I can take the rain on the roof Of this empty house that don't bother me. I can take the few tears now and then And just let them out
Стоит лишь к двери подойти, как стуки, царапание и шебуршание загадочным образом стихают. Ванда уже думает, что ей показалось, уходить собирается, когда вдруг прямо за дверью кто-то фыркает. Или даже рычит. Тоненько так, но достаточно, чтобы на себя внимание обратить. Глубоко вздохнув, Ванда распахивает дверь. Перед ней — девочка-волчонок. Нахмуренные брови, серьёзный-серьёзный взгляд исподлобья, тонкие ручки, судорожно стискивающие потрёпанный жизнью и свесившийся набок рюкзак, а в громадных карих глазах, в глазах… Слёзы. Ванде даже кажется, что это аномалия такая, что это свет просто так мелькает, а не капли блестят подтаявшими слезинками на бархатной радужке.So much life in those open eyes So much depth, you look for the light But when your wounds open, you will cry You'll cry out now and you'll question why
Это не ребёнок. Дети не смотрят с такой тоской и болью, будто выжженной где-то на сетчатке ещё до своего рождения. «Смотрят, Ванда, смотрят. Ты смотрела? Или забыла, как пугалась отражения в зеркале в первые дни после смерти родителей?» — Т-ты — Алая Ведьма? — у девчонки голос срывается на мгновение, из груди с клокотанием рвутся глубоко-глубоко задушенные рыдания, только взгляд всё так же твёрд, всё так же суров. Ей бы разрыдаться сейчас, по стенке съехать, а она стоит, хмурится в попытке не пропустить непрошенные слезы, скопившиеся в уголках глаз. Держится из последних сил, хотя саму всю трясёт мелко-мелко, но малышка лишь рюкзак крепче к себе прижимает, вцепляется в него буквально, как за последнюю надежду. И отчего-то так же смотрит на Ванду. Ванда моргает, медленно и с недоумением вздёргивая бровь. — Девочка, откуда ты меня знаешь? Я в первый раз тебя вижу, малышка, — она присаживается на колени, становясь с ней на одном уровне, и едва удерживается, чтобы не протянуть руку и не провести ласково ладонью по её волосам. Как она делала раньше Билли и Томми, как успокаивала Вижена, отгоняя от семьи все страхи. Маленькая незнакомка с диким взглядом поразительно напоминает Ванде кого-то, да так, что под рёбрами печет тихонько. — Где твои родители? Если ты потерялась, мы сможем быстро найти их… — Нет, — девочка агрессивным качанием головы прерывает эту тираду, и Ванда послушно обрывает сама себя на полуслове. Отчего-то такому командирскому тону и сурово прищуренным глазам перечить не хочется даже Алой Ведьме. — Я хочу, чтобы ты нашла их. Ты сможешь их вернуть, слышишь, я же знаю, знаю… Ванда не сразу соображает, что девочка всё же сдаётся, начинает бессмысленно тараторить, глотая слова, хлюпая носом, ресницами вмиг намокшими хлопая. Она на пол едва не оседает, содрогаясь в наконец-то порвавшихся наружу рыданиях, но вместо этого мертвой хваткой вцепляется в плечи Ванды, прижимается к ней трепетно-трепетно, будто знает уже давно, продолжает плакать. Как Билли и Томми когда-то. Ванда не понимает, игра ли это её расстроенного воображения или в глазах малышки действительно сверкает радуга. Погасшая. Тусклая. Едва заметная. И срочно требующая себя воскресить.I can see a rainbow In your tears as they fall on down I can see your soul grow Through the pain as they hit the ground I can see a rainbow In your tears as the sun comes out
— Ты поможешь мне вернуть папочку? — вдруг поднимает голову малышка и глазищами огромными своими смотрит так доверчиво-доверчиво, что у Ванды все ответные слова мгновенно сжигаются в горле. «Предложи тебе кто-нибудь воскресить родителей, ты бы в эту возможность зубами вцепилась. Могла бы вернуть Вижена, Пьетро, Билли, Томми — что угодно бы сделала, лишь бы быть с ними, правда? Так почему бы не поддаться на мольбу этой девчонки, а, Ванда? Почему бы не раскрыть весь свой потенциал?» И впервые Ванда с Алой ведьмой согласна. Вернуть папу? Что ж, можно попытаться. Ванда, правда, пока не имеет никакого понятия, кто же этот папа и куда (а главное — как) его надо возвращать, но она справится. Алая Ведьма всё же. Она может создавать маленькую жизнь. Может. Может. Может. — Конечно-конечно, — шепчет Ванда, наклоняясь и целуя девочку в макушку, стараясь отогнать непрошенные воспоминания о том, как точно так же она обнимала Билли, Томми и Вижена во время короткой передышки перед финальной битвы с Агатой. Битвы, положившей конец её собственному с таким трудом отвоёванному счастью. — Спасибо, — малышка вдруг отрывается от неё всего на секунду, голову вскидывает резко, по-звериному. — Меня зовут Лора.***
