Никакой грусти

Это было прошлой осенью, в день рождения Вадика. Он тогда забрал Глеба к себе, несколько раз пообещал маме, взяв под козырек, что будет контролировать младшего, и ничего не случится. Дружная и веселая пьянка в квартире университетского друга. Гудели до поздней ночи. Громко до стука соседей по батарее, жарко до открытых настежь окон. Глеб смотрел, впитывал атмосферу каждой клеточкой, Вадик искал его глазами, находил, подмигивал. — Давай, мелкий, — Вадик протянул Глебу стакан портвейна. И Глеб принял его, не заставляя себя долго упрашивать, выпил и порозовел, заблестев глазами. По стенам шныряли бодрые лучи самодельной цветомузыки. Красивая девушка повисла на шее Вадика. Глеб прищурился, рассматривая ее до мельчайших подробностей. — Твой? — спросила она в самое ухо, перекрикивая чуть устаревшую уже, но не потерявшую прелести «Белладонну». Вадик покосился на Глеба и кивнул, крепче обхватив девушку за талию. — Похожи! — ожидаемо резюмировала она и ласково прижалась к Вадику. Он водил ладонью по изящной спине неторопливо и чувственно, как того требовал медленный танец, перескакивал через застежку бюстгальтера под тонкой тканью платья, дышал в волосы, задевая губами сережку, что-то говорил, она отстранялась, но лишь для того, чтобы заглянуть в его горящие глаза, улыбнуться и снова припасть к крепкой груди. Кто-то из знакомцев хлопнул Глеба по плечу и протянул еще стакан. Вадик увидел. — Ему хватит, — он выставил руку, образовав барьер между стаканом и Глебом, уже было потянувшимся за предложенным. — Да ладно, че ты, Вадь! Вырвался мальчишка, — защитил порыв товарища Саша. — Сань, тебе ли не знать! Вот станет плохо пацану! — партнерша по танцам включила материнскую заботу, заняла сторону Вадика и посмотрела на него, ожидая одобрения. Глеб цыкнул, наблюдая за собранием вокруг своей персоны. — Голосуем, товарищи! Кто «за»! — вдруг вскинул он руку и рассмеялся в голос, заразив компанию своим смехом, мальчишеским и дерзким. Вадик театрально показал ему кулак, хотя на лице его играли гордость и умиление одновременно. Глеб взял стакан раздора, отпил чуть-чуть и ответил жестом: все под контролем! До утра, конечно, остались не все. Вадик побежал провожать девчонку — Глеб видел, как он помогал ей застегнуть сапоги, опустившись на колено, как украдкой нырнул под платье, пользуясь моментом. — Я скоро! — крикнул Вадик, исчезая за дверью с курткой под мышкой. Он поймал взгляд брата, жгучий, как плетка. Обещание есть обещание. Глеб вышел на кухню. Несмотря на распахнутое окно — дымно. Оживленный спор. Глеб протиснулся к окну, вдохнул влажный воздух. Пахло горелой листвой, туманом, непокоем и счастьем. Он оглянулся и украдкой вытянул сигарету из открытой пачки, чиркнул спичкой и затянулся — никто не обратил внимания. Запах с улицы точно перекочевал на слизистую. Приятный треск, горячий огонек, но горечь сцепила горло. Не вкусно. ______ Хмельной и трезвеющий народ начал разбредаться. Кто-то еще бренчал на гитаре под смолкающую беседу. Глеб зашнуровывал ботинки, Вадик отыскал куртку, сунул ему, не глядя, параллельно договариваясь о чем-то с хозяином квартиры. — Идите, идите. Ты именинник, я тут сам все разгребу, не переживай, — добродушно сказал он и обнял братьев напоследок. — Неудобно… — Потом сочтемся. Не в последний раз! ______ Глеб упал в одежде на узкую общажную кровать. — Мы здесь поместимся? — спросил он. — Постараемся. Вариантов больше нет. Только не брыкайся! Вадик сходил на кухню и предусмотрительно принес два стакана воды. Один Глеб выдул сразу и начал лениво раздеваться. Вадик безудержно рассматривал его, отмечая про себя новое: появились волоски на груди, заострились черты лица, немного изменился профиль, но еще сохранилась детская припухлость губ. Несколько неловкие движения можно было списать на выпитое, но все же это в большей степени подростковая растерянность, ломкие несмелые руки. Глеб взлохматил волосы, тряхнул головой. — Погаси свет, — попросил Вадик, укладываясь ближе к стенке. Глеб тенью юркнул под одеяло, прижался к брату и тут же отодвинулся. Несчастный сантиметр не сделал погоды, и Глеб поправил подушку, втянул живот и повернулся на правый бок. — Завозился! — улыбнулся Вадик. — Я хочу, чтобы тебе было удобнее. — Забей. Удобнее не станет, засыпай. Сон не шел. В пятнадцать нет усталости — есть перевозбуждение. В голове обрывки песен сменяли кусочки разговоров, шутки, новые и знакомые лица. Вадик тронул Глеба коленом. Глеб