Цветок Нарцисса | The Narcissus Flower

      У Кенмы всё ещё случаются плохие дни. У него бывают дни, когда случаются панические атаки, и дни, когда кажется, что он и его жизнь трещат по швам, но ему становится лучше. Он больше ест, и его щёки снова стали мягкими, и его руки больше не ужасно холодные. Ему становится лучше, и пусть это незнакомо ему, Кенма знает, что это к лучшему, и он знает, что у него есть три партнёра, на которых он может опереться, когда ему снова станет плохо.       — Я влюблен в тебя, — бормочет он после того как Акааши, сделав глоток из своей кружки, отдает её ему. Кенма никогда не был жаворонком. Он глазеет на кофе Акааши столько, сколько они находятся на кухне, и пусть он может сам сделать его себе, на вкус всегда лучше, когда это кофе Акааши.       — Влюблен в кофе или в меня?       — Да.       Глаза Кенмы закрываются, пока он потягивает напиток. Он выдыхает, и теплая керамическая чашка оказывается в руках; приятная и успокаивающая в его ладонях. Он слышит, как Акааши мягко посмеивается, довольный.       На данный момент, кухонная столешница — любимое место Кенмы. Он сидит на ней, задрав ноги, чтобы не мешать Акааши готовить завтрак. Бокуто уже вышел из душа после пробежки и теперь сидит за столом, что-то яростно печатая в ноутбуке. Куроо заходит на кухню и тут же поворачивает Бокуто вместе со стулом к себе, пиная его ногу, пока тот не снимает наушники.       — Чувак, чего тебе?       — Дай я сяду.       Бокуто хихикает.       — Такой избалованный мальчишка, — говорит он, но отодвигает свой стул. Куроо удобно усаживается ему на колени, и Акааши закатывает глаза.       — И зачем нам столько стульев, если вы всё равно не сидите на них, — жалуется он.       — Мы геи, Кейджи. Мы не умеем нормально сидеть. Привыкай. — Куроо хватает руки Бокуто и оборачивает вокруг своей талии, чтобы тот обнял его. Он довольно хмыкает и наклоняется, чтобы взглянуть на экран ноутбука. — Над чем работаешь?       Бокуто кладет подбородок на плечо Куроо.       — Над худшим эссе, который я когда-либо писал.       — Это о многом говорит. Я уверен, что это не… — Куроо щурится в экран. — О.       — О? — повторяет Акааши, внезапно заинтересованный. Он отворачивается на секунду от плиты и подходит взглянуть. — …о.       Кенма моргает и продолжает наслаждаться своим новоприобретённым кофе. Он размышляет, насколько эссе плохое. Куроо выглядит, словно ему больно, пока Акааши — абсолютно поражённо и почти грустно .       — Тебе повезет, если после этого эссе твой проф не подаст в отставку, — решает сказать Акааши.       Бокуто хнычет и прячет лицо в плече Куроо.       — Я и так знаю, что всё плохо. Вам необязательно быть такими злыми.       Куроо поворачивается и целует того в висок, пытаясь утешить.       — Это не… так уж плохо.       — Не ври ему. Это ужасно, — говорит Акааши и уходит к плите. — Я закончу с завтраком и перечитаю. Я могу помочь переписать его во время обеда.       Бокуто подскакивает со своего места, скидывая Куроо. Он прыгает к Акааши и крепко обнимает его со спины.       — Кейджи! — восклицает он. — Ты крутой! Я так сильно люблю тебя!       Кейджи чуть морщится и смеётся от объятия, позволяя Бокуто слюняво целовать себя в щёку, пока это не становится слишком. Он отстраняется от его хватки.       — Я готовлю. Надоедай кому-то другому.       Кенма делает большой глоток кофе, когда Бокуто оказывается перед ним.       — Ты уже проснулся? — спрашивает он и чуть ли не вибрирует. Он просыпается с рассветом каждым день, идет на пробежку и возвращается домой с такой кучей энергии, что может ею делиться — и всё это до завтрака. Этому нет никакого объяснения. Куроо, по крайней мере, хватает элементарного приличия быть уставшим после пробежки.       — Смотря что тебе надо. Собираешься надоедать?       — Ага!       — Тогда нет, — говорит Кенма, но Бокуто улыбается от уха до уха и смотрит на него так, словно он — весь его мир, и, блять , он умеет убеждать. Кенма вздыхает и убирает чашку с кофе. — Ладно. Я даю тебе разрешение надоедать мне.       — Поистине редкая возможность, — добавляет Куроо.       — Ты лучший! — Бокуто практически светится, и если он заведется ещё больше, Кенме придется надеть очки. Он берет руки Кенмы и оставляет поцелуи на его ладонях, ярко ухмыляясь. — Я бы поцеловал тебя в губы, но я ещё не чистил зубы, — говорит он и целует его в щеку и лоб.       — Ты нелепый, — Кенма хватает его за воротник и притягивает для нормального поцелуя. Сидя на кухонной столешнице, ему гораздо удобнее целовать своих до нелепого высоких парней, и Кенме это определенно нравится. Так же, как и нравится знакомое, мягкое ощущение губ Бокуто на своих. — А ещё отвратительный. Иди почисти зубы, — жалуется он и отстраняется, корчась.       — Вредина, — смеется Бокуто и целует Кенму ещё раз, просто ради забавы. — Я скоро вернусь, — говорит он, и Кенма хмыкает, когда тот выходит. В этот момент к ним заходит Зельда.       Зельда быстро выросла, но она всё такая же требовательная и разговорчивая, как и раньше. Она прибегает к Акааши и ложится ему на ноги, мяукая на него с явным недовольством. Акааши хихикает себе под нос.       — Пожалуйста, будь терпелива, Зельда. Я стараюсь изо всех сил.       Он убирает листья с клубники, разрезает её и протягивает один кусочек кошке. Зельда, мурлыча, берет кусочек в пасть и убегает на свою подушку в гостиной. Она самый настоящий маленький монстр, и они вчетвером просто без ума от нее.       За эти несколько месяцев много чего успело измениться в жизни Кенмы. Он теперь в терапии. Он освободился от своей деспотичной матери. Он хорошо питается и впервые за годы не ощущает парализующую тревогу только от одной мысли о еде.       У Кенмы есть его папа. У него есть его партнёры. И пусть не всё идеально, как хотелось бы, они справляются. И, честно говоря, это все, о чём он может просить.