Право на ошибку

      Ген толком не знал, когда конкретно это началось. Порой ему казалось, что это было всегда. То есть как, не всегда-всегда, конечно, но с того момента, как он впервые увидел Сенку, так точно. Правда, доказательств у него не было. В те, сейчас кажущиеся далекими дни, Ген ни о чем таком не думал. Его заботило лишь собственное выживание. Он пытался найти покой и хотя бы намек на стабильность и уверенность в будущем. Надо полагать, поэтому он и остался с Сенку, а не вернулся к Цукасе. Точнее, это основная причина. Имелась еще и побочная, то самое это.       Определений можно было подобрать много, начиная от восхищения и заканчивая симпатией. Но, по правде говоря, куда лучше подходило банальное слово «влюбленность». Она — соединение всех восторженных чувств, умноженное на желание находиться рядом. Гену было знакомо это состояние. Он уже испытывал его когда-то и мог абсолютно точно его идентифицировать. Впрочем, также он мог начать врать самому себе, чем, в принципе, и занимался слишком долгое время.       Ложь определенно была призванием Гена. Он без проблем обманывал кого угодно. Ну почти. Обмануть собственный разум было труднее, но задача не являлась невозможной. У Гена больше получилось, чем не получилось. Он смог засунуть чувства, что у него возникали, всякий раз, когда он смотрел на Сенку, куда-то глубоко, туда, откуда они, в теории, выбраться не должны были. Это сработало. Жаль только, что лишь на определенное количество времени.       Сейчас, когда у Гена появилось больше свободного времени, чем раньше, он часто думал об этом. Прекрасно зная о вреде чрезмерного самокопания, он, тем не менее, продолжал промышлять подобным. Уходил куда-нибудь в лес, собирал первые цветы и плел венки, или гулял у моря, когда там никого не было, думая о разном. В основном о себе, Сенку и том, через что они прошли и как все вдруг изменилось.       На небе светило солнце, но жарко еще не стало. То были недолгие весенние дни, отделяющие последние мгновения приятной прохлады от знойной летней жары. Любимое время Гена. Оно отлично подходило для долгих прогулок и философских мыслей, которые, правда, уже давно стали обременяющими.       Ген сидел, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. Теплые лучи успокаивающе касались лица. Он бы предпочел поспать, но ставшая необходимостью рефлексия, не давала расслабиться. Мысли его опять занимал Сенку. И это даже бесило.       Последнее время стало труднее справляться с навязчивыми мыслями о нем. Пусть влюбленность присутствовала всегда, раньше было легче. Гену просто нравился Сенку, но это не приобретало каких-то осязаемых форм. У него не было определенных фантазий, он не мечтал о том, как они будут целоваться под звездами и говорить друг другу слова любви. Прежде чувства были такими же глубокими, но не явными. Ген восхищался Сенку, уважал его, хотел всегда и во всем ему помочь и… И да, он был влюблен, но это не мешало их адекватному взаимодействию.       Гену прекрасно удавалось скрывать свое желание заполучить нечто большее, он просто выдал его за доброту и дружбу. Все в это верили, даже сам Сенку. Даже когда Ген подарил ему телескоп на день рождения, когда он был готов рисковать своей жизнью ради Сенку и делать прочие вещи, совсем ему несвойственные. Например, выполнять монотонную работу, пусть и через раз. Так бы Ген не стал этого делать, но стоило пониманию того, что это ради Сенку, замаячить на горизонте, как его мнение тут же менялось.       Гена все устраивало, по крайней мере, почти устраивало. Иногда, оставаясь в одиночестве, он позволял себе мечтать о чем-то большем. Но мечты эти разбивались о горькую правду. Сенку не нужны отношения — он сам неоднократно это говорил, когда Ген намеренно заводил разговор на эту тему. Не то чтобы Ген абсолютно в это верил, точнее, он не верил вовсе, но настаивать ни на чем не стал.       