подвинулся еще, практически наполовину свесившись с кровати, потянул одеяло, полежал с минуту. Стараясь не шуметь, сполз, нащупал футболку, надел ее и лег снова, повернувшись к брату спиной. — Тебе холодно? — шепотом спросил Вадик. — Да, — Глеб не соврал, его действительно познабливало. Вадик притянул младшего к себе, ухватив поперек живота. — Блин! — Я тебя согрею… Глеб сжал уголок одеяла. Он почувствовал ягодицами возбуждение брата и тяжело задышал. — Ты… Ты изменился! Какой же ты красивый, мелкий… Нет, он не выпил лишнего, он пил мало и оберегал Глеба. Если что и задержалось в организме, то в этот момент оно улетучилось без остатка. Горячее дыхание Вадика гуляло по шее, взметало тонкие завитки на затылке. Сколько он ждал этого? Целый вечер? Неужели дольше?.. Глеб закрыл глаза. Закрутили кино: небо, звезды, космос. Чудовищно яркая комета летела с несвойственной ей скоростью. Сеанс был прерван. Уверенно и горячо Вадик исследовал грудь, опустился ниже, пробежался пальцами под животом и так крепко прижал своего мальчишку, что тот пискнул, зажав себе рот ладонью. Вадик скользнул под резинку трусов, оттянул их, и налившийся кровью член упруго поднялся и прилип к животу, снова скованный тканью. — И такой взрослый… — шепчет Вадик, постанывая от восторга и восхищения братом. Это он погорячился. Никакой Глеб не взрослый, он дитя. Влажное, сладкое дитя! Вадик трется переносицей о взмокшие виски. Волосы пахнут так мило — шерсткой или перышками. — Согрелся? — вполголоса уронил Вадик. Глеб ласково и нежно угукнул, снял мокрую футболку и, поколебавшись, потянулся к резинке. Старший накрыл ладонь младшего, демонстрируя силу, направляя. Белье мешает. Вадик дернул трусы вниз, навалился на Глеба и стащил их с другой стороны, спеша вернуться к начатому. — Можно, я включу настольную лампу? — спросил он хриплым шепотом. Прикосновений недостаточно. Вадик хочет видеть Глеба, наслаждаться им всецело, к тому же тот притих и замер, пожираемый смущением. — Если надо… — голос младшего чуть испуганный и даже жалобный. Прямо с кровати Вадик дотянулся до выключателя и, вспыхнув вдруг, вскочил к двери и проверил задвижку: случаи бывают разные, лучше перестраховаться… — Мы зашли слишком далеко? — Дальше некуда… Робкий взгляд из-под светлых ресниц упал на Вадика, целующего живот вокруг изнывающей плоти. На узких бедрах — горячие ладони. Он целует все, что в поле досягаемости: чуть выпирающие косточки, пупок, но обходит сокровенное, не трогает влажными губами кожу, что нежнее шелка, не знающую еще ничего и никого, кроме прикосновений собственных рук. Молчание с редкими всхлипываниями и шиканиями в темноту. Глеб только открывает себе самого себя, Вадик ловит каждый звук, отмечает чувствительные точки, расставляет флажки на карте. Расслабившись, Глеб разводит колени, и Вадика захлестывает чувство гордости, счастья и превосходства — он будет первым. Навсегда первым! Он ложится на Глеба. Плоть касается плоти. Двигаясь медленно и плавно, Вадик целует ключицы, кадык, находит приоткрытый рот. Малыш целуется с опаской, высунув лишь кончик языка, но Вадик настойчив. Он почти достает до неба, ласкает язычок, скользит по его поверхности. Глеб смелеет и начинает отвечать: щекочет, дразнит, тихо повизгивает и мучительно постанывает в рот брата с яркими придыханиями. Губы размыкаются. Вадик понимает, что Глеб на грани — много ли нужно?.. — Ва-а-дь… Вадик слизывает со своих губ слюну, закрывает глаза, дьявольски улыбается и, откинув со лба прядь темных влажных волос, берет член в рот, еще наполненный поцелуем вожделенного младшего. — Вадь! Глеба сковывает от пальцев ног до макушки, бьет наотмашь, но он поддается инстинкту и толчком проникает глубже, еще и еще, не желая ничего больше и не думая ни о чем, кроме наслаждения. — Все… — выдыхает Глеб. Он только что поймал за хвост комету, притянул ее, прижал изо всех сил, забирая себе ее сияние. — Не отпущу… Вадик усаживается сверху и получает великолепный обзор на раскрасневшегося брата. Дыхание шумно вырывается из приоткрытого рта. Старший ласкает себя, ритмично сжимая Глеба крепкими бедрами, смотрит на него, не отрываясь, приподняв подбородок. Горячие брызги попадают на грудь, на уязвимую шею и дрожащие губы. Как прекрасен их капризный очерк! Вадик заботливо пытается стереть следы спермы с невинного рта, но Глеб прихватывает палец, лизнув его и дерзко улыбнувшись при этом. Только сейчас он изменился. Только сейчас. — Не отпущу тебя, слышишь?