Соответствующий статус

Иван сидит на постели, замотанный по самую шею в покрывало — что достаточно странно, в комнате тепло, и причин укутываться нет. — В общем, все прошло неплохо, но…возникли некоторые заминки, — произносит он, наконец услышав за спиной шаги Бессмертного. Кощей в определенной степени заинтригован — вернувшись из своего небольшого путешествия Иван не отправился в его кабинет, а по донесениям слуг, торопливо и быстро прошмыгнул в спальню, передав просьбу как можно скорее прийти к нему. Обойдя широкую постель, застеленную темным бархатом, мужчина останавливается напротив сидящей на ней фигуры. Всматривается в лицо — знакомое, родное, но сейчас…выглядящее иначе? Глаза словно стали еще больше, обрамлены рядом длинных и густых ресниц. Скулы утратили ширь и остроту, носик- сама миниатюрность и точеность. Губы припухлые, словно две спелые ягоды. Тягостно выдохнув, Иван сбрасывает с себя покрывало, демонстрируя пристальному супружескому взору узкие, миниатюрные плечи, переходящие в аккуратную грудь, мягкий живот, лишенных сухих и поджарых мышц пресса с треугольником пшеничных волос, что обрамляет совсем не мужское естество. На постели Князя Тьмы со всей очевидностью сидит девица. — Даже не думай! — предупредительно произносит он (она?), показательно грозя пальцем, алея щеками и торопливо натягивая покрывало обратно. — Я и не думал, это ты подумал, свет мой, — широко усмехается Бессмертный, и эта реплика, как ни странно, не успокаивает его собеседника, а скорее возмущает, — Женщины не вполне в моем вкусе. И как тебя теперь величать? Иванка? — насмешливо протягивает Кощей. — Иванка? Что за холопское имя, — весьма пренебрежительно фыркает дева, вызывая едва заметный прищур лиловых глаз, — Иванна, возможно… Но вообще-то, я все еще Иван, — он упирает руки в боки, отчего ткань покрывала вновь сползает, и окидывает Бессмертного раздраженным взглядом, — Просто другое тело. — И что, даже платье тебе не пошить из шелка да золота? — продолжает иронизировать Кощей, делая шаг навстречу и оглаживая щеку ладонью. Кожа- еще нежнее и мягче, хотя, казалось бы, и у юноши была уже более чем пригожа. — Хватит издеваться! — Иван резко разворачивает голову, — Это все из-за тебя между прочим! Твоя идея была, чтобы я разобрался со своими родовыми силами! Свет мой, хорошо бы, что бы ты мог применять магию осознанно и контролировать ее, — передразнивает он. — Да я не ожидал, что вы с Василисой…преуспеете настолько, — хмыкает Кощей, подхватывая точеную девичью руку, — И ладошки теперь совсем маленькие… — Что значит совсем? Значит они тебе и до этого казались маленькими? — возмущенно произносит Иван. — Кажется, вместе с девичьим телом к тебе перекочевала девичья мнительность, — Бессмертный отпускает вырывающуюся из его цепких лап руку. — Это в любом случае ненадолго, — фыркает Иван, — Василиса сказала, что должно скоро прийти в норму. — Рассчитываю на это, — Кощей, склонив голову всматривается в непривычно хрупкую фигуру, — Хотелось бы получить своего супруга обратно. — Твой супруг стоит перед тобой, — не без доли обиды в голосе произносит Иван, скрещивая руки на груди. — Темная Мать передала что-нибудь еще? — эту шпильку мужчина игнорирует, наблюдая за тем, как девица подходит к большому и широкому шкафу и придирчиво пытается найти среди юношеских нарядов подходящий. — Сказала, что если я хотел бы овладеть всеми ведьмачьими силами и активно применял их, это скорее всего привело бы к тому, что так осталось навсегда, — пожимает плечами Иван, выуживая повседневную рубаху, которая сейчас по длине доходит до середины бедра, — Но это неестественное для меня состояние и все будет стремиться в норму- и потому что так было изначально, и потому что проклятье князя тьмы чрезвычайно сильно, и род Прекрасных должен кончиться на мне. — Ясно, — коротко бросает Кощей, — Что ж, надеюсь это воистину не доставит больших неудобств. «Даже не поцеловал с разлуки», — подмечает Иван, бросая взгляд в зеркало, в то время как его супруг неслышной тенью выскальзывает из комнаты. … — Понимаю ваше недовольство, — Василиса, явно ожидавшая этого разговора, смотрит на Князя Тьмы сквозь зеркало с видом извиняющимся, во многом неловким, — Но он…слишком особый случай. — Да, еще бы, отправлял к тебе супруга, а вернула ты мне супругу, — усмехается Кощей, и Ведьма Ведьм отчасти выдыхает- кажется Бессмертный относится к случившемуся казусу скорее с долей иронии, — Как так вышло? — Я…я сама не поняла, — Василиса заминается, — Мы разбирали несколько не самых сложных заклятий, у него начало получатся, а на следующее утро он проснулся уже девицей. Думаю, дело в том, что ведьмы — так или иначе женщины, и сила эта течет в женской крови. А в нем, когда он юноша, она как бы есть…но заблокированная, и еще ведь он проклят, и в каком-то смысле дважды: и прошлым Князем, и своей отзывчивой прабабкой. «Должен быть юношей, чтобы род прервался, и…чтобы нравиться мне», — мысленно усмехается Кощей. — И насколько он — это действительно он сейчас? — протягивает мужчина с тонкой усмешкой на устах. — Думаю, почти во всем. Но…возможно, может вести себя иначе. Во-первых, это и так достаточно необычный опыт, оказаться в другом теле. Во-вторых, как бы то ни было, он… она- Василиса запинается, — Одна из верховных ведьм, и несмотря на милейший внешний вид, может быть… — Больше склонна ко тьме и весьма опасна? — Да, нечто вроде того. Сила Прекрасных ничуть не меньше других ведьм — и многие очень сильно обжигались, когда забывали об этом. А учитывая Иглу… Смесь может быть ядреная. — Что ты вообще знаешь о Прекрасных? — Кощей откидывается на спинку кресла, задумчиво постукивая когтями по столу. — Немного, — ведьма опускает голову, — Яга знала все, как и обо всех ведьмах, и…почти не вела никаких книг и записей. — Хм, — в аметистовом взгляде пробегает досадливое недовольство, — Тебе стоит восполнить этот пробел. — Да, — коротко отвечает Василиса, и дождавшись повелительного взмаха когтистой длани, исчезает из зеркала. После князь отправляется в библиотеку- и несмотря на ее богатство и обширность, едва ли находит ответы на свои вопросы. «Хм… Прекрасные. Любовь, красота, чувства…вожделение», — думает он, пробегаясь глазами по скудным абзацам, — «Думаю, от действий определенного рода стоит воздержаться, чтобы не усугублять». Однако сам субъект размышлений и сомнений Князя Тьмы подобными выводами скорее недоволен. — Кажется, ты не слишком уж скучал по мне, — протягивает Иван, опускаясь на его колени и укладывая ладони на плечи, поглаживая и разминая. — От чего же ты так считаешь? — Кощей проводит кончиком острого носа по шее возлюбленного, едва заметно поморщившись — знакомый запах, но в каком-то ином, пожалуй, чересчур сладком оттенке. — Есть у меня чувство, — протягивает Иван, сощуривая взор, — Что мой дорогой супруг ко мне охладел. — Не будь столь мнителен, — хмыкает мужчина, процарапывая когтями нежную кожу сквозь ткань, — У меня есть основания предполагать, что близость может закрепить тебя в этом состоянии, а подобного мне бы не хотелось, да и тебе, надеюсь, тоже. — Но это лишь предположение, верно? — фыркает Иван, во многом недовольно, — С чего вообще? — Твоя магия — суть любовь, разве не так? В самых разных ее формах. Супруг в ответ лишь закатывает глаза — все это кажется ей весьма глупой отговоркой. — Ты был прав в том, что я сам отправил тебя к Василисе, не хочу быть причиной того, чтобы ситуация усугубилась, — Кощей ласково целует недовольное лицо напротив, поглаживая стройный девичий стан. Все непривычно мягкое, округлое — Бессмертный ловит себя на том, что скучает по тому, как ладони проходились по литым мышцам спины, смыкались на узких, поджарых бедрах. Иван в раздражении кусает мужчину за шею — но и это желаемого им эффекта не оказывает. Да и ночью никаких посягательств на его девичью честь не случается- разве что когтистая рука пробегает привычным (а не более ли небрежным, мимолётным чем обычно?) жестом по кудрявой копне, а после прижимает к себе, а