Результатом его чувств стало обещание, которое Ген дал самому себе. Он пообещал заботиться о Сенку, поддерживать его и быть рядом, даже если тому это не требуется. Потому что, на самом деле, Сенку это требовалось. Ген, благодаря знаниям психологии, видел несколько больше остальных людей. Он замечал, что Сенку слишком много на себя берет, напрочь игнорирует собственные эмоции и считает потребность в отдыхе какой-то не очень смешной шуткой.       Ген никогда не навязывался, его помощь всегда была осторожной и грамотной. Он невзначай отвлекал Сенку от работы, когда видел, что тот слишком устал. Разговаривал с ним о всяких вещах, к восстановлению цивилизации не относящихся. Всегда оставался где-то рядом. Сенку, наверное, этого не замечал, но Ген знал, что его действия важны.       У Гена и Сенку были хорошие отношения, доверительные, но дружеские. Так и должно быть, это логично, но Ген понимал, что хочет несколько другого, однако, не собирался ничего требовать. Решил, что может оставить это на потом, когда работы будет чуть меньше, когда Сенку станет старше, еще когда-нибудь.       Все, что у него было — немногие, но очень личные моменты, проведенные наедине. В эти моменты они просто сидели рядом и говорили, или молчали. Самое близкое их взаимодействие случилось в день, когда была найдена пластинка с песней Лилиан. Сенку чувствовал себя подавленно, услышав голос отца, шанса на возвращение которого он не имел. Сенку рано ушел к себе, Ген отправился следом. Он опустился на край футона рядом с Сенку и обнял его. Они сидели так, не произнеся ни слова, до тех пор, пока Сенку не уснул. Тогда Ген укрыл его одеялом и уже намеревался уйти, однако, в последний момент наклонился к нему и оставил на щеке быстрый поцелуй. Ничего большего между ними не случалось.       Ген правда умел справляться со своими чувствами, откладывая перспективу чего более серьезного на потом. И вот это «потом» наступило.       Как и в случае со влюбленностью, Ген не знал, когда конкретно. Предпочел считать, что в тот момент, когда над Империей Цукасы была одержана победа. Первые дни он радовался тому, что теперь-то у всех появится шанс хоть немного отдохнуть. Но отдохнуть особо не удалось, очень скоро Сенку заговорил о том, что им необходимо построить корабль и отправиться на противоположную сторону Земли к месту, с которого началось окаменение. Вокруг вновь закипела работа.       У Гена ее тоже хватало. Необходимо было переманить на свою сторону людей, оживленных Цукасой, что было не так-то и просто. Однако тревожило его не это. С победой Царства Науки все начало меняться. Если до этого события, среда обитания Гена ограничивалась деревней Ишигами, то теперь он был вынужден перебраться к морю, где началось строительство корабля. Вокруг постоянно мелькали незнакомые лица, возникали конфликты. Все происходящее словно приобрело больший масштаб, и Гену это не нравилось.       Отдельной проблемой стало появление Рюсуя. Сперва Ген не знал, как к нему относиться, но очень скоро пришел к выводу, что Рюсуй его раздражает. Он определенно являлся достойным соперником и Гену было даже интересно спорить с ним и находить способы перехитрить его, но куда больше он бы обрадовался, если бы Рюсуй никогда не появлялся в их компании. Или, хотя бы, не проводил так много времени рядом с Сенку. Ибо Ген почему-то ревновал, пусть и пытался убедить себя в том, что поводов для ревности нет.       На самом деле, Гену не нравился постапокалиптический мир с самого начала. Но деревня Ишигами и прежняя жизнь в ней обладали неким уютом. Наверное, думать так неправильно, но Ген предпочел бы прожить в ней остаток своих дней. Рядом с Сенку, разумеется. Но, с другой стороны, он не имел никакого морального права препятствовать амбициозным планам Сенку.       