да в смысле? Вы же… Это… — Чайлд растеряно перевел взгляд с Томы на Люмин и обратно, а потом жалостливо изломил брови. Похоже, до него все-таки дошло. — Я думал, ты только меня так мучила! Тупо назло, из вредности! А ты со всеми такая, получается? Не стыдно?!       Чайлд боднул Люмин в висок с такой силой, что ее голова наклонилась к плечу.       — А тебе не стыдно? Напомню, что это ты меня сейчас трахаешь, а не наоборот.       — А то я не в курсе! И все равно… Вы никогда… А теперь мы!.. Теперь я тебя… Прямо перед ним!.. Как же это жестоко! Тома, мне так жаль! Так ужасно жаль!       Кажется, сочувствовал Чайлд вполне искренне. Что, впрочем, не мешало ему каждое слово отмечать толчком в Люмин: слабым, чтобы не сделать ей больно, но достаточно отчетливым, чтобы заставить Тому вздрагивать.       Откровенно говоря, Тома не до конца понимал, почему открытие, что он никогда не занимался с Люмин вагинальным сексом, так шокировало Чайлда. Сексуальная жизнь Люмин и Томы была более чем насыщенной и разнообразной. У него никогда и мысли не возникло настаивать на вагинальном сексе — Люмин и так давала ему так много, что голова до сих пор, после полугода отношений, шла кругом. Вот как сейчас, например.       Но, глядя на страдальческую реакцию Чайлда, Тома задумался — должно ли ему быть стыдно за то, что он не стремился, как выразился Чайлд, «вставить» Люмин? Не то чтобы он прямо не хотел этого… Конечно, желание возникало, и не раз, особенно в самом начале отношений, еще до того, как Люмин показала ему, на что на самом деле способно его тело и какими замысловатыми способами оно умеет испытывать наслаждение. Просто Люмин рано дала ему понять, в каких видах близости она не заинтересована, и он не брался настаивать.       Если подумать, может, эта его сексуальная фантазия, которую сейчас воплощали в жизнь Люмин и Чайлд, потому и возникла, что ему все-таки не хватало такой близости?       — Чайлд, если тебя это так задевает, то ты свободен уйти и оставить нас одних, — спокойно бросила Люмин. Чайлд только заскулил ей в макушку. — Нет, не хочешь? Тогда кончай ломать комедию и признай, что тебе это все тоже очень нравится.       — Нравится… — буркнул Чайлд так тихо, что Тома едва разобрал.       — Не слышу. Говори нормально, — велела Люмин.       — Да, мне это нравится!       — Что именно?       — Трахать тебя у него на глазах. Когда он так смотрит, и краснеет, и дергается…       Тома покраснел?.. Он не смог бы сам сказать точно — все тело уже давно охватил жар, щеки и уши вообще горели так, будто его отхлестали крапивой. Он старался не дергаться, но, видимо, не слишком преуспевал и в этом промысле.       — И особенно, — Чайлд шумно сглотнул, — теперь, когда я знаю, что он никогда не брал тебя так, как я сейчас. Но мне все равно его жалко! — захныкал он снова. — Разве мы не можем как-то и ему сделать приятно?       Томе было приятно. Мучительно, страшно приятно было наблюдать за ними, чувствовать их запах и жар их тел, слышать, как их голоса и дыхание то и дело взволновано срывались. Он даже смог коснуться их! Ему было достаточно, честно…       Ничего из этого он не успел сказать вслух, потому что Люмин вдруг протянула к нему руку. Он подался ей навстречу так поспешно, будто она дернула за поводок.       — Ты так и не понял о Томе самого главного, Чайлд, — вздохнула она, огладив щеку Томы. — Больше всего на свете он любит ублажать. Если хочешь сделать ему приятно — получи от него наслаждение. Хочешь доставить нам удовольсвтие, Тома?       — Всегда, — ответил он с готовностью.       — Тогда радуйся, потому что я тебе это позволю.       