холодные губы одаривают поцелуем в висок. Спи, свет мой — роняет Князь Тьмы, с легкостью пренебрегая и игривыми поглаживаниями, и влажными поцелуями, и теплом почти нагого тела, вжимающегося в его безмятежную прохладность. И это бередит нечто в Иване — нечто, что он не вполне осознает и понимает, но что весьма недовольно подобным пренебрежением. Разве красивейшей из женщин отказывают? И отказывают так спокойно и легко? Ладно, пусть Кощей и может иметь на это основания, коренящиеся в заботе о нем…и ведьмачья, искушающая сторона могла бы снисходительно принять это, если бы видела в лиловых глазах неумолимое томление, сдерживаемое отчаянным усилием воли. Быть может, и смилостивилась бы тогда, не разжигала лишний раз. Но никакого неумолимого томления в глазах напротив не видно, даже когда они вместе омываются в купели, и капли воды сияют в полумраке свечей и лампад словно прозрачные драгоценные капли, украшающие его сейчас действительно почти сияющую кожу. Иван тянется к тонким губам, обвивает шею руками, с нарастающим удовлетворением отмечая, что на поцелуй отвечают, когти обнимают спину. Но все же, когда его ладони проходятся вниз по серой коже живота… — Не провоцируй, свет мой, — его руку мягко ловят, отводя в сторону, дотрагиваясь губами до кончиков пальцев. «Весьма упорен в своем раздразнивании», — думает Кощей, касаясь лица напротив легким поцелуем в лоб, и выходит из воды, — «И куда более жаден, чем обычно». — Излишняя предосторожность, — поджимает губы Иван, наблюдая за тем, как супруг набрасывает на себя халат. — Кто знает, — многозначительно роняет Бессмертный, выскальзывая из помещения под недовольный взгляд топазовых глаз. «Неужели банального любопытства даже нет…», — с досадой думает Иван, едва обтирая мокрое тело и опускаясь на тахту, упираясь глазами в высокие своды потолка. Рука скользит от шеи вниз по телу- вдоль груди и теплого живота. Воистину, непривычно, но одновременно вполне себе нормально, без какого-либо чувства отторжения или отвращения. Еще в первое утро, проснувшись в черном тереме Верховной Ведьмы, он со здоровым любопытством и пристальностью осмотрел себя в зеркале, осторожно огладил новые выпуклости и впадины. — Забавно, первая девица, которую я пощупал на своем веку — я сам, — отшучивается он перед встревоженной Василисой, что судорожно листает талмуды книг в попытках найти объяснение произошедшему. Сейчас же Иван невольно прикусывает губы, глубоко выдыхая — перед глазами с легкостью встает образ обнаженного супруга. Широкая, мускулистая спина, темная дорожка волос, ведущая к паху. Сильные руки, когти, умеющие дарить ту самую остроту болезненности, что разжигала и умножала сладость удовольствия. Он ощущает, как внизу живота разливается горячее, терпкое чувство — не сосредоточенное, как привычно, в одной конкретной части тела, а словно разбегающиеся и пылающее то тут, то там. Девичья рука движется ниже, задевая золотые завитки внизу живота, и спустя секунду сомнения палец проскальзывает меж складок женского естества, находя там влагу и жар. И в голове пылающим калейдоскопом мелькают картинки — движение бедер за его спиной, ласкающие руки, поцелуй в нежное и затаенное место меж лопаток, а после- грубый укус в загривок, заставляющий глухо застонать и прогнуться в спине. «Ох…черт», — мелькает в Ивановой голове, и рука сама собой приходит в движение, скользя вдоль влажной расселины, спустя несколько движений наконец задевая нужную точку, приносящую всполохи удовольствия. Фантазии идут дальше, рисуя в его воображении темный, полный жаркого вожделением лиловый взгляд, что мог бы нависать над ним сверху. Свободная девичья рука тянется к груди, сминая, задевая и пощипывая сосок, с алых губ слетает жаркий, протяжный стон. Он почти что ощущает, как бы это было — холодные руки разводят колени в стороны, сверху придавливает тяжесть, волосы оттягивают, вгрызаюсь в шею укусом, слизывая дорожку стекающей крови. Еще несколько судорожных, почти сбитых с ритма движений пальцами — и все тело от кончика пальцев на ногах до скальпа на голове пронзает короткая, но яркая вспышка удовольствия. Он часто и быстро дышит, отнимая руку от лона- пальцы влажные, скользкие. «Интересно, конечно… Вроде и похоже, а вроде иначе», — думает Иван, перекатываясь на живот, ощущая меж влажных бедер призрачные отголоски разожжённого жара. И все же, несмотря на полученное плотское удовлетворение, накатывает странное чувство, имеющее оттенок обиды и досады — словно платой за терпкую негу, согревавшую его всего пару мгновений назад, приходит чувство одиночества и раздражение за то, что произошедшее искушение не было разделено. Выходя из купели, Иван не замечает, что все растения, обвивающие колонны завяли — следствие ведьмачьего недовольство, которое он едва ли осознает, как контролировать. На следующий день это выливается в поступок, который приходит в его голову случайно, словно сам собой. Он просто проходит мимо, ничего такого. Идет легким, изящным шагом так, будто лебедь скользит по пруду. Босой, не страшась холода камня, не скрывая изящной хрупкости щиколоток, ибо только их и видно из мешковатых, крупных по размеру штанов, всякий раз, когда стопа с мягко-розовыми пятками ступает по темному полу. Да и одет он донельзя просто — обычная рубаха, едва расшитая, так же висящая лишними складками, ни то скрывающими точеные изгибы, ни то подчеркивающими их, когда при вздохе, приходящимся на шаг девичья грудь вздымается, царапая и топорща выступающим кончиком сосца дорогую ткань. В ушах — легкий перезвон серег. Ступает мимо дорого супруга и двух других мужчин — и даже имен ведь точно их не припомнит, кажется, это двое глав северных кланов нежити, что соседствуют с друг другом. Аккурат за несколько шагов до них, вследствие неизбежной случайности, излишне свободная рубашка сползает, обнажая нежную мягкость округлого плеча и изящество выступающей ключицы. Кажется, от этой молочной кожи с едва заметными веснушками даже исходит легкий, сладкий запах только распустившихся на рассвете бутонов цветов. Мимолетный взгляд из-под пышных ресниц, едва заметно приоткрытый рот, и в следующую секунду красавица отворачивает голову в сторону, не прекращая своего пути. Главы кланов вцепляются в удаляющуюся спину глазами — хищно, неистовство, так, как мучающийся от жажды раб смотрит на проносимый мимо бокал с водой. Весь мир вокруг кроме этой девы — кто она? Да разве это важно? — словно перестает существовать, все мысли сосредотачиваются на единственном желании тотчас же броситься вслед, рухнуть в ноги и коснутся губами хотя бы подола ее одежды, умолять о большем. Мужчины оглядываются друга на друга — и помимо отбирающего душу желания мгновенно испытывают ревностную тревогу.И быть может, они действительно рванули за Иваном, расталкивая друг друга локтями, если бы их буквально не прижал к полу леденящий душу и тяжелый, словно каменная булава голос Князя Тьмы: — И куда это вы засмотрелись, господа, позвольте узнать? — и, переведя взгляд на Кощея, нежить в страхе замирает, нервно сглатывая. Наваждение неистового желания мгновенно развеивается, ибо несмотря на, казалось бы, почти ровное выражение лица Бессмертного, лиловые глаза, сверкающие пламенем льда, ничего хорошего не сулят. Иван же улыбается самым краешком губ, разумеется, не оборачиваясь и продолжая свой путь с той же легкой безмятежностью. Вообще-то, можно было пройти и иным путем, даже короче, но в этом коридоре висят такие чудные гобелены, зачем отказывать себе в том, чтобы увидеть нечто прекрасное? За обеденной трапезой меж супругами тонким напряжением висит молчание : Иван приходит позже, и, впорхнув в зал легкой пташкой, едва ощутимо касается щеки Бессмертного извиняющимся исключительно за опоздание поцелуем — а у того едва заметно дергается уголок губы. — И что это было сегодня? — Кощей все же не выдерживает первый, тяжелым взглядом наблюдая за тем, как маленькие ладони изящно двигаются меж тарелок и плошек с яствами. — Когда? — легкий взгляд из-под