Об ангелах и демонах

— Мне скучно, — протяжно, максимально нудно и взгляд такой...испытывающий терпение собеседника. — Неожиданно. В смысле, неожиданно, что тебе вообще бывает скучно. Смотри, вон, на закат и думай о вечном. Сразу станет весело, — вялая попытка отвязаться. Все знают и понимают, кто сдастся первым. — Расскажи сказку, — теперь взгляд еще более придурковатый. — Только не про деда и коляску, про это вчера было. — Не знаю сказок, — трепыхания слабеют — скоро будет выкинут белый флаг. — Я не Шахерезада. — А кто читал всякие умные книжки? Там точно сказки были. И это, заметь, я не упоминаю разные другие твои достижения. Так что сказки ты знаешь. Вещай! — ну что ж, некоторым можно требовать так нагло и самоуверенно. Короткий взгляд на дверь в спальню: — Они точно спят? — Как сурки, а что? Про кого сказка будет? — в глазах через край плещется любопытство. — Про ангелов и демонов, не перебивай только, — по тяжкому вздоху ясно, что последний бастион пал и сказка вот-вот начнется. Молчаливый кивок и внимательные глаза. — Ну так вот, короче, жил-был ангел. — Падший? — хитрый огонек в глазах. — Ну, блядь, пусть падший, не перебивай только. — Тогда пусть будет Фаллен. Это как раз падший, — многозначительное подергивание бровями. — Хуй с тобой, пусть Фаллен. Так вот жил-был Фаллен, он был ангелом, самым прекрасным, какого может только вообразить смертный. Да и бессмертный тоже, чего уж там. — А можно... Можно я тебе на колени лягу головой? — Нет, у меня так ракурс некрасивый. Обнимай просто. Ну так вот, Фаллен, красивейший из ангелов, но на язык ужасно несдержан, язвителен, саркастичен. На небесах шептались сплетники, что Создатель при сотворении этого ангела решил так уравновесить его красоту, да чуток переборщил. Как бы то ни было, но Фалленом восхищались, пока он молчал. Стоило же ему открыть рот, да вот хоть попросить солонку передать, как все очарование вмиг слетало, а у окружающих открывались глаза, ибо казалось, что вещает он из самой Преисподней: такие слова, бывало, лились из его прекрасных уст. — Нормально. Мне нравится. А дальше? Как он стал падшим? — Почему стал? Он и был им. Имя Фаллен ему дано было из-за за языка его, потому что ангел, как ты понимаешь, должен обладать кротким характером и быть учтив: места уступать старшим, не перечить, сумки там бабушкам до подъезда доносить, в таком духе. О Фаллене же подобного сказать нельзя было с самого момента его создания, и именно в этот момент его и нарекли Фалленом, предопределив дальнейшую судьбу. — Он обматерил бога? Охотно верю. — Нет, сказанул что-то просто в момент рождения, но этого хватило. Пожалуйста, не перебивай, тяжело же придумывать. — Так ты придумываешь? — вздох разочарования. — А ведь на правду похоже. — Я тебя сейчас ущипну больно за задницу и пойду спать, а ты останешься скучать без сказки и без меня, — суровый взгляд голубых глаз, плотно сжатые челюсти. Злится. — Я тебя лучше поцелую, и ты продолжишь. — Итак, сначала Фаллен обитал в райских кущах и ничем особенно не занимался, даже на кифаре почти не играл и задушевных бесед ни с кем не вел (с его-то языком), но спустя несколько тысяч лет он заскучал, вот как ты сейчас, и решил удрать вниз, на землю. Это было запрещено, и каралось жуткими наказаниями, но имел Фаллен ввиду все это. От праведников, попадавших в рай, он слышал, что среди людей и развлечения интереснее, и в остроумии есть с кем состязаться, и кормят, говорят, на земле получше: одними учеными беседами-то сыт не будешь. Всю свою жизнь Фаллен искренне недоумевал, почему же эти прекрасные люди, знающие толк в изысканной беседе и приятном времяпрепровождении, не попадают к ним в рай, но потом понял, что есть, наверное, место более достойное этих счастливцев, и стал стремиться туда. И весь его живой ум занялся одной задачей — спуститься сперва на землю, а уже потом отыскивать дорогу к тому месту, где все эти гении обитают. Но как сбежать из рая? Покидать парадиз без необходимости строго запрещалось: ангелы могли отправляться в человеческий мир только для спасения чьей-то души или сообщения пророчеств. За нарушение правила