Мы с тобой под одной звездой, Параллельно одной судьбой То ли вверх, то ли вниз плыли. В суматохе холодных дней Мы нашли океан страстей, Расстояние водой смыли.
Разорвать соприкосновение губ нелегко, но, когда внезапно налетает слабый порыв ветра, Джин от неожиданности вздрагивает. Логан тут же набрасывает на её хрупкие плечи свою неизменную кожаную куртку: больше по привычке, больше для уюта, чем для тепла, — и Джин, дрогнув ресницами, укутывается в неё, как в шаль. Одними губами шепчет едва-едва, зная, что Логан всё равно услышит, — он всегда понимал её лучше, чем она сама: — Спасибо, Джимми. — Теперь ты точно согрелась, — он задорно подмигивает ей, позволяя себе фирменную многообещающую ухмылку, и Джин хохочет, прикрыв рот рукой. Не меняешься, Логан, не меняешься. Выгнув бровь, он некоторое время молча и, кажется, завороженно наблюдает, как она смеется («Господи, да ты можешь вообще ничего не говорить и не делать, просто смотри на меня… Так, да, вот так»), и вдруг нежным движением заправляет прядь за ухо. Джин мгновенно по-кошачьи ластится к нему, прижимаясь к горячим пальцам. Распознав её настроение, он лукаво качает головой, ловя золотые искры, тут же вспыхнувшие в глазах. — Ещё поцелуй? — Ой, знаю я это твоё «Ещё поцелуй», — Джин шутливо отмахивается, выскальзывая из-под его руки. — Сначала один поцелуй, второй, потом твоя рука на моём колене… Мы так с крыши точно свалимся. Чарльз вряд ли крыл её для этого. — А как же твой телекинез? — шутливо тянет Логан, продолжая будто бы невинно и незаметно поглаживать её плечо. Хотя, конечно, он прекрасно знает, что Джин уже давно всё заметила, но эта игра раззадоривает обоих. — Ты невозможен, Логан, ты знаешь? — Но за это ты меня и любишь, Джинни, — он отпускает её плечо, крепче обнимая уже за талию, притягивает Джин ещё ближе, так, что она вплотную прижимается к его тёплому боку. — И сама такая. Мне напомнить про сгоревшую лабораторию? — он игриво улыбается, а Джин едва удерживается, чтобы не пихнуть его в плечо. «Нет, когда-нибудь я тебя точно убью». — В следующий раз сгоришь ты. Долго и мучительно, — договорить угрозу дальше не удается, потому что с губ срывается судорожный вздох, когда пальцы Логана неожиданно перемещаются. — А твоя рука всё ниже… и ниже… Очередной коварный план? Логан только смеётся в ответ. Нет, когда-нибудь она точно его убьёт. Потому что это противозаконно — заставлять её чувствовать себя настолько счастливой.Привыкаю я к твоим глазам, Привыкаю я к твоим губам, Как заставить сердце замолчать, Если от любви хочу кричать.
Они так встречают рассвет вместе уже много лет — что-то сродни традиции. Просыпаются незадолго до него, вместе как по команде, ведь нечто звериное у них обоих в крови. И, пока вся школа ещё спит (даже неугомонные Лора и Роуг), уединяются наверху. Наблюдают, как восходит солнце, рассеивая бесконечную тьму, как на небе зажигается огонь, знаменующий очередную победу света.Вот уже сколько долгих лет, Мы встречаем с тобой рассвет, День и ночь, ночь и день, рядом.
В точности, как сейчас. Практически чёрный понемногу уступает место голубому. Еле-еле заметно. Затем светлее, ещё и ещё. Персиковый, желтоватый, золотой, розовый, красный… Джин с Логаном порядок цветов выучили уже наизусть, но всё равно каждый раз следят, не отрываясь. Точно боятся пропустить что-то важное.Little darling, it's been a long cold lonely winter, Little darling, it feels like years since it's been here. Here comes the sun, here comes the sun… And I say it's all right!
— Я ни черта не романтик, но… — Логан заставляет Джин чуть сместиться для лучшего обзора, касается плечом её плеча, внимательным взглядом указывая на небо. — Красиво, скажи?From underneath the trees, we watch the sky, Confusing stars for satellites. I never dreamed that you'd be mine, But here we are, we're here tonight.