ресниц, мелодичный тон голоса — сама невинность. — В коридоре. — Ничего, я просто прошел мимо и все, — алые губы, окропленные следами гранатового вина, расходятся в безмятежной улыбке, — Что-то не так? Девичьи руки продолжают разбирать на волокна мясо птицы, не кося взгляда на Бессмертного. «Вот так тебе и надо, ревнивец», — в повисшей тишине отчётливо слышно, как когти проходятся по столу, оставляя борозду царапин, — «Пока ты воротишь нос, другие головы сворачивают». — Это забавно, — продолжает Иван тем же безмятежным, ровным голосом, но Бессмертный отчётливо ощущает в нем второе дно, — Как думаешь, сколько бы мне понадобилось дней, чтобы сплести заговор вместе с лучшими твоими наместниками? Лиловый взгляд еще более тяжелеет, неотрывно наблюдая за тем, как изящный палец скользит по каемке бокала. — Точнее, я не совсем об этом…- он роняет кудрявую голову на подставленную на локте ладонь, всматриваясь в супруга задорно блестящим взглядом, в глубине которого прыгают темные огоньки, — Клянутся тебе в верности до могилы, но уверена, что каждый, — тонкое, едва заметно усиление на слове, — Поддался бы, если я решил искусить их, пренебрегли бы здравым смыслом и драли бы глотки за право посягнуть на место рядом со мной, а потом… — Для чего ты говоришь это? — резко и холодно прерывает эту речь Бессмертный, поднимаясь. Ножки стула царапают каменный пол, когтистые ладони с тяжелым, глухим хлопком упираются в стол. «Действительно, а потом что?», — заторможено пытается продолжить в своих мыслях Иван, — «С каких пор мне вообще подобные мысли в голову приходят?». Но то в мыслях, а на деле словно какая-то иная сущность лишь выразительно подняв бровь, отпивает из бокала еще один глоток, окидывая сотрапезника взглядом пропитанной ложностью безмятежной невинности. В тишине раздается лишь еще больше нагнетающий стук кощеевых каблуков. И быть может, князь молча покинул бы залу, но именно в тот момент, когда он оказался напротив сидящей за столом девицы, она позволила себе быстрый, игривый взгляд из-под ресниц и почти что ехидную улыбку самыми кончиками губ. Платой за это становится резко вцепившаяся в волосы холодная рука, что с легкостью вытягивает ее с места. — Ты ведешь себя как сучка, — шипит Бессмертный, поморщившись и притягивая совершенное в своих чертах лицо ближе к себе. — А разве тебе именно это и не нравится? — шепчет Иван, морщась от болезненных ощущений в скальпе, — Когда я строптивая сука, — язык жадно облизывает губы, рука ложится на плечо мужчины, рывком вжимаясь еще плотнее, — которую так приятно прижимать к когтю. «С ума меня сведет, тварь такая», — со сладостным рыком Кощей вгрызается в губы напротив, сминающим, пожирающим поцелуем, подхватывая тело и укладывая прямо на обеденный стол. На пол летят блюда и тарелки, трапеза раскатывается по полу, бутылка вина падает, разливаясь красным морем. Последние сутки его супруг разжигает в нем почти что одинаковое желание убить и любить, и попеременно перевешивает то одно, то другое. И Ивану почти кажется, что он победил, утащил за собой в сладкий омут, и от того он растекается по дубовой поверхности стола, с удовлетворением и без всякого стыда выстанывая рот в рот. Холодные руки скользят по его ногам и бедрам, забираются под одежду, оставляют борозды алеющих царапин. Он всем телом прижимается к холодной коже и твердым мышцам, обвивает шею руками, прижимаясь, кусая и целуя плечи, подставляя себя жадным, скорее грубым движениям когтей и клыков. Грациозная ладонь уже тянется к пряжке плаща, намереваясь расщелкнуть ее, а затем освободить нависающее сверху томной тяжестью тело от остального лишнего. Руки же Кощея, поднимаясь по торсу, наталкивают на аккуратную, мягкую и упругую грудь, буквально рефлекторно сминая и сжимая — и мужчина, замерев на мгновение, отстраняется. Всматривается в распластанного на столе Ивана, и помятая взъерошенность в совокупности с пылающим лицом, влажными, припухшими губами, одеждой, замоченной в вине и прилипающей к коже, будоражит в нем чувство, в котором невозможно отличить злостное, яростное раздражение от застилающего сознание возбуждения. «Ну уж нет, мой дорогой, тебе не стоит думать, что ты можешь крутить всем этим как тебе вздумается», — думает он, преодолевая импульс вцепиться клыками в выглядывающую в разрезе рубашки ключицу, дать своим рукам разорвать одежду и зайти дальше. Всю эту бурю внутри себя Князь не выдает — лишь окидывает супруга сощуренным взглядом, и не проронив боле ни слова, выходит прочь, как и намеривался несколько минут назад. Иван, приподнявшись на локтях и рвано дыша, со злостью провожает Кощея глазами, чтобы затем откинуться обратно на стол, с досадой прикусывая губу. Внутри перекатывается обида, смешенная с негодованием — что нужно еще сделать, чтобы привлечь наконец его внимание? И не только привлечь, но и удержать насовсем в этих непривычно маленьких руках? Ведьмачья сторона ли в нем раздражена, сам ли он затаенно тревожится о том, что в таком образе не мил супругу, или все в нем томится от не нашедшего полного удовлетворения возбуждения, но итог один — злость темным иловым осадком колышется внутри. Вечером того же дня Иван буравит взглядом спину Бессмертного, стоящего на балконе и погруженного в собственные размышления. Тот едва ли бросает ему пару слов, когда он проскальзывает в спальню — Князь Тьмы тоже носит в себе немалую чашу раздражения, в свою очередь ожидая от супруга извинения за столь вызывающее — и к слову, сошедшее с рук — поведение. — Ты просто меня не любишь, — зло произносит Иван самое жестокое и возмутительное для прекрасной ведьмы обвинение. Это звучит ужасно прямо, в лоб, топорно и провокационно, но сдерживаться он больше не может. «Не хватало ему после всех его выкрутасов еще закатить скандал», — мрачно размышляет Кощей, оборачиваясь и наблюдая за тем, как собеседница вышагивает туда-сюда по комнате. — Тебе вообще все равно, — продолжает шипеть голос, — Лишь ревнуешь меня, как ревнует равнодушный собственник, не желающий, чтобы его вещью пользовался кто-то другой! «Отталкиваешь меня лишь от того…что я в этом теле? Но это же все равно я!», — с раздражением размышляет Иван, совсем не отдавая себе отчета в том, что его поведение весьма далеко от привычного. — Предпочел бы, чтобы я повелся на твои провокации и лишил голов одних из лучших своих воинов, чей единственный грех в том, что они попались на пути вздорной и капризной ведьмы? — лицо Бессмертного непроницаемо, лишь бровь выразительно поднимается. «Ах вздорной и капризной!», — и спокойная насмешливость только разжигает внутри Ивана злобу и раздражение. — Или посадил тебя в подземелье за твои вызывающие намеки…да что там намеки, за размышления прямым текстом о том, как ты с легкостью мог бы, качнув бедрами, окрутить всех вокруг и подбить на переворот, — продолжает Кощей, запуская в голос ядовито- презрительные интонации, — Быть может у тебя и получилось бы, но пока маловато опыта в плетении интриг: видишь ли, свет мой, не стоит рассказывать о них тому, против кого они направлены, прямо в лицо, это снижает вероятность успеха подобного предприятия. — Что, серьезно считаешь, что я мог бы сделать это? — Иван в злобе пинает ногой стул, и тот падает: «Я просто, черт возьми, хотел привлечь наконец твое внимание!», — Да мне и так непрошенной власти хватает, коей ваше темнейшество меня щедро одарило! — Будто бы она причиняет тебе какие-то неудобства, — фыркает Бессмертный, буквально отмахиваясь ладонью и скрещивая руки на груди: «У него есть буквально все, о чем можно и нельзя мечтать, а он все равно умудряется найти повод для недовольства!». — А больно ты расспрашивал о том, причиняет она мне неудобство или нет! Все считают меня смазливым придатком к тебе! — бурлящие чувства выходят через край, сдерживать их Иван буквально не в состоянии, — Красивой и глупой пташкой, на которую смотрят с почтением лишь из страха впасть в немилость Князя Тьмы! Словно я сам по себе, без твоей иглы и покровительства пустое место! Ни одно