Право на ошибку

      Ген когда-то сам сказал Сенку, что очень плохо переносит алкоголь и поэтому не пьет. Отсюда же росли ноги у его малость нездоровой любви к коле. Сенку остался абсолютно равнодушен в этом вопросе и, до сегодняшнего вечера, ни разу не вспоминал о непереносимости Геном алкоголя. Однако сейчас обстоятельства заставили воскресить этот факт в памяти. Они же насторожили Сенку, перейдя ту черту, разделяющую нормальное переживание об одном из жителей Царства науки от ненормального.       В хижину Гена Сенку заявился без задней мысли. Он действительно просто хотел спросить, стоит ли сделать несколько кают или будет приемлемо поселить всех в одну большую, заставив спать на узких многоярусных койках. Вопрос был очень даже важным, ведь психологическое состояние команды не могло не влиять на плаванье в целом. Но ничего спросить у Сенку не удалось. Он стал свидетелем весьма странной картины. Ген сидел в темноте и залпом пил вино. Так, словно он делал это для того, чтобы забыться. После он тут же вырубился, пробормотав что-то невнятное.       «Ты… Рюсуй, не надо… Ты и я… Мы… Сенку, я…», — эти слова Сенку уже который раз прокручивал в голове, тщетно пытаясь обнаружить их смысл. Было бы куда проще решить, что Ген просто сказал случайный бред, но что-то не давало Сенку поступить так. Он чувствовал, что в сказанном должна иметься какая-то логика.       В своих поисках он решил пойти от обратного. Первым из цепочки Сенку выбросил Рюсуя, который, по его мнению, к делу отношение вряд ли имел. Хотя фраза «не надо» малость напрягала, был в ней какой-то подвох. Остальные фразы Гена так или иначе были связаны с ним самим и Сенку. Мы — это местоимение Ген произнес с большей выразительностью, нежели все остальные слова.       Либо Сенку правда не понимал, либо специально не разрешал себе понять. Достаточно продолжительное время он неподвижно стоял на месте и смотрел на спящего Гена, после сел на пол, продолжив смотреть.       В памяти всплыл эпизод недельной давности. Они с Хромом ужинали, когда тот спросил:       — Почему он так смотрит на тебя, как будто влюбился?       Сенку отвлекся от мыслей, не понимая о ком конкретно идет речь.       — Ну Ген, — пояснил Хром.       — Вообще-то его здесь нет, — сказал Сенку, — к чему этот вопрос? И я разве не говорил, что меня совершенно не заботят такие глупости? И… не отвлекай!       — Но мы же сейчас ужинаем, неужели нельзя поговорить? — возразил Хром.       — Я думаю!       Сенку правда думал, но после этого диалога, уже о совсем других вещах. Точнее, людях. Да, мысли его всецело занял Асагири Ген. На тот момент их разделяло расстояние, они уже несколько дней не виделись, но это не помешало Сенку прекрасно понять суть вопроса Хрома. Потому что эти взгляды под названием «как будто влюбился» он начал замечать уже давно. Наверное, еще с того момента, как Ген подарил ему телескоп. Или даже раньше. Ген последние месяцы всегда был где-то рядом. Сперва Сенку замечал это, но потом его присутствие начало ощущаться чем-то настолько естественным, что он перестал обращать внимание. Сенку также не мог не отметить все те подозрительные разговоры на тему отношений, что Ген неоднократно пытался с ним завести. Оно же по любому было не просто так.       Сенку обладал выдающимися интеллектуальными способностями — это факт. Однако даже он не мог разбираться во всем на свете. Человеческая психология — область, где у Сенку имелся провал в знаниях. Нет, он понимал людей достаточно, чтобы убедить их делать что-либо, но дальше того, что лежало на поверхности, он не углублялся. Сенку всегда считал, что ему незачем разбираться в том, что происходит в человеческих умах и сердцах. Он предпочел считать всякие проявления эмоций слабостью и помехой. Очень удобный подход. Но насколько он оправдан?       