Джин давит смешок, прикрывая рот ладонью: — Всё, поймала тебя с поличным. Теперь ты от меня точно не отделаешься: буду целую вечность напоминать, что бесконечно хмурый и брутальный Росомаха на самом деле очень даже милый. — Милый? — он теряется, резко поворачивая к ней голову. Боже, ну ты покрасней ещё, хотя… Этого лёгкого смущения вполне достаточно, чтобы в который раз ощутить себя его личной богиней. — Детка, ты серьёзно? Это я-то милый? «Чёрт, вот теперь он вообще симпатяга в тройном размере». — Невероятно и очень опасно, — с предельной серьёзностью заявляет Джин, неторопливо ероша его волосы. — Особенно, когда вот так удивлённо смотришь и приподнимаешь брови. «Которые так и хочется разгладить подушечкой пальца». И снова они смеются. Кажется, Джин читает в его мыслях: «Ты просто убийственна, женщина», и от этого на душе становится ещё светлее.Little darling, the smiles returning to the faces, Little darling, it seems like years since it's been here. Here comes the sun, here comes the sun… And I say it's all right!
Они замолкают ненадолго. Рядом шумит ветер, играется с зелёной кроной деревьев, растущих в саду особняка. Тихо щебечут многочисленные птицы, журчит вода внизу у фонтана. Логан вдруг первым нарушает тишину: — А как это выглядит… — он замолкает на секунду, будто с мыслями собирается, — оттуда? — и неопределённым жестом указывает на небо. Джин передёргивает плечами от одного лишь воспоминания: она, смертельная боль в груди и целое огромное ничего, готовое превратиться во что угодно по одному её приказу. Потом облака, много-много белого, высоченные башни, огонь… Тоже белый. В Белой жаркой комнате других цветов не бывает, и от осознания этого хотелось ещё сильнее выть с тоски. Джин ведь думала, её гибель всё перечеркнёт. Уничтожит Феникса, не даст её друзьям, давно ставшим семьёй, погибнуть. Да вот только ошиблась: смерть оказалась далеко не концом пути. — Непривычно. Ужасно, я бы сказала. Белая жаркая комната — это связь между хозяевами Феникса и нашим последним пламенем. Место отдыха и созерцания. Дом для каждого существа, с которым ты слился. Все хозяева Феникса оставляют кусочек себя здесь, со мной. И, так уж вышло, теперь я единственный и полноправный его хозяин. Я была там всего один раз, и, знаешь, мне этого хватило. А ведь могла бы остаться. Могла бы остаться там навсегда, наблюдать за жизнью друзей оттуда, иногда используя способности и являясь призраком. Зачем что-то большое? Зачем высшему существу, Фениксу, заботиться о каких-то людишках, которые даже не поняли её силы, пытаясь убить? Она говорит и говорит, захлёбываясь словами, картинками, кровавой пеленой мелькающими перед глазами, будто возвращается в тот день на Алькатрасе. В день своей второй якобы смерти. А Логан молчит, не прерывает её, только крепче вжимает в себя, ласково утыкаясь носом в шею, и проводит им по ней так, что Джин чувствует на коже его тёплое дыхание, а терпкий аромат сигар, леса и чего-то истинно мужского щекочет рецепторы. Логан успокаивающе-массирующими движениями поглаживает её плечи, будто делится своим теплом, выдыхает с ней в унисон. Аккуратно по кругу большим пальцем: «Все хорошо, теперь-то ты жива». Легонько сжав, чуть надавив на кожу: «Не переживай, я рядом». Быстро поцеловав в висок: «Я люблю тебя и всегда буду любить». Слова им и не нужны. Тишина никогда не была для них чем-то страшным и неловким, наоборот, — уютным, сокровенным, интимным, тем, что легко прочитать в скользнувших друг по другу взглядах, уловить в лёгком прикосновении к щеке, к ладони. У Джин на повторе всё крутится та мысль, постепенно затихая под властью прикосновений Логана: «Зачем что-то большее? Зачем высшему существу, Фениксу, заботиться о каких-то людишках, которые даже не поняли её силы, пытаясь убить? Зачем, зачем, зачем?» А