Ген и не препятствовал. Но чувствовать себя стал заметно хуже. Во многом потому, что он устал. От всего. Если первые месяцы жизни в Каменном мире, как бы трудно не было, он испытывал нечто похожее на воодушевление и заинтересованность, то теперь их сменила непроходящая апатия. Ген устал от постоянной работы, неопределенного будущего и одиночества, что сейчас начало чувствоваться особенно остро несмотря на то, что людей вокруг стало больше. Он не хотел ничего делать, не хотел разгадывать тайну окаменения и, тем более, плыть в Америку. Гена напрягало собственное бессилие, но ничего поделать с ним он не мог.       Последнее желание, которое у Гена еще реально осталось — это быть с Сенку. И от этого он также очень устал.       В какой-то момент Ген утратил способность прятать свои чувства, его фантазии приобрели реальные очертания. Теперь ему не просто хотелось поддерживать Сенку и быть рядом, теперь Ген хотел поцеловать его, быть с ним, обладать им, как бы ужасно это не звучало. Эти желания очень скоро стали навязчивыми.       К счастью или к сожалению, Ген и Сенку жили в одной палатке. Скорее, к сожалению, ведь Ген, однажды поняв, что ночью можно зажечь свечу и сколько угодно смотреть на Сенку, потерял возможность нормально спать. Он прекрасно понимал, что его нездоровая одержимость ни к чему хорошему не приведет, но, опять же, иначе у него не получалось.       Да и вообще. Последнее время Ген чувствовал себя неважно. У него было странное чувство, словно одновременно хочется всего и ничего. От него почему-то становилось жарко и липко, как во время простуды, когда поднимается температура. Высыпаться у Гена получаться перестало, даже когда он заставил себя оставить пугающую привычку смотреть на спящего Сенку. Работа его раздражала, и он всячески отлынивал от нее. Но, когда работы не было, лучше Ген себя не чувствовал. Он подолгу гулял, копаясь в собственных мыслях. Только собирание цветов помогало отвлечься. Правда, потом он все равно их выбрасывал.       Ген не мог не злиться на самого себя. Он правда хорошо разбирался в психологии, но, что странно, собственные проблемы с головой исправить не мог. Он даже не мог понять, что конкретно с ним происходит. Или не пытался, ведь где-то на задворках сознания довольно часто мелькали такие неприятные слова, как «переутомление», «выгорание» и «депрессия». Он их игнорировал, обращая внимание только на словосочетание, написанное особенно крупными буквами. «Безответная влюбленность».       Если Гену что и могло помочь, то только отношения с Сенку, так он думал. Наверное, это смешно, но он искренне считал, что у них есть шанс. То есть, это была гипотеза, и она определенно требовала подтверждения или опровержения. А для этого, в свою очередь, требовалось поговорить с Сенку. Ген твердо решил, что сделает это и будь, что будет.       Он нехотя открыл глаза и осмотрелся. Сколько времени прошло, он не знал, но солнечные лучи на лицо больше не падали. В руке Гена был зажат букет белых, уже начавших увядать, мелких цветов. Он тяжело вздохнул и опустил их на землю, вытерев руку об одежду. Последняя неделя далась особенно непросто. Ген, пусть и отдохнул немного, отдохнувшим себя не чувствовал. И даже весенняя погода, что раньше всегда ему нравилась, больше не приносила радости.       Ген поднялся на ноги и посмотрел в ту сторону, где среди деревьев проглядывалось море. Подумал о том, что стоит выждать еще несколько часов и, когда бурная деятельность прекратится в связи с наступлением темноты, он пойдет к Сенку. Мысль о нем отозвалась в груди смесью предвкушения и тревоги.       Ген не знал, что скажет, но верил, что что-нибудь придумает. Он же менталист, в конце концов. Куда проще было бы продолжать молчать, но Гену не хотелось больше пребывать в этом апатичном подавленном состоянии. Ему требовалось что-то сделать, что-то изменить. Признание в чувствах тому, в кого он был влюблен уже давно, казалось хорошим вариантом.