могли понизить в чине или просто понизить, отправив далеко-далеко вниз, откуда никто никогда не возвращался. Так что выхода, по большому счету, и не было. Сюда существовал только вход, ключ от которого хранился у сурового седого дядьки. Кстати, дядька там тоже не всегда был, но о судьбе прежнего охранника Фаллену не рассказывали, да он и сам не интересовался. У кого узнать дорогу на землю, Фаллен не представлял, а те, кто сами знали об этой дороге (безусловно, она существовала), говорить с Фалленом не собирались ни под каким предлогом. Однажды, правда, удача почти улыбнулась ему — в кущах он встретил некоего господина из смертных, но еще живого. Господин блуждал по Раю в поисках своей невесты, хотя она сама его туда и привела, но временами барышня исчезала, давай возможность смертному жениху самому ознакомиться с достопримечательностями. Вот так Фаллен на него и натолкнулся, разговорились. Оказалось, гость — поэт, притом самого наивысшего уровня. Фаллен хотел попросить автограф, но в Раю о таком даже думать было неприлично. Говорить с поэтом было увлекательно, причем Фаллен тоже видел интерес к своей персоне: гость подробно отвечал на вопросы, и сам с не меньшим жаром задавал их. К тому же Фаллен сам с себя удивился — за всю беседу он ни разу не попытался уколоть Поэта или как-то задеть его. Остальные обитатели Рая, вероятно, были бы весьма обескуражены, скажи им кто об этом. В общем, на Великого Поэта Фаллен произвел самое благоприятное впечатление и тот даже пообещал упомянуть его (правда без имени) в одном из своих произведений. К сожалению, Поэт тоже не знал, как отсюда уйти — в вопросах выхода он уповал на свою невесту, но зато рассказал Фаллену о других местах, куда попадают в том числе и те, кто слишком активно упражнялся в острословии. Господину Поэту там не очень понравилось — одновременно и тьма, и свет, и дикий холод, и жуткая жара, да и развлечения не очень: то огненный дождь по пяткам хлещет, то в раскаленной крови или смоле купаться заставляют, то голову кааак повернут назад, и ты трогать ее не моги. Так себе программа — сделал вывод Фаллен из рассказа гостя, но на ус намотал: вот куда могут стекаться достойные собеседники, значит, надо попасть на землю и там отыскать, ну, хотя бы дверь в это местечко, а уже перед дверью отлавливать самых интересных кандидатов. На исполнение плана требовалось время, которого, к счастью, в Раю было в избытке. Лет семьсот Фаллен слонялся по Раю туда-сюда в блаженном безделье, но ничего толкового не придумывалось, пока однажды он, прогуливаясь, не заметил за вратами длиннющую очередь. Раньше он как-то сюда не забредал, потому не знал, что тут вечно такой ажиотаж. Страж у ворот, вносящий каждого вновь прибывшего в книгу, похоже, порядком устал. Увидев Фаллена, он блаженно улыбнулся и вопросил трубным голосом, не на помощь ли ему прибыл тот. Сообразив, что дельце может выгореть, Фаллен кивнул и уточнил, в чем его помощь должна состоять. Видимо, Создатель решил дать ему шанс, поняв наконец, что за четыре с лишним тысячи лет пребывания здесь Фаллен уже успел всем надоесть, да и сам подзадолбался. По словам Архангела, Фаллену нужно было выйти за ворота и посчитать, сколько же душ томится в ожидании, а потом вернуться и доложить цифру. Несложное дельце. Считать Фаллен умел, но ноги был скор, умом сметлив не по годам, а потому, выйдя за ворота, он для порядка насчитал пару тысяч ожидающих, а потом бочком-бочком, к реке и в лес. Пройдя через лес, Фаллен обнаружил, что стоит почти на самом краю высокой горы, и понял, что надо спускаться, причем тропинка вела вниз как бы спирали, и ему это показалось забавным — скучать не придется, да и идти легко. Это вам не альпинизмом заниматься. Неторопливо шагая и разглядывая находящихся там местных обитателей, Фаллен заключил, что при жизни это были весьма достойные ребята, жаль, что в кущи их не пускают: можно было бы знатно повеселиться. У подножия было совсем многолюдно и шумно, как в ТЦ по выходным. Души все прибывали и прибывали, кто-то даже вел им учет, и некоторых отправляли сразу же наверх, откуда прибыл сам Фаллен, кто-то