Редис и павлиньи перья

Цзинь Цзысюнь, злобно пыхтя, впечатал кулак в первый подвернувшийся на пути столб. Дерево треснуло, заскрипело, застонало, но мужественно выстояло, достойно выдержав "атаку" под облегчённые вздохи сопровождающих – учинять беспорядки в городе, даже таком, как Илин, было чревато неприятными последствиями. Но племянника Цзинь Гуаншаня подобное волновало мало. Встряхнув гудевшей от удара рукой, Цзинь Цзысюнь сорвался в сторону постоялого двора; мягко говоря, настроение у него было препаршивое в тот момент. Молодой господин Цзинь скрипел зубами под охи-вздохи свиты, семенящей позади многоголовой тенью – в этом клятом городишке все как сговорились! Ни ссор, ни проклятий, ни убийств, ни похищений! Ни-че-го! Ровным счётом ничего, к чему можно было бы придраться! И Вэней здесь давно не видели, а уж про Старейшину Илин и вовсе упоминать не приходится – не был, не участвовал и вообще, что вы на хорошего человека напраслину взводите? Тьфу! Презрительное фырканье вырвалось само собой – "хороший человек", как же! Но, что самое раздражающее, местным действительно нечего было сказать про Вэй Усяня. Плохого, разумеется! Оды ему Цзинь Цзысюнь слушал вот уже третий день подряд, отчего мучился тяжелейшей мигренью, был зол на весь мир и бесился от бессилия; казалось, что без этого гуевого Старейшины тут никто и не жил нормально! – А, Старейшина Вэй? Знаю такого, знаю, очень вежливый молодой господин, ни слова грубого не скажет, всегда приветлив и учтив. – Так сказала зеленщица , которую Цзинь Цзысюнь заприметил ещё по прибытию. Кто-то из его людей даже проверил, не внушили ли ей это исподтишка, но надежды на обман не оправдались, женщина говорила от чистого сердца. – Вэй Усянь? Знаю его, забавный малый! А на язык как остёр, ух! Одно удовольствие с ним торговаться – своего не упустит, всегда выгоду найдёт! Уж не знаю, как бы был тут, совсем от тоски зачах поди, с нашими-то олухами так не поторгуешь – кивают себе, точно болванчики и молча слитки выкладывают, скукота, да и только! А с ним как сцепишься языками , так время в один миг пролетает! – У мясника, пожилого мужчины с короткой бородкой и крутым норовом к "каре небесной мира заклинательства" тоже претензий не нашлось. Напротив, от воспоминаний на сухощавом лице расплывалась довольная улыбка, а в глазах мелькали задорные искорки. Старик всей фигурой излучал удовлетворение от перепалок – с другой стороны, а как ещё дедку развлекаться? Под пристальным взором Цзысюня торговца тоже проверили – как и в прошлый раз все по доброй воле и без помутнения помыслов. Даже завидно как-то... – Дядя Вэй? Знаем, мы знаем его! Он иногда с нами играет или приносит нам поделки из соломы! Недавно моей сестричке куколку сделал, а мне – коня! Он добрый, хоть и усталый очень! – Гомонила детвора, нехотя отвлекаясь от несомненно важных игр. И то, только потому, что дяди заклинатели конфет обещали. Много. На вопросительные взгляды командира подчинённые только головам качали и разводили руки – ни следа тёмной энергии. Ни на подарках, ни на детях. Придраться не к чему, "злобный и кровожадный" Старейшина Илин о детях заботился как курица-наседка: иногда задерживался, чтобы рассказать малышам сказку или легенду, приносил простенькие, не требующие особого труда игрушки, рассказывал о заклинателях и просил самим не соваться на гору и в лес. Казалось бы, можно заподозрить, что Вэй Усянь что-то скрывает, но и тут всё было банально и обидно просто – в лесу легко потеряться, а на горе – свалиться в овраг, попутно сломав что-то важное. Шею, например. Цзинь Цзысюнь сплюнул в пыль у порога, отмахиваясь от заглядывающего в рот хозяина постоялого двора. Было на редкость мерзкое чувство: будто он упускает что-то очевидное, понятное всем, кроме него. Взять хотя бы владелицу чайной неподалёку от рыночной площади. Пожилая госпожа, что там заведует, также тепло отзывалась о ненавистном Вэй Усяне. Иногда Цзысюню казалось, что рано или поздно это имя встанет у него в горле, заставив кашлять и чертыхаться от невозможности его спокойно произнести. А вот у хозяйки получалось запросто – с теплом, почти любовно, как можно говорить о любимых детях или внуках. – Вэй Усянь... Да, бывал, господин, заходил ко мне пару раз. Очень нахваливал чай, вогнал в краску моих девочек-служанок. Ну да им только в радость! Дело-то молодое, он юноша видный, почему нет? Ах, совсем ума лишилась, забыла-запамятовала! Он же мне корзинку носил, с покупками, от самого рынка почитай! Там эти ряды, куда я хожу, почти в конце, а ему ещё редис таскать, но нет – отказа не принял, донёс, с рук на руки служке передал. И ни денег, ни даров не взял, сказал, что стыдно госпоже за доплату помогать, надо от души... Цзинь Цзысюнь глухо взвыл, пнул ступеньку и взлетел к себе в комнату, рявкнув по дороге, чтобы его никто не беспокоил. Ух и поставил ему дядя задачу, тут не то, что недели, месяца не хватит, а то и года! Ну, как тут компромат насобираешь, когда собирать нечего?! Ни слухов, ни свежих сплетен, ни неприязни – глазу не за что уцепиться, уху нечего слыхать! Только зубы друг об друга стирать и остаётся от досады. Племянник Главы Цзинь скривился, поджимая губы и расколотил об пол чайную пиалу от полноты обуревающих его чувств. Если так и дальше пойдёт, пусть дядя сам тут прозябает и шпионит за Вэй Усянем! А с него довольно! Не то, не дай Гуаньинь, и сам уверует...