С этими словами Люмин зарылась пальцами ему в волосы и потянула за них вниз. Следуя за ее рукой, Тома согнулся и уперся носом в ее лобок прямо над тем местом, где Чайлд и Люмин сливались в одно. Ему было страшно даже дышать, чтобы не потревожить их.       — Целуй, — велела Люмин.       Рот распахнулся будто бы сам собой, сам собой же вывалился язык. Тома целовал взасос, ошалев от собственной наглости, и вкусов, и запахов, и того как плоть Люмин и Чайлда вздрагивала под его языком и губами, будто ликуя. С особым старанием он прошелся языком по краю растянутого влагалища, вбирая в рот и посасывая оттопыренные складки малых половых губ. Люмин надавила ему на макушку, заставляя склониться ниже. Тома подчинился, по пути вылизывая и зацеловывая ствол члена Чайлда, так и не вошедший в Люмин до конца. С нажимом провел кончиком языка по крупной, выпуклой вене, с удовольствием почувствовав ток крови в ней. Когда он уткнулся носом во влажную от стекшего лубриканта кожу мошонки, Люмин сказала:       — Возьми в рот.       Тома, наверное, не сдержался бы, даже если она не приказала. Может быть, Люмин это знала, потому и велела сама. Радуясь ее милости и расположению, Тома широко распахнул рот и накрыл губами поджавшееся к корню члена яичко. Замычал, почувствовав, до чего оно было гладким под морщинистой кожей и как славно перекатывалось по языку.       Из-за шума крови в ушах голоса Люмин и Чайлда доходили до Томы будто сквозь толщу воды. Хорошо, что Люмин так и продолжала держать его за волосы, иначе ее нового приказа Тома бы просто не понял. Неужели она и это предусмотрела? Как же ему повезло иметь такую мудрую любовницу.       Когда она потянула его обратно наверх, он выпустил яйцо Чайлда изо рта с пошлым, чмокающим звуком и прижался к коже языком, чтобы провести им широкую полосу от самой мошонки Чайлда до клитора Люмин. На нем Тома остановился, подчиняясь ее ласковой, твердой руке, и принялся сосать так, как она любила. Совсем скоро Люмин вцепилась ему в волосы уже обеими руками, зафиксировав его голову, и короткими рывками начала тереться о его рот. Тома напряг язык и подставил его так, чтобы Люмин было удобней. Подвижность Люмин была сильно ограничена из-за члена Чайлда, но, может быть, именно из-за его давления она и достигла оргазма так быстро. Позволяя Люмин использовать себя, Тома вяло думал о том, понравилось бы ему быть насаженным на член Чайлда так же, как сейчас была насажена Люмин…       Нижней губой и подбородком, прижатыми к стволу члена, Тома вдруг почувствовал характерную пульсацию под кожей Чайлда, но не придал этому большого значения, слишком увлеченный удовольствием Люмин. В этот раз, кончая, она даже вскрикнула. Тома пообещал себе запомнить этот звук, чтобы было, с чем сравнивать, когда он будет стараться вырвать его из Люмин снова.       Когда она отпустила его волосы, Тома нежно поцеловал капюшончик клитора, едва касаясь его губами, чтобы не обострять повышенную после оргазма чувствительность. Просто хотел выразить благодарность.       Тома выпрямился и взглянул на Люмин, ожидая увидеть на ее лице то разомлевшее, блаженное выражение, которое очень любил. Но Люмин, как ни странно, была угрюма.       — Чайлд, — сказала она тем голосом, от которого Тому всегда обсыпало мурашками, — ты что, уже кончил?       Чайлд молчал, уткнувшись лбом Люмин в макушку.       — Чайлд! — позвала она снова и снова не получила ответа. Обратилась к Томе: — Он кончил? Отвечай давай, по глазам вижу, что знаешь! Эта ваша тупая мужская солидарность сейчас вообще не…       Договорить она не смогла — подавилась словами, когда Чайлд толкнулся в нее бедрами, да так сильно, что у Люмин зубы клацнули.       — Вот теперь да, — выдохнул он довольно. — Теперь кончил.       Хмурое лицо Люмин разом расслабилось, стало пустым, нечитаемым.       С таким выражением она обычно обнажала меч.