оставался у подножия дожидаться своего часа, а некоторых (довольно многочисленную группу) отправляли прямо в сумрачный лес. Вот там-то и следовало искать разносторонних личностей, способных выдержать его общество дольше нескольких минут. Подобрав на дороге какую-то хламиду невнятного цвета, Фаллен накинул ее на себя, чтобы сойти за одного из мрачно плетущихся, и пристроился в хвост колонны. Тени брели медленно и печально, поминутно издавая горестные стоны и завывания — в общем, всеми возможными способами извещали окружающих о своей незавидной участи, и Фаллену это очень быстро наскучило, ибо природа его все же требовала праздника и радости, а не унылых стенаний. Улучив момент, он шмыгнул в сторону и устремился по тропинке между дубами. В одиночку идти было легче, не требовалось прятать лицо под тряпкой и можно было даже насвистывать, чем Фаллен и занялся. Он ожидал, что на свист слетятся как минимум какие-нибудь окрестные пичужки, как это бывало в Раю, но лес, видать, был не такой, и к нему вместо птичек прискакали лев, волк и пантера. От неожиданности Фаллен забыл о своей ангельской сути и решил, что хищники нападут на него, растерзают и равномерно развеют прах по лесу, но те трусили неподалеку, как бы сопровождая ангела-беглеца, и даже попыток приблизиться не делали. Фаллен расслабился и уверенно зашагал дальше, надеясь поскорее отыскать все же какую-никакую достойную компанию. То и дело взглядывая на небо, он силился отыскать на нем хоть какие-то признаки солнца, но оно сюда не заглядывало, уступив место вечной луне. Фаллен порядком скис от такого пейзажа и решил немного посидеть под деревом, обдумать дальнейшее путешествие — до него постепенно начало доходить, что он заблудился (ангелам же GPS не встраивают, впрочем, никому другому его не встраивают тоже). Теперь дело было за малым — найти подходящую полянку, отдохнуть там и пойти блуждать дальше, и к этому Фаллен привлек зверей: пусть отрабатывают право гулять в такой шикарной компании. Послушные, словно овечки, хищники вывели его на прелестную полянку, залитую серебристым лунным светом, на ней даже цветы какие-то водились, правда, бутоны были закрыты, и разновидность их не определялась. Умиленно обозрев окрестности, Фаллен присел под одним из деревьев, сладко потянулся, зевнул и...через мгновение уже спал сном младенца, что ангелам вообще-то не свойственно. Сколько он проспал так, Фаллен не знал, но проснулся от совершенно невежливого падения на него кого-то здоровенного и тяжелого. Луна спряталась, и в кромешной тьме Фаллен спросонок решил, что на него свалилась сверху пантера: он видел, как та забиралась на дерево. — Сгинь, сволочь мохнатая! — завопил он, отбрыкиваясь всеми имеющимися в наличии конечностями от незваного туловища. Визитер и сам не изъявлял большого желания устраиваться на худом Фалленовском теле удобнее, а потому поскорее отпрыгнул подальше и выпрямился. В тусклом свете звезд и собственного ангельского мерцания Фаллен все-таки смог разглядеть высокую фигуру и сообразил, что это не только не один из его четвероногих спутников, но и вообще — человек. Тут же, как по заказу, невесть откуда выплыла луна, и незнакомец стал виден гораздо лучше. Точнее, Фаллен все еще мог видеть только его силуэт — гость был замотан в плащ чуть менее, чем полностью, и понять, хотя бы какого он пола, не представлялось возможным. — Ты кто? Личико открой, а! — снизу позвал Фаллен. Фигура что-то невнятно пробубнила. — У нас так никакого разговора не выйдет, расчехляйся давай, — потребовал Фаллен, поднимаясь на ноги. Фигура, поняв, что он задумал, отшатнулась и выставила вперед руку. Фаллен расстроился — под плащом даже пальцы разглядеть не получалось. Он примирительно отступил на шаг назад: — Я тебя не трону, но прошу лишь сказать, кто ты. Фигура повозилась с плащом где-то в районе, предположительно, лица, чуть отодвинула ткань и глухим голосом произнесла: — Я не могу открыться тебе, ибо ты ангел. Свет твой — свет того мира, куда мне навечно закрыта дорога, я оскверняю тебя даже этим разговором. Фаллен заметно погрустнел — ясно же было, что он наконец встретил