мало-мальски крупное собрания нави не обходится без того, чтобы… — А разве не так? — Кощей резко, с раздражением прерывает пылкую речь, — Ты забыл, что вся твоя судьба — услужение мне, — устало и мрачно продолжает он, игнорируя повлажневший блеск васильковых глаз. Иван замирает, вытягиваясь в струнку, словно облитый ледяной водой с ног до головы. «И что, скверно стал справляться, да?! Разочаровываю тебя?», — все это рвется с его уст, но он лишь раздувая в гневе ноздри, пронзает, казалось бы, отстраненного и безразличного Бессмертного яростным взглядом, — «И с этой проснувшейся ведьмовской силой больно неудобный?! А это ведь его идея была!». — Ты жестокий, холодный, бесчувственный, бессердечный чурбан! — шипит он, буквально в один яростный шаг подскакивая к собеседнику и почти замахиваясь рукой для пощёчины. — Не усугубляй, свет мой, — низким, глухим тоном без какого-либо эмоционального оттенка роняет Кощей, сжимая девичье запястье почти что до хруста кости, — Тебе многое позволено, но мое терпение не безгранично. Не забывай, с кем ты разговариваешь. Несколько секунд длится немое противопоставление взглядов, а после Иван тянет руку на себя, и мертвая хватка разжимается, позволяя выскользнуть. Громкий хлопок двери оставляет Князя Тьмы в одиночестве. «Вот значит, как ты считаешь…», — горло сдавливает, душат слезы, подступая к глазам с невиданной доселе легкостью и простотой, — «А разве не так…». Ему хватает сил пролетать вереницу коридоров с застывшей на лице маской, растирая ало-синее пятно на запястье. Оно уже почти не болит и сойдет чрезвычайно быстро, но сейчас Ивану скорее хочется, чтобы оно осталось неопровержимым доказательством жестокости и холодности возлюбленного. Что ж, этот замок достаточно большой, чтобы при желании не сильно ограничивать себя в движении и при этом не пересекаться с тем, с кем пересекаться не желаешь. Распахнув дверь наобум, Иван оказывается в одной из множества спален и едва разглядывая обстановку, в два шага падает на низкую тахту, зарываясь лицом в подушки. Он ощущает себя жестоко обиженным ребенком, который вместо справедливо желаемого получил незаслуженные упреки. «Ненавижу его», — чувства зашкаливающей силы захлестывают гигантской волной, девичьи руки обхватывают подушку, слезы стекают по нежной коже лица, наполняя бархат наволочки влагой, — «Влюбил в себя, забрал меня, обустроил все так, как удобно и хорошо ему, и едва ли вообще думает о том, каково мне! Еще и тыкает в то, что иначе и быть не могло! Не забывай, с кем ты разговариваешь… Со своим хозяином, да?!» И тонет в ткани горькое рыдание, хрупкая спина ходит ходуном — на следующем витке мысли Иван заходится слезами уже от того, что не хочет позволять себе, просто не имеет права расстраиваться из-за этого так сильно, но остановить и собрать себя не в силах. В противоположной части замка Бессмертный наблюдает за тем, как небо буквально в несколько мгновений заволакивают черные тучи, проливаясь на землю полотном дождя. «Да уж…», — когтистые пальцы в досадливом раздражении постукивают по оконной раме, — «Штормит его знатно, когда же оно наконец вернется в норму?! И с каких пор он еще и на погоду может влиять?.. Игла все подпитывает и умножает?». Разумеется, в совместную супружескую спальню Иван не возвращается, пренебрегая и всеми остальными их совместными рутинами. На четвертый день добровольной изоляции, едва ли перемежающимися короткими вылазками — столкнуться случайно с Бессмертным он категорически не желает — его одиночество прерывает визит личного помощника князя. — Господин просил передать вам, что был бы рад увидеть вас на ужине в общем зале. — Можете передать Господину, что я тронут и искренне благодарен за приглашение, — ровным тоном роняет Иван, не отнимая глаз от книги, — Но предпочту отказаться. — Вы уверены? — слуга набирается наглости предпринять еще одну попытку, и получает выразительный взгляд исподлобья. — Уверен, — и Вазиря буквально пронзает насквозь васильковым гневом, затаенным и явственным одновременно, — И пусть мой отказ не вызывает у Князя чрезмерной досады: если он покопается в памяти, то найдет в своем арсенале множество способов получить желаемое. Юноша в теле девушки печально усмехается — иными словами его послание значит не что иное как: что ж, он может приволочь меня туда за волосы, если так уж желает видеть. — Передайте ему это дословно, — твердо произносит Иван, знающий дипломатическую склонность скорпиона сглаживать и смягчать углы. Вазирь, сдерживая тягостный вздох, молча кивает и отвешивает положенный князю (княгине, теперь стало быть?) поклон. Ответ Бессмертному не понравится, а множащееся раздражение повелителя редко заканчивалось чем-то хорошим. Быть может, только столь непривычный женский лик толкает Ивана на то, чтобы оставаться в стенах замка: объясняться с близкими на эту тему не хочется, да и слишком очевидно, что не выпустит Кощей его в таком уязвимом и в каком-то смысле неуравновешенном состоянии куда-либо, и огонь ссоры лишь сильнее разгорится. Спустя пару дней Иван обнаруживает у окна комнаты ворона, что терпеливо замирает за стеклом в ожидании, что на него обратят внимание. Он игнорирует птицу несколько часов, но та и с места не сдвигается — и Иван знает, что не сдвинется, пока не исполнит поручение хозяина, так и будет высиживать на одном месте, что бы не творилось и не смея отвлечься на еду и питье. «Манипулятор», — с раздражением на Кощея думает он, таки распахивая окно. Ворон почтительно опускает голову, чтобы затем выпустить из клюва небольшой букетик — васильки и лиловые колокольчики, с маленькой запиской, на которой есть лишь время. Место очевидно — замковый сад. — Хм… — Иван мимолетно поглаживает птичью голову- все же, животное ни в чем не виновато, — Что, полагает что я приму это очередное приглашение за извинение? Ворон переминается с лапы на лапу — если бы мог пожать плечами, наверняка выдал бы этот жест. — Что ж…- алые губы поджимаются, а ладонь безжалостно перетирает между пальцами нежные бутоны в труху, — Так ему и передай. Ворон всматривается в ведьмачье лицо темными, словно две ягоды смородины глазами, и вновь склонив голову, взмывает ввысь. Вообще-то, поговорить нужно было, но Иван, последовательный в своем упрямстве, только разожжённом от обиды и чувства отвергнутости, явно не собирался уступать. «Пусть хотя бы явится сам», — внутренне бурчит он, устраиваясь в кресле с очередной книгой в руках, — «Могу сидеть в этой комнате и не пересекаться с ним хоть до скончания веков, раз уж на то пошло». И добивается того, что Кощей действительно является — спустя еще несколько дней. Что-что, а уж то, что брать Ивана измором скверная тактика, Князь Тьмы понимает прекрасно — будет упорствовать просто из нежелания сдаться, особенно если мнит, что правда на его стороне. «Ужасный упрямец», — думает Бессмертный, тихим, неслышным шагом проскальзывая в покои и подходя к супругу со спины, укладывает ладони на плечи. Он испытывает небольшой укол досады — его все еще встречает непривычно хрупкая девичья фигура, а не широкая молодецкая спина. — Какая честь, Князь, — роняет Иван, кося взгляд на когтистые руки, — после череды посланников вы явились ко мне лично. — Едва ли вы оставили мне выбор, — и у Кощея буквально скулы сводит от этого показушного общения на «вы». — Когда-то вы сказали мне, что у меня куда больше вариантов чем кажется, а я лишь выбираю одно и то же из раза в раз. Могу сказать вам то же самое, — холодно бросает Иван, наконец оборачиваясь, и звонкий девичий голос разносит эту фразу куда более эмоционально окрашенными интонациями, чем произнес бы звучный юношеский баритон. Бессмертный буквально на мгновение сжимает когти на нежной коже, что от этого жеста стремительно алеет. Коснись лепестка розы неосторожным, острым жестом — сомнется, разорвется в ладони, так не пойдет. «Прояви благоразумие… В конце концов, ты как минимум значительно старше и опытнее его», — эта мысль помогает мужчине выдохнуть и подавить уже начинающее