Сенку действительно было все равно. Еще в раннем подростковом возрасте он убедил себя, что всякие чувства чужды ему. А когда появлялись доказательства обратного, в виде переживаний о друзьях и отце, он в упор их не замечал. Вообще у этого должны были однажды появиться последствия. Подавление эмоций не есть нечто хорошее, но Сенку, в целом, справлялся. Пока.       В целом, но не всегда. Ему вспомнился один момент. Вечер того дня, когда была найдена пластинка. Для Сенку это стало последней каплей, тогда он не смог побороть эмоции. В тот день он окончательно осознал, что отца не вернуть. Сенку спрятался в обсерватории, надеясь, что все оставят его в покое. Он смутно помнил неприятное ощущение того, как горячие слезы текут по щекам. А потом пришел Ген и… обнял его. Они не обмолвились ни словом. Сенку позволил себе положить голову на чужое плечо и закрыть глаза. На этом воспоминание оборвалось.       Сенку предпочел сделать вид, что этих событий никогда не случалось. И все же он запомнил, то невероятное спокойствие, что подарила поддержка Гена. От нее было так хорошо, но повторять Сенку не намеревался. Он воспринял произошедшее, как опыт употребления наркотиков, которого он, разумеется, не имел. Ничего страшного не будет, если попробовать однажды, но все последующие разы непременно приведут к гибели. Мысли о том, что эмоциональная связь с другим человеком и употребление наркотиков — это несколько разные вещи, Сенку почему-то не допускал.       Врать самому себе — слишком не в его стиле, но иначе у Сенку не получилось. Возможно, он боялся. Возможно, но очень маловероятно. Сенку всегда был открыт к новому, но только в тех областях, что затрагивала наука. В отношениях ничего научного явно не было, а значит они ему ни к чему. К тому же любые чувства — это просто комбинация различных гормонов.       Конечно, Сенку так или иначе был им подвержен. Он живой человек, такой же, как и все остальные, и этому противостоять никак нельзя. Он тоже испытывал радость, когда у него что-то получалось или злость, когда наоборот. У Сенку также были физиологические потребности, те самые, которые и заставляют людей наивно верить в любовь. Впрочем, правая рука отлично с ними справлялась. Что до предпочтений Сенку, то они были весьма размытыми. Порой он фантазировал о каких-то абстрактных людях, но только потому, что к этому побуждала его природа. Интересный факт, но людьми из его фантазий никогда не становились женщины. Но ничего зазорного Сенку в этом не видел. Гомосексуальность — естественное явление, обусловленное необходимостью контроля популяции. Порой такое случается.       К чему-то более глубокому, чем физиологические потребности, Сенку относился максимально скептически. Хотя, некоторые люди определенно были ему важны. Жители деревни, Тайджу и Юзуриха, отчасти даже Цукаса. Он любил отца, правда любил. А еще Сенку определенно было не все равно на Гена. Но это потому, что он важен — так Сенку себя оправдывал.       Даже сейчас Сенку был уверен в том, что сидит у постели Гена потому, что тот важен для Царства Науки. А не потому, что он сам переживает за него.       Однако Сенку переживал. Правда, не только о Гене. Если задуматься, он постоянно переживал. Напряженные нервы стали его верным спутником по жизни. Неудивительно, ведь на Сенку лежала ответственность за все человечество. Буквально. Как за тех, кто мирно пребывал в каменном состоянии, так и за живых людей. Если с ними что-то случится — это будет его вина. Но Сенку будто не замечал, насколько сильно это давит на него. Не замечал он и собственной усталости. Сенку игнорировал не только эмоции, но и сигналы, что периодически посылал ему мозг. Большие красные буквы, что порой возникали пред глазами, кричали: «Тебе надо отдохнуть. Так нельзя. Иногда ты думаешь, что не справишься, и тебе страшно. Тебе нужна поддержка. Поговори с кем-нибудь. Например… Он точно тебя выслушает, ты можешь ему доверять. Станет легче». Сенку не обращал на это внимания, повторяя про себя другие слова: «У тебя нет права на слабость или ошибку. Терпи».       