кого-то из того мира, куда сам отчаянно стремился, а этот субъект даже познакомиться с ним не хочет. Надо же какой! — Я сбежал, я не вернусь туда, — сделал он еще одну попытку. И удачно! Фигура от неожиданности ойкнула, даже капюшон с головы слетел. Взору предстал мужчина с печальным взглядом, но при том очень красивый. Фаллен, коль скоро был ангелом, знал толк в красоте, но тут даже он удивился: как такого красавчика могло занести туда, куда ему самому ходу не было. — Стой, стой, не надо, — поспешил он остановить собеседника, который уже вознамерился напялить капюшон обратно. — Ты не упал замертво, — задумчиво ответил собеседник. — Почему? — А почему я вообще должен падать, тем более, замертво? Я же ангел, — Фаллен сделал осторожный шажок вперед, чтобы не спугнуть нового знакомого. — Там, откуда я, считатется, что стоит ангелу взглянуть на кого-то из нашей братии, и он окаменеет, упадет замертво или с ним случится что-то подобное, — пожал плечами гость. — А откуда ты? — еще один шажок, крохотный, но уверенный. — Из Преисподней. Но я тоже сбежал, хотя за это грозит наказание. Я даже уверен, что меня уже ищут. — Вот это да! Будем знакомы? — Фаллен протянул руку, но гость как-то снова отскочил назад. — Да ладно тебе, дружище, ты тоже замертво не упадешь. Это все гнусное вранье, чтобы наши с вашими не общались. Давай лапу. Я — Фаллен. Это значит «падший». Гость вскинул на него тревожный взгляд, но руку протянул: — А ты ведь не первый падший, знаешь? У нас там много таких, целое воинство. — Так они по другой причине падшие. Их искусили, и они все вашему главному теперь принадлежат, это каждая собака знает. А я по своей, так сказать, воле падший. Сам по себе ангел, свой собственный, я с небес спустился, а то там не жизнь, а скука смертная. — И я по своей воле ушел. Хотя меня все равно бы выгнали, наверное: я по стандарту не подхожу. — Что, добрый слишком? — В общем, да. Меня пять тысяч лет переучить пытались, но не вышло. Таким уж уродился. Хотя испугать могу, если надо, но предпочитаю лишний раз не напрягаться, только если совсем разозлюсь. — Значит, ты... кто? Какая у вас там вообще иерархия? Ты чудовище? Бес? Или может, сам Сатана? Собеседник усмехнулся: — Все проще — я демон. Демон Охра, — и он улыбнулся ну совершенно не демонически. — Кстати, я все спросить хотел, почему «Охра»-то? Это какой-то ваш локальный мем? Или почему? Кто его придумал? Ты или..? — Без понятия, просто как-то так придумалось, все вместе путем мозгового штурма дошли. Я же не спрашиваю, почему «Фаллен». Дальше слушай, а то я уйду — спать охота. — А если ты демон, почему тогда красивый такой? Искуситель? — прищурился Фаллен. — Да я как-то...Надоело на человеческие мученья смотреть. Люди такие смешные, что в начале времен, что сейчас. Люди так жалки в своих страданиях, что даже мы, демоны, часто не в состоянии смотреть на это. Вот я и решил сбежать, — объяснил Охра. — А красивый, ну... Спасибо, если так, но вообще-то первую попавшуюся внешность выбрал. — Я думал, демоны страшные. Зубастые, с когтями острыми, глазами навыкате и воняют серой, — улыбнулся Фаллен. — У меня есть клыки, — кивнул Охра. — Показать? Он накинул капюшон, завернулся в плащ посильнее, пошуршал чем-то, а потом сбросил с себя его. Плащ растекся по земле чернотой и заструился вверх. И Фаллен убедился, что перед ним точно самый настоящий демон (что бы он там о себе не говорил, наверное, в человеческом обличье он был-таки искусителем. Самая его профессия): вся фигура сделалась одним черным пятном, у которого не было очертаний, как будто оно плавно переходило в окружающую мглу. От Охры исходило какое-то странное сияние, почти как от самого Фаллена, только темное, лица видно не было, ни глаз, ни улыбки, один только свирепый оскал острых белых клыков расплывался в злобной усмешке. Охра протянул к Фаллену то, что должно было вообще-то называться руками, но больше смахивало на длинные черные тени-щупальца, которые канатами опутали незадачливого ангела и притянули близко-близко к демону. Из клыкастой пасти вырывалось невнятное шипение, его сменил свист, низкий, тихий и холодный, он