Сатори

- Собственно, м-мертв я и был. Жизнью это назвать крайне затруднительно, почти год, проведенный в полностью паралитическом состоянии, что коснулось даже речи. Потом, когда я заново более-менее научился говорить, кое-как сумел бы нацарапать несколько строк, мне не захотелось обременять таким собой не молодую жену, не тебя, Маса, мой дорогой старый друг. Не после того, как ты самоотверженно уже протаскался со мной в коме, буквально на своей шее, несколько лет кряду. Маса был слишком счастлив, чтобы обижаться на «старый», хоть и не то Фандориным имелось в виду; а еще сильнее на то, что хозяин не позвал его к себе тотчас же, как только сумел бы это сделать. Масахиро Сибата, как до того в России не мог прийти на могилу Эраста Петровича, так впоследствии в Японии не мог поклониться могиле родителей, о которых узнал всю правду лишь недавно, здесь. Но он мог теперь приходить в то место, где, пусть много лет назад, они недолго были всей семьей, и где отец с матерью, вместо спасения, нашли свою страшную преждевременную смерть. А сейчас он был тут, в горах, в тайном, почти никому не известном месте, вместе с тем, кого любил больше всех в своей жизни и кого вновь обрел, самым неожиданным, кроме как в наиболее отчаянных мечтаниях, образом! Фандорин нашел его, как Маса тогда, в раздираемой революцией России и предположил. Как чувствуя всем любящим хозяина сердцем, что однажды именно так и произойдет. - После взрыва меня подобрала добрая д-душа, сразу и надежно спрятавшая подальше от Красных, предположив, что я, соответственно, принадлежу к воинству Белой Розы. Душа была доброй и прекрасной настолько, что с моей стороны было ч-черной неблагодарностью покинуть ее, едва встав на ноги и достаточно окрепнув для дороги. Оправдывает меня разве то, что она самого первого дня нашего знакомства видела обручальное к-кольцо на моем пальце и никаких поводов думать, что я забуду о своем долге перед другой, я не давал. Но все равно покидал я ее, чувствуя себя последним м-мерзавцем. Маса старательно покивал, еще более прилежно смотря прямо перед собой, на красивейший закат, какими славны эти места повсюду, где о них слышали. - Три года спустя я, наконец, добрался до дома. Не того, где оставил жену в ожидании нашего первого и последнего ребенка. С ними все хорошо, Маса, я неудачно выразился, п-прости. Моя бывшая жена всего-навсего уже успела выйти замуж за другого, этого другого мой сын папенькой и называл. Когда я незаметно наблюдал за ними, прежде чем уйти из их жизни, ничем не потревожив. Теперь Маса надлежащим образом глубоко вздохнул и сочувственно покачал головой, как бы ни разделял боли Фандорина на самом деле, однако радость, что таким образом карма привела его к нему, сюда, была тысячекратно огромнее. Ему еле удавалось скрывать ее. - Наверное, это было ужасно эгоистично с моей стороны, отправляться разыскивать тебя, но… Даже не соображу, как бы это сказать. - Сердце подсказало вам дальнейший путь. – обмирая от собственной смелости, закончил за него более не одинокий ронин, а счастливейший из смертных самурай. Настала очередь Фандорину молча кивнуть, неотрывно глядя на живописно закатывающееся за горизонт дневное светило. Еще никогда Маса не был так счастлив, что с его коварной кицунэ Мари у него все накрылось, говоря по-русски, медным тазом. Это было уже совсем слишком, но из песни слова не выкинешь, что есть, то есть. Вот как он мог не обратить должного внимания на «ее» по-мужски низкий голос, буквально околдовавший его в клубе? Заодно с совершенно не женственной худобой и бойцовыми навыками. Опять на те же грабли да прямо по глупому лбу! Ужасно, такой позор. Хотя бы от того не насторожиться, что в любовном ему было категорически отказано, вместо чего был предложен массаж, и хотя бы раздеваться при нем «она» не желала. Стыд и срам. Хвала Будде, однажды он все-таки прозрел и сумел сложить два и два. А там и господин вернулся! Какой же он, Масахиро Сибата, все-таки счастливый человек! - М-маса… - в достаточной мере смущенно кашлянул Эраст Петрович и не ронин более, но вновь самурай вдруг с предельной ясностью понял, как будто услышав от него самого, все то, что его любимый господин не договорил. Они шли к этому так долго, что больше можно было не терять времени ни что. С безоглядной щедростью потратив все, что осталось, друг на друга. Не так уж много, скорее всего, и осталось, не сорок лет, вероятней всего, как он говорил, зовя господина, в свою очередь, пожить на его родине. Но энергия ки закипела в обоих в мгновение ока, как если бы не было за плечами всех предыдущих лет, прожитых ими бок о бок - стоило им, совсем легко для начала, прикоснуться друг к другу. Со всей откровенностью.