Сенку всегда обладал железной силой воли. Он мог терпеть, насколько бы тяжело ни было, и все же где-то в глубине он понимал, что не отказался бы от еще одного сеанса терапевтических объятий. А может и от чего-то большего.       Нет. Не может. Сенку это не надо. И как бы ни смотрел на него Ген, и чего бы ему от Сенку не требовалось, это ни к чему. Сенку не нужны близкие отношения, даже не важно будут они дружескими или романтическими. Даже если это отношения с человеком, который импонирует ему достаточно сильно и понимает его, кажется, лучше остальных.       А что до сегодняшнего поступка Гена, то… Сенку внимательно посмотрел на него, все еще пытаясь понять. Слова, неосознанно произнесенные им, наталкивали на определенные выводы, но, в конце концов, это не его дело, пусть Ген и говорил именно о нем. А причина могла быть вообще в другом. Например усталость. В прежней Японии имелась огромная проблема с алкоголем именно по этой причине. Сенку пришел к выводу, что Гену просто нужно отдохнуть.       Он собирался уйти, но не мог сдвинуться с места. Что-то заставляло его смотреть на Гена, не в силах отвести взгляд. Происходящее являлось абсолютно пустой тратой времени, но Сенку не хотел покидать хижину. Несмотря на все не самые приятные мысли, здесь он ощущал себя лучше, чем в каком-либо другом месте. Сенку позволил себе задержаться на несколько минут.       Ген забавно поморщился во сне. Виной тому волос, попавший прямо в нос. Сенку протянул руку к его лицу, чтобы откинуть челку прежде, чем успел подумать. Он осторожно убрал пряди со лба, якобы случайно касаясь кожи кончиками пальцев. Ген был теплым, Сенку чувствовал, как он дышит, и почему-то это завораживало.       Разобравшись с проблемой, руку стоило убрать, но Сенку не смог. Он медленно провел пальцами по виску, спустился ниже, очертил контур шрама. Ген продолжал спать, не выражая никаких признаков недовольства. Сенку, поддавшись какому-то ненормальному порыву, прижал ладонь к теплой щеке Гена, погладил кожу большим пальцем. Картина казалась такой… милой что ли.       Сенку ощутил желание лечь рядом, прижаться к Гену, почувствовать его тепло не только рукой, но и всем телом. Расслабиться. Приблизиться к его лицу и… Нет, точно нет! Сенку пытался убедить себя, что прямо сейчас он спит, а все это какой-то ужасно нелепый сон. Но тепло было слишком реальным.       Сенку облизал губы. Он убрал руку со щеки Гена, но вместо того, чтобы прекратить происходящее безумие, он поднес пальцы к губам Гена и коснулся их. Они, в отличии от кожи, были прохладными. Сенку прикрыл глаза, отчего-то испытывая удовольствие. Сердце замерло. Чужие губы казались такими мягкими и… желанными. Ген приоткрыл их, Сенку ощутил приятную влажность на пальцах. Это совсем не было противно, даже наоборот. Ситуация умиротворяла и дарила странное удовольствие.       В реальность Сенку вернуло бормотание Гена, в котором ему удалось разобрать свое имя. Он резко отпрянул, пугаясь собственных действий.       Сенку потребовалось время, чтобы осознать случившееся. Осознание было по-настоящему отвратительным. Сенку показалось, что он только что совершил нечто ужасное. Поступок, достойный какого-нибудь маньяка-извращенца, пробравшегося ночью к своей жертве, пребывающей в состоянии алкогольного опьянения. И пусть в его мыслях не было ничего, имеющего хоть какой-то сексуальный подтекст, Сенку почувствовал себя грязно.       Он резко поднялся на ноги, наплевав на головокружение, глубоко вздохнул. Наконец с мыслями удалось собраться. Сенку очень скоро решил, что просто забудет о случившемся, а Ген даже не узнает. Проблему Гена, в чем бы ни заключалась ее суть, он решит, предоставив ему несколько выходных. А еще сделает ему колу. И все будет хорошо.       Все точно будет хорошо.