Если бы Ванда не пережила всего, что пережила, в историю Лоры наверняка бы не поверила. Другой мир, мутанты, лабораторные опыты над особенными детьми, разлученные семьи и смерти — звучит чертовски похоже на её привычный мир, с одной только разницей — он здесь далеко не так жесток. Лора сбивчиво что-то повторяет про иллюзии и разрывы реальности, про силы Ванды, про доктора Стрэнджа, который ищет её, чтобы вернуть обратно в родной мир, что магия Алой ведьмы ненадолго открыла портал, в который она и вскочила, ведь в другой Вселенной ей больше нечего было искать. Очнуться в полной мере её заставляют слова: — Ты очень похожа на мою маму. — А? — Ванда поворачивает к ней голову. Надеется, не так расслышала вопрос. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — На маму мою ты похожа, — с ещё большей уверенностью повторяет Лора, и у Ванды в груди что-то с треском лопается. Нет. Не похожа она ни на чью маму, ни на чью глупую-глупую надежду. Господи, да она сама ужасная мать и жена, даже семью свою не смогла спасти! — У вас почти одинаковые способности. Она — Феникс, ты — Алая ведьма. А ещё вы обе рыжие и красный любите! Представляете, как будет круто, когда вы познакомитесь? Ванда кивает рассеянно. Ага, здорово, конечно. Просто чудесно, чтоб тебя. Бросает взгляд на стопку комиксов, которые Лора выудила из своего огромного рюкзака. Откуда на нём и одежде девочки кровь, Ванда предпочитает не думать. — Ты… Она ведь не твоя мама, солнце, — Ванда тихонько подсаживается ближе, не пугает, пытается имитировать манеру разговора с маленьким ребёнком, застрявшим в своих фантазиях. — Ты даже не знаешь её. Старается говорить тише и аккуратнее, руку даже протягивает, чтобы обнять ободряюще-утешающе, но выходит с переменным успехом. Лора вспыхивает, вскакивая с места так проворно, что Ванда не успевает сориентироваться: — Нет, знала! Про них написаны комиксы, комиксы, слышишь? — к горлу внезапно едва не прижимаются острые металлические когти, с лязгающим звуком выскочившие между костяшек Лоры. Увидев в глазах Ванды промелькнувший страх вперемешку с паникой, Лора быстро убирает их, отступает на немного, пока Ванда отдышаться старается, инстинктивно отодвигается подальше. Что. Это. Чёрт возьми. Сейчас было? А Лора сверкает торжествующе ещё влажными от слез глазищами, срывается с истерической радости-гордости на нездоровый смех и практически жалобный скулеж, опять захлёбываясь в рыданиях: — Моя мама когтей не боялась. И сестра тоже! Вся моя семья — герои. Они не раз спасали этот чёртов мир, тётя Ванда, понимаешь? Такими они и были, только такими, а не как мой… не как мой… — она вдруг затихает на полуслове, смаргивая влагу, — так же быстро, как и взорвалась, — опять жалостливо утыкается ей в плечо, и Ванде хватает такта не продолжать. «Как мой папа».Ты смеешься так звонко над тем, что остался один Дождь хлестал по щекам, бил ветер стёкла витрин, Но я слышала, как внутри тебя бился хрусталь