словно проникал под самую кожу и потрошил изнутри. Ничего больше не было: только черная тень, белые клыки и жуткий тихий свист, проникающий через уши, глаза, через каждую клетку, раздирающий внутренности, если бы они у ангелов были. Фаллен успел порадоваться, что он не человек, а то точно преставился бы от такой жути. Но даже ему, ангелу, стало не по себе, чего уж говорить о смертных, которым, наверное, иногда являлся Охра в таком облике. — Вот как-то так, — внезапно раздалось Фаллену прямо в ухо обычным человеческим голосом. Охра все еще прижимал его к себе, но теперь уже руками. И он был голый. Плащ остался лежать у его ног. Не то чтобы Фаллена смущали такие мелочи, в конце концов, он ангел, грешными человеческими помыслами не озабочен, да и Охра тоже, но все-таки рамки же есть. Даже у них, у неземных созданий. — Понятно, — Фаллен выпутался из объятий и кивнул на плащ, валявшийся в траве. — Так вот он тебе зачем — превращаться. — В принципе, да. А теперь, когда я в человеческом облике, то еще чтобы не пугать никого и раньше времени в нашу книгу грехов не записывать. — Ну да, ну да, — кивнул Фаллен понимающе: люди были слабыми созданиями и от созерцания такой красоты, пожалуй, могли нагрешить, сами того не желая. Охра поднял плащ и снова завернулся в него по самые уши, только капюшон накидывать не стал, и на том спасибо. — Ну что, дружище, пойдем, куда глаза глядят? — предложил Фаллен. — Только мне бы тоже какую-то накидочку раздобыть бы, а то явлюсь народу неглиже, так и до греха недолго, а я ангел все же — грех это не моя епархия, сам понимаешь. А вот это, — Фаллен ткнул в свое рубище, подобранное в Чистилище, — ну совсем не мой фасончик. Странное дело — он разговаривал с Охрой, и ему совсем не хотелось язвить, спорить, злословить, наоборот — хотелось подружиться, и где-то в душе таилось подозрение, что это именно та компания, которой он так ждал все эти годы. — Могу предложить половину своего плаща, — сказал Охра. — Намекаешь, что мы должны под ним вдвоем прятаться и так идти по миру? Идея неплохая, но люди не поймут, — покачал головой Фаллен. — Ни на что такое я не намекаю, — Охра как будто даже обиделся, — я могу разорвать плащ пополам и отдать часть тебе. Он соткан из Тьмы Преисподней, и ткань сама восстановится до нужного размера. — Значит, я, дитя Света, буду щеголять в плаще из адской Тьмы? — глаза у Фаллена загорелись. Охра понял его неверно и отшатнулся: испугался, что тот сейчас достанет огненный меч, и на этом их короткое знакомство закончится, толком не начавшись. — Да ты что, я же не в этом смысле! — поспешил успокоить его Фаллен. — Я наоборот, радуюсь. Ни у кого нет, а у меня будет. Братия меня, конечно, не поняла бы, да что мне за дело до них. Охра благодарно кивнул и снова стащил с себя плащ. Фаллен вытаращился во все глаза, в его душе дернулось что-то, доселе неведомое, и он успел только смущенно пробормотать: — Ты это, предупреждай в следующий раз, когда оголяться соберешься, я хоть отвернусь. И отвернулся-таки, пока Охра колдовал над плащом, но вполглаза все же смотрел — а ну как напортачит с адской тряпкой. Контролировать тоже кто-то должен. Охра, казалось, совсем своей наготы не смутился, закончил дело и передал Фаллену его часть ткани: — Держи. Оберни вокруг себя, оно само должно как-то...Я не очень понимаю, мне его дали уже готовым. Фаллен послушно обмотался куском плаща, и он как-то сам заструился вниз, к лодыжкам, по рукам до самых пальцев. Ткань приятно холодила тело, была на ощупь тонкой, но очень плотной, совсем непрозрачной и в первые секунды ощущалась чужеродной, но это быстро прошло, и стало просто приятно, хотя до этого Фаллен никогда не испытывал никаких телесных ощущений. Однако же: за каких-то полчаса знакомства с Охрой он начал порядочно меняться. Наверное, Охра был прав, говоря, что один лишь взгляд на него грозит ангелу смертью. Но Фаллен отчетливо понимал, что ни смерть, ни травмы ему не грозил сейчас, но все равно, прежняя его суть как будто умирала, а на ее месте рождался новый Фаллен. Он просто начинал чувствовать по-другому. Да он вообще начинал чувствовать!