подниматься раздражение. — Как видишь, свет мой, — бледная нежность плеча передергивается, словно желая сбросить когтистую длань, но та не позволяет, — Стремлюсь-таки выбрать иначе. «Так уж и стремишься…», — думает Иван, выдыхая и в какой-то степени понуро опуская плечи. Едва ли ему стоит ожидать извинения напрямую, особенно учитывая небольшую шалость в коридоре и парочку возможно (лишь возможно!) неаккуратно оброненных фраз. — Если так…осталось бы навсегда, это был бы конец? — устало произносит Иван, наконец озвучивая самое глубокое и затаенное опасение. — Конец чему? — вполне искренне переспрашивает Бессмертный, едва заметно нахмуриваясь. — Твоему желанию видеть меня рядом с собой, — изящная рука потирает переносицу. — Ты об этом беспокоишься на самом деле? — Если бы ты стал женщиной, меня бы это не отвращало, — не скрывая обиды произносит Иван, поднимая глаза на супруга, — Это ведь все равно был бы ты… — Ты меня не отвращаешь, — и словно следуя за словами, холодные руки утягивают Ивана с кресла, вовлекая в объятье — Просто…весьма непривычно. И я же говорил, у меня есть вполне небезосновательные причины думать, что близость только усугубит твое застревание в этой форме. — Обидеть меня не хочешь, да? — фыркает тот, — Мне неприятно думать, что все между нами просто на страсти держится. Только на плотском, — и пока Иван ведет это рассуждение, Кощей отступает на несколько шагов назад, — И на том, что мне от тебя никуда не сбежать- не деться. Иногда я размышляю, что будет, если твои чувства пройдут, — продолжает он, отведя глаза в сторону, словно невидящим взором рассматривая стену, — И что тогда останется? Нет, меня не пугает то, что быть может это приведет к тому, что я буду вести совсем иную жизнь…вдалеке от этого места, — он скользит по каменным сводам безрадостным взглядом, позволяя супругу усадить себя на колени и сомкнуть холодные ладони на спине, — Но мы же навечно будем связаны через Иглу. — По-моему, я давал тебе на этот счет обещание, — со всей возможной для себя мягкостью произносит Бессмертный: «Интересно, когда бы он заговорил об этом при иных обстоятельствах…и заговорил бы вообще». — Обещания со словами «всегда» и «никогда» редко сдерживают, — Иван улыбается самыми краешками губ, вспоминая то самое болезненное, на разрыв души признание. — Но только такие и имеют смысл для бессмертных, — парирует Кощей, зарываясь ладонью в кудрявую копну и прижимая теплое тело, что не сопротивляется, но и не движется на встречу само, еще ближе — А ты не думал, что будет, если твои чувства пройдут? — О, это было бы еще хуже, — усмехается Иван спустя паузу. — И от чего же? — От того, что я знаю тебя, — тихо произносит он, укладывая голову на острое плечо, отворачивая лицо в сторону от супруга: «Полюбить кого-то другого, значит ни что иное как подписать этому существу смертельный приговор…», — Ты не из тех, кто отпускает. «Что ж, это трудно оспорить… Воистину, это была бы мука для нас обоих», — даже мимолетные размышления о подобном исходе заставляют нечто внутри темной души Бессмертного всколыхнутся тревожным раздражением, а нечто — глубокой, отчаянной печалью. — Мне стоит относиться бережнее к твоим чувствам, — медленно произносит мужчина, подхватывая рукой запястье и касаясь тонкой кожи с выступающей венкой поцелуем. То самое запястье, на котором несколько дней назад разлил болезненные синяки, но что сейчас сияет девственной белизной. — Да, — Иван наконец разворачивает лицо к собеседнику, и Кощей сталкивается с открыто блестящим в своей уязвимости васильковым взглядом. — А что именно ты имел в виду, когда говорил о том, что ни одно мало-мальски крупное собрание нави не обходиться без того, чтобы… Чтобы что? — когтистый палец мягко поглаживает щеку. «О, ну конечно, выцепил и запомнил… Без того, чтобы пара, а то и десяток нелюдей с разной степенью тонкость выразили мной восхищение, заворачивая в это ту или иную просьбу…», — устало думает Иван, пожимая плечами, — «Или высказывали расположение, а краем глаза косились на тебя…» Лесть лилась на его голову бескрайним потоком — и перемежалась с разного рода просьбами и прошениями, в которых он силился отделить зерна от плевел. В нем уже иссякла наивность, чтобы принимать все почтительные и подобострастные взгляды за чистую монету, и все же, он насколько мог стремился отделить тех, кто с мягкой и тактической хитростью стремился заполучить расположение и милость простодушного и наивного младшего Князя от тех, кто действительно отчаялся и нуждался в помощи и покровительстве. Иной раз, он размышлял о том, чтобы сблизиться с Василисой, как наиболее равной по силам и статусу — и одновременно ощущал, что несмотря на взаимную симпатию, после всего того, что стало причиной разбитого сердца ведьмы, просто не имел права на эту дружбу. — Знаешь, мне часто бывает одиноко здесь, — срывается с губ признание, — Помню, когда был маленький, брат всегда ругал меня, говорил, что со слугами дружбы не водят, а я злился, обижался… На самом деле, только теперь понял, что он, наверное, имел в виду. Я не могу позволить быть откровенным с кем-либо, скорее, любого испугала бы моя откровенность или искусила возможностью стать приближенным к Темному Князю… За этой короной, подле тебя, я настоящий — лишь бледная тень супруга грозного Кощея Бессмертного, и едва ли кому-то интересно добраться до этого… Мне страшно представить день, когда у меня больше не будет Милы, и Серого, и мамы, а ведь он настанет… Думаю, я еще очень плохо понимаю, что именно означает мое бессмертие, не осознаю его по-настоящему, и честно говоря, стараюсь не думать об этом слишком много. И как будто…- он вытягивает руку, всматриваясь в хрупкое и изящное женское запястье и ладонь, — если судьба моя быть в нави, и кровь моя ведьмачья, быть может, научившись обращаться с этими силами, я бы мог быть полезен, мог бы…сделать что-то, — ладонь медленно и тоскливо, словно падающее перо опускается на плечо Кощея, — Но кажется, в сумме с иглой эта сила слишком бередит темное во мне и кроме того… Тебе, так или иначе не по нраву, да и я не готов платить такую цену за это, — по аккуратным губам пробегает улыбка, но во многом невеселая. «Свет мой, тебе воистину предстоят непростые годы», — Бессмертный, едва заметно хмурясь, касаясь лба поцелуем, поглаживая девичью спину и плечи в своих руках -, «Мне было нечего и некого терять, все что было в прежней жизни, я уничтожил и выжег из себя, но я не ты…» — Я буду рядом с тобой, — Кощей произносит это твердо и легко, ничуть не сомневаясь в том, что будет иметь силы исполнить то обещание, что дает. И это уверенное спокойствие передается и его супругу, осеняя его лицо бледным отголоском улыбки. — И мне все еще больно, когда ты говоришь обо мне как о вещи, — «Раскрывать душу так раскрывать, раз уже расклеился», — думает Иван, ощущая что и до того не без труда сдерживаемые эмоции и чувства рвутся наружу, — И когда я рассуждал о прошедших чувствах… Мне страшно представить, что однажды ты вновь окинешь меня ничтожно-потребительским взглядом, в котором нет ни капли тепла, таким, каким смотришь на всех остальных. — Боишься, что все-таки обманулся со мной, да, свет мой? — прилива горечи от этих слов мужчина не выдает, касаясь шеи напротив легким поцелуем. — А что, скажешь, ты сам не имеешь определенного рода опасений? — усмехается он, укладывая-таки свои руки на шею Бессмертного. — Имею, особенно когда ты одаряешь меня столь яркими эпитетами… Хотя и холодным, и бессердечным меня можно назвать со всей ответственностью — усмехается Кощей, чувствуя, как во время этой реплики теплая ладонь уже привычным движением проскальзывает на шрам, закрывая его собою. — Я, как всегда, сначала говорю, а потом думаю, — холод шеи щекочет аккуратный кончик вздернутого кверху носа, — Но твои слова…имеют вес, ты не бросаешь их на ветер, и от того они так ранят. «Вместе со всем этим…что с неизбежностью окружает меня теперь», — думает Иван, прикрывая глаза и тихо выдыхая, — «Не царевич боле, не ведьма, но