затем, что Джин и подавно не нужна была та жизнь, о которой она не просила. Зато своей семье — сполна. Логану, Чарльзу, Ро, Роуг и много кому ещё. — Понимать, что ты самое могущественное существо во Вселенной, вынужденное встречать каждый восход и закат в одиночестве… — Джин задумчиво проводит взглядом пролетевшую перед ней стрекозу и прикусывает нижнюю губу. — Не самая приятная вещь, даже учитывая голоса людей по всему миру в моей голове. И будто, чтобы удостовериться, что она действительно вернулась много лет назад, Джин порывисто обнимает Логана за шею, теснее прижимаясь к нему. Над ухом раздаётся лёгкое бурчание: — Ненавижу закаты. — Мне казалось, ты их любишь. Что-то изменилось, м? — она выгибает губы в тёплой улыбке и поворачивает к нему голову, хитро блеснув глазами. Словно и не было её внезапного приступа боли-ностальгии. — Да нет, просто, знаешь… Встречать вместе рассвет как-то пообнадёживающе звучит, чем провожать закат. Последнее подозрительно смерть напоминает, а первое… Ты когда-то говорила, что это знак возрождения жизни. Самый тёмный час всегда наступает перед рассветом. А в воздухе повисает невысказанное: «Я просто не могу спокойно смотреть на закат после того, как увидел твою смерть. Я просто не могу раз за разом наблюдать, как солнце закатывается так же, как когда-то чуть не закатилось моё личное». Его шершавая рука скользит по блестящей, еще холодноватой крыше, накрывает её ладонь, — Джин чувствует, как под кожей в унисон с их участившимися дыханиями проносится пламя. Связь-сплетение огня и зверя, который его не испугался. И вдруг в голове кометой сверкает идея. — Хочешь, покажу тебе? — вмиг загоревшись, Джин вскакивает с места, не выпуская пальцев Логана из руки. В висках долбит, что, быть может, это не очень удачная идея, что, быть может, не стоило ворошить прошлое именно сейчас, но Джин эту мысль отбрасывает тут же. Просто на минуту хочется ощутить, что Белая жаркая комната — не проклятие. Что и в ней можно чувствовать себя счастливой. И она тогда сделала правильный выбор. — Как это выглядело оттуда? Я ведь могу это сделать в любой момент — просто раз! — и всё. Вопрос, правда, риторический, потому как от Логана ответа не требуется. Он успевает лишь недоуменно изогнуть бровь, как Джин уже щёлкает пальцами, и их охватывает оранжево-золотое пламя.***
Они наверху. Стоят рука об руку на вымощенном белыми досками полу в таком же белоснежном доме у раскрытого окна, вокруг которого вуалью развеваются — конечно же, белые! — шторы. А за пределами — будто вывернутый наизнанку мир. Цвета на лазурном — не белом — небе ярче, хлеще, восходящее солнце слепит нестерпимо, только закрывать глаза парадоксально не хочется — хочется наблюдать. За тем, как над головами трепещет свет. За тем, как на вышине будто зажглись тысячи переливающихся сверхновых, образуя настоящее пламя, позже обретающее подлинную форму — белого Феникса. Истинный символ начала нового дня и новой жизни. Зажмуриться бы, да только сияние ни малейшего вреда уже не причиняет, — наоборот, оно ласкает, жмётся к коже так же, как и ладонь Логана, всё ещё крепко-крепко сжимающая пальцы Джин. И она вдруг понимает, что ей совсем не страшно, не одиноко. Нет желания превратиться в маленькую девочку, которая мечтала о счастье, забиться в самый дальний угол и рыдать, ожидая, когда Тёмный Феникс вновь слетит с катушек. В этой временной линии Джин такого никогда не испытывала, но знала, со слов Логана, через что ему пришлось пройти в другом, минувшем будущем. Знала, что терзала его, будучи призраком, не в состоянии выбрать жизнь или смерть. Теперь-то ошибки она исправила. И приняла верное решение.And as we lie beneath the stars We realize how small we are. If they could love like you and me, Imagine what the world could be!