***

      Когда Ген проснулся, был уже обед. Чувствовал он себя, конечно, не очень хорошо, но бывало и хуже. О вчерашнем дне остались смутные воспоминания. Он помнил, что соврал Рюсую о том, что Юкио влюблен в него. А потом он опять увидел Рюсуя рядом с Сенку, и в нем взыграла ревность, заставившая опять украсть вино. Кажется, употребление алкоголя вошло в привычку. Это должно было напрягать Гена, но у него имелись и более весомые причины для душевных терзаний.       Он сел и, заметив рядом с собой полный кувшин воды, с жадностью набросился на него. От воды определенно сделалось лучше. И все же какая-то смутная тревога не покидала Гена. Он знал, что пил в хижине, а значит, не мог ничего натворить, но ему все равно казалось, что произошло что-то, о чем он не мог вспомнить.       В дверях промелькнула Суйка. Ген хотел было с ней поздороваться, но она убежала слишком быстро. Выходить из хижины Ген не хотел, ему и тут было неплохо. Можно вновь подумать о жизни, как всегда безрезультатно, впрочем.       Но открывшаяся дверь не дала ему подумать. На пороге возник Сенку. Распахнул он дверь ногой, ибо обе его руки были заняты. В одной находилась тарелка вкусно пахнущего рамена, в другой — бутылка колы. Ген не мог не улыбнуться, увидев ее. Чего нельзя было сказать о самом Сенку. Пусть Ген и был влюблен в него до беспамятства, во многом именно Сенку стал причиной его проблем. Но Ген ни в коем случае не винил его.       Сенку выглядел, как всегда, но, присмотревшись, Ген смог рассмотреть некоторую подавленность и тревогу в его взгляде, вполне возможно, отсылающую к тем событиям, о которых Ген не помнит.       — О, уже проснулся, — иронично улыбнулся Сенку. — Доброе утро.       — Доброе, — промямлил Ген, всем своим видом показывая, что таковым его не считает.       — И что это было, менталист? — поинтересовался Сенку, поставив рамен и колу на стол.       Ген тяжело вздохнул. Меньше всего ему хотелось, чтобы Сенку видел его пьяным, но он, кажется, видел. Гену хватило исчезнувшей кружки, в которую он вчера налил вино, и непривычной заботы со стороны Сенку, чтобы обо всем догадаться. Хотя, забота определенно была приятной. Но Ген предпочел бы получить ее при иных обстоятельствах.       А потом к нему пришла идея, которую он, для своего же блага, решил не развивать. Идея основывалась на том, что Сенку, оказывается, может позаботиться о Гене, когда тому плохо.       — Ну так что это за внезапная тяга к алкоголю? — переформулировал вопрос Сенку, не дождавшись ответа. — Не ты ли утверждал, что не пьешь ни при каких обстоятельствах? В чем причина?       В тебе — такой ответ был бы даже логичным, но слишком жестоким. Может на каком-то подсознательном уровне Ген и обвинял Сенку в том, что с ним происходит, но умом, к счастью, пока понимал, что никакой ответственности за его переживания и внутренние разногласия Сенку не несет.       Сейчас перед Геном раскинулось два пути. Первый — длинный и сложный. По этому пути нужно было вернуться к плану с признанием в своих чувствах, и воплотить его в жизнь. Второй путь — короткий и до смешного простой. Ген проходил по нему каждый день множество раз. Его суть заключалась во лжи. И как бы Ген ни противился обманывать именно Сенку, в настоящий момент он был явно не в состоянии начать серьезный разговор.       — Да так, — пожал плечами Ген, — просто я очень устал.       Он заметил, как Сенку немного расслабился, будто испытав облегчение, но в том, как он держался, все равно чувствовалась какая-то скованность. Ген подозревал, что ночью что-то все же произошло. Умело замаскировав волнение, он спросил:       — Ничего же не случилось, когда я выпил?       Сенку едва заметно вздрогнул, но очень скоро взял себя в руки и уверенно произнес:       — Нет, но тебе надо отдохнуть. Даю тебе два, нет, три выходных дня. Наслаждайся.       Ген не испытал особой благодарности, но выдал полностью обратную реакцию.       — Спасибо тебе, мой дорогой Сенку! — воскликнул он.       — Да не за что, но особо не наглей. Три дня.       Он резко развернулся и направился к выходу, решив, что на этом можно и закончить. Напоследок Сенку бросил пару слов о том, что Гену стоит приступить к рамену, пока тот не успел остыть, но Ген заметил не это, а то, что Сенку, кажется, был рад уйти.       Нет, Ген точно не поверит, что ночью ничего не произошло. Нужно лишь выяснить, что конкретно случилось. Но это потом, сейчас рамен остывает.       