и не человек, вечное среднее меж твоей тьмой и своим…чем? Что у меня вообще есть своего?.. Третьему сыну ничего не дано, у супруга Князя Тьмы может быть все, что можно только пожелать, да вот только…». — Ты самое ценное, что у меня есть, Вань. И всегда будешь, — прерывает повисшее на какое-то время молчание Бессмертный, поглаживая собеседника по спине. Подобные слова уже даются ему легче, и все же, каждый раз так и норовят застрять в горле, уколоть в пустой груди. — Самая ценная вещь? — прекрасная дева на коленях Князя Тьмы улыбается вполне искренне, но тень печали еще не до конца покинула ее хрустальные глаза. — Просто самое ценное, — ладонь плавно поглаживает лицо, опаляя нежность кожи холодом, — И далеко не поэтому, — когтистая рука ложится на бок, закрывая собой иглу. Кажется, если Кощей уложит другую ладонь на второй бок- так и окажется пленена узкая талия меж двух сильных и широких рук. Ответ словами не звучит, но Иван мягко опускает голову на острое плечо, прикрывая глаза и тихо выдыхая, позволяя себе расслабиться в этом объятии. — Могу я рассчитывать, что мой супруг вернется в совместную опочивальню? — протягивает Кощей с легкой нотой игривости, заправляя растрепанные — приукрашиванием ведьма себя явно не утруждала — локоны за ухо. — Хм, — в девичьем звонком голосе сквозит притворное размышление, — Быть может, если его со всей бережностью и любовью сопроводят туда лично… «Все же, сейчас он куда капризней и чувствительней чем обычно…», — с нежностью мелькает в голове Бессмертного, пока тот с легкостью подхватывает тело со своих колен на руки, -«Но и в этом что-то есть». Иван же, обвив руками мощную шею, прижимается еще плотнее. Трогательная искренность, уязвимость души и чувств внутри него смешиваются с вновь просыпающимся неутолимым ведьмачьим коварством и жаждой игры, в которую последняя из рода Прекрасных явно не намерена проигрывать. От близости тела к телу, от ощущения прохлады и твердости возлюбленной плоти, внутри него вновь разливается пламенеющий жар вожделения. Подняв голову, он прикусывает кадык на холодной шее, елозя в крепко держащих его руках, тянется выше, мажа зубами по подбородку и наконец добирается до губ — касаясь их не жадно и захватнически, но нежно и трепетно, не скрывая при этом желания большего. — Если ты хоть на йоту можешь контролировать это, и не делаешь при этом… — с глухим рыком Кощей разрывает поцелуй, прикусывая плечо, с которого в очередной раз сползла одежда, — Это как минимум ужасное коварство. — Контролировать что? — сипло, едва слышно произносит Иван, отклоняя голову вбок, маня продолжить дорожку укусов от плеча дальше. — Свою неумолимую тягу соблазнить, — оторваться от сладости этой кожи Бессметному становится все сложнее, он ловит себя на том, что замирает в нескольких шагах от выхода из комнаты. — Я просто хочу тебя, — искренне, почти что обиженно произносит Иван, и, кажется, эта откровенность оказывается более сильным оружием, чем обаяние искусительницы, — Потому что люблю. Кощей коротко выдыхает — и два шага ведут его ни к двери, а к постели, в которую он с ласковой небрежностью опускает хрупкое тело. — Прекрасные всегда получают то, чего хотят, верно? — усмехается Бессмертный, опираясь ладонями по обе стороны от девичьего лица: «Не обязательно же заходить далеко… Но вообще-то, в таком случае не стоит и начинать». Когда васильковые глаза смотрят на него так — с усталой печалью, трогательной радостью примирения, плещущейся за этим огоньком желания не начать достаточно сложно. — А что, я получу? — Иван улыбается самыми краешками губ, осторожно, почти робко протягивая руки к застежкам на одежде мужчины. «Кажется, получишь…», — думает Кощей, позволяя стянуть с себя рубаху, огладить по груди и ключицам. Прислушивается к внутренним ощущениям — и после наклоняется к шее, касаясь губами и спускаясь вниз. Внутри тугим узлом закручивается возбуждение, разжигаемое отголоском неразрешенного напряжения в обеденной зале, подначиваемое мимолетным воспоминаем о жадных, вожделеющих взглядах супругу в спину. Нет, не вещь, но никому другому любить это тело и нежить душу просто не может быть позволено. — Останешься ведьмой навсегда- пеняй на себя, — от этого темного шепота Иван вздрагивает всем телом, ощущая как по нему разливается томительное, терпкое предвкушение. — Если бы у этого была весомая вероятность, ты бы сдержался, верно? Так что стоит ли мне бояться? — он прикрывает глаза, чувствуя, как холодные уста стекают ниже, язык обводит ключицу, а руки тем временем освобождают его от слишком свободной и большой одежды. «А можно ли действительно удержаться?», — хмыкает Бессмертный проскальзывая языком меж двух грудей, — «Ты буквально лишаешь разума… Могу понять, почему Ярославе досталось лишь проклятье в спину, а не меч на шею, как полагается предательнице…». — Мне нравится твоя бескрайняя вера в мою стальную выдержку и холодное благоразумие, — усмешка опаляет кожу, и в следующую секунду с алых девичьих уст слетает протяжный стон — клыки царапают чувствительный сосок, — А еще я ведь могу лишь раздразнить тебя и оставить… — язык обводит розовый ореол, вбирая в рот напряженную плоть и выбивая из дрожащего тела под собой очередной стон. — У меня выдержки точно совсем нет, — жарко выпаливает Иван, обхватывая руками гладь темных волос, — И если ты так сделаешь, я точно кого-нибудь убью. Угроза, возможно, куда более реальная, чем может показаться. — Могу заставить тебя умолять, верно? — игриво скалится Кощей, кончиками когтей царапая другую грудь, с нарастающим возбуждением наблюдая за пылающим лицом супруга. «О, кто еще кого умолять будет», — со странным злорадством мелькает в ивановой голове, и он даже успевает отловить эту мысль и подивится ее оттенку. Затем запускает пальцы в черные пряди, притягивая голову к себе, целуя жадно, влажно, скользя по клыкам и оттягивая губу. Укладывает руки на плечи, тянет на бок- и Кощей с усмешкой поддается, позволяя перевернуть себя на спину. Девичьи руки ловко и юрко скользят по телу, Иван спускается вниз, избавляя Бессмертного от лишней одежды. Зацеловывает напряженные мышцы живота, спускаясь языком дальше, накрывая губами пылающее жаждой удовольствия естество. Когтистая длань вплетается в волосы, кудрявая голова послушно опускается ниже, пропуская член в горло, лаская кончиком языка и бесстыдно постанывая в процессе. — Знаешь… а быть может действительно не стоит? — с искренним сомнением протягивает Иван спустя несколько минут, открывается от возбужденной плоти, укладывая голову на бедро и наблюдая за тем, как чернеет поволока желания в глазах мужчины. Повисает молчание — множащее и возбуждение, и напряжение. Сладкая месть, но на грани, на самом острие ножа. — Шучу, — терпко роняет Иван, в последний раз мажа языком по выступающим венам и гибкой, опасной пантерой поднимаясь выше, к лицу мужчины. Проскальзывает тело к телу, обволакивая и дразня возбуждение нежностью и мягкостью девичьей плоти. — Так забавно, милый, — голос шепчет — словно сладкий мед льется в уши, а тонкая, изящная ладонь скользит по широкой груди, поглаживая шрам, — У тебя сердца нет, а все равно принадлежит оно мне, — с алых уст слетает легкий смех, и васильковый взгляд буквально вспыхивает. Наклонившись ниже, Иван тянется за поцелуем. Но что-то в этой фразе цепляет Бессмертного, на долю секунд развеивая туман вожделения и страсти в голове, заставляя его почти с животным рыком перевернуть Ивана под себя, с раздраженным возбуждением вжимая в мягкость подушек. — Хорошо, что твое в свою очередь принадлежит мне, верно? — низким, хриплым тоном протягивает Кощей, смыкая руку на хрупкой и тонкой шее. Колоссальных сил стоит сдерживаться, это тело хочется разорвать и изнежить одновременно, чувство зашкаливающей силы и интенсивности. Иван сдавленно, не утаивая болезненности, выдыхает, и все же, когтистая ладонь, почти пережимающая воздух ничуть не пугает, а лишь распаляет больше. — Только тебе, — его влажные губы даруют именно то, что так жизненно