Редис и павлиньи перья

Лань Ванцзи уже довольно давно лелеял надежду поговорить с Вэй Ином. Откровенно, без утайки, рассказать всё, что упорно процарапывало себе путь на волю бессонными ночами. Очень неуютно было знать и молчать, а говорить было страшно. Да и расстраивать не хотелось: то, что Вэй Ин определённо будет в раздрае младший Лань даже не сомневался. Он ведь давно уже догадался, что что-то не так, иначе, чем раньше, но терпел, запихивая это понимание куда подальше. Догадался, но до первого прикосновения не понимал, не осознавал, насколько. Вэй Ин лишился ядра. Там, где раньше пульсировало яркое тепло, сейчас зияла пустота с жутко аккуратными краями. Такого не бывает от искажения ци, такое невозможно было сотворить техникой Сжигающего Ядра – он на это всё насмотрелся в своё время. Тут было иное. Расчетливое, пугающе бережное, от чего сковывал стылый ужас – кому могло понадобиться подобное?! По меркам заклинателей это было самое настоящее зверство! Но кто бы решился? А главное, каков мотив? Неужели, и тут Вэни постарались? Зачем им это? Новый вид пыток или дознавательства? Уйма вопросов и все, как один, без ответа. Если сначала удивление, граничащее с потрясённой паникой, мешало нормально думать, то потом выучка взяла верх и Второй Нефрит пришёл к определённым умозаключениям, пусть не сразу. Первое – Вэй Ин сделал это из крайней необходимости; второе – он точно согласился сам, потому что при других обстоятельствах меридианы не были бы в таком хорошем состоянии: вряд ли кто-то, кто не преследовал цели навредить как можно меньше стал бы задумываться о том, как оставить по себе минимум сопутствующих ранений. И третье, самое кошмарное, Вэй Ин без ядра уже очень и очень давно. Настолько, что меридианы начисто пропитаны тьмой иньской ци, утратив золотистый блеск. Нет, кое-где искорки ещё проглядывали, робко светясь из-за тёмной вуали чужеродной энергии, но надолго ли? Вздох вырвался сам собой – Вэй Ин бывал жесток, но больше всего он был жесток по отношению к себе самому. Если сначала желание поговорить, выяснить, что же случилось и почему, то потом, когда Лань Ванцзи стал проводить больше времени с Усянем, эта потребность притупилась, подтёрлась, утрачивая первостепенность. Были и другие вопросы, не терпящие промедления: с тех пор, как была проведена охота на горе Байфэн, Вэй Ин разительно сбледнул и исхудал. Его периодически даже ловить приходилось, потому что он отключался на мгновение; тогда же Второй Нефрит смог оценить, насколько тёмный заклинатель утратил в весе – рёбра можно было сквозь одежду сосчитать! Испытывая обоснованное беспокойство за здоровье и рассудок друга, Ханьгуан-цзюнь старался, как мог, чтобы продлить шаткое равновесие, ещё кое-как удерживающееся в измученном теле – играл простенькие мелодии, вкладывая минимум ци, для облегчения общего состояния, варил отвар от мигрени, которая мучила Вэй Ина особенно часто в последние недели. Следил за питанием, не позволяя отказаться от порции в пользу страждущих и с полного согласия последних – все Вэни переживали за здоровье Старейшины, а уж когда узнали, что он творит, чтобы "детей и стариков не объедать" так и вовсе хором ужаснулись, наперебой прося заклинателя отговорить Усяня от этой затеи. И Лань Ванцзи отговаривал, объяснял, иногда грозился кормить с ложки, а пару раз даже кормил к обоюдному удовольствию обоих. Загонял в постель, обещая обездвижить, если Вэй Усянь сию же секунду не бросит свой несомненно гениальный новый прибор ради отдыха. Это потом они полюбовно обо всём договорились, а до того Второй Нефрит, не церемонясь и не переживая о том, что могут подумать люди, ловко подхватывал строптивца на руки, закидывал на плечо и уволакивал в пещеру – организовывать законный отдых. Вэнь Цин посмеивалась, перетирая травы, а Вэнь Нин только смущённо улыбался уголками губ: наконец и господину Вэю повезло – есть, кому о нём позаботиться. Они, хоть и очень старались, настолько влезать в личное пространство другого человека не решались по многим причинам, одной из которых было правило лекарей лечить людей добровольно, то есть, с полного согласия оных. А Лань Ванцзи что: у него был лучший учитель по наглости и умению добиваться своего. За что теперь и "страдал" добровольно-принудительным кормлением, сном не меньше часов шести и прогулками на свежем воздухе. И это давало свои плоды! Вэй Ин стал более бодрым, начал больше улыбаться, шутить, нежно подтрунивать над нелюдимостью Ванцзи. Почти как раньше. А Второму Нефриту много и не надо. Лишь бы любимый человек был счастлив и здоров, насколько возможно. В любом случае, он полюбил его не за наличие у него золотого ядра, а за личность, за то, что Вэй Ин сам по себе был солнцем, ярким и сияющим, по-летнему теплым, согревающим. Но вот врагов это солнце жгло безжалостно, дотла. Нельзя было сказать, что Лань Ванцзи этот факт не нравился или как-то смущал. Если и существовал человек, способный положить его на обе лопатки, то это был Вэй Ин. Напротив, это... волновало. Человек, который обладал неимоверной силой, в его руках тихонько мурчал, тянулся за ласковыми прикосновениями, доверчиво прикрыв глаза. И для него Ванцзи был готов сделать то же, ластясь как несмышленый котенок, разрешая