Ванда думала, страшно видеть опыты ГИДРЫ, распад Мстителей, пришествие Таноса, путешествия во времени, которыми всё равно ничего не изменить. Но нет, куда ужаснее — бедный ребенок, оставшийся совершенно один в этом жестоком мире и слепо верящий в то, что комиксы — чистая правда. В их мире комиксов нет, зато есть книги, блоги и репортажи, и уж Ванде-то не знать, насколько далека показанная там реальность от действительности. Вижен бы подтвердил, если бы… если бы… Чёрт. Комикс — всего лишь приукрашенная реальность, цветные картинки, не имеющие ничего общего с настоящими людьми, вот и всё. А Лора — фанатка. Когда не во что больше верить, когда твой отец умирает у тебя на глазах (Лора наотрез отказывается говорить об обстоятельствах его смерти, из чего Ванда делает вывод, что гибель-то была отнюдь не героической), самое безопасное — верить ярким страницам в пёстрых обложках. Верить, что где-то правда существует такая идеальная семья, её бы найти только. В наш мир вернуть. — Я понимаю, тебе страшно, больно и одиноко, но, послушай, ты даже не знаешь этих людей, ты встретила одного лишь отца… — И дедушку, — прерывает Лора, злобно клацнув зубами, но из объятий больше не вырывается. То ли успокоилась, то ли Ванда всё-таки неосознанно применила свои силы — какая уже разница? — Хорошо, и дедушку, — обречённо вздыхает Алая ведьма куда-то в её макушку, нежно гладя малышку по волосам. Красивые. Длинные. Тёмные. Мягкие. Заплести бы в них красивые ленточки, платье симпатичное найти, ободочек — вышла бы маленькая принцесса, родительская гордость. — Но остальные знать о тебе не знают, ты им можешь быть даже не нужна. Попытай счастья в этом мире… «Да кому ты говоришь, Ванда, — девочка, одержимая ситкомами? Такая же чокнутая фанатка, верящая в сопливый счастливый конец в финале эпизода. Хочешь уберечь её от своих ошибок? Так тебе ничуть не лучше, ты не живешь, ты перебиваешься кое-как. Что, не веришь? Ты ведь всё ещё хочешь познать грани своей силы, верно? Чтобы исправить сломанное заклинание. Только сначала надо исправить себя». — Они бы меня приняли, — гордо вздергивает носик Лора. — Они бы полюбили меня. И папа, и мама, и сестрёнка, и дедушка. Даже дядя Виктор и дядя Эрик. Я-то знаю — в глубине души они хорошие парни, просто скрывают это. Лора вдруг от Ванды отходит резко, к рюкзаку подлетает, вываливая из него на пол всё содержимое. Она говорит и страницы принесённого с собой комикса раскрывает, показывает то на изображение высоченного сурового мужчины в кожаной куртке, то на изящную рыжую женщину, то на девчонку лет пятнадцати, так похожую на неё и отца, то на улыбающегося старичка в инвалидной коляске. Голос у Лоры дрожит, она почти рыдает — от радости, от горести, от гордости — не поймёшь. — В комиксе всё всегда заканчивается хорошо. «Счастливый конец», видишь? — она трясёт перед Вандой раскрытой страницей, бьёт по ней кулачком изо всех сил так, что кажется — вот-вот разорвёт. — Там Эдем, они все отправились в Эдем. Они живы там, они счастливы, иначе какой это чёртов Рай! Ты сможешь построить Эдем для нас здесь, тетя Ванда, я верю. Мама не только иллюзии создаёт, она вообще всё умеет. А Стрэндж сказал, ты изменять реальность можешь и порталы в другие миры открывать. Просто найди тот, где мы счастливы.А память твоя — на сердце якорь, Но только не вздумай плакать Только не вздумай плакать
А Ванде хочется сказать, что не надо ей верить. Что Лора наложила образ матери на неё, разрешения не спросив, что фраза «отправились в Эдем» обычно означает смерть, билет в один конец. Что иллюзии ни к чему хорошему не приведут. И тут же вспоминает свои же мысли из далёкого детства: «В финале эпизода всё оказывается страшным сном». Она была такой же наивной девчонкой, да вот только ей не помогли ни иллюзии, ни реальность. А эти комиксы… У неё и Джин Грей (Ванда начинает постепенно запоминать имена) действительно похожие способности, ещё и внешность почти совпадает. Так… Может, комиксы не такой уж и бред, как и её любимые ситкомы? Может, стоит попытаться? «Когда ты владеешь такой силой и не используешь её, ты всегда будешь виновен в том, что не предотвратил», — кажется, именно так говорил Питер Паркер. Тоже мелкий, а какой не по годам умный. И, взглянув Лоре в глаза, Ванда решительно сжимает её ручонку.Пожалуйста, перестань Пожалуйста, перестань Ведь я буду рядом
— Я попытаюсь. Я не знаю, что из этого получится, но попытаюсь. «Я попытаюсь написать для нас личный счастливый конец и билет в земной Эдем, чего бы мне это ни стоило».But I know, if I could do it over, I would trade, give away all the words that I saved in my heart