необходимо услышать. От чувств сердца идет это, от глубины любви в душе, или лучшая из соблазнительниц по природе своей, буквально шкурой чует, что именно необходимо сказать любовнику? Все внутри Ивана смешивается, он и сам разобрать не может, лишь подается вперед, превозмогая боль на собственном горле, нарываясь на очередные царапины на коже, жадно укладывая ладони на холодное лицо, отчаянно целуя. — Всегда и только тебе, мой князь, — горячо шепчет он, влажно проскальзывая языком по губам, делая и ощущая это так, словно бы если не поцелует сейчас, то буквально умрет, рассеется в воздухе невесомой золотой пылью. Кощея же в этот момент обдает полыхающей волной вожделения, буквально до истязающего душу болезненного спазма. Прикажи Иван– о нет, Прекрасные не приказывают своим возлюбленным, им достаточно только попросить — убить кого угодно, разрушить или создать что угодно, встать на колени и отдать всю власть над навью, вывернуться шкурой задом наперед, все, все что только возможно выдумать, едва ли бы Князь Тьмы смог бы сказать нет. И он совершенно не в силах отказать хрупкому, изящному и тонкому, пылающему жаром телу в том, чего оно так жаждет. — Ты ужасно мокрый, — низко шепчет Бессмертный, опуская руку меж разведенных ног и касаясь осторожно, стремясь не ранить острыми когтями нежной и чувствительной девичьей плоти. Иван в ответ поскуливая сводит колени вместе, желая прижать ладонь плотнее, окидывая Кощея взглядом из-под дрожащих ресниц. — Да хватит уже, ну…- шепчут припухшие от касаний губы, он пытается положить свою ладонь на руку мужчины, направляя ее глубже и дальше, но это кончается лишь тем, что запястья перехватывают и зажимают над головой. — Хватит? Хочешь, чтобы я остановился? — о, остановиться определенно невозможно, эта игра проиграна Князем Тьмы окончательно и бесповоротно, но, если уж проиграна, сдаться возлюбленному врагу он хочет на своих правилах, — Проси, — язык скользит по каемке небольшого ушка, длинные пальцы нарочито медленно движутся вдоль влажных складок, двигаясь так, словно почти не касаются, уничтожая медлительной истомой. — Это…арх, черт… за мой длинный язык? — Иван буквально извивается под этими ласками, но в цепкой хватке едва ли можно дернуться. Все пылает, будто изнутри выжигает, сердце колотится с такой скоростью, будто его несет табун диких лошадей. — Да, и за все остальное тоже, — ладонь поднимается вверх, к груди, сжимая и оттягивая сосок, а другого тем временем касаются клыки. Иван, в попытке обхватить лодыжками спину и притянуть к себе, вжаться телом в тело, вновь взбрыкивается, но холодная рука мгновенно опускается на бедро, фиксируя на месте, пока губы и язык продолжат терзать ласками шею и плечи, чудовищно дразняще скользя до чувствительной сейчас до предела груди и обратно. — П.пп…пожалуйста, Кощей, — Иван ощущает, что буквально смаргивает слезы на глазах — каждое движение отдается искрами удовольствия на грани переизбытка возможных ощущений. «Ты и так чертовски чувствительный, но сейчас…», — Бессмертного буквально пьянит, оглушает до звона в ушах каждый хрип и каждый стон, слетающий с пересыхающих алых губ, — «Хочется мучать тебя вечно». — Вообще-то, ты был плохой девочкой, — рука отвешивает звучный шлепок по бедру, после вновь соскальзывает на внутреннюю сторону, к влажному и горячему лону, — Не хочешь принести извинения? — А т…ты…ты не хочешь наконец…- голос срывается, переходя во всхлип, в топазовых глазах встают слезы, слова почти перестают складываться в предложения. «О, ты даже не представляешь как, свет мой», — аметистовые глаза буквально пожирают влажное, раскрасневшееся лицо, искусанные в истоме почти до крови губы. — Я же жестокий и холодный, ты что, забыл? — усмехается Бессмертный, касаясь кончиком носа мягкой шеи, умножая дрожь тела под собой. Иван тянется за ласкающей его рукой, но та то вновь отстраняется, то вновь едва ощутимо и при этом неумолимо распаляющее касается — за каждое неаккуратно оброненное слово месть возвращается сторицей. — Бесчувственный, — продолжает сжигать темным, бархатным шепотом Кощей, прикусывая мочку уха, — Бессердечный… — язык скользит вдоль подрагивающий губ, ладони продолжают измаривающе ласки, — Ужасное чудовище. Почто тебе молить о милосердии такого как я? «Вот же тварь, а», — Иван, подаваясь вперед, ловит уста мужчины, утягивая в поцелуй, но тот лишь дразняще поддается на мгновение, чтобы после вновь безжалостно отстраниться. Кощей отнимает ладонь от бедер, растирая между пальцев и когтей влажную, вязкую влагу. Иван, замерев, почти прокусывая губу насквозь, разочаровано выдыхает, жадно наблюдая за движением томящих его рук, почти ненавидя своего мужчину за каждую секунду промедления. Бессмертный всматривается в израненное удовольствием лицо, голубые глаза смотрят на него с раздражением и неумолимой мольбой, заалевшие щеки увлажнены от несдержанных слез чувствительности на грани болезненности. Взгляда буквально не отвести — красота, уничтожающая по силе, бесповоротно подчиняющая властвующего. — Сладкий, — усмехается мужчина, проскальзывая языком вдоль пальцев, а после опуская коготь на алые уста. Те едва заметно вздрагивают в усмешке с легким оттенком коварства победительницы, а после Иван с глухим стоном облизывает влажный перст, вбирая его в рот и обводя языком. — Да, — жарко выдыхает он, одаривая Кощея самым бесстыдным в мере своего вожделения взглядом, на который способна прекраснейшая из ведьм. Дальше никаких сил продолжать взаимную пытку ни у одного из любовников не остается: изящные пальчики вцепляются в широкие плечи, тонкие лодыжки сходятся за поясницей, прижимая к себе ближе, плотнее, тогда как клыки с рыком вцепляются в шею, а когти смыкаются на бедрах, притягивая к себе. Желанное чувство слияния накрывает Ивана с головой — хочется наконец быть поглощенным полностью и тем самым поглотить другого, и глубокие и быстрые толчки ощущаются сейчас как смысл самого существования. В какой-то момент этого становится слишком много, слишком чувствительно, кажется, что еще несколько секунд и он просто умрет, разорвется изнутри, потеряв последнее понимание себя. Кощей прикусывает уже заалевшую шею, прижимая разгорячённое тело еще плотнее и сильнее — весьма непривычное чувство, пик удовольствия мужчины ему было легко предугадать и проконтролировать, поймать его на самом острие, ускорить или замедлить. Но сейчас тело под ним металось и двигалось навстречу в равной степени бурном и неведомом неистовстве, и лишь учащающееся до предела дыхание и смыкающиеся на спине в окоченелой хватке руки подсказывают, что еще немного и… Комнату осеняет громкий, высокий вскрик, Иван выгибается, исполненный дрожью почти что до судороги, и в это мгновение топазовые глаза буквально вспыхивают ярко горящим голубым огнем. Его чуткий любовник тем временем замирает, позволяя выдохнуть и пропустить через себя всю волну непривычных и затопивших с головой чувств. — И как ощущения? — усмехается Бессмертный, касаясь шеи, покрытой испариной, легким поцелуем и отстраняясь. — Это… — девичья грудь часто вздымается, пытаясь выровнять дыхание, — Вообще другие ощущения, намного сильнее, ярче, словно…- изящные пальцы ложатся на сердце, ресницы смаргивают влагу истому, — На какую-то долю секунд становишься единым со всем миром вокруг…как будто растворяешься. — Хм…интересно, — кощеев коготь проходится по лицу, убирая от лба взмокшие пряди волос. Иван поворачивает голову в сторону, всматриваясь в насмешливо-ласковое лицо супруга. — А пока я…такой, — алые губы расходятся в шаловливой улыбке, — У нас мог бы получиться ребенок? Кощей от этой фразы кривится так, словно съел залпом горсть неспелой рябины: «Боже, ну и мысли приходят в его дурную голову». — Смерть не рождает жизни, свет мой, — усмехается он, тем не менее не удерживаясь от того, чтобы уложить ладонь на пылающее, раскрасневшееся от страсти лицо, — А если было бы иначе, я на расстояние версты к тебе не подошел сейчас, и вся твоя ведьмачья сила тебе бы не помогла. В ответ в