касаться везде, где тот бы ни пожелал. Но тот пока ничего не просил и не требовал. Просто позволял расчёсывать свою копну непокорных волос, абсолютно таких же, как их хозяин; требовал кормить локвой с рук и сам разливал им чай, периодически утаскивая себе чужую чашку, потому что "птичка понравилась!"; просил спеть, ведь "у тебя такой красивый голос, Лань Чжань, это преступление им не пользоваться!". Иногда мысли, забредающие в голову время от времени, вызывали смешок: если бы кто-то их увидел, был бы потрясен до глубины души, но Второй Нефрит не планировал делиться подобным зрелищем с посторонними. Возможно, это было мелочно и эгоистично с его стороны, и, вполне вероятно, его дядя не одобрил бы такое поведение, но Ханьгуан-цзюнь не намерен был посвящать кого-то в тонкости их с Вэй Ином отношений и уж тем более – делиться моментами близости с широкой публикой. А дядя... Дядя и так не одобрит всё, что связано с Усянем. Раньше это воспринималось острее и болезненнее, чем сейчас; сейчас Лань Ванцзи понял, почему тот такой и не держал зла. Никогда не держал. Лань Цижэнь – человек правил, свято уверенный, что если следовать им, то можно построить счастливую и спокойную жизнь. С губ сорвался тихий смешок – раньше и Ванцзи так думал. Ошибся. Правила не помогли ему понять родственную душу и даже больше – из-за слепого следования им он чуть её не потерял! Каноны не могли помочь и в правильном изъяснении мыслей, чтобы быть понятым однозначно, хоть к этому и стремились, призывая быть немногословным, сдержанным и не болтать попусту. А в итоге что? Не связать и двух слов в попытке донести, что хочешь помочь, а не осудить – это и есть их предназначение? Вэй Ин как-то признался ненароком в один из совместных вечеров, когда они сидели у кволой яблоньки и любовались только-только появившимися звёздами. "Я думал, ты меня ненавидишь" с грустной улыбкой сказал он тогда, покусывая неизвестно где добытую травинку – видимо, сорвал по дороге, когда они возвращались, – и не повернулся, чтобы оценить, как были восприняты его слова. А Второй Нефрит в тот момент будто получил ком снега за шиворот или ведро ледяной воды в лицо – таким же потерянным, непонимающим и с холодком, противно лижущим тело тут и там он себя ощущал. Он.. Вэй Ина? Как бы он мог?! Тот спасал его, помогал ему, продолжал липнуть и звать друзьями; Лань в него влюбился в конце концов, как Ванцзи мог его ненавидеть?! Это хотелось крикнуть, но в итоге заклинатель не смог исторгнуть ни звука – так сжалось спазмом горло. Вспомнились все оговорки, все их споры и ссоры. То есть, всё это время, из-за того, что Вэй Ин не мог отказаться от своего пути, а Лань Ванцзи волновался за него и потому бывал излишне настойчив, Усянь решил, что Второй Нефрит его ненавидит? Тогда, к стыду своему, Ханьгуан-цзюнь смог только выдавить "Никогда не ненавидел Вэй Ина" и сжал до хруста пальцы, не смея прикоснуться к своему спутнику. Вэй Усянь, словно обладал глазами на затылке, тут же подхватился, стал ворковать и притираться, снова липнуть, как карамель к рукаву, мурлыча что-то о том, что ошибся, был не прав, не хотел расстраивать и вообще, Лань Чжань, что ты всякую ерунду слушаешь, что я болтаю?! А Лань Ванцзи хотелось сказать, что он слушает всё, что тот говорит. И будет слушать. Но опять не смог. Сейчас, когда он разобрался в своих чувствах, понял, что любит Вэй Ина любым и примет его любым, вопросы "как жить", "как быть", "что делать" не стояли в принципе. Как жить? А как сейчас! Рядом с Вэй Ином, его личным "орденом" Вэней, оказавшихся вовсе не монстрами, а обычными людьми, весьма хорошими, к слову. С его приёмным сыном, за которого волнуешься и балуешь как своего под недовольное ворчание "Сянь-гэгэ". Приносить завтрак, иногда кормить самому, потому что это гиперактивное чудовище опять забудет поесть, играть на гуцине, спускаться в город, грядки копать, лотосы в прудике растить. Дерево посадить, хоть какое-нибудь, но чтобы обязательно зелёное и живое. Может, получится даже глицинию выходить, Вэй Ину же нравится фиолетовый? Как быть? Как есть – тем же самым господином Ланем, Вторым Нефритом, Ханьгуан-цзюнем для остальных и Лань Чжанем для избранного. Того, кого избрал сам, отдав в руки бразды правления и глупое, но любящее сердце, перевязанное гусуланьской лентой с облаками. Примет, не примет – уже неважно, это его по праву и его останется. Лань Ванцзи сам до сих пор хранит усяневский колокольчик, не зная, как вернуть – до сих пор не представился случай. Что делать? То, что нужно, важно и первостепенно. Например, сходить-таки в город за одеялами, купить а-Юаню новую игрушку, а Вэй Ину ленту и каких-нибудь безделушек из нефрита, подвеску, к примеру. Обязательно сычуанского перца и какого-нибудь вина. Хотя вино лучше покупать вместе с Вэй Ином, он разбирается гораздо лучше самого Ванцзи. Ну и бабулю вместе навестить, сделать старушке приятное. Вот тогда и спросит, что да как там было с ядром. А может и нет. Если Вэй Ина все устраивает, он усмирит своё любопытство и волнения. В конце концов, настоящее, поделённое с Вэй Ином на двоих, гораздо ценнее прошлого. То светлое, что они сейчас делят на двоих, важнее тёмных пятен былого. А улыбка Вэй Ина – самая важная.