— Ну, что скажешь? — Джин возвращает их на землю так же быстро, как и отправляла в Белую жаркую комнату несколькими минутами ранее. Волосы ласково треплет ветерок, а вокруг уже вовсю блещет взошедшее солнце. Логан с непривычки слегка покачивается, не сразу почувствовав под ногами знакомую твердь крыши Института Ксавьера, смотрит чуть настороженно поначалу, принюхивается, точно всё ещё ощущает мнимую угрозу. И вдруг улыбается, повернув голову к Джин и увидев, что их пальцы всё ещё сцеплены — наверное, такой постоянный физический контакт давно должен был приесться, но только не им двоим: — Если закаты там вполовину так же красивы, если бы их можно было встречать не одним, я бы их полюбил. — Мы и так там можем быть не одни, Логан, — Джин тянется к его щеке, касается мягкой ладонью щетины. — Организую экскурсию для каждого класса туда хоть каждый день. Ну, или для тебя лично, как захочешь. Покажу, что смерти можно не бояться, потому что из нее всегда есть выход обратно к жизни. Она замолкает. Стоит ему об этом говорить или не стоит? Она великолепно помнит, что умерла в тот день, пожертвовала собой, оказавшись на несколько минут в Белой жаркой комнате, откуда её высшие силы вернули назад. Жить. Учиться. Чувствовать. Любить. Потому что Феникс не может существовать без своего носителя, если он наконец-то обрел с ним гармонию. А следующее, что она помнит, — как очнулась на руках у Логана, как он, обнимая её, горячо шептал, что всё теперь будет хорошо, целовал в губы, нос, лоб и ушко, плакал — в третий раз, который она видела за всё время, что он находился в Институте. И только об одном она ему не рассказала. Наверное, пора. Он изменил течение времени, переписав реальность, стерев часть своей жизни — так неужели не заслужил знать всё?If everyone cared and nobody cried, If everyone loved and nobody lied, If everyone shared and swallowed their pride, Then we'd see the day when nobody died…
— Логан… Я не спрашивала тогда, но, когда я умерла… Думала, что умерла на Алькатрасе, мне предложили привести в Белую жаркую комнату и тебя. Мы могли бы вместе стать кем-то вроде высших сущностей, охраняющих этот мир. Но…Ты так близко и далеко, Мне так сложно и так легко, Мне признаться тебе, надо.
Логан опережает её, перехватывает ладонь, так напряженно и замершую на его щеке, и начинает покрывать её беспорядочными поцелуями, иногда прерываясь на отрывисто-пылкие фразы: — Ты отказалась. Я это знал. Как отказался бы и я. Мне вполне хватает и обычного человеческого рассвета. Да и… — он вдруг останавливается, отпуская её ладонь, но тянется к рыжим прядям, пропуская их сквозь пальцы и смотря завороженно-влюбленно, — на Земле солнце ярче играет в твоих волосах. Оно здесь рыжее, не белое. Белый тебе не идет. Но, знаешь, только если это что-то шёлковое, кружевное, с бретельками такими, которые я легко могу снять… Или когтем аккуратно подцепить, во-о-от так. — И с металлическим звуком выпускает лезвия из одной руки.Little darling, I feel that ice is slowly melting, Little darling, it seems like years since it's been clear. Here comes the sun, here comes the sun… And I say it's all right! It's all right.
Логан широко и так привычно по-родному ухмыляется, пока Джин едва сдерживает приступ смеха. И тревога отпускает. Окончательно и бесповоротно. Она жива. Это главное. Они оба живы, как и все в школе. Живы и бессмертны.Singing Amen, I, I'm alive! Singing Amen, I, I'm alive!
— Прогиб засчитан, — Джин легонько толкает его в плечо и смеётся, когда Логан пользуется этим, чтобы обнять её. Нечестно же! — Ладно, пойдём будить девочек. Если Лора с Роуг уже встали, они без нас всю школу разнесут, за ними даже Чарльз на ногах не угонится. Нет ничего прекраснее нового дня. Ты не знаешь, чем он закончится, и именно этим незнанием жива твоя вера в будущее. И, когда они, взявшись за руки, телепортируются ко входу в школу, Джин с радостью думает, что много лет назад она всё-таки сделала правильный выбор. Потому что жизнь обычного мутанта явно стоит того, чтобы её испытать.