васильковых глазах мелькает легкий флер досады, и Иван прикусывает палец Бессмертного. — Отчего такая категоричность? — Тебе что, мало чудовищ в жизни? — хмыкает мужчина, накручивая на кончик когтя кудрявую прядь. Иван в ответ пожимает плечами, подаваясь вперед и укладывая голову на грудь. Озвученная мысль так, не то чтобы серьезна, но промелькнула же. «Не рождает жизни…что ж, не удивительно», — думает он, щекоча носом холодную кожу. Когти тем временем блуждают от талии до бедер, царапая и поглаживая. — Хочу ощутить это снова, — спустя несколько минут молчаливой тишины, решительно произносит Иван, перебрасывая ноги через мужчину и седлая сверху. — Ненасытная, — хрипло усмехается Бессмертный, облизывая губы и смыкая когти на непривычно мягких бедрах. — Да, — роняют алые губы, ничуть не стесняясь своего желания. Он подается вперед, упираясь ладонями в широкую грудь, царапая ноготками соски, — Тем более ты, кажется, свое еще не получил… «Что ж, быть может женщины мне воистину не по вкусу… Но от тебя я никогда не в силах удержаться», — думает Бессмертный, ощущая, что буквально физически не в силах отвести взгляда от пламенеющего страстью лица возлюбленного. …Утро щекочет солнечными лучами, заставляя Ивана поморщить аккуратненький носик, нахмурить изгиб бровей. — Здравствуй, — произносит Кощей, наблюдая за тем, как теплое со сна тело потягивается в его объятьях, — Добился своего, доволен? — лиловые глаза смотрят на Ивана с затаенным недовольством, что все равно не перевешивает терпкой нежность, смешанной с горячащей кровь, только стихающей, но едва ли затухающей до конца страстью. — Да, добился, — и тот смущается, утыкаясь носом в ключицу мужчины, — И очень двоякие чувства испытываю: с одной стороны вроде неловко, а с другой… — юноша, точнее выражаясь, девушка поднимает глаза и одаривает супруга лукавым взглядом из-под пышных ресниц, — Не жалею. — Что ж, свет мой, — губы князя Тьмы расходятся в усмешке, — А что скажешь на счет этого? — когтистые пальцы, что до того покоились на голове возлюбленного, тянут светлые пряди в сторону. И не выскальзывают через пару мгновений, а продолжают тянуть дальше и дальше, насколько позволяет движение локтя. Встрепенувшись, Иван садится в кровати. Волосы распадаются золотым водопадом, закрывая обнаженную грудь, живот и бедра словно ткань плаща из тончайшего шелка. — Это все твои проделки? — он сам запутывается в этом бесконечном потоке локонов, нервно и торопливо проводя пальцами, стараясь не то расчесать, не то вырвать, — Как тогда! — Нет, в том-то все и дело, — и по сощуренному взгляду Бессмертного становится ясно, что его положение дел совершенно не устраивает, — Выросли за ночь сами… — Да так, что до пола достают…- обреченно произносит Иван, поднимаясь с кровати и прокручиваясь около зеркала. Вся пылающая игривость и неистовая жажда соблазнения, что пылали в нем ночью, залегают на дно, подавляемые не вполне осознаваемой, но интуитивно ощущающейся тревогой. Ведьмачья сила внутри него не просто так бесновалась– ей хочется занять все пространство, ей хочется остаться навсегда, закрепиться через связь плоти и души. Кощей наблюдает за хрупким, белокожим, почти сияющим в свете солнца девичьим телом. После молча поднимается с постели, подходит к растерянному и дезориентированному супругу и обхватив лицо руками, касается лба поцелуем — далеким от страсти и вожделения. Так дотрагиваются скорее в утешении, даруя обещание развеять все тревоги. Иван же вновь переводит взгляд в зеркало — и всматривается в свое лицо, чьи черты слово бы стали еще мягче и плавнее. Вечером того же дня младшего князя сопровождают в небольшое путешествие: вновь погостить у нынешней Ведьмы Ведьм какое-то время. — Выставляешь из родного дома значит, — насупившись, протягивает Иван, поджимая губы. Огорченный тон, с легкой нотой каприза, но такой, что явственно демонстрирует истинную печаль — сопротивляться может быть непросто. «Ох, это место ты еще родным домом не величал», — мысленно подмечает Бессмертный, ловя внутри себя неоднозначную ноту: можно ли доверять этой оговорке? Или лишь очередная уловка Прекрасной ведьмы? — Воспринимай это как небольшой отдых, свет мой, — Кощей с усмешкой поглаживает ладонь девушки, что с силой сжимает поводья лошади, — Сам же понимаешь пока ты…в таком виде, лучше держаться подальше друг от друга, а мы в этом преуспеваем весьма скверно. Иван едва ли одаривает его взглядом. Одна его половина, мыслящая спокойно и рационально прекрасно понимает, что это лучшее решение — шалости шалостями, но вообще-то, хотелось бы вновь оказаться в своей, привычной шкуре. А вот другая, другая…весьма недовольна и тем, что Бессмертный нашел-таки в себе силы на пусть временную, но все же разлуку, а значит власть, заключенная в этих пухлых губах, длинных ресницах и томном взгляде не столь сильна, как хотелось бы. И тем паче, ее хотят вытеснить, не желают давать права и власти закрепиться и разгуляться в полную мощь и силу. Младший князь прибывает в замок спустя три недели — в привычном супругу и слугам, прекрасном, но юношеском облике. — Что ж, вернулся? — и это вопрос о куда большем, чем о возвращении младшего князя в родной замок. — Да, — Иван коротко улыбается, — Кстати, кое-какие возможности у меня остались и теперь, но это так…мелкая ворожба по сравнению с потенциальными возможностями. Он невольно вспоминает, каким именно образом применял те самые потенциальные возможности. «Да уж, и как мне вообще пришло в голову, зная о его неукротимой ревности, соблазнять кого-то прямо на его глазах», — сейчас подобное действие кажется ему в равной степени безумием и вызывающей вульгарностью. — Что, неловко за свое развязное поведение в истинно- ведьмачьем обличье? — усмехается Бессмертный, с удовлетворенным наслаждением запуская руку в знакомые и привычно короткие кудри. — Немного, — пожимает плечами юноша, коротко выдыхая, — Ни стыда, ни совести… Но мне казалось, что тебе такое по вкусу, кстати. — В весьма умеренных количествах, как оказалось, — хмыкнув, Бессмертный обвивает руками скулы, притягивая лицо ближе, — Твой стыд и твоя совесть мне по вкусу чуть больше бесстыдства и бессовестности, — и когтистые пальцы оглаживают линию челюсти — пусть изящно грациозную, но широкую и мужскую. — Значит, в прекрасную ведьму бы не влюбился? — Ты был бы слишком опасной ведьмой, свет мой, — Кощей мягко прикусывает кончик юношеского носа, — Сводил бы меня с ума слишком сильно во всех смыслах, и боюсь, что… Иглу бы я тебе точно не доверил. — А жаль, Яга была бы в восторге, — Иван не удерживается от ироничного смешка. — О да, свет мой, о да… Подняв глаза на супруга, юноша замечает в его взгляде размеренное удовлетворение: что ж, опыт был интересный, но куда спокойнее, когда все на своих местах. Воспоминания об этом необычном происшествии постепенно вытесняются, теряются в суете будничных забот, пока в один день… — Помнится, кто-то говорил, что женщины его не отвращают, — ухо Ивана опаляет игривая усмешка, куда более мягкого и мелодичного тона, чем привычный ему, на грудь проскальзывают ладони, унизанные странно свободно ходящими кольцами. По телу словно бежит удар молнии. Юноша резко оборачивается, обнаруживая перед собой того, кого и ожидал увидеть. Точнее, почти того. — Ты в очень ярких красках описывал ощущения, — лиловые глаза лукаво блестят из-под длинных, изогнутых ресниц, — Захотелось попробовать разок. Иванов взгляд вспыхивает, проскальзывая по длинной и изящной, ровной шее без выпирающего кадыка, спускаясь ниже к ключицам и соблазнительной ложбинке меж двух грудей. С чувством, весьма отдаленно похожим на игривое смущение, Кощей с покалывающим предвкушением в кончиках пальцев наблюдает за тем, как юноша облизывает губы и оглаживая глазами изгиб талии и бедер — весьма непривычно ощущать себя так, но судя по лицу сидящего напротив, некий дискомфорт сейчас окупится сторицей. — Иди сюда, — хрипло произносит Иван, жадно укладывая ладонь на непривычно тонкую шею и с силой притягивая к себе.