Однажды в Екатеринбурге

      Прошло несколько дней. Я чистила картошку, потрошила рыбу, мыла кастрюли за поваром Харитоновым, и, кажется, втянулась в это дело. Дома я не больно-то увлекалась кухонными занятиями, а теперь внезапно прокачала этот скилл сразу на несколько пунктов. Народу в доме жило много, есть хотели все, так что работы на кухне было хоть отбавляй. Напряженность и монотонность этой работы хорошо прочищали мозги, выгоняли все мысли, лечили нервишки. Часто за нарезкой овощей я забывала, что я в прошлом. Что не могу вернуться домой. И что люди, окружающие меня, через несколько дней будут убиты другими людьми, меня окружающими.       Не могу сказать, чтобы семья Романовых шибко мне понравилась. В общем-то я чувствовала себя мешающей посторонней рядом с ними — ну и, в общем, таковой я была. Представьте себе семью с ребенком-инвалидом, где мамаша вечно озабочена здоровьем своего кровинушки и поэтому вечно на нервах, потерявший работу папаша растерян и обессилен, а старшие дети чувствуют себя второстепенными, созданными для того, чтоб нянчить младшего, да к тому же несущими в себе гены того же ужасного заболевания. По крайней мере, такой образ сложился у меня в голове. Уже через пару дней пребывания в ДОНе Романовы перестали казаться мне какими-то особенными людьми. Они стали чем-то вроде соседей по даче или случайных попутчиков в купе: семья как семья; общаться не хотят, да и не надо; в чём-то бесят, а в чём-то нормальные… Отличие было лишь в том, что я знала, сколько дней им остаётся. Впрочем, иногда по отдельным обмолвкам, взглядам, фразам, жестам узников казалось, что они и сами знают…       Могла ли я их спасти? В один из дней в памяти внезапно всплыл тот разговор с Алёнкой после последнего в моей жизни урока в школе. «А ты спасла бы их, если б могла?» — спросила она тогда. «А то!» — сказала я, нагородив за этим всяких-разных глупостей. Если б! А что я могу? Передушить ночью всю охрану? Обольстить Юровского? Внезапно изобрести автомат Калашникова, как это делают попаданцы в книгах, и перестрелять плохих людей? Увы, это и в книге-то смотрится неправдоподобно, а уж в реальности…       В общем, единственное, что мне оставалось, это продолжать обшаривать дом в поисках той-самой-дверцы, или портала, или окна, или что там ещё могло быть. Я утешала свою совесть тем, что если сумею отыскать его, то заберу царскую семью с собой в будущее… Устрою на работу, поселю к себе на дачу, научу пользоваться Интернетом…       А вот Юровский меня напрягал. При каждой встрече, при каждой возможности он спрашивал, где результаты моей работы, почему царь всё еще не совершил попытки бегства, зачем я здесь вообще нахожусь, на кого шпионю, зачем ем народную кашу и всё в таком роде. Однажды он сказал, что за неуспехи меня лишают чекистского спецпайка на жир и на сахар. Проверить это было сложно, потому что самих карточек своих я так и не видела, а питались мы все вместе, за одним столом — и царь, и слуги, и караульные. В другой раз Юровский торжественно сообщил, что товарищ Белобородов во мне разочаровался: — А и верно, что с вас будущих-то толку, если вы и сами обратно вернуться не можете, и нас в свой век не проведёте, и коммунизм строить не помогаете?! — С меня есть толк, — уныло ответила я. — Какой? Картошку чистишь? Ладно, чисти до поры. А потом сметёт тебя рабочий класс. Ликвидирует, как всё отжившее, за ненадобностью!       Я не ответила. Было не по себе. Внезапно пришло в голову, что Николая-то расстреляли не только с родными, но и со слугами…       И всё же я продолжала плыть по течению. Приспособилась к своей новой роли и проживала день за днём, помогая на кухне и положившись на авось.       Как-то раз я чистила огурцы для фирменного супа-пюре изобретения Харитонова, пока тот варил бульон и рассуждал о том, что получать хорошие продукты становится труднее и труднее: даже такие простые вещи как каротель «виши» или орли из рыбы с соусом мутард не особо-то приготовишь! А говорят, что Романовых вообще хотят перевести на стандартный паёк екатеринбуржцев! Охохо. Единственным послаблением оставалась возможность брать кое-какую еду, приносимую обитательницами Ново-Тихвинского женского монастыря по их собственной инициативе. — Кстати, как раз два часа, — сказал повар. — Сходи, посмотри, не пришли ли?       Я вышла во двор. Обычно монахини оставляли корзинку с яйцами и молоком у поста охраны, где я её позже и забирала. В этот же раз я подгадала выйти в самый момент передачи: возле караульных виднелась чёрная монашеская одежда.       Я приблизилась. — Вот, передайте, пожалуйста…       Голос монашки был странно знакомым.       Я подняла глаза, мы встретились взглядами и обе обалдели.       Это была Алёна, предательница, моя соседка по парте!