Он и, в особенности, кола, несколько подняли настроение Гена, но не сильно. Выходные, что любезно выделил ему Сенку, не принесли радости вовсе. На самом деле, Ген последние несколько дней, если не неделю, не делал вообще ничего. Однако все равно чувствовал себя ужасно уставшим. Надо полагать, причина его усталости крылась в другом, и обычным бездействием здесь делу было не помочь. Но отказываться от выходных Ген, конечно же, не собирался.       Ближе к вечеру он выбрался из хижины и отправился на прогулку. Ей было предначертано обернуться очередным самокопанием, но Ген осознанно пошел на этот шаг, не найдя в себе терпения продолжать сидеть в четырех стенах.       На улице было достаточно прохладно, небо затянули тучи. Погода напрямую сообщала о том, что дождь может пойти в любой момент, но Ген все равно пошел в сторону леса. Он уже почти дошел до места, где тропинка сворачивала в противоположное от моря направление, теряясь в зарослях, как заметил знакомую желтую кепку.       Ген никак не ожидал увидеть здесь Юкио, особенно сейчас. Рабочий день к концу еще не подошел. Юкио явно был не из бездельников, что делало ситуацию еще более странной. Он сидел на земле, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Поза, определенно наталкивающая на мысль, что что-то случилось.       Юкио должен был услышать Гена, но головы так и не поднял. Тогда последний подошел еще ближе, так, чтобы наверняка. Словно опомнившись, Юкио поспешил принять более естественную позу и совсем безрадостно сказал:       — Привет, Ген.       — Привет.       Ген подумал, что никогда прежде не видел, чтобы Юкио грустил. То есть, он понимал, что подобное так или иначе когда-нибудь случалось, но увидеть всепоглощающую печаль в его зеленых глазах все равно было очень непривычно. Долгом Гена было спросить:       — У тебя все нормально?       — Д-да, да, — с едва заметной дрожью в голосе ответил Юкио.       Соврал. Наверное, Гену следовало поговорить с ним, выяснить, что случилось и попытаться помочь, но у него совсем не было на это сил. Ген решил, что может, выпытает у Юкио о его переживаниях чуточку позже. Сейчас же ему хотелось побыть в одиночестве.       Ген еще раз посмотрел в глаза Юкио, окончательно убеждаясь, что чувствует тот себя явно не лучшим образом. Во взгляде читалась грусть и некая неприязнь, такая, которая возникает, когда вдруг вспоминаешь о чем-то неприятном, что больше всего хочется забыть.       Заметив, что Ген смотрит на него, Юкио сказал:       — Все правда нормально, я просто задумался.       — Ладно, тогда я пойду, — вздохнул Ген.       У себя в голове он оставил заметку о том, что ситуации с Юкио стоит как-нибудь уделить внимание. И он уделил, когда мысли о себе и Сенку стали слишком муторными и непонятными. Ген блуждал между деревьев, задаваясь вопросом, что могло столь сильно опечалить Юкио.       Построив логическую цепочку, Ген пришел к тому, что, вполне возможно, это он сам. Это ведь Ген наврал Рюсую о том, что Юкио в него влюблен. Причем совершенно не подумав о самом Юкио. То есть как, он был уверен, что, если Рюсуй вдруг начнет приставать к нему, Юкио ему без проблем откажет. Но Ген, позор ему, как психологу, не учел, что Юкио, в силу его врожденной доброты, будет не так и просто отвергнуть Рюсуя. Эта версия звучала слишком правдоподобной. Самой правдоподобной. Имелась еще одна, абсолютно ужасная. Как бы Рюсуй не бесил Гена, он не видел в нем человека, способного на какие-либо насильственные действия ради получения желаемого. Но кто знает, порой даже истинный профессионал не способен разглядеть настоящий облик какого-либо человека.       Еще имелся вариант, что обе эти теории необоснованны, а между Рюсуем и Юкио еще даже не успело ничего произойти. Но предчувствие упорно не давало Гену поверить в это.       Он почувствовал себя ужасно. Обычно Ген редко испытывал стыд, но сейчас ему стало откровенно стыдно за то, что он втянул ни в чем неповинного Юкио в свои злодейские планы. Пусть Ген и привык использовать людей в собственных целях, причинять какой-либо вред Юкио он не хотел. Настолько не хотел, что даже вернулся на место, где они встретились, чтобы напрямую сказать Юкио о том, что он имеет полное право послать Рюсуя куда подальше, если тот сделает ему хоть что-то неприятное. И вообще этот самовлюбленный придурок не стоит его грусти. Но, когда Ген пришел к изгибу тропинки, Юкио там уже не было. Целенаправленно искать он не стал.       Ген вернулся в деревню и бездумно провалялся в постели до того момента, пока не уснул. Но даже во сне Гена преследовало осознание того, что он, вместо того чтобы хоть как-то разобраться с собственными проблемами, лишь сильнее запутал ситуацию.